Читать книгу Эмигранты. Документальная повесть - Светлана Островская - Страница 6

В Мюнхене открылся новый модный молодежный журнал Jugent. Роберт отправил туда свою графическую работу на актуальную тему Российской политики и получил свой первый гонорар. С тех пор 40 его графических работ регулярно публиковались в этом еженедельнике. Здесь он встретил свою будущую жену.

Марта Карпова была беженкой из Белостока. В то время Белостокский погром потряс все цивилизованное человечество своими зверствами. Газеты взывали о прекращении кровопролития. [5]

«Всюду в Европе и за океаном происходили и происходят грандиозные митинги протеста против русских зверств. В Лондоне в палату общин вносится запрос относительно того, намарено ли английское правительство… активно вмешаться и помешать дальнейшей бойне в России. Немцы на целом ряде митингов и собраний совершенно недвусмысленно говорят об оккупации Польши. В Париже, воззвание, под которым подписались видные деятели науки и литературы, в том числе: Анатоль Франс, вдова Эмиля Золя, несколько ученых, сенаторов и депутатов гласило: „Эти резня и и погромы – только прелюдия грандиозного плана и мы явимся выразителями общественного мнения, прося наше правительство не оставаться инертным к преступлениям русского режима и сделать через посла в Петербурге представление, чтобы остановить кровавую эпопею на всем протяжении России“. Английский король Эдуард послал русскому императору депешу, в которой выражал свое живейшее сожаление по поводу ужасных событий в Белостоке.» [5]

Марта была на пару лет старше Роберта. После всех страшных событий обоим, надо думать, хотелось семейного тепла. Один за другим рождались дети, Хельга в 1907 и Герхард в 1909. Но уже через несколько лет его подхватила новая волна чувств и событий. Марта вернется в Прибалтику. Сына она родит в Елгаве.

Новый век принес новую мораль, институт брака начинал претерпевать изменения. Закончилась эпоха Fin de siècle, упадка, мрачной утонченности, падения моральных норм. Наступило время общего экономического подъёма между франко-прусской и началом Первой мировой войны.

А Роберт целиком поглощен искусством. Он опьянен свободой, жаждет известности, использует любую возможность, чтобы участвовать в выставках. В 1907 году в Париже, в 1913-м в Цюрихе, а затем в Швеции он выставляет свои картины. В это время в Германии рождается новый интернациональный художественный стиль, – экспрессионизм, как отражение нарастающего социального напряжения и всеобщей усталости, и Роберт Генин становится под его знамена. Прекрасный рисовальщик, воспитанник русской классической школы, он пробует себя во всем, что кажется ему созвучным времени и месту.

«Прекрасную эпоху» (Belle Époque), нередко называют «первой волной» глобализации.

«Начался подъём, который во всех странах Европы был ощутим почти в равной мере… Уровень жизни возрастал, и это чувствовалось во всём… Выигрывал тот, кто рисковал… чем смелее, чем безрассуднее затевалось предприятие, тем вернее оно окупалось. И от того на мир снизошла упоительная беззаботность, ибо что же могло прервать этот подъём, остановить взлёт, черпавший в самом себе всё новые силы?.. Мир стал не только прекраснее, но и свободнее… раньше за границу выезжали только избранные, теперь банковские клерки и мелкие ремесленники предпринимали путешествия в Италию, во Францию… люди почувствовали себя увереннее, в них появилась небывалая отвага, они стали смелее в странствиях, безрассуднее в жизни» —

писал Стефан Цвейг в своих «Воспоминаниях европейца»

В 1913 году галлерея Танненхаузер заключает с Гениным контракт на постоянной основе. Это дает ему уверенность в завтрашнем дне и благосклонность критиков:

«Картины Генина воплощают социалистический идеал. …Может быть, что этим идеям принадлежит будущее»…

Но «Прекрасная эпоха» тоже закончилась, и новый, грозный век вступил в свои права. Стефан Цвейг, оглядываясь в прошлое из тревожного и мрачного времени 1930-х годов, назвал ее «вчерашним миром» – миром либерального космополитического оптимизма, навсегда оставшимся в прошлом в преддверии приближающейся новой мировой войны. Символами того безмятежного времени стали кафе на парижских бульварах, Эйфелева башня и знаменитый лайнер «Титаник». К началу Первой мировой войны мир Belle Époque был одновременно и глобализированным, и разобщённым.

В 1914 году, накануне начала Первой мировой войны, многие отказывались верить в саму возможность войны между европейскими государствами. Для всех было очевидным, что война – это экономическое самоубийство. Когда война уже началась, она казалась всем кошмаром, охватившим многие страны, и никому не было понятно, как могла произойти такая катастрофа. Охватив на несколько лет значительную часть мира, война уничтожила многое из созданного за предыдущие несколько десятилетий общего подъёма и расцвета глобализации. Погибло 8,5 млн человек и 8 млн было искалечено, в основном это были молодые люди – поколение, выросшее в эпоху процветания, глобализации и открытости мира. [4]

Приближение войны Роберт, кажется, не заметил, а она ворвалась в жизнь и изменила все и во всем мире. Он жил, попеременно меняя адреса то в Мюнхене, то в Берлине, наведываясь в Париж. Он чувствовал себя вполне европейцем, но ему напомнили, что он подданый Российской империи, враждебного государства, подлежащий высылке. Вот чего ему не хотелось – это возвращаться в родные края. Тем более, что в газетах писали, что российские евреи массово выселяются из прифронтовой полосы, незаслуженно обвиненные в предательстве в пользу Германии. Где теперь его родина? Семья? Дети? Где его дедушка, бабушка, дядя Вениамин? Живы ли? [2]

Все его друзья художники эмигранты разъехались, а некоторые призваны в армию или ушли добровольцами и погибли. Он не враг Германии, он часть ее. Так ему казалось, и не только ему одному…

Впрочем, судьба опять ему улыбнулась. Роберт Генин высылается в местечко Вальдтрудеринг в близи от Мюнхена под наблюдение местного командования. Здесь он не перестает работать, однако чувствует, что его утопические мечты больше не находят отражения в реальной жизни.

Роберт Генин. Милосердие

Социалистическая революция в Германии провалилась. Поля Фландрии усеяны крестами. По улицам европейских городов бродят человеческие обломки, без рук, без ног, отравленные газом, непрерывно кашляющие. Жизнь изменилась катострофически и, хотя военные действия еще идут, в 1915 году он публикует серию рисунков «Женщина на войне», «Вдова», а в 1917 году – серию гравюр на военную тему.

В 1917 году галерея Таннхаузер проводит его вторую персональную выставку, а в 1919 году третью. В этом ж году он берет в банке ссуду и покупает дом в Швейцарской Асконе, сдаeт его в аренду и уезжает в Берлин.

Роберт Генин в Берлинской мастерской

Послевоенный Берлин, как и Париж 1920х годов были полон соблазнов. Несмотря на ужасающую инфляцию, ночная жизнь Берлина привлекала эмигрантов, особенно художников. Наркотики, проституция, алкоголизм – вот то, что составляло суровую реальность женщин и мужчин на картинах многих художников того периода.

Литературный критик и мемуарист Александр Бахрах оставил яркий портрет Берлина начала 1920-х годов:

Странный это был город, неповторимый, и едва ли гофмановское перо способно было бы с достаточной убедительностью передать «несуразность» Берлина начала двадцатых годов нашего века. В нем смешивалось многое – еще не зарубцевавшаяся горечь поражения, крушение всех недавних кумиров и то странное – тогда еще, собственно, Европе неведомое явление, которое ученые финансисты именуют «инфляцией» и которое было не только экономическим или социальным, но в еще большей степени психологическим феноменом.

Марк Шагал говорил о Берлине 1920-х годов:

После войны Берлин стал чем-то вроде караван-сарая, где встречались все путешествующие между Москвой и западом… В квартирах на Bayrischer Platz было столько же самоваров, теософических и толстовских графинь, сколько бывало в Москве… За всю свою жизнь я не видел столько великолепных раввинов или такого множества конструктивистов, как в Берлине в 1923 году [6]

Не избегает соблазнов и Роберт. Вместе с друзьями он посещает злачные места ночного Берлина и затем, cовместно с Михелем Фингештейном издает серию гравюр «Из Берлинских притонов»

Роберт Генин. «Из Берлинских притонов»