Читать книгу Творчество: созидание или деструкция - Светлана Валентиновна Максимова - Страница 4

В свое время среди психологов бытовала шутка: каждый занимается тем, чего ему не хватает. Кто-то – памятью, кто-то – эмоциями, а вот такой-то (вы его хорошо знаете) – мышлением… Помня об этой шутке, исследователь должен проявлять сдержанность в выборе темы. Примерно так рассуждал я, поглядывя в сторону бурно расцветающей в 70-е годы «психологии творчества». Рассуждал, как бы предугадывая вопрос воображаемого собеседника: «Итак, Вы исследуете креативность? В таком случае, с Вами всё ясно!…»

Как быть в этой щекотливой ситуации? Уж лучше, пожалуй, думалось мне, сообразить что-нибудь про творческую бездарность. И в этом случае, может быть, злые языки не страшны…

Но если говорить всерьез, я не был тогда подготовлен к конструктивным шагам в области «терапии творчества», хотя и не чувствовал ничуть недостатка в идеях, касающихся изучения и понимания творческой (познавательной) активности (к этому моменту сложился понятийно-инструментальный аппарат концепции активной неадаптивности, образующей ядро творческой деятельности личности: понятие «надситуативности», метод виртуальной субъектности, идея «второй» (личностной) задачи, сосуществующей с «первой» (предметной) задачей, гипотеза об избыточных возможностях («могу») как источнике побуждений к действию («хочу») и т. д. и т.п.). Эти идеи, значимые (я так думаю) для разработки проблем психологии творчества, были слишком «академичны» для практикующего психолога, озабоченного не столько проблемы творчества, сколько проблемы с творчеством. Новые возможности в этом вопросе открылась мне и моим сотрудникам значительно позже, в середине 80-х годов, когда в Российскую психологию, постепенно, исподволь, стали проникать идеи трансактного анализа Эрика Берна, а позже – кое что из открытий его коллег и учеников, таких как Клод Стайнер, Роберт и Мэри Гулдинг, Таиби Калер и др. Проблематика психологии творчества, таким образом, могла, наряду с традиционным, «общепсихологическим», раскрыть также и свой особый, «общеперсонологический» потенциал, если понимать под «общей персонологией» единство академической и практической психологии личности.

Книга, которую Вы держите сейчас в руках (я называю ее про себя «Мастер-класс психологии творчества»), выполнена именно в этом, нетрадиционном, ключе. Берясь за вопрос о природе творчества («что творчество есть») и даже осмеливаясь дать определить понятие творчества, автор, в конечном счете, сталкивает нас с вопросами о том, какова траектория развития творческих устремлений «в норме» и – «что если вдруг творчества нет?», а также еще о том, «что не позволяет человеку быть творческим?», и, наконец, – «как быть, если так уж случилось?».

Ответы – новы. А чтобы прочувствовать их лучше, я предложу читателю предугадать один из таких ответов. Прежде чем поставить перед Вами задачу, должен сказать, что, с точки зрения автора этой книги, творческие устремления личности представляют собой единство адаптивной и неадаптивной активности: при этом «адаптивная активность» – это процесс исполнения задуманного, «исполнительная» сторона активности; «неадаптивная активность» – это процесс инновационного целеполагания, «вдох-новения». Указанные проявления активности в различных сочетаниях могут присутствовать (отсутствовать) в деятельности. Возможны следующие сочетания: А+Н+ (Адаптивный и Неадаптивный момент в равной мере присутствуют – «человек осуществляет свои творческие замыслы»), А-Н+ («человек строит воздушные замки»), А+Н- («добросовесный исполнитель»), А-Н- («ни воли, ни фантазии»). Предполагается (и автор обосновывает это), что каждый из этих моментов активности имеет различные корни в биографии личности, в истории детско-родительских отношений. Если какой-то один из них или оба «выпадают», то это связано с принятыми в детские годы «решениями», на почве негативных родительских предписаний. Такие «решения» явлены взрослому человеку в виде «детских (иногда они кажутся нелепыми) мыслей», имеющих ограничителный характер. Негативные родительские предписания, провоцирующие возникновение таких «решений» в трансактном анализе принято называть «запретами».

Вот некоторый список стандартных «запретов» (его выделяют трансактные аналитики в своей клинической практике), среди которых автором исследования были эмпирически выделены «запреты», касающиеся «А» (блоки на «адаптивность-исполнительность») и «запреты», касающиеся «Н» (блоки на «неадаптивность-инновационность»). Присмотритесь к этому списку:

«Не живи!» «Не взрослей!» «Не будь маленьким!» «Не имей успеха!», «Не будь первым!» «Не делай!», «Не будь здоров (физически или психически)!», «Не будь собой», «Не принадлежи никому!», «Не думай («Не думай ни о чем!», «Не думай об этом!», «Не думай о том, о чем думешь, думай о том, что я тебе говорю!»), «Не чувствуй!» («Не чувствуй вообще!», «Не чувствуй этого!», «Не чувствуй, что ты чувствуешь, чувствуй то, что я тебе говорю!»).

А теперь, как в известной телепрограмме, ВНИМАНИЕ! ВОПРОС: «Как Вы думаете, какие из приведенных посланий от родителя к ребенку «прорастают» потом ограничениями на творчество во «взрослой жизни» (рассмотрите отдельно ограничения на исполнительный и инновационный аспекты творчества)?

Решите этот вопрос сами – проверьте свою интуицию! Сверьте потом свои догадки с тем, что автор получил эмпирически.

Интрига «родительских запретов» на творчество, как я уже отметил вскользь, имеет развитие в двух направлениях: к чему ведет сдерживание творческих устремлений (читатель найдет здесь своеобразный аналог фрейдовской сублимации) и описание способов преодолеть тупики творчества, коль скоро они сложились…

Обладает ли книга С. В. Максимовой психотерапевтическим потенциалом в работе с творческой аудиторией читателей – отвечать не берусь, но факт состоит в том, что она дает многое для ознакомления с современными решениями и «разрешениями» в психологии творчества.

В. А. Петровский,

доктор психологических наук, профессор,

член-корреспондент Российской академии образования