Читать книгу Не мужик – огонь! - Светлана Нарватова - Страница 3

Марша

К тому моменту, как вдали раздались-таки вожделенные звуки полицейской сирены, снег с дождем успел превратиться в уверенный, хоть и липкий снег. А я успела вдоволь надышаться квадратом[1], замерзнуть, от души находиться вдоль подъездной дорожки, порадоваться, что в ванной релейная розетка уже минут сорок как должна была запустить бойлер на нагрев воды… Словом, когда из-за поворота появились сперва вспышки проблескового маячка, а затем выехал полицейский автомобиль, я не хотела уже ни-че-го, кроме как передать копам с рук на руки труп, проследить, чтобы подробное описание браслета внесли в протокол (а вдруг все же подлинник, не могу же я допустить, чтобы историческую ценность оставили навечно пылиться на складе вещдоков, и то и вовсе потеряли), дать показания и наконец-то уйти к себе домой. Впрочем, на мой взгляд, дачу показаний можно и на завтра перенести.

Я решительно пошла навстречу машине. Приехавшие на вызов полицейские были самые обычные, копы как копы: усталые к вечеру, один чуть постарше меня, другой – возраста моего папы. Грузноватые, но так сразу не разберешь в потемках, то ли от сидячей работы, то ли от теплой одежды. Тот, что старше, с сединой и благоразумием – в зимней тактической куртке. Тот, что моложе и с признаками индейской крови в чертах лица – просто в форме.

– Офицер Гарнер и офицер Уолкер, полиция Эверджейла.

Седой представил себя и коллегу и показал мне значок, пока его напарник осматривал с подъездной дорожки место происшествия: сгоревший дом и газон перед ним.

– Добрый вечер, мэм. Это вы звонили в службу спасения? Можете рассказать, что здесь произошло?

– Марша Сандерс, офицер. Я приехала домой, увидела, что дом моих соседей сгорел и позвонила вам. А потом я нашла труп.

* * *

Копы разделились: седой офицер Гарнер вцепился в меня клещом, расспрашивая о подробностях, моложавый Уолкер ушел в том направлении, где остался лежать покойник.

– Итак, вы увидели пожар, когда ехали домой с работы, я правильно вас понял?

– Нет, офицер, я не говорила, что я ехала с работы. Я возвращалась домой с тренировки – и увидела, как полыхнуло. Быстро и сильно.

Он пометил что-то у себя в записях.

– А где вы были, когда заметили пожар?

– Миля, может, чуть больше, как съехала с федеральной трассы на бэк-роуд Лейн-Стоуна.

– Оттуда ведь минут пять езды до вашего дома, верно?

Я посмотрела на офицера подозрительно.

Понятно. Кажется, мне здесь не верят.

– То есть, вы утверждаете, что дом двухэтажный дом вспыхнул и сгорел примерно за пять минут, верно, мэм?

– Не верно. – Взгляд полицейского я встретила открыто. Уверенно. Мне нечего смущаться и нервничать: я не путаю и не вру. – Зарево начало гаснуть еще когда я была в дороге – я отлично помню, что обратила на это внимание. Когда я съехала на Пейн-стрит, пожара уже не было видно. Когда я приехало, здесь всё уже было примерно в таком состоянии как сейчас.

Он кивнул. Лицо у офицера было профессионально-невозмутимое.

Меня это, в принципе, волновало мало – моя гражданская обязанность дать показания честно и подробно. Интерпретировать их и искать объяснения – обязанность полиции.

– Вы вызвали службу спасения, и что вы делали дальше? Как вы обнаружили труп?

Как-как… как дура с активной жизненной позицией, офицер. Но вам я этого не скажу. Впрочем, как и того, что дедушка звал активную жизненную позицию «шилом в заднице».

Вместо этого я нудным голосом, каким зачитывает инструкции по технике безопасности мистер Мёрфи, начальник службы безопасности музея, завела:

– Я приехала домой. Увидела сгоревший соседский дом. Остановила машину, – вон там, чуть дальше, чем стоит сейчас ваш автомобиль – заглушила мотор. Позвонила 911. Вышла из машины. Пошла обходить пожар вокруг…

– Зачем? – Вклинился офицер, перебивая мой заунывный монолог.

Я ткнула пальцем в направлении фонаря, крыльца и подъездной дорожки к ним:

– Мой дом. Мне предстоит платить за него еще около двадцати пяти лет. Четверть века, офицер. Я купила этот дом из-за его богатой истории и только начала в нем обживаться. И не хочу чтобы мой исторический дом в историческом месте сгорел из-за случайной искры от соседского пожара.

Офицер кивнул – теперь выражение лица у него было профессионально-понимающее.

– Продолжайте, мэм.

– Нечего продолжать. – Я зябко передернулась. – Шла отсюда – вот туда, видите? Осматривала промежуток между домами ну и вообще… смотрела, не видно ли на соседних участках огонь. И увидела.

Обгоревшая кожа, оскаленный рот, противоестественно сияющий полировкой в отсветах пожара браслет…

Озноб стал сильнее, я обняла себя за плечи, но тут же расслабила руки, собираясь продолжить, когда офицер снова задал уточняющий вопрос:

– Вы ничего не трогали на месте преступления?

– Нет.

Что я, по-вашему, сериалов не смотрела?

Это веское замечание я удержала при себе. Как и то обстоятельство, что чуть было не потрогала на месте преступления крайне подозрительный браслет.

Но поскольку сериалы я все же смотрела, то живо представила себе, как меня увозят в участок для допроса – ведь на месте преступления оказались мои отпечатки. Там меня допрашивают, узнают, что я египтолог, и из свидетельницы я становлюсь подозреваемой – потому что подозрительный браслет был очевидно египетским. Хотя он, конечно, подделка. Возможно, полиция решит, что из-за этого я того бродягу и убила.

Потом полицейские запрашивают мое досье, я становлюсь главной подозреваемой, меня арестовывают и отправляют в камеру…

…до утра, примерно – потому что утром весть о происшествии неизбежно достигнет моей семьи, и вскоре в участок ворвутся папа с адвокатом, мама с жаждой крови и бабушка с пахитоской, сарказмом и стенакордией.

Хорошо, что сериалы я все же смотрю, браслет не трогала, в момент возгорания находилась в нескольких милях отсюда и арестовывать меня не за что – так мне их всех от этой мысленной картины стало жалко.

Но, вообще-то, они все сами были бы виноваты. Всё же, полицейские – взрослые люди и профессионалы, и должны бы по умолчанию допускать вероятность, что у любого задержанного могут найтись не только адекватные мама и папа, но и слабо предсказуемая деятельная бабушка.

– Опишите подробно, что вы увидели, мисс Сандерс, – попросил коп, и я, мысленно поморщившись, честно постаралась восстановить перед глазами картину: жухлая трава, грязная от сажи и пепла, присыпанная крупкой снега, скрюченное в позе зародыша тело, проклятый браслет, полоска зубов, обугленная кожа…

– У него на плече, вот здесь… – я показала на себе, но тут меня прервал голос офицера Уолтера.

– Марк, ничего нет! Я обошел всё – здесь чисто. Мэм, вы уверены, что вам не показалось?

Язык двинулся вперед и вверх быстрее, чем я успела ответить, быстрее, чем я успела подумать. Прижался к верхнему нёбу за зубами, переключая мое внимание на усилие, необходимое для этого действия, на телесные ощущения: неровность и одновременно гладкость нёба, рельефность зубов…

Шесть.

Пять.

Четыре.

Заземляйся, Марша.

Я давно сама прекрасно держу себя в руках, необходимости в применении техник выхода из эмоций нет – а наработанный терапией рефлекс держится и не думает затухать: в любой конфликтной ситуации тело прижимает язык к небу, мозг запускает счет от шести до четырех.

– За кого вы меня принимаете? – с вежливым интересом спросила я, закончив мысленный счет и разглядывая офицера Уолтера.

– За гражданское лицо, – примирительно отозвался он. – Неподготовленные люди в подобных ситуациях часто…

Молодой коп замялся, и я любезно подсказала:

– Выдумывают небылицы?

Согласиться ему не позволяли служебные инструкции, опровергнуть мое высказывание не давал здравый смысл, и Уолтер предпочел никак не комментировать мои слова.

Я же шагнула с подъездной дороги на газон, покрытый мокрым снегом и решительно кивнула полицейским:

– Идемте.

И они пошли.

– Мисс Сандерс, а покажите, пожалуйста, где вы сошли с дорожки? Точно здесь? Не левее и не правее?

Я растерянно кивнула, подтверждая, что да, примерно здесь – и полицейские, включив фонарики, принялись изучать газон, негромко переговариваясь между собой:

– Марк, я ни-хрена не вижу. Никаких следов.

– Офицер Уолтер, вы роняете честь коренных народов Северной Америки. Ваши славные предки отреклись бы от вас, предварительно сняв скальп.

– Офицер Гарнер, вы грязный шовинист, и за подобные высказывания я считаю себя вправе разбить вам лицо.

– Вы забываете о субординации, офицер Уолтер!

– Хорошо, офицер Гарнер, сэр – я подам на вас в суд. Но не сомневайтесь, сделаю это со всем уважением к вашему званию, сэр!

– Терри, не говнись, а? Ищи. Эта милая мисс не слезет с нас, пока мы не предъявим ей труп, и, боюсь, ей все равно, чей труп это будет: твой, мой или гипотетического неизвестного бродяги.

Беседа эта явно не предназначалось для моих ушей: копы были достаточно далеко от меня, чтобы рассчитывать, что я не услышу, как они разговаривают вполголоса. Я и мой внутренний лев «сучка Марша» ожидали, что офицеры примутся меня поносить, но копы были вполне сдержаны.

Мы искали покойника. И начали с того, что я не смогла даже четко указать место, где его обнаружила: ночь, неверный свет пожара и усилившийся снег сделали свое дело. Ни тела, ни места, где оно лежало, ни каких-нибудь доказательств, что оно в принципе было.

Копы попытались меня убедить, что в темноте и из-за взвинченных нервов я приняла за человека обгоревшее бревно, и даже показали парочку бревен-кандидатов. И хотя я изначально отвергла это предположение категорически, теперь и сама начала сомневаться.

А был ли труп-то?

Я же ясно его видела, и браслет этот еще…

Про браслет, кстати, я больше даже не заикалась. Если уж даже я сама всё, с ним связанное, сочла предельно странным, то что уж про скептически настроенных полицейских говорить?

Неужели действительно показалось? Я думала, что нервами покрепче.

Устав бродить в потёмках по снегу, я вернулась на подъездную дорожку. В конце концов, это не моё дело – искать труп. Я его уже нашла. И не виновата, что они его где-то потеряли! С дорожки были прекрасно слышны перешептывания копов.

– Гарнер, у меня сейчас сопли в носу замерзнут.

– Ай-яй-яй, Терри, твои предки…

– Марк!

– А если серьезно, я тебе сто раз говорил: одевайся нормально! Если хочешь танцевать – придётся платить музыканту. Хочешь выделываться? Придется выковыривать из носа сосульки. Ладно. Пойду еще раз расспрошу мисс Сандерс. Может, она вспомнит еще что-то.

– Или признается, что нечего вспоминать.

– Работайте, офицер Уолтер!

Тот, что старше, направился ко мне, и я внутренне подобралась.

– Мэм… – офицер Гарнер смотрел на меня с тем выражением лица, которое делает директриса у нас в музее, собираясь вежливо, но максимально доступно, с унизительной оттяжкой, объяснить подчиненному, что он круглый идиот, и что выполненную работу нужно полностью переделать.

В нашем случае – поменять показания.

– Нет.

Я сама только что сомневалась в своих показаниях, да. Но малейшего сходства с директриссой Фостер хватило, чтобы я решила жестко отстаивать свое мнение.

– Простите? – удивился он. – Я всего лишь хотел спросить: сильно ли вонял труп?

Теперь настала моя очередь удивляться.

– Горелый белок, – пояснил офицер, видя мою растерянность. – Он сильно вонял? Это не первый пожар, на который я выезжаю, я знаю, о чем говорю. Вы наклонялись к трупу?

Я озадаченно перебирала события: вот я увидела человека, вот поняла, что он скорее всего мертв, вот зацепилась взглядом за браслет и нагнулась, чтобы рассмотреть поближе…

Я действительно наклонялась к трупу.

И да – даже сгоревшая курица разит так, что дом потом приходится проветривать по полдня.

А труп – не пах.

Гул подъезжающей тяжелой машины избавил меня от необходимости отвечать немедленно, добавив времени на раздумья.

Хлопнули дверцы, из пожарного автомобиля соскочил на землю человек и пошел в нашу сторону.

Полицейский оглянулся, отвлекся на него. Я тоже отвлеклась, и вместо того, чтобы обдумывать свой ответ, рассматривала мужскую роскошную фигуру, эффектную даже в скудном освещении – и вот на ней даже зимняя защитная форма не создавала ощущения грузности или лишнего веса, а лишь добавляла массивности и эффектности силуэту.

– Капитан Миллер, расчет тридцать один. Мы прибыли для тушения, – он четко и привычно озвучил обязательную формулировку.

Офицер Гарнер представлялся в ответ, офицер Уолтер спешил к нам, а на заднем плане пожарный расчёт готовился к работе, и деловито суетились бравые парни в огнеупорной броне.

Лицо, кстати, у капитана Миллера тоже не подкачало, под стать фигуре: волевой подбородок, резкие, правильные черты, умные глаза…

Овуляция у меня, что ли? Что-то сквозняком из окна фертильности потянуло.

Скорая приехала почти одновременно с пожарной службой, но ненавязчиво, без фанфар.

Просто из-за поворота вырулил стандартный фургон-амбулатория, из него чуть ли не на ходу выскочил парамедик и целеустремленно порысил к полицейским и капитану Миллеру. Еще не дойдя, с полпути бодро крикнул:

– Пострадавшие есть?

Офицер Гарнер, который до того делился вводными данными с пожарной службой, тут же откликнулся:

– Есть! Окажите помощь свидетельнице!

И бросив взгляд на меня, добавил:

– Мисс Сандерс, мы понимаем, вы переволновались…

«Ну, всё, – подумала я с легкой грустью. – Теперь красавчик-капитан точно не попросит телефончик!»

– Плед захвати, медицина! – рявкнул капитан Миллер, – Девушка замерзла!

– Поучи меня еще, без сопливых скользко! – Беззлобно огрызнулся парамедик.

– Вашу ручку, мисс… – он уверенно перехватил мое запястье теплыми пальцами и проникновенно сообщил: – Никаких сил нет с павлинами. Как увидят симпатичную девицу, да еще в беде, так давай хвосты веером распускать!

Капитан Миллер в ответ на это заявление подмигнул мне с хулиганской улыбкой и стремительным легким шагом ушел к своим парням. А мне на плечи опустился тяжелый плед, и дама-парамедик легонько погладила меня по спине мимолетным жестом сочувствия и поддержки.

– Ну что, дыхание и сердцебиение в пределах нормы, давление сейчас измерим… – мягко говорил доктор, растягивая мне веки и светя в глаза маленьким, но яростным фонариком. – Глазки… глазки хорошие. Ротик открыва-а-аем… Слизистая в норме. Укольчик мы вам, мисс, на всякий случай все же сделаем, но особых причин для волнения я не вижу.

А затем развернулся к полицейским и деловито объявил:

– Еще пострадавшие есть? Нет? Тогда сейчас Бет возьмет у мисс данные, и мы поехали. Ваша свидетельница, в целом, в норме, но я бы рекомендовал быть с ней побережнее – сами сказали, девушка перенервничала.

Когда машина скорой помощи исчезла за поворотом, мигнув на прощание огнями стоп-сигналов, я только головой покачала: ну и человек! Примчался, всех куснул, меня утешил, кольнул и сгинул. Ураган какой-то.

У меня над головой кто-то угукнул, и только тогда я поняла сразу несколько вещей. Первое: последнюю реплику я, видимо, сказала вслух. Второе: офицеры Гарнер и Уолтер снова собирались взять меня в оборот, но мое мнение о стремительном докторе разделяли и поддерживали. И третье: я сижу на заднем сиденье полицейского автомобиля, высунув ноги наружу, и, хоть убейте, не помню, когда доктор меня сюда усадил.

– Мисс Сандерс, вы готовы продолжить дачу показаний, или лучше отложить это на завтра? – проявил участие офицер Гарнер, которому медицина вот только что официально велела быть со мной бережнее.

– Нет, благодарю, – вежливо отказалась я от такого варианта бережения. – У меня нет желания растягивать это удовольствие еще и на завтра. Давайте заканчивать. И, офицер Гарнер… Наверное, вы правы, и мне показалось.

Желание отстоять свою правоту, в которой я и сама уже сомневалась, позорно уступило во мне другому желанию: не выглядеть истеричкой и дурой еще и при командире пожарного расчета, который как раз шел в нашу сторону.

В конце концов, боже мой, почему мне должно быть больше всех надо?

Копы, стараясь не радоваться моей покладистости слишком явно, переглянулись.

– Отлично! Тогда быстренько оформим протокольчик… – старший коп потянул из-за отворота куртки планшет для бумаг.

– Так, вы свидетельницу еще не отпустили? – Подошедший к нам (то есть, получается, что лично ко мне, а не к нам) капитан увидел меня и просиял ярче, чем форменная бляха на пожарной робе, но его перехватил офицер Уолтер.

– Сейчас, Марк закончит работать с мисс Сандерс – и она полностью в вашем распоряжении. Ну что, какие есть мысли по поводу пожара?

– Свои мысли я изложу в рапорте. Подавайте запрос, – буркнул капитан. – Все равно пока не разберем завал и не установим очаг возгорания, я точно ничего сказать не смогу.

Уолтер и не подумал отступать:

– Да бросьте, капитан! Рапорт будет в лучшем случае дня через четыре – а нам надо с чем-то работать уже сейчас. Хрен с ней, с точностью, чтобы понять, куда копать, хватит и предположений. Простите, мисс Сандерс! Вырвалось.

Капитан бросил взгляд в нашу сторону, и офицер Гарнер, почувствовав это, отвлекся от заполнения протокола:

– Еще минут пятнадцать, не меньше… – в его голосе слышались нотки вымогательства и намек на то, что он и дольше умеет. – Миллер, ну серьезно. Одно дело ведь делаем!

– Ну, ладно. Вот вам предположение: судя по форме очагового конуса, характерной деформации металлических конструкций и еще кое-каким признакам, пожар протекал стремительно.

Не буду скрывать, я испытала что-то вроде легкого, но очень приятного злорадства. Офицер Уолтер бросил на меня косой взгляд, более опытный офицер Гарнер сделал вид, что ничего не было.

Капитан продолжил:

– С вероятностью процентов восемьдесят, это поджог – законопослушные возгорания так себе не ведут. Еще двадцать процентов оставляю на то, что, возможно, собственник хранил у себя в подвале пару баррелей жидкости для розжига – ну, знаете, чисто ради барбекю.

– Это вряд ли, – подала я голос, читая заполненный протокол и чувствуя, как меня постепенно разматывает успокоительным. – Когда я покупала свой дом, риэлтор предлагал мне взглянуть заодно и на этот. Мол, дом продается уже давно и поэтому его можно купить с хорошей скидкой… И за то время, что я здесь живу, а это около полугода, я ни разу не видела, чтобы соседи сюда приезжали.

Капитан Миллер воссиял улыбкой в мою сторону:

– Благодарю вас, мисс Сандерс! Вы – бесценный источник информации!

…а может, и позвонит еще, а?

И, обернувшись к полицейским, заключил:

– Не удивлюсь, если пожар устроил сам собственник ради страховки. Или потому что отчаялся продать обременительное имущество. Здесь не так давно уже был пожар, правда, ездила туда не наша бригада, и там был чистый несчастный случай. Так парни рассказывали, там владелец чуть не до облаков от счастья прыгал: дома здесь через один имеют признанную историческую ценность, содержать их дорого, чтобы сделать капитальный ремонт, нужно собрать чертову уйму разрешений – извините за грубость, мисс Сандерс! – а потом еще соблюсти кучу требований и сдать это все в итоге нескольким комиссиям. А пожару печати с подписями не нужны. Главное, чтобы основательно выгорело – и пожалуйста, у тебя земельный участок без обременительного внимания со стороны бюрократов…

Гарнер с Уолтером многозначительно переглянулись, и пожарный, воспользовавшись тем, что они отвлеклись, обратился ко мне:

– Мисс Сандерс, мне бы пару минут вашего внимания, чисто бумаги оформить! Вы как, в состоянии? Или, может, перенесем? Скажем, на завтра. Не хотелось бы затягивать с этим, но…

Честное слово, присутствие полицейских, которые только недавно задали мне тот же самый вопрос, ничуть не помешало бы мне включить умирающего лебедя и дать противоположный ответ, но…

Чертова гражданская сознательность!

– Нет, капитан, я в порядке. Вполне смогу ответить на все ваши вопросы.

– Нет-нет, нужно только ваши данные и ручку. Приложить!

Слава богу. А то сконцентрироваться удается с трудом и спать так хочется, что даже на легкий флирт капитана Миллера ответить никаких сил нет, только улыбку из себя вымучить!

– Так, бравая полиция Эверджейла, у вас всё? Вопросов к мисс Сандерс больше нет?

Офицер Гарнер вытащил у меня из рук планшет для бумаг, где я как раз вывела в протоколе «С моих слов записано верно» и оставила подпись, и подтвердил:

– Нет, у полиции вопросов больше нет. Мисс Сандерс, благодарим за сотрудничество и неоценимую помощь следствию!

– Катитесь уже, дуболомы. Не видите, девочке не до ваших идиотских реверансов. Протокол одолжите, я данные свидетельницы перепишу… Вот так, мисс Сандерс, проверяйте. Проверили? Всё верно? Тогда вот здесь – вашу подпись, пожалуйста. Отлично… И давайте-ка я вас до дома провожу, а то как бы вы не уснули по дороге…