Читать книгу Осенний август - Светлана Нина - Страница 15

Вера обожала вечерами увязаться за сестрой и натолкнуть ее на разговор, больше похожий на монолог, если удавалось поймать Полю в урагане знакомств и лекций. Это было не сложно, потому что Полина слишком любила слушать себя. Нужен был лишь молчаливый вниматель, чтобы оправдать это. Вера смотрела на сестру влюбленными глазами, пока та гневно обличала что-то или кого-то.

– Мы лишь поколение бездельников, пустоцветов, жирующих за счет других и их же еще и презирающих. Они без нас проживут. Мы без них – ни дня.

В этот момент дверь отворилась. Отец семейства вошел в библиотеку.

– Не спите еще, пташки.

Вера ответила отцу широкоротой очаровательной улыбкой, а Полина молчанием.

– Полина, – обратился он к дочери, словно желая разбередить то, что и так было надорвано. – Я слышал, что ты нагрубила графине Марьиной.

– Кошелка уже нажаловалась?

Иван Тимофеевич повел головой вниз, будто отмахиваясь.

– Я сотни раз просил тебя проявлять уважение к моим знакомым.

– А я просила тебя не докучать мне своими бреднями.

Вера приоткрыла рот и уставилась на сестру. Иван Тимофеевич буркнул что-то и вышел.

– За что ты так с ним? – спросила Вера с укором, отнюдь не таким мягким, как ее обращение с сестрой.

– Надоели. Все надоели. Лезут ко мне с этими глупостями чуть ли не каждый день. Я дышать хочу, Вера. А здесь не могу.

– Это не повод ни во что не ставить человека, который тебя…

– Что? Вырастил? Вера, прекрати сыпать банальностями.

– Я лучше вообще все прекращу.

Вера направилась к выходу, а Полина, часто задышав, смотрела на нее.

– Его ничтожная душонка не может переварить того, что мир становится для него менее удобным. Вместо того чтобы приспособиться, осознать необходимость перемен, он ноет и средневековыми мерами пытается оставить все как есть. Да он же спит и видит, когда мы с тобой выполним свое единственное предназначение – разродимся дюжиной писклявых отпрысков! Это не умно и не дальновидно. Невозможно остановить прогресс, можно лишь идти рядом и не мешать ему, попутно извлекая выгоду. Я не понимаю… Наша аристократия всегда была так консервативна, ханжески настроена, даже молодые чего-то вечно боялись… Как и наши цари – предатели: «Воюй за меня, крестьянин! Но я и не подумаю дать тебе человеческое существование. Потому как ты раб, а я помазанник божий». Жалкие закостенелые консерваторы, трясущиеся лишь за свою шкуру, подверженные влиянию господствующего класса. Неужели они думают, что перемен не будет никогда? Россия слишком поздно все выплевывает… Дворяне пускают по ветру поместья, оставляя тысячи на голодную смерть, стреляются, но даже не понимают необходимость преодолеть свои предрассудки и неповоротливость. Меня тошнит от этого, Вера.

– В людях нас поражает то, что мы не хотим в них видеть.

– Пожалуй.

– Но все же…

– Но что? Мне спустить ему это только потому, что он мой отец?

– Люди так и делают.

– Тогда я к ним не отношусь.

– К кому? К людям?

– Ты стала слишком колка.

– Хочешь сказать, начала давать тебе отпор?

Полина удивленно и холодно подняла брови.

– Можешь теперь и от меня отречься, раз родственные связи для тебя ничего не значат. Как только человек перестает быть твоим единомышленником, то идет лесом, так ведь? – продолжала Вера запальчиво.

– Не надо утрировать. Ты себя держишь как многогранную натуру, а других видишь шаблонными.

Вера не выносила монархию, но и террора не одобряла. В ее представлении люди мало что понимали в этом урагане и выбирали, к чему примкнуть, скорее, на фоне оболочек, чем зря в корень. Она жаждала познать, хоть на миг приоткрыть великую тайну жизни, нашего пребывания здесь. Тайну, которая так странно была безразлична большинству ее знакомых. Она смеялась с ними, и она же без сожаления с ними расставалась.

– Это случается со всеми девушками нашего времени, которых прогрессивно воспитали.

– Меня не воспитывали так.

– Мать воспитала. Подспудно. Направляя. Это видно. Просто так ничего не берется. Нам кажется, но это лишь иллюзии. Все мы дети своих родителей. Все мы так подвержены чему-то потустороннему, что ни определить, ни описать не можем. Почему что-то кажется нам нормальным, а что-то вопиющим? Внутренние ориентиры, из чего они складываются?

– Старомодность отца я чуяла, еще ничего не понимая толком.

– Ты так ругаешь старомодность… Но традиции, школа необходимы для здорового развития общества. Был ли у нас такой балет или литература, если бы не преемственность?

– Стоит отличать преемственность от вырождения. Да и на балете далеко не уедешь, коли ты нищий.

– Ты неисправима.

– В этом мой шарм, – отшутилась Полина.