Читать книгу Человека подобие - Светлана Сологуб - Страница 3

Виолетта Никифоровна выбрала самую дальнюю скамеечку, в теньке. Она в полном изнеможении обмахивалась платочком, а зонтик бережно пристроила рядышком. Собачка забилась под скамейку и всячески демонстрировала твёрдое намерение остаться там навсегда. Виолетта Никифоровна потянула за поводок. Миссури упёрлась. Виолетта Никифоровна, однако, всегда считала, что человек – всё-таки царь, так что нефиг остальным кочевряжиться.

– Муся! Муся, аномалия ты эдакая, вылезай!

Миссури упёрлась ещё отчаяннее. Виолетта Никифоровна тоже не привыкла отступать:

– Давай делай свои дела быстро, и пошли. Жарко, домой хочется. Дома хорошо. Дома кондиционер. И под кондиционером дела делать нельзя, аномалия, слышишь, нет?

Миссури протестующе тявкнула.

– А? – переспросила царица природы. – Не поняла? Не хочешь? Как это не хочешь, ты с утра литр уже, наверно, вылакала. И мне не надо, чтобы…

В этот самый момент вдалеке, у входа в сквер, появилась фигура на самокате. На первый взгляд – мальчишка-подросток, просто мальчишка-подросток на самокате. Одет он, правда, был как-то странно, немного не по погоде и несколько торжественно. Белый верх, чёрный низ. Может быть, у него ЕГЭ? Хотя вроде бы экзамены уже прошли… Он ехал не торопясь, что-то мурлыча себе под нос, какую-то дёрганую мелодийку из современных. Медленно, медленно приближался мальчик (мальчик?) к скамейке, на которой Виолетта Никифоровна пыталась достучаться до собачьей совести.

– Мне не надо, чтобы этот литр излился на мой китайский ковёр, слышишь? Таких ковров даже в Китае уже лет двадцать не делают! А ну, выходи, не то я!..

Виолетта Никифоровна свесилась вниз, заглянула под скамейку и изо всех сил дёрнула поводок. Не собака – кремень.

Виолетта Никифоровна в борьбе с Мусей и не заметила, как некто на самокате приблизился и аккуратно притормозил рядом с её скамеечкой.

– Здравствуйте! – жизнерадостно раздалось сверху куда-то в затылок Виолетте Никифоровне. – Вам помочь?

Виолетта Никифоровна, не разгибаясь, повернула голову. Увидела колесо самоката и ноги в элегантных начищенных ботиночках. Виолетта Никифоровна решила выпрямиться. Получилось это у неё не сразу и не быстро, остеохондроз поясничного отдела позвоночника, знаете ли. А что мы хотим, всё-таки семьдесят пять. Выпрямившись, бабуська разглядела и отутюженные со стрелочками брючки, а также ослепительно белоснежную рубашку с короткими рукавами.

Красный пионерский галстук.

Рюкзачок-«божью коровку».

И, наконец, улыбку.

Приветливую широкую улыбку стройного, подтянутого блондина с зализанной набок чёлочкой, голубыми искренними глазами и тонким аристократичным носиком.

Виолетта Никифоровна как ни присматривалась, никак не могла понять, сколько этому пионэру лет. На первый взгляд ему могло быть и пятнадцать. На второй – тридцать пять. А если всматриваться долго-долго, то кажется, что ещё больше и даже больше, чем себе можно представить.

Виолетта Никифоровна растерянно моргнула. На какое-то мгновение, кажется, у неё в глазах промелькнули кадры из старых чёрно-белых фильмов про пионеров – про Костю Иночкина, например. Она опять моргнула. Провела рукой перед лицом, как будто пытаясь отогнать наваждение. Но Пионэр (вообще-то его положено называть именно так – с заглавной буквы П) никуда не пропал. Он терпеливо повторил:

– Здравствуйте, бабушка. Вам помочь?

Виолетта Никифоровна никак не могла собраться с мыслями.

– А? Что? Ох…

Правая рука Виолетты Никифоровны вне зависимости от её воли и сознания сотворила крестное знамение.

– Здравствуй, милок, – наконец выговорила она. – Кто ж тебя так вырядил-то?

Пионэр ответил – жизнерадостно, очень жизнерадостно, он полон жизни и радости на зависть всем изнемогающим от жары старикам.

– Никто, бабушка, меня не выряживал. Я сам выбрал форму одежды. По идейным, так сказать, соображениям.

Виолетта Никифоровна насторожилась. Развелось их нынче, идейных.

– Идейный, значит, – подозрительно протянула она.

– А то! – Пионэр бережно прислонил самокат к скамейке, а сам, поддёрнув брючки со стрелочками, присел рядом с Виолеттой Никифоровной. По всему было похоже, что он настроился на долгий разговор.

Из-под скамейки не доносилось ни шороха. Муся?..

– Конечно, идейный! Сейчас ведь без идеи стыдно жить! Я долго думал и решил, что современные герои – не мои герои. Посудите сами, на кого в наше время равняться порядочному молодому человеку? На резидентов Камеди-клаб? А почему они резиденты? И в каком социальном слое эта резидентура создаёт свою агентурную сеть? И какие цели у их агентов?

Кажется, он сам на ходу увлёкся собственным монологом. Вскочил, закружил вокруг скамейки, размахивая руками. Наклонился к самому носу Виолетты Никифоровны и тут же отошёл чуть ли не на пять метров. Спохватился, вернулся. Опять кружит… Муся дёргалась на поводке, как полоумная (пока молча), но Виолетта Никифоровна этого не замечала. Она, как заворожённая, наблюдала за Пионэром.

– А я вам отвечу! Подрыв, развал, растление, да! А дармоеды из Дома-2?! Они же портят экологию Истринского района Московской области отходами своей безнравственной жизнедеятельности! А, да что говорить, вы всё равно не поймёте!

Виолетта Никифоровна вяло попыталась что-то возразить, но Пионэр не обратил на неё внимания.

– Я строю свою жизнь, исходя из идеалов справедливого, равноправного общества, где все помогают всем, все могут всё, все получают по заслугам, возможностям и способностям! Если кто-то нуждается…

Миссури наконец не выдержала и издала из-под скамейки протяжный и тоскливый вой. И откуда он только зародился в её тщедушном лохматом существе! Пионэр раздражённо цыкнул зубом и как ни в чём ни бывало продолжил, стоя перед Виолеттой Никифоровной во всём своём отутюженном великолепии:

– Если кто-то нуждается в помощи, я появляюсь. Если я появился, значит, вам нужна помощь, ведь я появляюсь, когда нужна помощь. Понимаете?

Он взял рюкзачок-«божью коровку», покопался в нём, выудил оттуда банку собачьих консервов и пистолет. Всё так же лучезарно улыбаясь как-то внезапно осевшей и съёжившейся Виолетте Никифоровне, посланник пространства вопросил:

– Какой способ решения проблемы с непослушной собакой вам ближе?

Виолетта Никифоровна дрожащей рукой нащупала зонтик, быстро открыла его и спряталась от Пионэра. Потихоньку отодвигаясь подальше, она выглянула одним глазом из-за зонтика и проблеяла:

– Ты, мальчик, часом не сектант, прости Господи?

Пионэр весело расхохотался:

– Нет, бабушка, не сектант, ибо не вижу смысла в религии и околорелигиозной мифологии. Мы существуем в объективной материальной реальности…

Он попытался заглянуть за зонтик, Виолетта Никифоровна скукожилась за ненадёжной защитой, как смогла. Хотя, в сущности, что ему этот зонтик!

– … хотят этого реакционные служители культа или нет…

Деревья радостно зашелестели, приветствуя нового героя. Без него им было грустно. С ним становится как-то увереннее и безопаснее. Хотя на первый взгляд этот герой производит впечатление скорее отталкивающее. А уж по сравнению с Пионэром так и подавно. Но воплощённые зелёные души смотрят на людей своим особенным взглядом и видят истинное положение вещей, а не разницу в гардеробах.

Итак, вуаля!

Из-за деревьев появился Мужик в Длиннополом Пальто. Он медленно брёл по жухлому газону. Был он небрит и малость уже обрюзг. Скорее всего, от него ещё и ощутимо попахивало. И это его пальто… Как в такую погоду можно ходить в длиннополом пальто? Но во взгляде, его угрюмом мутноватом взгляде исподлобья, тем не менее, всё ещё читалось что-то былое, удалое – то самое, отчего рядом с ним становилось увереннее и безопаснее.

Мужик тяжело опёрся руками на спинку соседней скамейки. Пионэр и Виолетта Никифоровна, однако, не заметили его сразу, погружённые в свою драму с намёком на применение оружия.

Пионэр наседал на бабуську, размахивая возбуждённо консервами и пистолетом, и так и сяк заглядывал за зонтик. Бабуська всё дальше двигалась от него по скамейке, хотя куда уже дальше, и так сейчас упадёт. Миссури? А что Миссури. Миссури в ужасе.

– …И только лишь происходящие в объективной реальности события, влекущие за собой цепь последствий, являются двигателем прогресса, либо, напротив, порождают регресс в отдельных областях согласно законам диалектического материализма, в том числе в политике, культуре, даже экологии или, проще говоря…

Мужик слушал, слушал. Вздохнул сокрушённо, покачал всклокоченной головой. Опять…

– Горазд ты трепаться, парень.

Пионэр осёкся на полуслове, обернулся. Оскалился в радостной улыбке. Опять!

– Здравствуйте! Вам помочь?

Мужик окинул его долгим тяжёлым взглядом. Что в глазах у Мужика? Отрицание? Гнев? Торг? Депрессия? Принятие?

– Помоги.

Тяжело ступая, он подошёл и присел на скамейку. Любопытство Виолетты Никифоровны не выдержало и выглянуло из-за зонтика. Проводок жалобно провис, из-под лавки не слышно ни писка, ни шороха. Улыбка Пионэра всё расцветала и расцветала. В одной руке – консервы, в другой – пистолет.

И опять – как наваждение – чёрно-белые кадры с поющими пионерами… Впрочем, это только наваждение.

Мужик тяжело вздохнул и проговорил:

– Помоги, тимуровец. Дай сто рублей.

Пионэр процедил сквозь улыбку:

– Зачем?

Мужик хмур.

– Слышь, ты, тимуровец. Или помогай, или вали отсюда.

Пионэр разулыбался весь – от прилизанной чёлки до начищенных до блеска ботиночек.

– Как же я уйду, если вам помощь нужна?

Он всучил Мужику консервы, свободной рукой подхватил рюкзачок.

– Только вот один вопрос.

Отдал Мужику пистолет, забрал консервы, положил консервы в рюкзачок, зашебуршал там.

– Вы точно уверены, что вам нужны именно сто рублей? Рубли, знаете ли, валюта ненадёжная, могу предложить евро или хотя бы доллары. Или любой другой эквивалент, в зависимости, конечно, от вида помощи, в которой вы нуждаетесь.

Виолетта Никифоровна округлившимися подслеповатыми глазками следила за руками Пионэра, как за руками напёрсточника. Пока Пионэр болтал про международные валюты, из рюкзачка появились и исчезли обратно: зажигалка, мышеловка, валенок, топорик для рубки мяса, игровая приставка, журнал «Мурзилка», паяльник…

Мужик не выдержал и прорычал (осыпалось несколько испуганных листочков):

– Развоплотись, ты, тимуровец!

Пионэр смиренно опустил глазки долу, на мгновение прекратив манипуляции с рюкзачком.

– Конечно. Если моё присутствие вам неприятно…

Опять ковыряется.

– …я, конечно, уйду. Но уйти, не оказав помощи, я не могу.

Он резко повернулся к бабуське и наставил на неё пистолет. Виолетта Никифоровна взвизгнула, зонтик в её руках схлопнулся и упал на землю.

Что-то такое промелькнуло в глазах Пионэра. Нехорошее. Огонёк, что ли. И как будто слегка потемнело на улице. И птицы петь перестали. Впрочем, это тоже всего лишь наваждение.

Пионэр лучезарно улыбнулся как ни в чём ни бывало. Перехватил пистолет, протянул его рукоятью вперёд.

– Возьмите, – предложил он. – И ваша проблема будет решена в считаные секунды. Ваша собака никогда больше не написает вам на ковёр.

Виолетта Никифоровна опять испуганно перекрестилась, бросила взгляд на Мужика, словно ища поддержки. Мужик, впрочем, странно невозмутим.

– Господь с тобой, милок! – выдавила из себя Виолетта Никифоровна.

Мужик скривился. Виолетта Никифоровна не заметила этого, а жаль.

– Что ж ты такое говоришь-то! Разве можно в живую душу стрелять из-за того, что она писает не там, где надо!

Улыбка. Задорная улыбка и прилизанная чёлочка. И стрелочки на брюках. В глазах Пионэра опять мелькнуло что-то нехорошее.

– Конечно, нельзя, бабушка, – мягко ответил он. – Тогда хотя бы консервы возьмите. Вкусные.

Мужик издал неопределённый звук, нечто среднее между кашлем и желанием выматериться. Резко и недовольно запахнул полы пальто. Бабуська перевела взгляд на Мужика, но ответила Пионэру, неуверенно:

– И консервы мне твои не нужны. Муся только овсянку с куриной печёнкой кушает.

Пионэр вился вокруг Виолетты Никифоровны, словно агент по продаже ультрамощных пылесосов.

– Возьмите-возьмите, вдруг пригодятся, мало ли, как жизнь повернётся. Может, Муся разлюбит овсянку. Или самой кушать станет нечего…

Мужик молчал. Достал пачку сигарет из кармана. Открыл. Нервно закрыл. Убрал в карман. Бабуська наконец решилась:

– Ну ладно, консервы возьму, отчего ж не взять, раз человек помочь хочет. Спасибо, милок.

Мужик издал тот же неопределённый раздраженный звук. Пионэр взглянул на него, с торжествующей ухмылочкой вздёрнул аккуратно очерченную левую бровку. Солнце отражалось в начищенных ботиночках. Пионэр спрятал пистолет в рюкзачок, рюкзачок забросил на спину. Насмешливо отдал пионерский салют и, насвистывая бодрую мелодийку, уехал на своём самокате.

Бабуська и Мужик смотрели Пионэру вслед, пока он не выехал из сквера и не смешался с прохожими. А может, просто исчез.

+ + +

В это же самое время в одной из многих просторных спален в одной из многих приличных двушек с евроремонтом в демократичной новостройке где-то на юго-востоке. Двуспальная кровать была аккуратно застелена. Шкаф-купе доведён до безупречного блеска качественным итальянским средством для полировки мебели. В правом от кровати углу с нежностью обустроен дамский закуток с витиеватым трюмо. На трюмо расположилось много разных баночек-скляночек-кисточек-пуховочек. С левой стороны кровати притулилась прикроватная тумбочка. На тумбочке лежал дорогой мужской очечник и модное пособие по личностному росту с множеством закладок. На стене перед кроватью – так, чтобы можно было смотреть лёжа – висела добротная плазма. Всё в этой спальне было словно сошедшим с картинок глянца воплощением комфорта и уюта. Настоящее гнёздышко. В квартире, судя по всему, никого не было, но телевизор почему-то работал.

Шли новости. Ведущий был собран и приветлив. На его лице присутствовал лёгкий намёк на обеспокоенность происходящим при полном отсутствии паники. В конце концов, он профессионал с десятилетним стажем, и не такое случалось комментировать.

– Мы прерываем наше вещание в связи с только что полученной информацией о возникновении ряда новых очагов природных пожаров в Московской и Владимирской областях…

Звук пропал, по экрану пошли помехи, точь-в-точь как в том старом советском телевизоре на загаженной кухне. Сквозь помехи с трудом, но всё-таки можно было разглядеть кадры горящего леса, мчащихся пожарных машин и спасателей, которые безнадёжно пытались остановить распространение огня жалкими ручными насосами-поливайками.

+++

Виолетта Никифоровна, кряхтя, подняла зонтик, раскрыла – так его растак, какой неудобный крючок, даже палец прищемила. Мужик был стабильно мрачен. Но дышал тяжеловато. Со лба стекали тяжёлые капли, попадали в глаза, заставляли щуриться и недовольно моргать – щиплет, больно, жарко. Виолетта Никифоровна изо всех сил пыталась вернуться из пионэрского морока в повседневность.

– Вам не жарко? – спросила она у Мужика.

– А?

– Не жарко, говорю? – громче повторила Виолетта Никифоровна. – Погода-то этим летом просто ужас, правда? Что творится, боже милостивый…

Мужик покосился на Виолетту Никифоровну с отвращением, но она уже отвернулась от него, запричитала, обращаясь к кому-то в пространстве, хотя пространство было скупо на кого-то.

– …Что творится! Второй месяц ведь без единой дождинки, всё горит, всё горит. По телевизору вон страсти какие показывают, стояла деревня – пшик, и нету за двадцать минут. Только печки обугленные на пепелище, трубы чёрные торчат, как в войну, честное слово. И Муся моя всё норовит дома на ковёр свои дела…

Мужик всё-таки не выдержал и перебил:

– Вы зачем консервы взяли, ведь ваша собака их не ест. И внук вам на еду много денег даёт.

Виолетта Никифоровна малость опешила.

– А?

Мужик грузно повернулся к ней всем телом.

– Дайте сто рублей. Сто рублей надо. Вы, я вижу, понятливая, собачку вон понимаете, а уж человека-то не понять…

Виолетта Никифоровна вообще-то всегда была милосердна к заблудшим душам.

– И-и, не опохмеляйся ты в такую жару, милок, да ещё в пальто таком, вот ведь вырядился. Сердцу тяжело, так же и окочуриться можно. У нас вот в 72-м знаешь какой случай был, тоже жара тогда…

– Знаю, – опять перебил её Мужик. – Встал, похмелился, за автобусом побежал да и помер.

Виолетта Никифоровна очень удивилась. Можно даже сказать, была ошарашена.

– Точно…

Из-под скамейки раздался протяжный тоскливый вой. По листве пробежала взволнованная дрожь.

Виолетта Никифоровна была хоть и ошарашена, но заинтригована. Недовольно дёрнула поводок.

– Муся, фу! Ты что, знал Петра Василича-то? Да нет, не может быть. Сколько ж тебе лет, милок? Ты ж в семьдесят втором-то, поди, под стол пешком ходил?

Мужик вскочил, сделал нервный круг возле скамейки.

– Не ходил, бабушка, не ходил, я вообще мало хожу, не люблю я это дело, дайте сто рублей, а?

Сочувствие к заблудшим душам сменилось у Виолетты Никифоровны страхом перед мощной фигурой это странного субъекта в пальто и одновременно гневом на разных пьяниц-тунеядцев. Она выволокла отчаянно сопротивляющуюся Мусю из-под скамейки. Кряхтя, поднялась и посеменила прочь.

– Нету у меня, милок, нету, а если б и было, не дала б, так и знай! Лбы здоровые, пахать на вас надо!

Удалившись на безопасное расстояние, бабуська притормозила и пискляво крикнула:

– А вы все пьёте, дармоеды! Работать иди!

Миссури зашлась в отчаянном лае и, натянув поводок, бросилась к выходу из сквера. Прогулка у неё сегодня явно не удалась. Слишком много впечатлений для одной маленькой собачки. Придётся, наверное, успокоительное теперь давать. И китайскому ковру явно не поздоровится. Виолетта Никифоровна, спотыкаясь и пару раз чуть не потеряв зелёный резиновый тапочек, почти бегом удалилась за Миссури, возмущённо бормоча что-то про пьяниц, тунеядцев, дармоедов и вообще «какую страну развалили, сволочи».

Мужик проводил её взглядом, тяжело вздохнул и осел обратно на скамейку. Обтёр ненавистный пот полой пальто. Обмахиваясь, произнёс вполголоса, не особо, впрочем, надеясь на ответ:

– Я и так работаю, бабушка. Так интенсивно работаю, что вам и не снилось никогда. Передовик производства, можно сказать.

+++

А эта комната в трёшке в девятиэтажке брежневской эпохи явно принадлежала молодому парню. Ремонт в ней был сделан давно, ещё в детстве хозяина, обои вон до сих пор мальчиковые, с пиратскими кораблями, картами сокровищ, штурвалами и компасами. Набор мебели обычный и минимальный – что ещё нужно для парня! Компьютерный стол, платяной шкаф, разложенный диван да книжный стеллаж, на котором в беспорядке набросаны учебники для десятого класса, тетради, комиксы-манга. В углу валялись рюкзак, ролики и скейт, на полу – пара гантелей, диски с играми в коробках и без, кое-как в кучку брошенные джинсы, пара футболок, носки.

В комнате тоже не было никого, но компьютер работал. На мониторе в режиме онлайн шёл выпуск новостей с тем же Ведущим.

– В связи с установившейся в Москве аномально жаркой погодой врачи настоятельно рекомендуют горожанам сократить, а по возможности и совсем отказаться от потребления тяжёлой пищи, алкогольных напитков, а также курения…

+++

Мужик прикурил сигарету от спички. Спрятал коробок и пачку в карман. Взъерошил волосы, невесело усмехнулся чему-то, пошевелил беззвучно губами. Достал сигареты, переложил в другой карман. Сделал две мелких затяжки, выбросил недокуренную, вскочил, прошёлся туда-сюда, опять сел. Да, судя по всему, ему захотелось выговориться. Какой-то день сегодня вот такой. Располагающий к откровениям.

– О похмелье человечеству известно много. Похмелье обычное, абстинентный синдром, алкогольный делирий, попросту белая горячка… Симптоматика всем известна. Нравоучения читать не будем. Отходняк разговорами не уговоришь.

Достал пачку и коробок, снова прикурил.

– Я просто поделюсь субъективными ощущениями. Для меня субъективные ощущения – это роскошь. Такие, как я, имеют право на очень ограниченный спектр субъективных ощущений.

+++

А в модной офисной «стекляшке», почти на высоте птичьего полёта, располагался кабинет руководителя уверенной строительной фирмы. Укомплектовано, конечно, всё было со скромным шиком и крепким достоинством. Строгий дубовый стол буквой «Т», элегантные стулья-унисекс. По центру длинной части стола расположился макет гостиничного комплекса, задуманного с бесстрашным размахом. Напротив каждого стула были аккуратными стопочками разложены цветные папки и блокноты для сиюминутных записей. Заботливо расставлены бутылочки с французской минералкой, приготовлены стаканы. В воздухе повисло едва заметное деловое напряжение, какое бывает в кабинетах больших руководителей за две-три минуты до совещания.

С едва уловимым щелчком включилась большая плазма, висевшая на стене по левую руку от председательского кресла. На экране возник Доктор в Белом Халате. Телевизионная студия, в которой находился Доктор, ничем не напоминала медицинское учреждение. Декорации и подсветка создавали, скорее, ощущение домика сказочной принцессы. Доктор внушал доверие и вызывал желание прилежно принимать выписанные препараты. Он мягко вещал приятным грудным баритоном:

– Алкогольный делирий, или белая горячка, – это тяжёлое и опасное психическое заболевание, возникающее только у алкоголиков в средней стадии болезни.

+++

Мужик неспешно общался с пространством:

– По моему субъективному ощущению, похмелье есть суть возможность вдоволь насладиться раздвоением собственной личности. Раздвоить себя можно на кого угодно. Хочешь – на Терминатора и Сару Коннор. Адама и Еву. Раскольникова и старушку-процентщицу. Гарри Поттера и Волан-де-Морта. Винни-Пуха и Пятачка.

Не исключено, что все перечисляемые персонажи парами промаршировали мимо мужика по скверу. Хотя, вероятно, это всего лишь наваждение…

– Выпуклость, образность и характерность персонажей, на которые ты раздваиваешься, зависят от степени тяжести физического недомогания и уровня общего культурного развития. Эрудированности, так сказать.

На скамейке напротив Мужика возник Доктор в Белом Халате. Откуда он там взялся? Трудно сказать. Точно не пришёл пешком.

– Больной постоянно испытывает зрительные и слуховые галлюцинации угрожающего характера. Окружающая обстановка воспринимается больным, но искажается в соответствии с фабулой его бреда.

Мужик, сощурившись, взглянул на Доктора. Как будто два старых знакомых встретились после долгой разлуки, но у одного из них желание общаться явно не возникло. Глубоко затянулся раз-другой. Подумал, стоит ли продолжать. Стоит.

– В общем, хороший будет изо всех сил стыдить плохого. Плохой будет сначала всё отрицать, потом смиряться, потом обещать всё что угодно, лишь бы дали сто рублей. Хороших и плохих назначьте самостоятельно.

Персонажи алкогольного делирия охотно и с большим воодушевлением разыграли диалог, прописанный Мужиком, прямо на газонах сквера.

– Больше ни-ни…

– Совести у тебя нет!

– Всё, начинаю новую жизнь…

– Слабак бесхарактерный!

– Неправда, я сильный… Но лёгкий…

– Совсем человеческий облик потерял!

Галлюцинации Мужика пропали. В сквере сразу стало как-то пустынно и невесело. Листва еле-еле шевелилась от последних усилий измождённого ветерка. Солнце. Было жарко. Очень жарко.

– А вот это, – хмуро произнёс Мужик, сделав последнюю затяжку, – спорное утверждение.

Пространство переместило Доктора в Белом Халате на скамейку рядом с Мужиком. И теперь Доктор смотрел в пространство прямо перед собой, а пространство с интересом смотрело на получившуюся комбинацию. Доктор сообщил – скорее пространству, чем Мужику:

– Типичный алкогольный делирий длится от трёх-пяти дней и более. Но бывают и более короткие формы. Так называемый абортивный делирий.

Можем ли мы с уверенностью утверждать, что Доктор не являлся галлюцинацией?

Мужик тоже смотрел в пространство прямо перед собой, и для пространства он был слишком привычен.

– У меня, к сожалению, – сказал Мужик, – никогда не получается раздвоиться на кого-то из знакомых персонажей. Со знакомыми я бы договорился.

– Ва-аля! – хрипло прозвучало откуда-то.

Мужик услышал, но не обернулся. Прикурил новую. Спички скоро кончатся. Теперь он на скамейке один. Некому указать на непозволительное количество выкуренных по жаре сигарет. Да, Доктор был самым стойким, но всё-таки рассеялся.

Прямо через низенький заборчик, отделяющий сквер от улицы, перевалился Мужичок. Так себе Мужичок, худой, всклокоченный, типично- образный алкаш. С грехом пополам встал, нетвёрдой рукой подтянул голубые трикотажные треники, растянутые на коленках, отряхнул майку —конечно, «алкоголичку». Сделал пару шагов, споткнулся, чуть не потерял протёртые до дыр кеды без шнурков. Издал душераздирающий вздох, схватился за сердце. Кое-как добрёл до ближайшей скамейки, сполз на неё. Задыхаясь, жалобно позвал:

– Ва-аля, пло-охо мне…

Мужик невозмутимо курил, не поворачиваясь к несчастному. Затянулся, выпустил пару колечек из дыма – оказывается, он и так умеет. Спокойно ответил:

– Говорил же я тебе – последнюю не надо было брать.

– Я зна-аю… – простонал Мужичок. – Вчера не надо было, а сегодня мне пло-охо…

Мужик монотонно, всё так же не глядя на Мужичка, проговорил:

– Посмотри на себя, как не стыдно, на кого ты похож, совсем человеческий облик потерял, слабак, неудачник, алкоголик несчастный.

Мужичок захныкал:

– Ва-аля, ну что ты как бывшая… Как неродной… Помоги, Валя… Очень мне плохо… Так плохо ещё ни разу не было…

Мужик быстро затушил сигарету о скамейку, пересел к Мужичку. Осмотрел деловито. Зрачки, пульс, ухом к сердцу. Разочарованно отстранился. Достал – опять! – сигарету, закурил. Мужичок трясущимися руками потянулся к его сигарете. Мужик достал ему из пачки новую, протянул спички.

– Угробишь ты себя, Валентин Иваныч, – сказал он твёрдо и без малейшего намёка на сочувствие.

Мужичок курил торопливо, жадно, как будто пытаясь напиться дымом. Мужик некоторое время наблюдал за ним, потом выудил из кармана необъятного пальто банку пива. На улице жара, а банка в кармане неожиданно оказалась холодная, запотевшая, словно из холодильника. Открыл. Протянул мужичку. Тот прилип к ней и начал посасывать пиво мелкими глоточками.

+++

В телевизоре на той же загаженной, засиженной кухне между помехами неустанно трудился Ведущий Новостей:

– И ещё раз напоминаем о необходимости соблюдения правил поведения при аномально жаркой погоде. Врачи советуют не выходить из кондиционированных помещений в промежутке между двенадцатью и шестнадцатью часами, пить не менее полутора литров воды в день, а также настоятельно рекомендуют отказаться от…

+++

Мужик хмуро наблюдал, как Мужичок расцветал на глазах.

– Жара, Иваныч, – наконец буркнул он.

Мужичок согласился:

– Ага.

Мужик всё-таки надеялся.

– Серьёзно, Иваныч. Напряг пить в такую погоду. Окочуриться можно.

Мужичок допил пиво, вытряхнул из банки в рот последние капельки. С сожалением и одновременно облегчением глубоко вздохнул. Выбросил банку. В урну, разумеется, не попал. Вальяжно развалился на скамейке, руки на спинку, нога на ногу. Причмокнув, ответил своему занудному другу:

– Можно. Окочуриться можно, Валя, и при лёгком бризе, сидя в джакузи на веранде собственной виллы.

Мужик вздохнул и отвернулся. Опять…

Мужичок блаженно прикрыл глаза и нежился на солнышке, словно всклокоченный волнистый попугайчик, хотя тем утром «нежиться на солнышке» – это было примерно то же самое, что нежиться на сковородке на семёрке как минимум.

– Сколько ты меня, Валя, знаешь? Лет десять?

Мужик с усилием повернулся. Посмотрел на мужичка с непередаваемой гаммой эмоций на лице – от отвращения и желания от души врезать по морде до всепрощающей любви. Встал, запахнул полы пальто и пошёл по скверу прочь. Просто пошёл прочь.

– И как изменился мой образ жизни за эти последние десять лет? А? – продолжал разглагольствовать Мужичок. – Молчишь? Да никак, отвечу я тебе. И за предпоследние тоже…

Открыл глаза, растерянно покрутил головой. Мужик неторопливо, но уверенно, не оборачиваясь, удалялся. Мужичок вскочил, бросился догонять. Его бодрого бега хватило метра примерно на три-четыре, потом ноги перешли на быстрое дрожащее ковыляние, и это, пожалуй, был предел их возможностей. Мужичок опять схватился за сердце и отчаянно позвал:

– Валя!

Мужик так и шёл не оборачиваясь. Мужичок дышал уже еле-еле.

– Валя! Да подожди ты! Валя!

Чуть не ползком, но он всё-таки догнал Мужика, сцапал за плечо. Мужик нехотя остановился. Мужичок повис на нём, сипло пытаясь отдышаться.

– Что ты за человек такой, Валя…

При слове «человек» Мужика передёрнуло.

– Сам же сказал, – захныкал Мужичок, – окочуриться можно…

Постояли минут пять.

– Отдышался? – буркнул Мужик.

Мужичок скрипнул что-то в ответ.

Пошли дальше. Мужичок пристроился рядом с Мужиком, для верности уцепившись за краешек рукава мужиковского пальто. Кашлянул пару раз и… Опять понесло, как будто и не помирал только что. Мужик слушал. Или нет.

– …потому что, видимо, не судьба мне умереть от пьянства, Валя. Я и сам иногда удивляюсь – зачем уж столько пить-то. А влезает, Валя, понимаешь, оно в меня влезает.

Вслед за ними по скверу бодро вышагивала вся честная компания «похмельных раздвоений». Или показалось?

– Никаких неэтичных моментов вроде неконтролируемого мочеиспускания или опорожнения желудка в кусты не наблюдается. К женщинам не пристаю. На подвиги и грабежи не тянет. Так что полная гармония. Только вот в это лето что-то тяжко, да. Жара, проклятая. Глобальное потепление. Американцы, пиндосы, всё из-за них.

Мужик остановился. Посмотрел на Мужичка с тем же непередаваемым выражением лица – то ли заплакать, то ли врезать.

– Почему из-за американцев-то?

Ну уж в чём в чём, а в этом Мужичок был уверен, как никто другой.

– Ну как же, Валя. Кто ж ещё может быть виноват?

+++

В том же кабинете руководителя строительной фирмы Ведущий Новостей сообщил с экрана плазмы:

– Главы некоторых европейских государств, в том числе федеральный канцлер Германии и премьер-министр Италии, выразили сочувствие и поддержку российскому народу…

+++

В сквере возникла знакомая фигура.

Опять…

Теперь он был в лёгких джинсах и футболке с ярким аляпистым принтом. На роликах. Чёлочка на этот раз не прилизана, а растрёпана кое-как, и только при ближайшем рассмотрении можно было понять, что этот «кое-как» тщательно продуман и уложен волосок к волоску. Что осталось неизменным – так это рюкзачок-«божья коровка».

Пионэр притормозил рядом с Мужиком в Длиннополом Пальто и Мужичком. Радостно, очень-очень радостно улыбнулся Мужичку.

– Здравствуйте, дяденька! Вам помочь?

Мужик раздражённо скривился, но промолчал. Они с Пионэром встретились взглядами. Глаза Пионэра сверкали азартом и торжеством. Мужик смог ответить только угрюмо и как-то… обречённо, что ли. На какое-то время повисло молчание. Душное, недвижимое молчание. Кажется, эта тишина обладала свойством расползаться вокруг. Пропал шум автомобилей… Стихло и без того едва уловимое шевеление листвы… Перестали хрустеть камушки и песок под ногами прохожих… Замолкли мобильники… Потом Мужик отвернулся от Мужичка и Пионэра, дав пространству возможность снова ожить. Пошёл по нескончаемому скверу, прикурил на ходу, смял пустую пачку, по длинной дуге запустил в урну. Попал.

Мужичок непонимающе вытаращился на Пионэра, потом в спину удаляющемуся Мужику. Неуверенно ответил:

– Спасибо, ма… мальчик? Мне уже друг помог.

Торопливо заковылял вслед за Мужиком. Пионэр небрежно покатился за ним, ковыряясь в рюкзачке. Нащупал, что хотел, ускорился, обогнал Мужичка и перегородил ему дорогу.

– Какая жалость! А я так торопился! Вот!

Он выудил из рюкзачка вторую банку пива, точно такую же, как только что выпил Мужичок.

Мужичок вдруг испугался. Неладное что-то, ох неладное, зашептали ещё не до конца пропитые инстинкты. Он быстро обогнул Пионэра и с утроенными усилиями припустил за Мужиком. И почему-то никак не мог догнать, хотя тот, кажется, не спешил и вроде бы не так уж далеко и ушёл. Пионер заложил изящный вираж и опять оказался рядом с Мужичком. Мужичок нервно попытался отвязаться:

– Спасибо, мальчик, мне уже не надо.

Пионэр во все стороны излучал слепящее радушие.

– Пива не может быть много, дяденька, особенно в жару, особенно если у вас лёгкое утреннее недомогание.

Мужичок, как мог, старался ковылять быстрее.

– Мальчик, я уже выпил одну баночку. Мне хватит, мальчик. Я же не алкаш какой-нибудь подзаборный, я культурный, интеллигентный алкоголик, я знаю свои дозы. Валя! Подожди!

Мужик остановился, но не обернулся. Мужичок быстро-быстро семенил к его недосягаемой спине. Пионэр элегантно нарезал круги вокруг Мужичка и продолжал увещевать:

– Сегодня так жарко, дяденька, а я специально для вас пиво в холодильнике три часа держал.

Они наконец добрались до Мужика – казалось бы, пройти надо было всего-то несколько метров, а будто стометровку бежали. Мужичок спрятался за мощную спасительную спину в пальто.

– Я тебя вообще-то первый раз вижу, пионер. Ты откуда про моё похмелье знаешь?

Пионэр весело подмигнул Мужику. Мужичок заметил, высунулся из-за его плеча, укоризненно протянул:

– Ва-аля… Ты что ж, первому встречному?..

– Я не… – попытался возразить Мужик, но Пионэр жизнерадостно перебил:

– Ничего страшного, не стесняйтесь, с каждым бывает! А я живу, чтобы помогать, мне помочь только в радость, возьмите пиво!

Мужичок мялся в сомнениях. За надёжной спиной Мужика уже не было так страшно. И инстинкты вроде бы примолкли…

– Ну… Если в радость…

– Иваныч, тебе хватит, сам же сказал.

Попытка образумить тоже засчитана.

Мужичок расслабился и выполз из убежища. Валя рядом, он крепкий мужик, а это всего лишь пацан на роликах.

– Ну что ты, Валя, такой суровый. Видишь, человек старается. Он же от души.

При слове «человек» Мужика привычно передёрнуло. Мужичок протянул руку:

– Давай своё пиво, пионер. Спасибо тебе.

Над головами Мужика, Мужичка и Пионэра на дереве сидел Ведущий Новостей. А что мы хотим! Пространству тоже было интересно поучаствовать в процессе. Ведущий провозгласил:

– Глава российского правительства с благодарностью принял предложение помощи от…

Пионэр, катясь спиной вперёд, быстро поехал прочь от Мужика и Мужичка. Махнув рукой на прощание, крикнул:

– И помните – я всегда появляюсь, когда человек ждёт помощи!

Развернулся, уехал по скверу. Казалось бы, сквер длинный, и только что он казался вообще бесконечным, и до выхода далеко. А – раз! – и пропал Пионэр.

Мужичок присел на скамейку. Благоговейно обтёр банку.

– Холодненькое….

– Ты зачем пиво у него взял? Я ведь тебе дал!

Мужичок подскочил от неожиданности, укоризненно взглянул на друга:

– Валя, что ты кричишь? Нельзя отказываться, когда помощь предлагают. Это некультурно.

Открыл банку, которая ласково отозвалась многообещающим шипением.

Мужик несколько раз вдохнул, глубоко и прерывисто. Сигареты кончились. Закурить бы. Ровно – очень ровно, ровнёшенько – произнёс:

– Жара, Валентин Иванович. Тебе одной банки с утра за глаза хватит.

Мужичок выдохнул с облегчением, улыбнулся:

– Что в руки с неба упало, то пропало.

Запрокинул голову, блаженно зажмурился, сделал несколько глотков. Мужик наблюдал. Просто наблюдал, глубоко засунув руки в карманы пальто.

Ведущий Новостей, сидя на дереве, тоже наблюдал. Как и Доктор – он снова проявился на соседней скамейке. И Красивая Девушка, Рассказывающая Про Погоду, она, впрочем, сейчас молчала, стоя поодаль на газоне. И вся похмельная «раздвоившаяся компания». Стояли, сидели вокруг. И наблюдали, как Мужичок, смакуя, пьёт пиво из банки.