Читать книгу В поисках прошлогоднего снега (сборник) - Светлана Мосова - Страница 14

…Одна маленькая девочка, которой сделали в больнице пробы на аллергию, взглянув на разрез нежной кожи, на ущерб, – и категорически не согласившись с ним! – заплакала и сказала:

– Сделайте мне, как было!

То есть как было до! До раны, до враждебного вмешательства извне, а было хорошо: цело, гладко и не больно.

Собственно, все наши попытки вернуть прошлое сводятся к этой детской наивности: сделайте мне, как было. А было, оказывается, замечательно. А мы и не знали этого.

– Ты мне нужен!.. – говорит она моему мужу, рыдает, и голова ее падает на его плечо. (Плечи мужчин вообще предназначены для женских слез, жизненное наблюдение.)

– Таня, Танечка…

– Мы купим домик в деревне и будем жить там только вдвоем!..

Последнее ставит моего мужа в тупик. Как вдвоем? А дети, моя жена, Жан?

– Я так одинока, ты просто не представляешь, как я одинока, у меня никого нет…

Это опять ставит его в тупик. Мужчина в тупике.

– Ну как же это «никого», Таня? А муж, а дочка?

– Но мне нужен ты! – говорит Таня.

«А спроси меня, что нужно мне! – думает он. – Неужели неинтересно?»

Нет. По правде говоря, нет. Честно, нет. Неинтересно.

Мой муж, значит, застревает в тупике, но хочет выбраться.

– А как же твой муж? Жан?..

– При чем тут Жан!..

– Ну как это при чем?..

– Жан целыми днями на работе.

– Да я тоже!.. А потом… у меня же сын!

– У тебя чудесный сын, – соглашается Таня.

Заметим, мой муж Сева упоминает только о сыне – это корректность: он щадит Таню, не упоминая о жене, – заботится о слабых нервах Тани, благородно, правда?

– Ну ты же все понимаешь… – говорит он потом жене.

Конечно. Я все понимаю. Как и Сева, кстати, который однажды стал очевидцем аварии, и водитель, выскочив из машины, стал объяснять почему-то именно Севе (у Севы такое лицо), как это у него получилось, крича при этом: ты понимаешь? Нет, ну ты меня понимаешь, мужик?!

Понимаю, думал Сева. И с грустью вослед: а на фига я тебя понимаю?..

Потому что это очень тяжело – понимать. Накладно. Понимать – это значит разделять, сострадать и даже, не дай бог, что-то делать. Нет, удобней не понимать.

– Ну ты же все понимаешь… – значит, говорит мне муж.

Разумеется. Я тебя понимаю. (А на фига я тебя понимаю?!)

– Она в безвыходном положении, – на всякий случай добавляет муж.

Давно замечено, сколько благ несет людям их безвыходное положение. Если они соображают, конечно, как им пользоваться. А Таня, как видно, соображает.

– Я совершенно одна, – значит, говорит Таня моему мужу. – Меня никто не понимает, даже психиатр!.. Он орет на меня, представляешь?

– Это что за идиот? Найди другого психиатра.

– Другого нет.

– Что, один психиатр на весь Канзас?

– Нет, но…

– А может, у него такая методика?

– Может.

Влюбленный человек, как больной, вызывает сочувствие: хочется помочь, предложить испробовать народные средства.

– Слушай, Таня, психиатр психиатром, но, может, лучше нырнуть там в прорубь…

– В смысле? – оторопев, смотрит Таня.

– Ну… это… для закалки органона. В баньке попариться там, или что…

– Ты приедешь ко мне?

С темы не сбить: хитрость безумных известна.

– Приедешь?.. Я люблю тебя.

Нет, на самом деле Таня любит себя – свою фобию, диету, слабое здоровье, свои печали и ошибки – вещи настолько самоценные, что их должны полюбить, конечно же, все, это не обсуждается. Формула любви Тани такова: с Петей она любила Колю, с Васей – Петю, с Ваней – Васю, любовь с вывернутой назад шеей. То есть Таня любит потери. Очередь дошла и до Севы: вот здесь он ходил по аллее и думал о ней (но тогда она любила Ваню) – и Таня полюбила эту аллею и прошлогодний снег. В общем, сделайте мне, как было.

Вообще, нелюбящие нас – они ведь очень интересны, они загадочны и сложны. О чем-то думают… О чем ты думаешь, Сева?

О чем, о чем… Картер в машине менять надо.

Сложные мужчины сложны тем, что не любят, вот и вся сложность.

У мужчин есть свой способ, как расстаться с женщиной: надо на нее обидеться. Обидеться и уйти. Гордо так и обиженно. Женщина сдуру бежит следом – «О, вопль женщин всех времен: мой милый, что тебе я сделала?!».

А еще есть онегинский способ: «Напрасны ваши совершенства: их вовсе недостоин я». (Конечно, недостоин!)

Все эти способы просты, легки… и некрасивы, Сева ими брезгует. И согласен поговорить: женщины любят это – «поговорить». Путь тупиковый, потому что после «поговорить» остается все равно одно: обидеться и бежать. «Мой милый, что тебе я сделала?»

Таня в свое время в поисках счастья улетела в Канзас, оставив Севу, как тот бронепоезд, стоять «на запа́сном пути». Там, в Канзасе, посреди кукурузного поля, красовался фанерный домик Жана; в этих местах, говорят, у всех фанерные домики – и в бурю они летают, как фургончик Элли Смит (то есть автор «Волшебника Изумрудного города» ничего не выдумал!). Кстати, на языке индейцев Канзас означает «Люди южного ветра».

И вот там, с человеком южного ветра, Таня полюбила Севу. (Читай выше формулу любви Тани.)

Теперь она вернулась назад, и оказалось, что бронепоезд Сева давно тю-тю. Таня глядела на пустые рельсы и не верила очевидному. Как же так? Честный Сева поступил нечестно: обещал любить вечно и слово не сдержал.

«Я обещал? Когда?..»

(Обещал, обещал! – все обещают, не надо стесняться.)

И Таня желала продолжить разговор о большой Севиной любви к ней. Потому что все, что случилось у Севы без нее, было, конечно же, ненастоящим, а настоящим было только ТО, с Таней. В общем, сделайте мне, как было. До кукурузного поля.

«Вчера еще в глаза глядел, а нынче – все косится в сторону!..» – любой женщине смириться с этим невозможно, правда? Но в Танином случае правильнее было бы уточнить: десять лет назад – «еще в глаза глядел, а нынче…».

– Танечка, ты очень милый человечек, но…

Никаких «но». И к делу подключается мама Тани – Вера, жена композитора Артема Соболева.

– Можно Севу Михайлова? – обычно спрашивает Вера по телефону, нарвавшись на жену. Как будто в общежитие звонит.

«Ща», – очень хотелось ответить жене. Но превозмогала.

– Севы сейчас нет, что передать?

– Передайте, что звонил Артем Соболев, – говорила Вера.

Вот как!

– Хорошо, Артем Соболев, – отвечала жена Вере.

– Мне нужен только ты!.. – значит, говорит она моему мужу.

А в это время жена мужа (я) тоже встречает белые ночи со своим бывшим мужем, его нынешней женой и детьми, потому что белые ночи в нашей жизни – это фатум: в эту прекрасную пору десанты бывших мужей, жен и возлюбленных, с разных концов планеты, высаживаются на берегах Невы – глядеть на эти белые ночи. Повод почтенный, культурный, против него не попрешь. Летят восторгаться, вздыхать и – поговорить.

Говорим.

– А помнишь, как Севка пошел спать, а мы поехали с тобой в казино…

Я смотрю на детей моего экс-мужа и что-то все время мешает мне сосредоточиться, сформулировать главную мысль.

– …и я загадал тогда: изменишь ты Севке или нет.

– Изменить спящему беззащитному Севочке?! Ты с ума сошел. За кого ты меня принимаешь, я честная женщина.

Малые дети дубасят друг друга по головам, выкручивают руки и говорят непристойности… А! Вот и эта главная мысль! Формулирую: эти дети могли быть моими. И с благодарностью небу: Боже, велика Твоя милость!..

– А почему вы развелись, кстати? – спрашивает мать этих чудных детей.

– Нас развело время, – отвечает ее муж.

Это правда.

Время, судьба, история – гнались следом. С целью догнать и прикончить. Мы разбежались в разные стороны, как два зайца, рассредоточились, как это грамотно делается в погоне – сбить с толку, запутать следы. Одного поймают – другой спасется. Спасенный вытащит другого. Такова была стратегия. Но вот спаслись оба. И все хорошо: новые семьи, дети… И не надо, как было.

Честно говоря, эта встреча – лишняя. Нет, первые пятнадцать минут были очаровательными. Остальные восемь часов – из серии «не надо было».

А может, и надо было: убедиться еще раз, что все было правильно. И жалеть не о чем.

А вечером мы принимаем у себя Таню и Веру. Вера – это которая Артем Соболев, девочка 65 лет, заигравшаяся в этом образе. Пока Таня в гостиной плачет на плечах моего мужа, Вера весело рассказывает мне про брачный период у жаб. Этой историей она развлекала меня и в прошлую встречу, то есть пять лет назад. За пять лет, видимо, ничего интереснее в ее жизни не случилось.

Две подружки, мать и дочь, две заговорщицы, две жертвы идеи фикс.

Я готовлю кофе и думаю мысль: любопытно, за кого эти девочки меня принимают?

И что, кстати, сейчас делает рыжеволосый Жан, человек южного ветра?..

Жана я видела лишь на кассете, снятой Севой в один из приездов всего семейства в мое отсутствие. И сразу поняла: это Жан. Стройный, изящный, красивый… и какой-то растерянный. Гости в кадре осматривают достопримечательности, но ощущение, что страшно далеки они в мыслях от шедевров архитектуры, включая Веру и Артема Соболева (настоящего). Однако дальше всех Жан: он не понимает язык, не понимает происходящего, не понимает Таню, которая сомнамбулой бродит в пространстве, высматривая бронепоезд. А бронепоезд Сева прячется от всех за камерой. Готовый фильм с открытым финалом.

Сегодня я играю в нем роль гостеприимной хозяйки дома.

– Таня, а вы приезжайте к нам, – вежливо предлагаю я.

– Нет… Я так не могу! – неожиданно отвечает Таня.

Что «не могу»? О чем это она подумала? Может, о том, что я ей сделала непристойное предложение?.. Перехожу на более безопасную тему – достопримечательности Северной столицы, и Таня ждет, когда я закончу, чтобы продолжить свой монолог про главное: про себя.

– А Тане не интересно знать, что обо всем этом думаю я? – мимоходом спрашиваю мужа.

– Тане даже неинтересно, что думаю я, – отвечает Сева.

А теперь можно вспомнить того орущего на Таню психиатра и отнестись к нему с пониманием.

– Что-то я устал от этих белых ночей… – проводив заговорщиц, говорит муж. – Что ты молчишь?

– Я думаю о том, на чьих плечах сейчас рыдает рыжеволосый красавец Жан. И не унес ли его домик южный ветер в другую сказку?..

Что-то мне говорит, что скоро Таня полюбит Жана.