Читать книгу КОЛЛЕКЦИЯ ХАРАКТЕРОВ. Сборник рассказов - Светлана Данилина - Страница 8

– Попробуем так! – сказала Ленка и эффектно прыгнула с тумбы в голубую воду бассейна.

Здесь всегда было тепло, как в оранжерее, пахло хлоркой, но вода всё равно манила, освежала и вдохновляла.

Ленка прыгнула в воду, а дальше… А дальше были сказка и песня одновременно.

Она стремительно плыла роскошным баттерфляем, мощно рассекая воду каждым великолепным гребком и броском, красиво выныривая, нестандартно, с одной ей присущей пластикой изгибаясь всем телом и слегка выставляя из воды краешек попки, обтянутой чёрным купальником.

В бассейне она чувствовала себя как рыба в воде, впрочем, как и за рулём на дороге, впрочем, как везде и всегда.

В нашем тандеме Ленка была красавицей, а я – умницей. Моя подруга являла собой хрестоматийную яркую длинноволосую и длинноногую блондинку со всеми модельными атрибутами. Я же была стандартной серой мышью.

В отличие от моей, Ленкина голова представляла собой абсолютно девственную субстанцию, не отягощённую всякой ненужной дрянью.

Я, проснувшись среди ночи, могла совершенно спокойно воспроизвести теорему Ферма или назвать подлинное имя Эль Греко – Доменико Теотокопулли.

Ленка же за какую-то неполную пару лет учёбы в гуманитарном вузе совершенно разучилась производить любые операции с цифрами. Я подозревала, что умножить 7 на 8 представляло для неё ужасную проблему. Во всяком случае, когда дело доходило до подсчётов, она вопросительно смотрела на меня, хотя и делала вид, что шевелит извилинами. Но ответа никогда не давала.

В то же время у неё был колоссальный комплекс полноценности. Надо было видеть, с каким апломбом и уверенностью она спорила о вещах, абсолютно ей неведомых, о которых она когда-то где-то что-то слышала краем уха.

Я же со своим комплексом неполноценности, прекрасно зная истину, предпочитала придерживаться позиции «Как вам будет угодно» в отношении своего собеседника. Я считала, что от того, что я не докажу кому-то, что трава зелёная, а не синяя, ничего в мире не изменится и трава останется зелёной.

Ленка звала меня Брокгаузом, а иногда Эфроном (точнее, Ефроном), хотя я сама и не была такого высокого мнения о своём интеллекте. Зато факультет, на котором я училась, Ленка называла неприличным для девушки, хотя бы потому, что девушки там не учатся, если не считать ещё нескольких таких же дур, как я.

В бассейне мы худели к лету. Плавали (благо в детстве не один год занимались этим видом спорта), сидели в бане, а потом опять плавали.

– Посмотри, какой душка, – вдруг шепнула мне Ленка, когда мы выползли из парилки и направились к воде, – на пятой дорожке в углу.

– Да, душка, – без интереса констатировала я, посмотрев в угол пятой дорожки.

– А мне нравится, – сообщила Ленка, осторожно спускаясь по лесенке в воду.

– Что это с тобой? – я тоже погрузилась в воду, и мы поплыли свой третий километр.

Удивление моё было вполне закономерным. Дело в том, что Ленке никогда никто не нравился. Она страдала нарциссизмом, была безумно влюблена в себя и смотрела на молодых людей, окружавших её, весьма критически и очень свысока.

Она буквально подавляла своих поклонников, во-первых, красотой (а моя подруга действительно была красива), а во-вторых, волевыми качествами. За ней всё время мотался какой-нибудь Вадик, носивший её зонтик, что-то державший в руках («Вадик, подержи!»), что-то уточнявший («Вадик, какое сегодня число?»), посылаемый за чем-нибудь («Вадик, принеси журнальчик!»), плативший за кофе и булочки, и, в конце концов, исчезавший и заменявшийся очередным Владиком, Стасиком, Вовиком.

Ленка потребительски и пренебрежительно относилась к своим кавалерам. Они же, привлечённые её резкой красотой и слетавшиеся на неё, как бабочки на благоуханный цветок, в конечном итоге на Ленкином фоне терялись и под напором её мощной энергетики превращались в совершенные тряпки, расфутболиваясь затем в разные стороны. Ленка же страдала от одиночества в окружении тех, кто ей не нравился.

В отличие от Ленки, мне непроходимо не везло с поклонниками, несмотря на изобилие молодых людей в моём окружении.

– Ты распугиваешь их своим дурацким интеллектом! – говорила она мне.

– Почему? – недоумевала я.

– А потому, что в то время, как все нормальные девушки весело щебечут о тряпках, о последних голливудских фильмах, о сплетнях из мира шоу-бизнеса, ты… из тебя прут какие-то комментарии к теории относительности, – учила меня жизни Ленка.

– Ты ничего не понимаешь! – горячо возражала я. – Ведь это же так интересно! И говорю я вроде нескучно.

– Ты лучше молчи, – отвечала она. – Молчи и хлопай ресницами.

– Тебе хорошо говорить, – оправдывалась я. – С твоей мальвинообразной физиономией это можно себе позволить. А мне и хлопать нечем.

– Ну, нечем так нечем, – соглашалась она с неопровержимым фактом. – Но уж лучше язык, как старик Эйнштейн, показывать, чем нести весь этот бред. Больше толку будет!

Я вздыхала и молчала, понимая, что она права.

Наплававшись, мы опять отправились в баню.

– Что-то он на меня не смотрит, – удивлённо констатировала привыкшая к всеобщему вниманию раскрасневшаяся Ленка, сидя на полке сауны.

– Успокойся, – ответила я, – у тебя послезавтра зачёт.

– Знаешь, на кого он похож? – не унималась она.

– На кого? – устало поинтересовалась я.

– На Шекспира, но без усов, бороды, кудрей и кружевного воротничка.

– И в резиновой шапочке, – съехидничала я.

– Да нет же, – пропела моя подруга, обливаясь потом. – Помнишь заметку во вчерашней газете? Его там на компьютере воспроизвели без всей этой атрибутики. И получился вполне современный молодой человек.

– Это у его героев были кружева, а у самого Шекспира – просто белый воротничок. Хотя нет, ошибаюсь, на одном из портретов он в кружевах, – уточнила я.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво сказала Ленка, – но что-то такое в нём есть.

– Угомонись, – посоветовала я.

– Угу, – грустно вздохнула она, – вот только я не помню, чем статья заканчивалась. Но он мне действительно понравился!

И на этом первая серия завершилась. Тогда мы благополучно забыли об этом маленьком инциденте.

Послезавтра у Ленки была попытка спихивания очередного зачёта, который ей предстояло сдавать в третий раз.

Помимо того, что у неё была полная идиосинкразия к археологии, преподавательница по прозвищу Эта Женщина Ленку не любила. Да и любить её было не за что. Предмета она не знала, училась плохо, лекции посещала нерегулярно, одевалась вызывающе, один раз была поймана со шпорой, во второй – с «бомбой». Три дня я заставляла её сидеть над учебниками. Но подозреваю, что это мало что ей дало.

Ленка сопротивлялась, как могла. Вот и теперь она вытащила меня то ли проветрить, то ли прополоскать мозги в бассейне.

Я могла бы вдолбить в её труднопробиваемую голову эту проклятую археологию, позанимавшись вместе с Ленкой. Но у меня не было на это времени – я готовилась к своей сессии.

Мы дружили с детства. Приехав в столицу из провинциального городка, снимали квартирку в спальном районе. На выходные ездили домой, благо у Ленки была машина, и пара-тройка часов за рулём не представляли для неё труда.

Я сидела над своими формулами и жевала бутерброд, когда раздался телефонный звонок.

– Слушай, сдала! – удивлённо закричала Ленка в трубку. – Всё расскажу после. Обалдеешь!

Подробности она нарисовала, когда приехала домой.

– Эта Женщина заболела, – радостно сообщила она.

– А сдавала-то кому? – спросила я.

– Она в больнице, – продолжала Ленка, не обращая внимания на мои вопросы.

Общение с моей подругой происходило в довольно интересной форме. Дело в том, что Ленка была очень скрытной особой. Она не любила вопросов, не любила ничего рассказывать, особенно откровенничать, считая, что всё узнается само собой. Само собой оно не очень получалось, и информацию из неё надо было тянуть клещами. Причём вопросы надо было задавать со всей осторожностью и деликатностью.