Читать книгу Галка на высоте - Светлана Черемухина - Страница 7

Я, конечно, девушка наивная, в том смысле, что у меня нет опыта в делах такого рода, как шантаж и вымогательство, но фильмов на своем веку я посмотрела предостаточно, чтобы догадаться пойти на встречу без папки.

Поэтому я доехала до речного вокзала, в большом просторном зале спустилась по эскалатору на цокольный этаж, прошла по длиннющему пустынному коридору с мигающим освещением в сторону камер хранения и выбрала самую дальнюю, в укромном закутке. Положила дрожащей рукой папку в ячейку, захлопнула дверь и набрала дату своего увольнения. Это и будет шифром. Ну прямо как героиня шпионского триллера, ей-богу! Именно так в этот момент я себя и чувствовала.

После этого купила слойку с малиновым вареньем и направилась неспешным шагом в сторону парка. От речного вокзала до Самсоновки спокойным ходом минут пятнадцать, не больше. Правда, я уже запаздывала на десять минут, ну так пусть шеф поволнуется, попрыгает и побесится. Не только мне переживать неприятные минуты и моменты горького разочарования.

Что? Я мстительная, да? Ну конечно, мой поступок нельзя назвать благородным мщением, но не зря ведь народ заметил, что несчастный, живущий в одном лесу с волками, и сам со временем переходит на вой как способ общения с хищниками.

Высокую фигуру шефа заметила издалека. Сунув руки в карманы брюк, мужчина нервно расхаживал взад-вперед недалеко от центрального входа в парк. Крепкий, видный, красивый такой мужчина. А еще – подлый и несправедливый с теми, кто не разделяет его взгляды и не дает то, что ему приспичит. Не видя лица на расстоянии, я все же безошибочно заключила, что он в бешенстве, по тому, как резко он разворачивался и как печатал шаг, грозя сбить любого, буде несчастный замешкается и неосторожно встанет у него на пути.

Я накинула на голову капюшон толстовки и, глубоко вздохнув, направилась прямо к нему, к Михаилу свет Юрьевичу. Практически, на Голгофу.

– Добрый день, – тем не менее, мелодично пропела я, когда он был ко мне спиной. Всем своим видом я старалась показать невозмутимость и спокойствие, уверенность в себе и в том, что я делаю.

Шеф молниеносно обернулся и вперил в меня свой злобный взгляд.

– Сорокина, ты соображаешь, что делаешь? – услышала я его голос. Спасибо что не набросился и не принялся кусать, потому что взгляд такой, будто его жизнь зависит от того, насколько быстро он меня загрызет.

– Я требую справедливости, – произнесла я терпеливо.

Ему-то не обязательно знать, как трясутся у меня поджилки, и какая пустота разлилась в моей непутевой голове в этот практически исторический момент.

– Ты понимаешь, что своим пребыванием на свободе ты обязана только моему великодушию? – прошипел добрейший на земле человек, продолжая испепелять меня презрением. – Один мой звонок – и здесь было бы полно Стражей. Они бы поговорили с тобой о ночном проникновении и краже, уж ты бы у них попрыгала. А я бы посмотрел.

Ага, размечтался. Я напустила на себя равнодушный вид и произнесла спокойным тоном, будто его реакция нисколько меня не заботит:

– Верните мне то, что я заработала, и я больше ничем о себе не напомню, обещаю.

– Ни черта ты не заработала! – вскричал мой славный шеф.

Это меня обидело. И разозлило. Если до этой минуты я испытывала муки совести и неуверенность в правильности моего поступка, то теперь решила отомстить ему не по-детски.

– Михаил Юрьевич, – говорю так спокойно, но со значением глядя на него, – вы не захотели оплатить мне месяц моих усилий, хотя видит бог и вон та тетенька в билетной кассе, не сводящая с нас своего любопытного взгляда, что я давала вам такой шанс.

Шеф молча наблюдал за мной, пытаясь сообразить, что же я задумала. И я не стала мучить его неизвестностью.

– Теперь я требую пятьдесят тысяч, – выпалила я, даже не моргнув ни одним глазом.

Шеф промолчал только потому, что ему не хватило воздуха. Он расстегнул пиджак и ослабил узел галстука. Уверена, эти маневры преследовали только одну цель – он продумывал ответный ход. А мог он только одно: орать и угрожать, оскорблять и унижать. Именно к этому я и приготовилась, но он удивил меня.

– Что, нравится, когда пляшут под твою дудку, а, Сорокина? – произнес он неожиданно тихим голосом, словно шарик сдулся, и сил на бурную реакцию не осталось. – Мечтаешь управлять людьми? Полагаешь, что можешь безнаказанно манипулировать обстоятельствами, и тебе за это ничего не будет?

– Но вам же ничего не было за оскорбление моей чести, – также тихо возразила я. Ну не справедливо он меня обвиняет! Никогда и никому я ничего не навязывала. Тихо делала свою работу и ждала в ответ элементарного уважения и признательности в размере оклада с плавающей премией. Никогда я не претендовала на какое-то особое отношение, думая о себе вполне скромно, а он такое выдал.

– А нечего было крутить хвостом, – а, это он так попытается перевести стрелки и выставить именно меня домогательницей? Ну нет, вам эфира не давали, верните микрофон на место!

– Лучше присмотритесь к Ладогину, – перебила я его резко. – Может, он хороший зам и вполне квалифицированный работник, но мразь отменная. Лично я плевать хотела на то, какой он козел, но, думаю, не все девушки в вашей организации поступят так же, если он продолжит давать волю своим ручонкам. Как бы ему их не обломали, и как бы он вас за ваше попустительство под монастырь не подвел, если кто-то пожалуется на него в отдел нравов за сексуальное домогательство.

Шеф выпучил глаза, делая вид, что впервые слышит об этом. Что ж, пусть тогда скажет спасибо, что я вовремя просигнализировала. А то плавает в своей злобе, как шкварка в жире, и не видит, что творится у него под носом.

– Ладно, с этим я без тебя как-нибудь разберусь, – буркнул Михаил Юрьевич, – ты лучше скажи, что означает твоя бумажка у меня на столе. Я, кажется, тебя не увольнял, что это за самодеятельность?

Ах, какой ласковый и заботливый, прямо мать родная. Спасибо, конечно, но запоздало, ага.

– Вы может, и не увольняли меня, – говорю, – но ясно дали понять, что собираетесь обокрасть, и я отчетливо помню, как вы пригрозили мне ложным позором и унизительной статьей в трудовой книжке, если я только сунусь куда-нибудь в попытке защитить свои попранные права.

Шеф дернулся, словно новый порыв вакуума на мгновение закупорил у него все поры. Ладно, подергайся немного и попучеглазься, милый. Разве я не заслужила такого зрелища?!

– Сорокина, ты что-то путаешь, – сдавленным голосом произнес шеф.

– Правда? Тогда, полагаю, вы готовы расплатиться со мной прямо сейчас? Как и уговаривались?

– Ты много на себя берешь, – рявкнул вдруг он. – Лично я с тобой ни о чем не договаривался. Ты нагло вломилась в мой офис, навела там шороху. Я вообще могу заявить, что у меня пропали важные документы и банковская печать, и Иосиф Виссарионыч подтвердит, что ты была последней, кто находился в офисе на момент кражи.

Я дрогнула, но не собиралась сдавать своих позиций.

– Последний, кто был в офисе, это сам любезный Иосиф Виссарионыч, – промурлыкала я, глядя, как округлились от изумления глаза моего бывшего шефа. – Когда я покидала территорию фирмы, он закрывал двери. А уж закрыл он их, или вновь открыл, я этого не знаю, потому как ушла, – с достоинством и апломбом заявила я.

Конечно, все это была фигня, мое слово против слова шефа и кладовщика, но я знала, что меня просто тупо берут на понт, разводят и запугивают. Да пожалуйста! Только мои деньги отдайте, и развлекайтесь, пожалуйста, а я вам согласна даже подыграть.

– Итак, – думаю, не стоит больше терять время даром, – документы, которые я бесплатно собирала для вас последние два месяца – у меня, – я выдержала мхатовскую паузу, и поскольку, человек напротив меня копил силы для ответного удара, продолжила. – У меня ваша папка, у вас мои деньги. Совершим обмен, или будем искать справедливости у Стражей?

Пусть подумает о том, что мне тоже есть что сказать блюстителям закона, пока он будет лгать им в глаза и заниматься клеветничеством.

– А ты не думаешь, что в офисе полно копий, сканов и дубликатов? – попробовал рыпнуться Михаил Юрьевич, и я заподозрила, что дело тут не только в жадности, и даже не в ней вообще, а в принципе. Уступить мне он не мог ну никак. Нда…

И кстати, об этом я не подумала. Уничтожив все, что указывало лично на меня, я совершенно не подумала о том, что собранные мною документы, мною же старательно отсканированные, хранятся в моем компе! И трудов будет только: распечатать сотни этих листов и по новой заверить у нотариуса.

Но терять мне было нечего, кроме моей зарплаты, и, напустив на себя загадочный вид, со всей возможной иронией, я произнесла нараспев:

– Бедный Михаил Юрьевич, какой же вы наивный… Неужели вы полагаете, что я так плохо подготовилась к нашей встрече? Что, по-вашему, я делала вчера в офисе? Правильно, чистила компьютер, – ага, имею право врать: я обиженная сторона.

Судя по вытянувшемуся лицу, шеф об этом не подумал, и в мой компьютер точно не заглядывал. А если бы и заглянул, то не сразу нашел бы искомые документы, ох не сразу. В моих папках только я ориентировалась безошибочно, но их количество и градация сбили бы с толку любого непосвященного человека.

– Пятьдесят тысяч? – проговорил шеф с каким-то непередаваемым выражением ненависти на гладко выбритом лице.

– Я пошутила, – не моргнув глазом, ответила я. – Я вас прощаю, и жду только свою честно заработанную зарплату за вычетом аванса. Одиннадцать тысяч.

– Ох, Сорокина… – мужчина глядел вдаль поверх моей головы, словно читал мое будущее в дымке над горизонтом, и увиденное его удручало.

– Итак? – поторопила я его.

Шеф громко вздохнул и мрачно посмотрел на меня.

– Допрыгаешься ты, Сорокина, – проговорил он тоном первоклассного мага-предсказателя, учителя самого Глобы, – отольются тебе мои слезы.

И это говорит мне извращенец, третировавший меня на протяжении года лишь за желание сохранить свое достоинство и честь?!

Я молча ждала. Ждала, когда же он, наконец, поступит благородно и справедливо, пусть и под нажимом, не без моего старания. Все в этой жизни приходится делать самой, и даже таким вот не совсем честным способом выцарапывать свою заработную плату.

– Я отдам вам папку, в целости и сохранности, – проговорила я, вдохновляя его на благородный поступок и, практически, соблазняя поступить именно так. – И вы сэкономите пятьдесят тысяч, пользуясь моей наивностью, – я же не серьезно про этот гонорар, а он что, повелся?

Какое-то время мы стояли друг напротив друга и молчали, и вот, наконец, я увидела, как дрогнула его рука, потянулась к нагрудному карману стильного пиджака, как показались на свет божий две красненькие пятитысячные купюры.

Он демонстративно повертел их в руках, словно дразня меня. И если он ожидал, что я буду жадно цепляться за них взглядом, облизывая пересохшие губы, как страждущий в пустыне, то он немного промахнулся.

– Не хватает одной тысячи, – равнодушно заметила я. Так ему, деньги счет любят. А он пусть не прикидывается двоечником, считать прекрасно умеет, а тратить – еще лучше. Уж мне ли не знать, его личному секретарю, страстно им ненавидимому и отчаянно гнобимому.

– Галя, – надо же, мое имя вспомнил! Может, еще блеснет и знанием моего отчества? Ну-ка, посмотрим! – Галя, мы могли бы решить все по-другому.

– По-другому – это как? Вышвырнуть меня на улицу, не заплатив и с волчьим билетом? – я не злопамятная, но его вчерашние угрозы могли оказаться не пустыми словами, и я не собиралась рисковать и испытывать степень их правдивости.

– Михаил Юрьевич, – я сделала шаг к нему, – за что вы меня ненавидите?

Он совсем не удивился такому вопросу. Только сделался мрачным и в глазах снова зажегся холодный огонь.

– Не надо было делать из меня дурака, не стоило унижать меня и полагать, что мне понравится такое обращение, – вот это да! Это я-то из него дурака делала? – Думаешь, твоя гордыня и спесь прибавят тебе очков? Да ты просто дура, и никто добровольно к тебе под каблук не полезет, поняла?

Вообще-то, я не поняла ничего, но продолжать эту тему не хотела. Я надеялась, что он хотя бы извинится напоследок, а он, похоже, собрался устроить разборки. Мне это совершенно ни к чему, все уже закончилось.

Шеф между тем достал еще тысячу и поднял деньги над головой.

– Папку! – потребовал он властно, протянув ко мне свободную руку.

Я улыбнулась. За дурочку меня держит?

– А все-таки вы у меня под каблуком, Михаил Юрьевич, – проговорила я с улыбкой и увидела, как шеф покраснел. Этот оттенок был мне знаком: шеф в тихой ярости.

Хотя, для разъяренного быка он сейчас на удивление тих. Обычно, когда он бывает в таком состоянии, не важно кем доведенный, заказчиками ли, сокращающими срок договора, или подрядчиками, потерявшими материал на крупную сумму, в выражениях он не стесняется, используя не только могучий и великий, но и поминая богов скандинавского эпоса и древней Греции. Телефонная трубка в его руках раскаляется до красна, и в воздухе летают пух и перья. А мои бедные ушки привычно сворачиваются в трубочку.

Сейчас же он молчал, и только вид у него был такой – ща ударит! Этого мне только не хватало! Надо выправлять ситуацию.

– Михаил Юрьевич. Неужели вы думаете, что я такой наивный ребенок, что позволю вам вырвать у меня из рук папку и убежать с ней, не заплатив?

– Что? – взревел мой бывший шеф. – Сорокина, ссс… да ты ж… да я тебя… да что… – он старался, я видела, он сдерживался изо всех сил, чтобы не сказать мне, что он на самом деле обо мне думает и какой меня видит в ультрафиолетовых лучах.

– Вы отдадите мне мои деньги, – я упорно делала акцент на слове «мои», – а когда я сяду в троллейбус, узнаете, где ваша папка.

– Сорокина! – ему становилось плохо прямо на глазах. Я читала на его лице диагноз моей мозговой деятельности, но мне было все равно, мне нужны были гарантии. И я продолжала гнуть свою линию. – Так что отдайте, пожалуйста, мою зарплату, и разойдемся. И не бойтесь, я вас не обману. Никогда этого не делала. Я вообще служила вам верой и правдой, даже терпя от вас унижения и оскорбления, и никогда не сделала ничего такого, за что мне было бы перед вами стыдно.

– Ну да! Ну конечно! И вчерашнее проникновение в опечатанный офис тому подтверждение! – возмущенно вскричал шеф.

– Вчерашнее проникновение – вынужденная мера, ответное действие на ваше заявление. У меня просто не было выбора, вы мне его не оставили, – произнесла я тихо.

Ему не понравилось, что во всем я умело обвинила его, свою вину он признавать не собирался, а мне, если честно, сейчас уже было по барабану. И я также демонстративно протянула руку ладонью вверх, чтобы ему удобней было положить на нее яблоко нашего раздора.

Человек, пребывающий на грани нервного срыва, но упорно пытающийся держать себя в руках в людном месте, скомкал вдруг деньги и швырнул их мне под ноги.

По силе действия это оказалось сравнимо с пощечиной. Из моих глаз мгновенно брызнули слезы. Он оскорбил меня. Я попросила только свое и ни копейки сверху, а он ждет, что я буду ползать по земле и униженно собирать готовые разлететься смятые бумажки?

Через мгновение, взяв себя в руки, я развернулась, и медленно направилась в сторону троллейбусной остановки.

– Ты куда? – окликнул меня мужчина.

Я не ответила, и он последовал за мной.

– Сорокина, постой, вернись, – требовал он, а я даже не посмотрела, собрал ли он деньги, или они так и остались в пыли.

Что ж, как-нибудь, проживу и без них. Фил, конечно, не позовет меня к себе – у него и нет своего постоянного угла, а если и есть, он держит это в секрете, предпочитая отдыхать на моей территории. Деньгами он меня не забрасывает, золотом не одаривает, полагая, что его собственной персоны для меня достаточно, и это уже само по себе хороший подарок для меня, так что ничего не остается, как вернуться домой.

Дом… А был ли у меня когда-нибудь дом? Был, конечно, когда-то очень давно. Но однажды, пятилетней девчонкой под руку со своим дядей и с маленьким чемоданом в ручонке, я перешагнула порог его жилища, и это слово потеряло для меня свой истинный смысл, и я так до сих пор его и не нашла…

Так, главное – не жалеть себя. А то превращусь в тряпку, раскисну как бездорожье, и самой будет противно на себя смотреть. Лучше схожу куда-нибудь… блин! Даже не на что посидеть! Даже чашку кофе теперь лишнюю не купишь.

Что же, пока еще квартира, в которой я обитаю, числится за мной, вернусь туда и займусь поисками новой работы.

В этот момент я даже забыла о существовании такого человека как мой шеф, когда он напомнил о себе, дернув меня за плечо.

– Какого… – я резко обернулась, готовая дать отпор, когда увидела растерянность в его глазах. Мимолетным облачком она мелькнула в зрачках и растаяла на теплом ветерке.

– Вот твои деньги, давай, говори, где папка, – произнес он устало, давая понять, что весь этот балаган его страшно утомил, а сам попутно засовывал мне в карман разглаженные купюры.

– Езжайте на речной вокзал, – произнесла я и снова отвернулась, намереваясь продолжить свой путь.

– Сорокина! – взревел шеф. – Это ты меня так витиевато послала, да?

– Нет, там ваша папка, – не оборачиваясь, буркнула я, стараясь сдержать улыбку.

– Бить тебя некому, – последнее, что я услышала от своего бывшего работодателя. – Жду звонка, – и он зашагал в противоположную сторону, к своей тачке.

Решив, что на сегодня с меня достаточно его голоса и негативной энергии, я послала ему шифр смс-кой, как только уселась на свободное место, прижавшись виском к дребезжащему стеклу.

Что же, вот и пришло время перевернуть очередную страницу своей жизни, чтобы начать новую. Эх, знать бы, что ожидает меня в будущем… Ничего, прорвемся! Я оптимист, и этой здорово.