Читать книгу Повернуть судьбу - Светлана Петровна Соловьева - Страница 4

Как и обещал Владимир Викторович позвонил на следующий день. Светлана сообщила ему о своём намерении встретиться со Светланой Викторовной. Ей хотелось посмотреть той в глаза и спросить, почему она лишила её, совсем маленького ребёнка, матери, почему она лишила её любви и заботы, которой Светлана совсем не знала в детстве? Сказать этой женщине, что она была никому не нужна и жила как волчонок. И всё это было по её вине!

В назначенное время за ней пришла машина. Светлана спокойно села на заднее сиденье черного Мерседеса удивляясь тому, что совершенно не волнуется и совсем не боится этой встречи.

Машина подъехала к новому, красивому дому в «Тихом центре». И вот, Светлана медленно поднимается по лестнице держась за красивые, полированные перила. На третьем этаже помощник адвоката обогнал её и хотел нажать на звонок, но дверь резко открылась. Отступив, сопровождающий мужчина пропустил Светлану вперёд. Она вошла в квартиру, и помощник адвоката закрыл за ней дверь оставшись на площадке.

Они стояли напротив друг друга и молчали. Женщина, стоявшая перед Светланой, была очень взволнована, но старалась держалась. Прямая как струна, в строгом костюме, белой блузке, волосы собраны в аккуратную прическу, на лице чуть заметный макияж. Светлана молча рассматривала свою родную мать: такие же как у неё чёрные брови с красивым изгибом, прямой аккуратный носик с узенькими, как прорези ноздрями и такие же немного пухловатые, особенно нижняя, губы. Стоявшие напротив друг друга женщины были очень похожи!

– Светлане Викторовне должно быть шестьдесят три года, но она совсем не выглядела на свой возраст! – рассматривая стоящую перед ней женщину с несвойственной ей злостью думала Светлана. – Вот что значит человек жил для себя! Ухоженная, гладенькая, похожая на настоящую женщину, ни то, что мы заезженные лошадки, – ей стало ещё хуже, захотелось уйти и забыть всё это как кошмарный, неприятный сон.

– Здравствуй! – заговорила Светлана Викторовна, но не зная, как говорить правильно, поправившись повторила: – Извините, здравствуйте! – растерянно глядя на Светлану, предложила: – Проходите, пожалуйста! – Светлана молча стояла, не двигаясь с места. Хозяйка ещё тише дрожащим, немного нараспев голосом произнесла: – Пожалуйста! – и отошла в сторону пропуская дочь в комнату.

Немного поколебавшись, та шагнула вперёд. Светлана Викторовна, войдя за ней в просторную гостиную с большим количеством мягких диванчиков и кресел, рукой пригласила присесть. Светлана опять остановилась. Стояла, колеблясь идти всё-таки дальше или нет? Немного постояв, прошла и опустилась на мягкий диван, так и не произнеся ни слова.

Они обе молча смотрели друг на друга. Чем дольше Светлана разглядывала хозяйку, тем больше находила сходств с собой. Заметила, что от волнения у Светланы Викторовны приподнялись брови сделав изгиб ещё круче и она немного закусила нижнюю губу, всё точно так же как это делает от волнения она. Разными были только глаза – у Светланы тёмно-карие, как у отца, а у Светланы Викторовны каре-зелёные, как будто немного выцветшие. И взгляды у них были разные! Светлана Викторовна смотрела со страхом и нескончаемой виной, а Светлана с прищуром, сердито, даже зло.

Суетясь, женщина садилась то с одной стороны у Светланы, то с другой.

– Чай, кофе, может быть, что-нибудь хотите? – вспомнив о правилах приличия, предложила хозяйка.

Светлана молча покачала головой. Светлана Викторовна, наконец-то опустившись в кресло взволнованно посмотрела на дочь.

– Я понимаю, – со страхом в голосе произнесла она, – я отлично понимаю твое отношение ко мне и к моему появлению в твоей жизни. Я виновата, очень виновата! Я виновата перед тобой, перед девочками, но в тот момент, я просто не могла поступить иначе. Я не могла допустить, чтобы ты попала в детский дом! У меня просто не было выхода. Я была слишком молода, ничего не знала и не смогла найти выход из той ситуации. Прости меня, за мою неопытность, за мою слабость! – она с таким трудом это выговорила, что после сказанного сжалась в комочек, как будто ждала чего-то страшного, как приговора.

– Даже волчица не бросает своих детёнышей! – с трудом разжав губы, сухо произнесла Светлана, она слышала свой голос и не узнавала его, удивляясь с какой жёсткостью произнесла эту фразу.

Сидящая перед ней женщина сжалась ещё больше, поняв, что Светлана зла на неё и не простит, наверное, никогда?! Она не заплакала, только стала маленькой, беззащитной. Светлана смотрела на неё без малейшего сострадания, ей совсем не было её жалко. В этот момент, к этой маленькой взволнованной женщине, она не чувствовала ничего кроме злости и обиды!

– Может быть, ты дашь мне шанс? – слабым голосом чуть не плача, но очень умело сдерживая волнение, произнесла Светлана Викторовна. – Может быть, мы всё-таки попробуем? Пожалуйста! – взмолилась она в конце.

Не зная, что делать, Светлана сидела молча. С появлением этой женщины перевернулось всё в её жизни, и она не знала, как ответить на этот вопрос? С одной стороны, хочется узнать кто она такая и почему только через сорок пять лет решила найти её? А с другой стороны – если она и в самом деле её мать, то почему бы не узнать всё подробнее, не познакомиться поближе, а главное попробовать понять её и её поступок.

– Хорошо, давайте попробуем! – не зная к чему это приведёт в последствие, ответила Светлана.

Женщина выдохнула из себя, кажется весь воздух и не сдержавшись всё-таки заплакала. Наконец-то она позволила себе расслабиться! Плакала тихо, промокая глаза белоснежным кружевным платком. Наблюдая за ней, Светлана сидела молча, поглядывая на красивый платок в её руках и ждала. Ждала, когда Светлана Викторовна успокоится.

– Тебе, наверное, уже сказали, что зовут меня Светлана Викторовна? – стараясь взять себя в руки, произнесла хозяйка дрожащим от волнения и радости голосом. – О себе я расскажу тебе позже, а сейчас ты, Светочка, расскажи мне о себе, о твоей жизни. Мне всё интересно, все мелочи. Пожалуйста, расскажи!

– Вы, действительно хотите знать? – пристально глядя на хозяйку, сухо спросила Светлана, ухмыльнувшись в душе, как-то зло, нехорошо, ужаснувшись себе и своему поведению. – Хотите знать, как я росла? Как ко мне относились в детстве?

– Да, очень хочу, – уже немного успокоившись и внимательно глядя на дочь, твёрдо ответила Светлана Викторовна, – расскажи всё подробно, с самого детства! Про себя, про отца. Я всю жизнь мечтала об этом, мечтала о том, чтобы видеть, как ты росла, как заговорила, как сделала первые шажки. Закрывала глаза и представляла, какой ты стала.

– Вы же всю жизнь следили за нашей семьёй, за мной? – пристально глядя на неё, сказала Светлана.

– Нет, что ты, – теребя в руках белоснежный платок, ответила Светлана Викторовна, – конечно не всю жизнь. Только последние годы, после смерти мужа я смогла заключить договор с адвокатской конторой, и они начали собирать для меня сведения о вас. Поэтому про твою жизнь я совсем ничего не знаю. Расскажи, пожалуйста!

– Мой рассказ не будет приятным, – безжалостно взглянув на Светлану Викторовну, с еле заметной усмешкой, произнесла Светлана. – В детстве у меня мало было радостного. Ведь, как выяснилось, я была подкидышем!

– Прости, но я хочу знать, что пришлось тебе пережить в детстве, – прочтя всё во взгляде дочери, сказала Светлана Викторовна. – Это же всё из-за меня!

– Хорошо, что, Вы, хотя бы это понимаете! Ну, что ж, слушайте! – совершенно безжалостно, не подбирая слов, пристально глядя в глаза сидящей перед ней женщине, начала свой рассказ Светлана. – Своё раннее детство я, конечно, не помню. Как заговорила и как пошла, не знаю и мне об этом никто и никогда не рассказывал! С пяти лет я начала не только помнить, но и видеть, различая в отношении мамы ко мне и к брату. Он был любимым ребёнком, его баловали, ласкали. А я только с завистью наблюдала за этим! Подходила к маме в надежде, что и меня сейчас приласкают, поцелуют, но она сразу же вставала и уходила. В пять лет произошёл перелом в моей детской жизни, и я повзрослела! На мой день рождения, собрались гости, много гостей взрослых и детей. Все несли ткань на платья.

– Почему не игрушки? – осторожно спросила Светлана Викторовна.

– Игрушек у меня почти не было, – задержав на секунду на ней взгляд, ответила Светлана. – Так вот! В тот день рождения не знаю откуда появился фотограф и все гости начали фотографировать своих детей. Помню разговоры взрослых о том, что надо сфотографировать именинницу. Слышала, как они говорили маме: «Неля, сфотографируй Свету!» Она ответила, что мне не в чем фотографироваться. Тогда, одна из приглашённых женщин, сняла со своей дочери платье. У меня таких красивых платьев не было никогда! Мне было стыдно и обидно. Я была такой маленькой, но эта ситуация перевернули мне детскую душу. Мне кажется, я тогда и повзрослела, и сразу же во всём начала разбираться. Эту фотографию я не люблю, она у меня всю жизнь спрятана от людских глаз! Ребенок пяти лет выглядит как десятилетний, с поджатыми губами и сведенными бровями, но в красивом шерстяном платье. А, вечером, когда разошлись гости мне попало!

– За что? – вытирая слёзы, осторожно спросила Светлана Викторовна.

– За то, что я не отказалась фотографироваться и маме пришлось потратить деньги на фото, – без капли жалости к этой маленькой, тихо плачущей женщине ответила Светлана. – Это была первая фотография в моей жизни! – она замолчала, было заметно, что эти воспоминания не приносят ей радости.

– Может быть, продолжим за чашечкой кофе или если хочешь у меня есть настоящий английский чай? – как можно ласковее предложила Светлана Викторовна.

– Лучше чай! – взглянув на неё сухо ответила Светлана.

– Сейчас я принесу! – быстро встала и на ходу говоря Светлана Викторовна направилась на кухню.

– Не нужно не утруждайтесь, – вставая с дивана вдогонку ответила Светлана, – пойдемте на кухню.

– Хорошо, на кухне так на кухню, как-то по-домашнему, – Светлана Викторовна шла впереди дочери и думала про себя: – Да, отвыкла я гонять чаи на кухне, как в старые, добрые времена!

Включила чайник и стоя рядом молча ждала пока он вскипит. Согрев чай, разлила его по большим голубым чашкам с золотой каёмкой и поставила на стол перед Светланой. Открыла накрытый белоснежной салфеткой большой серебряный поднос с вазой конфет, печеньем и пирожными.

– Угощайся, пожалуйста! – опускаясь на стул произнесла хозяйка.

Светлана посмотрела на это вкусное изобилие, но есть совсем не хотелось, и она пила чай, отпивая его маленькими глоточками.

– Рассказывай дальше, – осторожно произнесла Светлана Викторовна.

– Дальше? – пристально посмотрев на хозяйку сухо спросила Светлана. – С этого момента я начала замечать не одинаковое отношение ко мне и к брату. Мы росли у нас стали появляться определённые обязанности по дому. Правда, делились они ни поровну и по тяжести, и по объёму. Мне почему-то всегда поручалось больше, чем ему? Если вечером, по приходу с работы, мама видела, что брат ничего не сделал я получала встрёпку.

– За что ты, если не сделал он?! – промокая глаза спросила Светлана Викторовна растеряно, как-то по-детски обиженно.

– За то, что я видела не сделанную работу и не выполнила её за брата! – ухмыльнувшись в душе ответила Светлана.

– Но, это же не справедливо?! Это было его задание!

– Да его, – стараясь не показать вида, что говорит сквозь зубы, даже немного смакуя произнесла Светлана, – но попадало всегда мне и меня заставляли делать его работу, но уже с тумаками и скандалом! А брат в это время смеялся надо мной, показывая в след кукиш.

– А, что же, отец? Почему он позволял это?

– Ему было не до нас. Отец сильно пил, я редко помню его в трезвым!

– Как пил? – не сдержавшись от того что услышала громко, ошеломлённо спросила Светлана Викторовна.

– Сильно!

– Странно, когда мы с ним познакомились он совсем не пил, в рот не брал?!

– Не знаю, как было до моего рождения, но, сколько я себя помню – он пил всегда. Каждый день приходил с работы пьяный и весь вечер пил, пока не упивался до невменяемости. Напившись, садился на свой диван и громко на весь дом плакал. Теперь я понимаю, почему?! – сказав последнюю фразу, она бросила грустный взгляд на хозяйку.

– Когда же он начал пить, с какого момента? – не заметив этого спросила Светлана Викторовна.

– Я не знаю с какого момента, но мне казалось, что всю жизнь. Я его видела трезвым только по утрам в выходные, а к вечеру он уже напивался. Он так и умер от цирроза печени, когда ему ещё не было и пятидесяти.

Светлана Викторовна уже не успевала промокать глаза. Слёзы тоненькими ручейками текли по щекам оставляя бороздки на гриме.

– Значит и ему я испортила жизнь? – вздохнув с досадой произнесла она.

– Получается так! – ответила Светлана и посмотрев на Светлану Викторовну только сейчас до конца поняла душевное состояние отца.

Светлана смотрела на плачущую женщину и ей совсем не было её жалко! Ей было очень тяжело и трудно всё это вспоминать, рассказывать, но она не хотела жалеть Светлану Викторовну, хотя уже чувствовала, что вспоминать и рассказывать всё труднее и труднее и опять как в детстве становится жалко себя.

– Игрушек у меня не было хороших никогда, – отгоняя жалость к самой себе, она сухо продолжала рассказывать. – Помню, как-то отец привёз мне заводную игрушку – металлического коня с каретой. Карета ехала и толкала коня, а он в воздухе перебирал ногами. Очень красивая и интересная по тем временам игрушка! Но я недолго играла ею, она куда-то исчезла. Я не знала и не заметила, кто её взял, просто в один момент она пропала и всё. Мама, конечно, обвинила меня сказав, что я растяпа её куда-то подевала, но я-то знала, что не брала. Больше я никогда её не видела!

– Откуда отец привёз игрушку?

– Не знаю, он ездил каждый год отдыхать. У него был бесплатный билет на самолет, поэтому он не отказывал себе в удовольствии – отдыхал. Один раз, перед выпускным балом в школе, он привез мне туфли. Белые, лакированные, очень красивые туфли! Мама хотела их забрать себе, но он не дал. Помню, тогда был большой скандал, но он все-таки настоял на своём. Я эти туфли долго носила, очень берегла. Мы вообще-то внешне неплохо жили в материальном плане.

– Как это внешне?

– В дом всегда что-нибудь покупали раньше, чем это появлялось у соседей. Мама старалась, чтобы в доме было уютно и красиво. Когда я выросла и стала старше, мне это казалось каким-то соревнованием. Отец много вещей привозил из других городов. У нас у первых на улице появился телевизор. Помню эти вечера, как в кинотеатре. Много народа собиралось в доме. Приходили со своими стульями и смотрели кино, мужчины собирались на футбол или хоккей. Потом отец привёз холодильник с Кавказа. Женщины соседки, приходили смотреть: гладили холодильник руками, заглядывали в него выдвигая каждый ящичек. Наблюдая за этими показами, я удивлялась, что в очередной раз нами восхищаются соседи и мама ходит счастливая и радостная, хотя в доме нет ни копейки и у меня, например, нет сапог или ещё чего-то необходимого для повседневной жизни.

Мне отец вещей не покупал никогда, всю зарплату отдавал маме, а она тратила деньги на дом, на себя и на брата. Тогда я ничего не понимала, думала, что она просто не умеет распределять расходы и ей никогда не хватает денег до получки. Мы всегда жили в долг или жестко экономили и, как правило, на мне. Только взрослея, я всё начала замечать и понимать. В семье каждый жил для себя. Вернее, отец для себя, мама для себя и для брата, а я сама по себе и некому не было до меня дела.

Когда оформляли отцу инвалидность, выяснилось, что он от зарплаты в семью отдавал только четвёртую часть. Ох и скандал тогда был – жуть! На оставшиеся деньги он уезжал каждое лето в отпуск. Особенно часто ездил в Севастополь, – взглянув на Светлану Викторовну Светлана продолжала рассказ: – Узнав об этом, мама начала тратить деньги на себя и на брата, полностью урезав другие затраты. От этого пострадала больше всех я! В нашей семье основным и главным было – что скажут люди! Поэтому и старались пустить пыль в глаза и прикрыть имеющиеся дыры. А одной и единственной дырой была я! Меня хочешь, не хочешь, но нужно было как-то одевать, чтобы не дай Бог кто-нибудь что-нибудь не сказал. Подарки мне дарила, на праздники и на дни рождения – вещами. Все подарки были необходимой одеждой, да и то, такой, которую не каждая пожилая женщина оденет! Брат – это другое дело! Хорошо помню, как ему на шестнадцатилетие мама купила магнитофон. Первый выпуск в стране – «Комета». Никто даже не видел их ещё, ни то, что имел! По стоимости три её зарплаты! На восемнадцатилетие, она подарила ему двухколёсный мотоцикл, самый настоящий взрослый мотоцикл! Соседи просто ахнули.

– А тебе? – не скрывая ужаса, со страхом спросила Светлана Викторовна.

– Я же сказала, что мне не дарили подарков! – с горечью ухмыльнувшись ответила Светлана. – Про какие подарки можно говорить, если меня одевали кое-как? В двадцать лет я выходила замуж у меня не было даже кофты, простой шерстяной кофты! Собирая мои вещи, мама отдала мне свою кофту красивого голубого цвета, правда, локти уже святились немного, но хоть такую, а то стыдно было в люди отдавать ни с чем. За всё детство я не помню, чтобы меня погладили по голове или посадили на колени. Я помню только постоянные подзатыльники, ремень, иногда веник или валенок, в общем, всё, что подвернётся под руку. Отец жалел меня, но любви и ласки я и от него не видела. Он смотрел на меня с такой грустью и печалью, что мне было не по себе, – Светлане стало тоскливо от собственного рассказа и она печально произнесла: – Наверное, на сегодня хватит воспоминаний? Я стараюсь совсем не думать о своём детстве, тем более никому не рассказывать о нём. Его у меня не было! Поэтому сегодня я первый раз за всю жизни так подробно вспомнила обо всём и мне от этого совсем не радостно.

Светлана Викторовна вытирала глаза уже кухонной салфеткой её белоснежный платок давно был мокрым от слёз и грязным от косметики. Она уже не промокала глаза осторожно, а терла их не успевая высушивать слёзы. И нос, и глаза покраснели, от косметики не осталось и следа.

– Бедная, бедная моя девочка! – с жалостью поглядывая на Светлану произнесла она.

Первый раз за всю беседу внимательно посмотрев на неё, Светлана почувствовала сожаление о том, что так жестоко, правдиво рассказала о своём детстве. О том, что хотела сделать больно этой маленькой, плачущей женщине. После поднятых из глубины души воспоминаний и видя, как её кто-то пожалел, пожалел первый раз в жизни, она не могла больше рассказывать!

Светлана никогда, никому не рассказывала о своём детстве. Ни её лучшая подруга Ольга, ни тем более дети никогда не слышали от неё ни одного плохого слова о маме, о Неле Витальевне. Она никогда не жаловалась. С детства привыкла любить и ценить себя сама.