Читать книгу Капли смолы. Поэзия XXI века - Светлана Рудакова - Страница 3

Дождей здесь звук печальный

Песчаный и глухой.

Луны платочек дальний

Прощается с волной.

Шагами сон гранита

Здесь сладко нарушать.

Траву из малахита

Цветами усыпать.

А золотые кроны

Здесь звонче куполов.

И кажется, что клёны —

Посланники богов…

Где Родина моя – я всё ищу…

Под Белозёрским бором кружевами…

На отраженье Вологды гляжу,

Ростовскими звоню колоколами…

Или Гарни… В колоннах стянут стан.

Или в сени абрамцевских полян.

О, родины! Я все в себе ношу,

Самой себе границ не нахожу…

Быть там, где сердце не любило,

Весной не топтана трава,

Где что прошло, не стало мило,

Чтоб перейти затем в слова.

Нет, не затем. Есть что-то выше

И нашей воли, и любви, —

Что не живёт под нашей крышей,

Но прячется в людской крови.

Мне надо всё успеть.

Живу в последний раз.

Ужели снова петь

Про то, что мучит нас?

Про то, что жизнь томит,

Что правды в правде нет.

И всё же есть она,

Есть воля, вера, свет!

В этой улице живут дома.

Первый раз я сюда спустилась.

Голоса… Голоса… Стук ножа…

Тишина… Красота распустилась.

Дождь весь день. Лист упал. Запах льёт.

Раскололась земного скорлупка.

В луже тихое солнце плывёт,

Звёзды клёнов целует голубка…

Как люблю я этот город,

Чисто прибранный зимой.

Небосвод над ним приколот

Тусклой пуговкой – луной.

Но от неба свет струится,

Как от мудрого чела,

На соборов строгих лица,

На их шлемы-купола.

На старинные домишки,

На реки застывший бег,

Будто вышел вдруг из книжки

И уснул великий век.

Я бродила в Вологде

Без тебя.

Астры рдели в холоде,

Синь рябя.

Вдалеке от века,

Над рекой,

У озябших веток

Мир с тобой.

Там – лишь очертанья.

У меня в груди

Ты и мирозданье,

Мирозданье – ты…

Летний день свои выплакал очи,

Как девчонка, не зная о чём.

И теперь уже клонится к ночи,

А на улице ясно, как днём.

Тихо ходит волна вдоль лимана,

Щекоча ещё тёплый песок.

И прикрылся полоской тумана

Побледневшего неба зрачок.

Узкие шпили, луковки, башенки,

Золотом, серебром, зеленью крашены.

Наше спасение – дум красота,

Праздник Успения, Жертва Христа.

В истине тонем мы, словно в вине.

Пламя прозрения – на глубине.

Только лишь губы шепчут в платок:

Суздаль мой, Суздаль – веры цветок!

До вечера в Тарту…

Оранжевый дом…

Развалины церкви…

На Ратуше звон.

Часы… Шпиль рифлёный.

Негромкая речь.

И кофе калёный

В кафе – запах встреч.

Просторно и чисто.

Светло магазин

Раскинул монисто

Янтарных витрин.

А в ветхом соборе

С утра до темна

Стоит на дозоре

Веков тишина…

Средневековый Тырнов…

Октябрь. Ещё тепло.

В горах цветёт цикорий

И небо, как стекло.

Рубины черепицы,

С балконов виноград

И улицы ручьями

Несут века назад…

Молчание встречает

И тени у стены.

Здесь новый день растает

В ногах у старины…

На ладошку гору не положишь…

В чайхане прохладно.

Чай зелёный горячей жары

Над речкой горной.

Красные тюльпаны – карамельки…

На ладошку гору не положишь.

Но когда мы переплыли горы,

В сизом чае, что зовут зелёным, цепи гор…

Пиала за пиалой на ладошке…

На ковре в тюльпанах ноги отдыхают…

Я помню мальчонку в Мадрасе…

Он был богом танца.

Танцуя, просил он.

И, не прося, танцевал.

Котёнка слепого,

Ковылявшего, еле живого,

Схватил и, танцуя,

Его целовал…

Сари пыльное, как земля.

У мальчишки в руках змея.

Он ей зубы связал:

«Не кусать! Не боитесь!»

А мы – бежать!..

Просит «пенсил» и просит «конфет»

Падишах своих маленьких бед.

Вот уж ночь приближается,

Вечер краски крадёт,

А товара не убавляется.

Но беспечен голодный народ.

Все здесь вместе,

Всяк каждого знает.

Не продал – не купил – не беда!

Завтра утро придёт,

Брахма встанет,

И всем поровну солнце раздаст…

Страна менял, и нищих, и раджей.

Страна Ашок и – редко – палачей.

Мелькают крабы… Побережье. Ночь

Уже идёт. Соединить невмочь

Страну трущоб, богатства, разных вер, —

Страну покоя, сна, духовных сфер.

Сколько бронзовых статуэток,

Сколько каменных изваяний!

Сколько тёмных былых преданий —

В дебрях прошлого нет просвета.

Постоянны то мир, то война.

Но богов то иль наша вина?

Пальма всегда танцует,

Танцует, юбкой шурша.

Шива всегда танцует,

Танцует, мир вороша.

Шива лиственнорукий

Пляшет с веками вряд,

То он их в путь провожает,

То их ведёт назад…

Под вуалью Плеяды.

Под фатой океан.

И луну в лунный камень

Обряжает брахман.

Прибережные крабы,

Словно духи песка.

И волна – Пенелопа,

Целый день у станка…

(VI – IV вв. до н.э.)

Сегодня мы едем в Персеполь, —

Сбываются тайные сны…

Шираз… Стоячая волна,

Долина голубого сна

И тонкого тепла.

Как будто уровнем волны

Горами мы окружены,

Полями с трёх сторон.

И будто в сон погружены

Остатки ста колонн.

Едва колышется волна,

Приоткрывая тайны дна:

Ахеменидов трон.

Процессия рабов идёт,

Дары со всех земель несёт,

От всяческих племён.

Здесь Македонский пировал,

И стоколонный зал пылал,

И благородный тёк металл,

Но надписи целы.

Одни они ему верны,

Да барельефы вдоль стены…

Сегодня мы входим в Персеполь, —

Ступени… И горстка колонн…

Благословил меня Господь

На стражду познаванья.

На эту ширь, на синь и водь

Сшить плащ неумиранья.

Воспеть любовь, как через строй

Пройдя её обличья,

И богом сделать над собой

Одно – души величье…

Персидские мотивы —

Да кто их разберёт?

Но музыканты живы

И, значит, жив народ.

Тугие барабаны,

Парящие шелка,

И лики из шафрана,

И звонкая рука.

То клич победы чёткий,

То долгий стон трубы,

То ритм простой, как чётки,

То сложный – ворожбы.

Колонны… Горы… Солнце.

Мы – мира посреди.

Но тише, тише, тише —

Не разорвись в груди…

Под взглядом Карнака с тобой

Мне б хотелось однажды пройти,

Слегка прикасаясь рукой

Святилищ на древнем пути.

И солнце б из-за колонн

На плечи лилось полосой,

И тайну чужих имён

Носило бы сердце с собой.

Всё… Вошли в меня

Фараоны и феи.

Ухо ракушки

Радужный звон

Моря дальнего

Душу лелеет,

Так лелею и я

Мира сон…

(II тыс. до н.э. – III н.э.)

Я себя отправила в изгнанье,

В край далёкий, в древний Угарит.

Никому не слышные признанья

Я услышу от священных плит.

А потом отправлюсь я в Пальмиру —

Снаряжать за шёлком караван.

Погадаю в лавке у факира

Из страны слонов и обезьян.

Я пустыней напитаюсь вдосталь,

Где одних колючек алфавит.

Неземным блаженством станет в Босре

И театр, и бедуинский быт.

Поведёт меня судьба кругами,

Унесёт в грядущее река…

Я хочу быть с вами, с вами, с вами,

Я хочу в изгнанье на века.

Баальбек тяжёл, как повесть

На неясном языке.

Здесь когда-то разве солнце

Отдыхало на песке?

И на листьях виноградных,

И на ветках у ручья?

Нет, огромный неоглядно,

Прячет солнце он в себя.

Колоннадой отделённый

От природы и людей,

Богу Солнца посвящённый,

Но бездушный мавзолей.

Звуки медленно проснулись,

Обежали храм.

Девы юные обулись,

Стали по холмам.

Ветер вихрями одел их,

Напоил теплом.

В облаках мелькали белых

Ласточки кругом.

Собирали мирт, левкои,

Тёрли на бальзам.

И вино, как мёд, густое

Приносили в храм.

Чутко звуки отступали…

Ночь… Веков простор…

Девы бедные отстали

От своих сестёр…

Нике и братья твои…

Зевс и нежные сёстры…

Белых одежд ручьи,

В пышных причёсках косы…

На свете была страна —

Элладой звалась она.

Белых одежд ручьи,

Дети мы все твои…

Пала невинная Троя…

Выиграл приз Менелай.

Смерть возвышает героя,

Горе, не покидай!

Мягко ступая, Елена

Вслед за бессмертием шла.

Тайна любви сокровенна,

Ты её вдаль унесла.

Боги служили героям

Вбитвах, в любви и в беде.

Встала великая Троя

В строчках Гомера везде.

Вновь осаждают ахейцы,

Стены в крови и в огне.

Вновь содрогается сердце

В первой на свете войне.

Ты первый был в игре быков,

Священной и опасной.

И славен щедростью даров

И юный, и прекрасный.

Пусть лопнут лживые века!

Я вижу не сатира.

Твоя улыбка, стан цветка —

Ты был хранитель мира.

Ахейцы захватили Крит,

И Лабиринт, и флот.

Но фреска с принцем сохранит

Исчезнувший народ.

Бедное селенье,

Ветер в тополях.

Вот идёт старушка

На больных ногах.

Целый ворох листьев

Тащит на спине.

Кушает старушка

Поздно, во дворе.

Помолиться в храме

Счастье для неё.

Ведь куда красивей

Дома он её!

На горе стоит Капелла.

Под горою дол с ручьём.

Овцы, козы там пасутся

С беззаботным пастушком.

Колокольчик чистым звоном

Оживляет сонный день.

Но однажды люди в чёрном

Из соседних деревень

Шли наверх с тяжёлой ношей —

Как же грустно там поют!

Пастушонок, пастушонок,

И тебя туда снесут.

Однообразна высота,

И камни, и кусты.

Рыже-лиловая трава

И снежные хребты.

Но тут не просто перевал,

Здесь славный Сен-Готард,

Где удаль русский показал

Две сотни лет назад.

А тот, что вечно с хохолком,

Без шапки, на коне,

Взлетал отважным петушком

По ледяной стене.

И горный вихрь его слепил,

И догонял обвал,

Но он быстрей лавин скользил

И армию спасал.

И следом ринулся обоз

Сквозь пули, снег и тьму.

И даже этот Чёртов мост —

Как памятник ему!

Где-то там, в Помпеях запеплённых,

Звонкий кубок выронил поэт.

Слышу песен звук незавершённых

И пою по-своему в ответ.

И опять, за неизбежной далью

Кто-то в руки лёгкий груз возьмёт,

И услышит, или не услышит,

Что чеканный кубок пропоёт…

Просмолённые гондолы

Оставляют чёрный след,

И под розовой зарёю

Город спрятал свой секрет.

Куполов миндалевидных,

Узких выгнутых мостов,

И повсюду отблеск винный

Тициановых цветов.

И громадна, и уютна,

И тесна, и целый свет,

Ты вмещаешь в это утро,

Как вмещала много лет.

В арках стрельчатых палаццо

Не желают на покой

И глядят-не наглядятся

На себя в Канал Большой.

Башня вписана пурпуром

На эмали голубой.

Не хватает трубадура

И её в тени ночной…

Но в небесном пантеоне

Бог, надеюсь, сохранит

Город Гоцци и Гольдони,

Кондотьера Коллеони,

И тройной «Сан-Марко» щит…