Читать книгу Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра. Роман - Светлана Кузнецова - Страница 20

По утрам меня будил гимн Империи зла по радио. Вылезать из-под одеяла было холодно, идти в детский сад не хотелось. Я пробовала хныкать, но с мамой это не срабатывало: не обращая внимания на мои всхлипывания, она натягивала на меня колготки и гамаши. Закутав в толстый шарф, сажала меня на санки и везла в детский сад, а потом отправлялась работать кондитером на хлебозаводе.

В детском саду воспитательница не выпускала меня из-за стола, пока я не доем соленый помидор.

– Мне больно кушать помидор… – оправдывалась я.

– Это почему?

– У меня болячка во рту.

– Болячка была у Павлика Морозова, когда его зарезали кулаки. А ты не съешь помидор – не станешь пионером.

Приходилось есть – мне хотелось в пионерию.

В тихий час я почти никогда не спала. А когда он заканчивался, ходила по группе, представляя, что я локомотив и тяну за собой тысячу вагонов. Локомотив шел между детскими стульчиками и думал: «Когда и как я здесь оказалась? Все остальные стали ходить в детский сад позже или раньше меня?».

Я не помнила, как меня привели в детский сад в самый первый раз. Но мне хотелось верить, что я здесь дольше всех, «первее всех», а значит и важнее всех – только эта мысль грела, когда я вспоминала, как двое мальчиков закрыли меня в каморке, где нянечка хранила хлорку и ведра. В каморке я простояла целую вечность – пока не хватилась воспитательница.

Когда мы шумели, старая нянечка с большими руками грозилась замазать нам рты хлоркой, а мальчикам еще и оторвать морковки. Какие морковки? Должно быть, те, что нарисованы на горшках. В туалете на полочках стояли наши горшки с картинками, у каждого – своя. Лично у меня был мухомор – так что я не боялась угроз нянечки. А вот Мишке Кульпину стоило опасаться. Морковка на его горшке была очень заметная, ярко-красного цвета.

С Мишкой Кульпиным мы жили в одном доме, он – в пятом подъезде, я – в шестом. Во дворе, пока наши матери разговаривали, мы искали под снегом червей. У Мишки была идея: накопать червей и пойти рыбачить – как папа. Мы рыли игрушечными совками сугробы, но докопаться до мерзлой земли не успевали – матери, наговорившись, уводили нас по домам.

Одна толстая девочка из детского сада меня не любила: она брала меня за руку, подводила к стулу и командовала: «Садись!». А сама в это время убирала стул – я падала. Девочка хлопала в ладоши и бегала по группе. Однажды на радостях она снесла стоявшую на столе чашку воспитательницы. Воспитательница взяла линейку и побила ею девочку по рукам. Это было особенное наказание, которое воспитательница придумала сама. «Подойди, – говорила она провинившемуся голосом удава Ка. – Вытяни руки». И начинала хлестать по рукам гибкой железной линейкой.

После тихого часа нам давали молоко и печенье. Выпив молоко, я начинала ждать мать или бабулю Мартулю. Я боялась, что они забудут меня забрать.

Чаще всего родители за детьми приходили, когда всех вели в раздевалку – собираться на вечернюю прогулку.

Как-то за одним из мальчиков, которые закрыли меня в каморке, пришел отец.

Все мы рассыпались по раздевалке, доставали из своих шкафчиков сапоги и шубы, галдели под ругань воспитательницы и нянечки.

– А мой папа зато, – сказал Мишке Кульпину мальчик, закрывший меня в каморке, – на войне был и недавно вернулся!

– Сейчас нет войны, врешь ты все, – ответил Мишка.

Папа плохого мальчика огромной ладонью взял Мишку за ухо и произнес:

– Кто тебе сказал, что войны нет? Никогда не говори того, чего не знаешь.

Мишка расплакался, но никто из взрослых не посмел сделать замечание афганцу. Он забрал сына и вышел.