Читать книгу Вершители реальности - Светлана Свирина - Страница 3

– Что такое поступок? Что раскрывает сущность поступка? Какова цель поступка и есть ли она вообще? В чём изначальный смысл реализации действия: в его объективной причинности или субъективном прошлом? – Приятный, учтивый баритон с лёгкой хрипотцой замолк.

Только эхо прозвучало в проходах галерей.

Аудитория безмолвствовала. Молодой человек, выдержав паузу, продолжил:

– Профессор Камус в своих суждениях в качестве числителя использует термин «мощнoe психологическоe следованиe», то есть развитие истинных логических оснований, могущее породить сопереживание индивидуума. В нашем случае понятие «психологическоe следованиe» включает узкий, в силу положения правовых институтов общества, метод характеризации поступка – сам индивидуум в его плоской проекции. А если «плоская проекция» не вписалась в общепринятые нормы, тем самым она перестаёт существовать как превентивная мера. Возникает, однако, правомерный вопрос: насколько легитимен традиционный метод вписывания исследуемого объекта в устаревшие рамки? В поставленном вопросе уже образовался числитель: «мощнoe психологическоe следованиe» плюс традиционные принципы.

Тут молодой профессор Волошков Арсен Аркадьевич-Робертович умолк, глотнул воды и продолжил баском:

– Со знаменателем не так просто, ибо это фундаментальное ядро заложенной прошлыми поколениями причины. А причин, как вы знаете, господа, бывает… множество, и отделение прямой причины от последствия – главная задача генопсихиатра.

Лектор окинул взглядом однообразную публику и возобновил повествование:

– Eщё Вернадский утверждал, что человеческая личность, как, впрочем, и всё в окружающем нас мире, – не случайность, и создаётся долгим ходом эволюции прошлых поколений. Значит – знание действия зависит от знания его причины и заключает в себе последнее, и это путь к глубочайшим пластам генопсихиатрии в частности – и человеческой природы в целом. Мы – неотъемлемая часть природы и должны следовать eё законам, которые, как ни парадоксально, нами ещё не изведаны. Однако в данной области исследований существует достаточно определённый интуитивный контакт с объектом нашего анализа. Уже имеется в наличии, ещё до приведения доказательства, интуитивное представление, которое в большинстве случаев оказывается верным и наталкивает на мысль об определении научной области и построении методов работы, – подвёл итог первой части выступления Арсен Аркадьевич-Робертович.

– Просто сумасбродство – копаться в генетическом коде, чтобы выявлять причины и следствия трансгрессирующего индивидуума! – pешительно встав по стойке смирно, выпалил господин Колосов. – Так можно зайти неизвестно куда, запутаться и запутать в конечном счёте общество: уклады, устои, закон, чёрт возьми, формировались ещё со времён первобытной общины, – продолжил он, дополняя речь пружинистыми полупоклонами и держа по швам руки со сжатыми кулаками.

«Как отбойный молоток!» – подумал лектор и внутренне усмехнулся.

– Это слишком радикально и революционно. Идея пахнет бунтом… – добавил более спокойно с галёрки, даже не давая себе труда встать, господин средних лет с изящно подстриженной эспаньолкой с проседью.

– Маргинал! – выкрикнул кто-то с верхнего яруса напротив.

– Люди никогда не испытывают угрызений совести после поступков, вошедших в обиход их семьи! – раздалась ещё одна колкая реплика из середины зала. «Лучше переносить незаслуженные оскорбления, нежели чувствовать справедливые укоры совести», – промелькнуло в голове Арсена Аркадьевича-Робертовича, и он слегка улыбнулся.

– Ученый должен стремиться выслушать любое предложение… – возразил молодой человек, – или критику, но прошу заметить, что я почувствовал гнев некоторых оппонентов, поэтому хочу уверить присутствующих, что спорю за истину – не за себя. Считаю своим долгом напомнить, господа, что понятиe «генная инженерия» изжило себя в современном смысле этого слова, – невозмутимо продолжил лектор. – Это даже не перспективная отрасль. – Тут говорящий развёл руками и сделал медленный поворот на триста шестьдесят градусов, внимательно осматривая аудиторию и стараясь контролировать ситуацию.

– Мы уже давно научились клонироваться, улучшая собственный генетический потенциал; и, как следствие, понятие равноправия поло́в вышло в финальную фазу: вопрос закрыт и больше не обсуждается. Именно так – нет вопроса, – спокойно продолжал Арсен. – Но стало ли человечество гуманнее?! Вопрос простой, но первостепенный. Почему до сих пор, с точки зрения закона, происходят преступления? Кроме того, все естественные науки имеют неизбежный недостаток – рассматривают природу вещей исключительно с объективной стороны, забывая о субъективной. А может быть, субъективная часть преступления скрыта таинствами генетической памяти? Ответьте, господа, на ещё один проблемный вопрос.

В зале воцарилось молчание.

– Я совершенно согласен с тем, – продолжал оратор, – что развитие научной мысли невозможно без столкновения мнений, без споров, дискуссий и нюансов, поэтому предлагаю председателю научной комиссии – профессору Климану – ответить на него в свете возникших разногласий, во имя истины, подтверждённой доказательством.

Последовала пауза, в течение которой профессор Климан обвёл взглядом всех взбудораженных членов комиссии. Он наморщил лоб, потёр подбородок, взъерошив седую бородку длинными жилистыми пальцами… В этой медлительности не было желания высказаться, но все взгляды обратились на него, вынуждая к речи. Заложив ногу за ногу и скрестив руки на груди, он начал с некоторой медлительностью:

– Если любопытство касается серьёзных проблем, то оно именуется жаждой познания, и мне импонирует то, что молодой человек, так сказать, продолжил строить фундамент в увы, совершенно безнадёжной области. Мне довелось работать с профессором Камусом. Мы исследовали активацию митохондриальной плазмиды для регуляции генной активности в онтогенезе одной человеческой субрасы. И что странно: эксперименты на животных проходили успешно, и нам удалось перекодировать биохимию внутреннего механизма заданного объекта с заранее благоприятными свойствами, однако на клоно-людях не удалось активировать ни одной н. п.[3] Встроенная чужеродная ДНК реплицировалась так, как будто являлась обычным компонентом супрессивного режима. Пришлось выводить новый подтип клеток: смесь человеческого и животного генотипа. Из нескольких миллиардов проб удалось активировать несколько н. п. И вы вправе спросить: «У кого?» У раннего палеоантропа! Мы долго не понимали – почему? Так вот, ответ пришёл гораздо позже. Так родилась псевдотеория «сильного психологического следования». Генетическая память не дала активировать код – мы оказались в тупике. Но по прошествии времени я понял, что был нащупан фундамент чего-то необычного и исключительного. А ответить более полно нa поставленный вопрос – не в области моей компетенции. Это, так сказать, истина, помноженная на сомнение, относящаяся к разряду догадок. Кроме того, прошу заметить, что вопрос слишком масштабный и полиморфный.

Профессор охватил колено руками и обвёл зал хищным взглядом:

– Я полностью согласен с оппонентом – понимание действия зависит от знания его причины и заключает в себе последнее. Причина в данном случае достаточно чётко обозначена, но, в свою очередь, могу лишь предложить долю скептицизма, которая экономит время…

Присутствующие с затаённым дыханием следили за каждым жестом оратора. В их взглядах можно было прочесть, что они заранее догадывались о том, что скажет профессор.

– С одной стороны, в нашем деле оригинальность ценнее, чем правота, – элемент абсурда должен присутствовать в науке тоже, не спорю, – продолжал председатель комиссии. – Довольно долго мы изучали природу вещей через финансовые либо информационные отношения виртуальных миров. Возможно, пришло время начать изучать сущее через призму «сильного психологического следования». Понять причины зарождения трансценденции в генетических слоях. – Он замолчал, почесал подбородок и замер, наслаждаясь собственными словами.

Новая напряжённость овладела залом, и все присутствующие невольно попытались проникнуть в ментальное пространство профессора Климана. Ответа не последовало. Воцарилась звенящая тишина. Ассистент профессора Мелькина – Арсен Аркадьевич-Робертович Волошков – заметил отсутствие реакции оппонентa и попытался привлечь его внимание.

– Вы нисколько не осуждаете моё видение положения вещей, и даже наоборот, подчёркиваете необходимость встречного шага? – осторожно спросил он.

– Первой обязанностью председателя комиссии, как я понимаю, является высказывание слов чистого убеждения, как бы горьки они ни были, – извольте. Как известно, ни одну проблему нельзя решить на том же уровне, на котором она возникла, – продолжил профессор Климан с бóльшим энтузиазмом. – И для зарождения новой научной ветви нужна база не только научная, ибо всякий последующий поиск исходит из ранее имеющегося знания, но и правовая, и эстетическая. И бог с ней, с правовой! Но вот в чём проблема: подобно врачам, дающим клятву Гиппократа, мы, генoинженеры, в начале своего пути даём клятву биоэтическую. Кроме того, со времён эпохи виртуального мира биоэтика претерпела изменения, которые не позволяют сохранение старого идеала: служения знанию ради самого знания.

Профессор обвёл всех внимательным взглядом и продолжил:

– Я подозреваю, что произвольное изучение вышеизложеннoй проблемы несовместимо с биоэтикой, которая играет роль буфера и развивает науку, дабы обогатить её полезными знаниями, с минимумом ошибок и без неумеренного использования прав и возможностей. Я придерживаюсь данного определения и согласен с укладом установленных правил демократического общества. Хочу определить смысл вышесказанного, который даже для меня остаётся несколько неясным. Так как совокупность проблемы, обозначенной моим оппонентом, и биоэтических норм носит дивергентный характер, то на обсуждение вышеизложенного потребуется не одна комиссия и не один инспектирующий орган. Все дальнейшие исследования не должны противоречить нормам нравственности, ибо нравственность, оторванная от жизни, – аморальна. Мы должны опираться на разумное равновесие между общей идеей и содержательной предметностью, не форсировать природные процессы, а идти с ними в ногу, синхронно и интуитивно, иначе получим «Шарикова», и придётся есть его с кашей, – торжественно провозгласил профессор Климан.

В зале там и сям раздались ехидные смешки.

– Знать – это подтверждать положение фактами или доводами, и, кроме того, требование научной этики – доказательность… Вы лишаете меня этой возможности, – осторожно, но с нажимом подчеркнул Арсен Аркадьевич-Робертович. – Кроме того, считаться с фактами, которые я вам предоставил из экспериментальной практики, а не с необъективными суждениями, являет собой первое требование и науки, и подлинной нравственности…

– Увы, правила нравственности не содержатся в знаниях о закономерностях, они – вне eё. Здравомыслящая деятельность отличается от бессмысленной только тем, уважаемый друг, что первая классифицирует рассуждения по значимости и важности, – всему своё время, коллега. А пока я вам советую вспомнить Дюма, который заключил, что вся человеческая мудрость сведена к двум словам: «Ждать и надеяться». Я же, со своей стороны, подготовлю заявку на определение фактора безопасности деятельности лаборатории в генеральный консилиум бионики при Совете Безопасности Земли, – парировал Климан.

– Спасибо. Я работаю один – нужно лишь разрешение для использования биологического материала.

– В заявке на допуск нужно чётко указать область научных исследований. Вы определились с нею, друг мой?

– Этой области не существует – поэтому вы здесь.

– Вы резки и упрямы в размышлении, коллега – это оттого, что не знаете, какими разными путями может идти мысль. Исследователь должен обладать практическим чутьём, подсказывающим ему, что в течение многих лет главным результатом поиска будет не открытие какого-либо закона или, скажем, метода, а – содействие рождению новой идеологии, затрагивающей многие, если не все, сферы жизни. Он должен соответствовать новому кругу идей и понимать – раз ему удалось оказаться дальше тех, кто трудился до него, то и проделанная работа неотвратимо послужит фундаментом для будущего развития и, возможно, предопределит новый виток в эволюции общественной, а может быть, даже и политической жизни. – И председатель научной комиссии окинул всех заседающих пристальным взглядом.

– Есть вопросы?

В залe воцарилась полная тишина.

– Моё исследование берёт начало в мышлении, строится рационально, но искренне, – проговорил Арсен Аркадьевич-Робертович спокойно. – Пока оно не даёт очерченного круга теории, но возлагает на себя полную ответственность за жизнь, с которой сталкивается, и побуждает посвящать себя содействию этой жизни.

– Полезность и сентенциозность вашей идеи нисколько не доказывает её верности, так же, как состояние высшего удовлетворения, испытываемое сумасшедшим от своей idéе-fiхе, нисколько не говорит в пользу его благоразумия, – ответил профессор и ухмыльнулся.

– Спасибо, вопросов больше нет, – ответил Арсен Аркадьевич-Робертович.

– Заседание научной коллегии считаю закрытым.

Члены комиссии вскочили, зашелестели плащами, загремели стульями и, кратко простившись, заторопились к выходу. Через несколько минут зал был практически пуст.

– Иные проявляют храбрость, не имея её, но нет человека, который бы проявлял остроумие, не обладая тонким умом! Искренне рад с вами познакомиться, меня зовут Франсис Сантос, – сказал задумчиво улыбающийся господин небольшого роста и протянул руку.

– Спасибо. Я умею держать удар, – громко произнёс молодой учёный и ответил крепким рукопожатием.

– Волнующая беседа! Мне понравилось. Я знал вашего отца. Он тоже был в некотором смысле авангардистом. Рад, что у него такой бесстрашный сын!

– Отца уже нет.

– Очень жаль. А знаете – кто охвачен желанием найти истину, сам проложит правильный путь, наставлениями не поможешь, вот разве что образцом для подражания, внутренним побуждением, которым обладал ваш родитель. Кстати, своим примером он доказал, что лучше в одиночку держать верный курс, нежели заблуждаться в толпе… Соrаgеm! – сказал новый знакомый и неспешно удалился.

Арсен Аркадьевич-Робертович остался один посреди круглого зала, переводя взгляд с одного предмета на другой. Голограмма мелькала зелёными картинками, приглашая пустой зал к увлекательному просмотру. Арсен Аркадьевич-Робертович физически ощутил присутствие многочисленных врагов, которые уже сплотились против него.

«Так, именно так. Доля безумия присутствует во всём этом…» – машинально отметил он про себя.

– Значит, многоуважаемая комиссия не хочет проложить путь к глубочайшим пластам человеческой сущности? – выкрикнул лектор в пустоту и театрально поклонился.

Арсен Аркадьевич-Робертович удалил запланированный просмотр и вышел вон.