Читать книгу Возвращение черной луны. Книга 1. Водопад любви - Светлана Викарий - Страница 6

Катя и тогда уже изумлялась Лоре. У нее еще тогда возникало ощущение, что эта дерзкая, красивая девочка знает нечто такое, что от нее, взрослой женщины, навечно скрыто в потемках жизни.

Семейство Горчаковых держалось на традициях старины. Воспитание было деревенское, трудовое. Жили трудно, работали много на деревенском подворье и в совхозе. Глава семьи Максим Горчаков пал на войне в самой жестокой Сталинградской битве, и Ольга Петровна одна поднимала детей своих.

На досуге она любила делать бумажные цветы. Часть продавала в базарный день, а непроданные раздаривала. Это доставляло ей радость. Брали у нее цветы для свадеб и похорон, для украшения икон. Про Ольгу Петровну в Новокаменке ходили разные слухи, мол, колдовка она, страшная женщина. Но если беда случалась – бежали только к ней. Да и к кому же бежать в Новокаменке? Она и кровь шепотком останавливала, и раны глиной залечивала, и заговорами пользовала и травы собирала, и кости в бане правила и повитухой была. Самых тяжелых на озеро водила, в такие места, которые добрым словом не вспоминались. И ведь выхаживала.

Катя первой в семье получила среднее медицинское образование, все с легкой руки своей матери. Мать дала ей благословение свое. И пошла Катя, пошла по этой тропинке. Шустрая, для всех любезная, яркоглазая и улыбчивая, на доброе слово ответная – скоро уже Катя стала душой роддома. С ней было спокойно, весело, и бабоньки рожали с шутками да прибаутками Катенькиными легко. А если не получалось иногда, Катя тут же посылала машину за своей матерью – деревенской повитухой. И главврач молчаливо одобрял. Катя сама ему сказала: «Вы не опасайтесь дурного, я понимаю, что в горздраве правильно могут не понять. Но мамаша моя им роток на замок прикроет. Они, начальство, и слова поперек не пикнут. Знает она как это делать, по-своему, по-знахарски. Нам ведь главное, женщину спасти с дитем».

И главврач соглашался. Да и ни разу Ольга Петровна не подвела.

Ольга Петровна скоренько приезжала, благо Новокаменка была рядом с городом, в десяти километрах всего – роженицу осматривала и, пошептав что-то, начинала живот править. И любо-дорого у нее получалось.

Алексей с Сергеем – младшие Горчаковы после армии немного поработали в городской электросети, это уже когда она вышла замуж за Петю Кудинова и переселилась в пригород, получив первую свою отдельную квартирешку без удобств у Мещанского леса. И как-то быстро их беззаботная юность закончилась.

Катя душевно была связана с Алексеем, он был ласковым, заступался за Катю, не выгонял, когда в детстве она цеплялась к мальчишеской ватаге всегда устремленной в какой-то дальний поход. Катя-мальчишница и на лодках плавала по старице за кувшинками и по глинистым оврагам вслед за младшими пацанами бегала нянькой. И в лес они ее с собой брали.

А с Сергеем их мир никак не брал. Серега был хитрый, драчливый, всегда держал что-то себе на уме. Серега первый раз в колонию за воровство голубей попал. Ольга Петровна слезно просила хозяина голубей не доводить дело до суда, пожалеть мальчишку. Да не пожалел он. А как Сереге вернуться через четыре года, хозяин-то тот голубиный иссох весь, так сильно заболел. Говорят, на коленях приползал он к Ольге Петровне, прощения просил. А она лишь сказала: «Поздно».

Потом еще была ходка – за ограбление магазина. Тоже больше озорство, чем ограбление. Сторожа попугали, подкоп начали делать. Мальчишество какое-то. Ну, а потом Сереге надоело все. Он решил, что больше не пойдет туда и матери слово дал. Друзья, правда, были те же, – выпивохи и неудачники, и так жизнь его понеслась напролом… Но слово сдержал. Правда, колея его становилась все уже и уже. В сорок лет он потерял человеческий облик, и стал больше походить на собаку Шарика, скитающегося по деревенским дворам. Прибился к одинокой бездетной бабе, доярке Валентине, залетной птице в этих краях – только она и могла его выдержать. Может, глупа была. А может, так невыносимо нуждалась ее душа хоть в чьем-то участии.

Ольгу Петровну изводили они вдвоем с Алексеем, который к тому времени тоже сделал одну ознакомительную краткосрочную ходку за мелкое хулиганство. А потом, в канаве под окном дома Горчаковых вытаял весной труп подружки его, разбитной бабенки все из той же компании неприкаянной молодежи, которая, как короста на теле общества появляется откуда ни возьмись, и всем демонстрирует эту свою грязь, как достоинство. Не нравится вам, а все равно смотрите! А нам нравится, быть грязными и веселыми, счастливыми и любвеобильными, смелыми и дерзкими. И все тут.

Алексей клялся на суде, что не убивал. Но десять лет отвесил ему прокурор, и бывай здоров, Алексей Максимович! Ольгу Петровну удар хватил, Катя забрала ее к себе в город, ухаживала за ней, пока та не померла. А помирать попросилась в Новокаменку, в свой дом, на родную кровать, и помирала Ольга Петровна трудно. Еле слышным голосом шептала, всю горчаковскую линию перебрала. У всех прощения просила. А особенно у Полинки с Лорой. Кате кривым пальцем грозила, передай, мол, грешна перед ними я – сердцем не приняла… Да если б только это! Испортила бабу и через нее девку. Как бы род наш горчаковский с моего греха не повывелся бы на нет…

Бориса похоронили в цвете лет – умер от рака желудка. Полинка, подружка ее драгоценная тогда тоже лежала смертельно больная, – ее доканывал цирроз. А с чего бы ему взяться? Полинка, может за всю жизнь, десять рюмок водки выпила.

И не то, что Кате было невдомек, а как на мать свою родную грешить будешь? Нет, Катя в то время отказывалась даже думать об этом. А с Лорой в это время случилось то, что должно было случиться по всем известным и неизвестным законам. Сбежав из дома, от своих разочарований, она уехала к черту на кулички на Балтийский берег, такой далекий, что и представить ее местопребывание никак нельзя было. И весточки никакой о себе годы не давала. Словно канула…

– Дочушка, вот что… – уже хрипела Ольга Петровна. Глазницы ее были черными, веки поднимались тяжело, нос заострился. Крепкое тело выболело – кожа да кости остались. – Топорик – то вбей в матицу, освободи мою душу…

Катя вбила. Но мучилась Ольга Петровна еще целые сутки.

Катя слушала мать, и оторопь ее брала. Она понимала, что пытается выразить родительница скупыми своими предсмертными словами. Но последние ее слова были просты и благостны. Произнесла она их и прикрыла свои зоркие, некогда васильково – синие глаза:

– Век мой прошел, а дней у Бога не убыло…