Читать книгу Девятый дом - Светлана Яркина - Страница 2

А когда оторвал и поднял глаза, то понял, что находится уже не в настроечном зале, а идет по нарисованной белым мелом линии на асфальте. Монг остановился и начал оглядываться. Он оказался в каком-то городе, застроенном многоэтажками и заставленном автомобилями. Было лето, и от асфальта поднимался горячий воздух, плавясь и становясь видимым. Несмотря на лето, город оставался серым. Редкие деревья не добавляли красок, позволяя серому цвету господствовать повсеместно.

Город казался Монгу незнакомым, вряд ли он здесь когда-либо бывал. Все города, в которых он когда-то жил или приезжал, были живыми, в них было много деревьев, кустов, травы. А здесь только асфальт, бетон и камни. Людей почти не было, как обычно бывает в середине лета, когда все жители переезжают от пекла за город. Оставшиеся пленники отбывают заточение в офисах, а остальные выходят на улицу только рано утром или поздно вечером, спасаясь от духоты в прохладных бетонных коробках.

Осмотревшись и не зацепившись ни за что взглядом, Монг направился дальше по нарисованной мелом линии. Так он прошел метров пятьдесят и остановился. Линия закончилась и уперлась в парадную дверь дома. Монг, прищурив глаза, огляделся, будто намеревался совершить преступление, и, не увидев ни одной живой души в пределах видимости, потянул за ручку двери.

Дверь легко поддалась и отворилась с металлическим скрипом. Внутри не горел свет, и Монг не сразу сориентировался, в какую сторону двигаться. Когда глаза привыкли, он увидел перед собой еще одну дверь, которая есть в любой парадной для сохранения тепла. Открыв ее, Монг оказался на первом этаже дома. Прямо перед ним располагался лифт, заключенный в шахту, которая была огорожена металлической сеткой, похожей на рабицу.

Шахта поднималась наверх и проходила сквозь все этажи. Лестницы рядом видно не было. Вероятно, вход на черную лестницу осуществлялся через другую дверь. Дверь лифта снизу была обшита металлическим листом, а сверху представляла собой толстую металлическую сетку, такую же, как вокруг шахты лифта. Чтобы войти в лифт, нужно было нажать на ручку двери и открыть ее. За первой дверью располагалась еще одна: дверь самой лифтовой кабины, состоящая из двух половинок, зафиксированных пружинами.

«Да, я помню такие лифты, – заностальгировал Монг. – Тот, кто их придумал, вряд ли беспокоился об удобстве и безопасности. Каждый раз, когда входишь в такой лифт, внутренние двери приходится открывать плечом или спиной, потому что в одной руке, как правило, что-то несешь, а второй закрываешь внешнюю дверь. Это было очень неудобно, но тогда никто об этом не задумывался, потому, как других лифтов просто еще не придумали.

Когда мы были подростками, развлечением для нас было во время поездки в лифте приоткрыть одну из внутренних дверок и смотреть, как перед тобой через сетку мелькают этажи. Вообще, лифт был запрограммирован таким образом, что если во время поездки внутренние двери открывались, то лифт останавливался.

Но это была советская несовершенная электроника, и иногда лифт не останавливался, а продолжал движение с открытыми дверцами. И вот тут появлялось поле для экспериментов: а сломается ли карандаш, если его засунуть в сетку шахты; а если плюнуть через сетку, слюна пролетит насквозь или повиснет на сетке; а успеешь ли вытащить палец, если быстро засунуть его в сетку; а получиться ли открыть внешнюю дверь какого-нибудь этажа, если нажать на ручку быстро, строго в момент, когда кабина поравняется с этажом?

Сколько пальцев было прищемлено этими дверцами. А однажды, когда Монг был еще маленьким, его папа, не дождавшись, когда Монг отойдет на безопасное расстояние от дверей, отпустил их, и Монгу дверцами прищемило нижнюю губу. Сколько слез тогда пролилось и сколько гнева было извергнуто на это чудо техники!»

Так он стоял, предавшись воспоминаниям, нахлынувшим внезапно, но шаги за спиной также внезапно вернули его в реальность. Мужчина в сером костюме, белой рубашке и темно-синем галстуке с портфелем в руках, который с виду казался пустым и невесомым и был необходим только для придания видимой важности, подошел к лифту, даже не взглянув на Монга, и нажал кнопку вызова. Где-то высоко начал нарастать гул: заработал мотор. Гул усиливался, и прошло не меньше минуты, пока лифт спустился на первый этаж. Должно быть, он спускался с самого последнего этажа.

Лифт остановился. Мужчина в костюме энергичными шагами двинулся к лифту так, что Монгу пришлось отойти в сторону, чтобы они не столкнулись. Он с силой рванул ручку лифта вниз и на себя, но дверь не поддалась. Мужчина занервничал и стал дергать ручку еще сильнее.

– Разрешите, я попробую, – сказал Монг.

Мужчина, подумав секунду, отошел. И Монг спокойно открыл дверь лифта, надавив на ручку вниз. Он хорошо помнил эти лифты и знал, что советская машина поддается не только силе, но еще и знанию, как именно эту силу применить. Вниз, просто вниз, и никакой суеты.

Как только дверь поддалась, мужчина вновь обошел Монга с левой стороны, отодвинув его плечом, как будто в лифте было место только для одного. Видимо, мужчина очень спешил. Но ведь он все равно не уедет раньше, чем в лифт зайдет Монг.

– Вам какой этаж? – спросил Монг попутчика, когда они оба зашли в лифт и закрыли двери.

– Я сам, – ответил мужчина и нажал кнопку последнего двенадцатого этажа. Монг не знал, на какой этаж ему нужно, и решил поехать на девятый, на котором и жил при жизни.

Цифра девять ему нравилась и сопровождала его всю жизнь. Еще в детстве, когда маленький Монреаль жил с родителями, номер их дома был тридцать девять. Потом, повзрослев и обзаведясь собственной квартирой, Монг удивился, что номер его дома по-прежнему остался тридцать девятым, – как будто он никуда и не переезжал, – только совсем на другой улице и в другом районе. В номере квартиры 118 девятки не оказалось, но Монг этому совершенно не расстроился, а скорее даже обрадовался, потому что с девятками и так был уже перебор. К девятке в номере дома добавился еще и девятый этаж. Девятка была в номере его первой машины, а в номере паспорта присутствовали целых две девятки. «Наверно, эта цифра приносит мне удачу», – заключил Монг, и когда появились мобильные телефоны, то выбрал себе номер, в котором девяток было пять подряд. Это стоило Монгу кругленькую сумму, но он не стал жалеть денег на цифры, которые были ему приятны. Ведь на неприятный и сложно запоминающийся номер и звонить никто не захочет. Конечно же, человек скорее запомнит номер 411–419–99–99, чем 416–381–59–72.

Лифт тронулся с места.

«Торопится куда-то, – думал Монг, – серьезный мужчина, у серьезного мужчины и дела серьезные. Хорошо, что я никуда не спешу. Эта спешка так выматывает. Бывает, торопишься, не успеваешь, все делаешь на лету, и все сразу начинает из рук валиться».

Монг вспомнил, как раньше вставал по утрам на работу. Специально ставил будильник чуть пораньше с расчетом на то, чтобы еще немного полежать в кровати. И еще один будильник на десять минут позже на случай, если уснет обратно. После второго будильника у Монга оставался ровно час, что представлялось избыточным, на то, чтобы умыться и одеться. Завтракал Монг на работе для экономии времени. В планах все выглядело размеренно и спокойно. А по факту получалось по-другому.

С мелодией первого будильника Монг переворачивался на другой бок, зная, что у него есть еще десять минут на досмотр сна. Со звуками второго будильника он убеждался, как ему казалось, что уже проснулся, и, понимая, что в запасе есть целый час, разрешал себе поваляться еще пару минут с открытыми глазами. «Ничего не произойдет, если я закрою на секунду глаза, я ведь проснулся, только на секунду», – думал Монг. И засыпал обратно.

Через какое-то время он просыпался, с ужасом смотрел на часы, и начиналась беготня по квартире: на кухню, из кухни в туалет, потом в комнату, в ванную, снова на кухню. Внезапно он понимал, что вечером забыл погладить рубашку, а у глаженной – грязный воротничок.

«Погладить я не успею, а если надену пиджак на футболку, пусть и очень сдержанную по стилю, целый день буду чувствовать себя не в своей тарелке, – думал он. – Придется гладить. Значит, кофе пить не буду вообще, попью на работе. А гладить рубашку – это то еще удовольствие. И так-то не знаешь, как подобраться ко всем этим швам, а когда еще торопишься, можно загладить случайные складки так, что потом их не разгладить вообще. Ладно, главное прогладить воротничок, манжеты и лицевую сторону. Остальное прикроет пиджак».

Монг спешно одевался и, стоя в прихожей в ботинках, вспоминал, что оставил телефон в комнате. Злясь на себя за забывчивость и рассеянность, сбрасывал один ботинок и на одной ноге прыгал в комнату, а потом с забытым телефоном обратно. Это хорошо, если вспоминал о телефоне в прихожей, а не на улице. Потому, что если на улице, то злости на свою рассеянность не было предела.

Монг приезжал на работу каждый день стабильно на десять минут позже. Не больше, не меньше, ровно десять минут. И каждый раз корил себя и на полном серьезе собирался в следующий раз планировать время более продуманно, без лишней суеты.

Несколько раз случалось так, что Монг, уже выйдя на улицу, сев в машину и направляясь по дороге на работу, вдруг неожиданно начинал сомневаться, а закрыл ли он дверь квартиры. Вроде бы закрывал, но никак не мог вспомнить момент поворота ключа в замке. Другим людям такие сомнения могли бы показаться странными, походящими на навязчивые состояния психически неуравновешенного человека, если бы они однажды действительно не забыли закрыть дверь, как это сделал Монг. В тот раз он вспомнил уже у лифта, что вроде бы не поворачивал ключ и не доставал ключи из кармана. Вернувшись к двери, был поражен, как он, взрослый самостоятельный мужчина, мог не запереть дверь, и одновременно рад, что вспомнил, не уйдя далеко.

В следующий раз, терзаемый сомнениями, закрыл ли он дверь или все-таки не закрыл, направляясь на работу, Монг взвешивал, что лучше: приехать вовремя на работу и целый день сидеть как на иголках или развернуться на полпути и убедиться, что дверь все-таки закрыта, а она скорее всего закрыта, и заново встать в пробку, из которой только что выехал. И в том, и в другом случае он ругал бы себя за свою забывчивость. Но в итоге решил пожалеть свои нервы и вернуться, чтобы убедиться, что дверь закрыта. Она действительно оказалась закрыта, и, глядя по сторонам в повторно преодолеваемой пробке, Монг решил придумать какой-нибудь ритуал, который помог бы ему фиксировать закрытую дверь. Таким ритуалом решено было сделать трехразовое дергание за ручку двери. Комично, но ритуал работал. Он помогал избавиться от сомнений.

Когда Монг никуда не торопился и не суетился, бегая по квартире, никакие ритуалы были не нужны, его сознание пребывало в состоянии расслабленного, осмысленного владения ситуацией. Монгу такое состояние гармонии было приятно, но при жизни его не удавалось сохранять длительное время. Суета, суета.

Лифт поднимался вверх, издавая характерный щелчок на каждом этаже и ловя блики света, проникавшего внутрь лифта снаружи через узкие щели между дверью и полом. Блики вползали в лифт, добегали до дальней стенки и, как только лифт проезжал очередной этаж, отталкивались от стенки и убегали обратно через ту же щель. Мужчина стоял в глубине лифта, вцепившись взглядом в панель кнопок, и тряс правой ногой в колене. Так обычно делают, когда нервничают от ожидания какого-то события. И не обладая возможностью ускорить процесс ожидания, ускоряют сами себя в этом процессе и начинают ходить взад-вперед, стучать ручкой по столу, трясти коленкой, махать руками, как будто они плывут баттерфляем, и еще бог знает что.

Внезапно лифт остановился, и Монг не сразу сообразил, что это его этаж. На панели кнопок номер этажа, на котором произошла остановка, не отображался. Только открыв двери лифта, можно было определить текущее местоположение. Мужчина недовольно поглядывал на Монга, давая понять, что тот его задерживает своей нерасторопностью.

– Ваш этаж, ваш, – бросил попутчик и всем корпусом подался к Монгу, выдавливая его из лифта. Монг к этому времени сообразил, что это действительно девятый этаж, и уже выходил. Как только он вышел, мужчина наспех закрыл двери, и лифт продолжил подъем на верхний этаж.

Это был обычный жилой дом с квартирами, ковриками под дверями и звонками, и ничем не отличался от тысяч таких же многоэтажек. От лифта в оба направления отходил коридор, по правой и левой стороне которого были налеплены черные и коричневые прямоугольники дверей. Над каждой дверью был установлен номер квартиры: 115, 116, 117. Где-то рядом должна быть квартира 118. Интересно, кто там живет? 119, 120, 124. Прошел, наверно, подумал Монг и повернул обратно: 124, 120, 119, 117, 116, 115. А где 118? А где квартиры 123, 122, 121? Какой-то странный порядок нумерации.

Обойдя еще два раза девятый этаж и убедившись, что 118-й квартиры на нем нет, Монг вышел на черную лестницу, отгороженную от блока квартир деревянной дверью, окрашенной в темно-коричневый цвет. Принимая во внимание наличие на девятом этаже квартир с номерами 120 и больше, Монг решил спуститься на восьмой этаж и поискать квартиру 118 там, ведь нумерация на верхних этажах не может уменьшаться.

Черная лестница полностью оправдывала свое название. Она была темной и мрачной, в углу под потолком висел наполовину разбитый, заляпанный краской еще со времен ремонтных работ плафон. Он немного освещал ступеньки, но завеса пыли, летающей в воздухе и пронзаемой, как софитом, светом лампочки, вселяла ощущение потери ориентации в пространстве и желания поскорее преодолеть эту лестницу и найти выход.

Монг шел медленно, ощупывая ступеньки сперва носком ботинка, и только убедившись в их надежности, ставил стопу полностью. Одну руку он держал перед собой на уровне глаз на случай, если не заметит во мраке выступ или какую-нибудь балку. Несмотря на вынужденную медлительность передвижения, Монг все же постарался как можно скорее преодолеть эти неприятные два пролета и вскоре оказался у двери на восьмой этаж.

Восьмой этаж оказался абсолютно таким же, как девятый. Такое же расположение квартир на этаже, такой же бетонный пол с ковриками у дверей, такие же ярко-розовые стены. Кому пришла идея выкрасить стены в розовый? В розовых тонах обычно обустраивают комнаты новорожденных девочек. Стены общих коридоров многоквартирных домов обычно красят в нейтральный бежевый или бледно-зеленый. Но почему розовый? Чтобы при выходе из дома у людей поднималось настроение и новый день грел надеждой на что-то хорошее и начинался взглядом через розовые очки?

Вряд ли кто-то преследовал такие гуманные цели. Скорее всего, производители выпустили слишком большой объем розовой краски, и, не просчитав заранее спрос, были вынуждены реализовывать ее по низкой цене. Эта низкая цена помогла им выиграть тендер на поставку краски ряду ЖКС, у которых основным требованием является минимально возможная цена. В силу стечения целого ряда обстоятельств несколько сотен домов в городе были успешно и на радость жильцам выкрашены изнутри в розовый.

На восьмом этаже 118-й квартиры тоже не оказалось. Здесь располагались квартиры с номерами 54, 110, 184, 112, 113 и 114.

«Очень странный порядок, – подумал Монг, – на месте 111-й

184-я, а 54-я вообще неясно, как здесь оказалась. А где же моя квартира?»

Монг начал суетиться и бегать из стороны в сторону, разглядывая номера квартир и каждый раз надеясь увидеть там свой номер. Но номера 118 нигде не было.

– Я хочу домой, – заныл где-то в глубине сознания маленький Монреаль, – где мой дом? – У Монга началась паника, лоб покрылся испариной, в горле пересохло так, что ему трудно было сглотнуть слюну. – Где моя квартира?

У него закружилась голова, этаж поплыл, и он, обессилев, сел на пол. Закрыв лицо ладонями и просидев так несколько минут, постепенно начал приходить в себя.

– Это не мой дом, здесь нет моей квартиры, – заключил он, – а даже если и есть квартира с номером 118, то она не моя.

Монг медленно поднялся на ноги, еще раз обвел взглядом этаж и направился к выходу на черную лестницу. Он не знал точно, что именно здесь ищет, поэтому решил осмотреть по очереди все вышерасположенные этажи.

В этот раз по черной лестнице Монг прошел более уверенно, мрак его уже не настораживал, да и что там могло его поджидать. На десятом этаже взгляду Монга опять представились типовые квартиры – ничего интересного. Все ровным счетом то же самое: квартиры, коврики, бессистемная нумерация. Одним словом, скукота, даже розовый цвет стен не поднимал настроения. Он скорее издевался: посмотри, как тут радостно, у всех все хорошо. Но присмотревшись, становилось ясно, что это обман. Позитивная розовая краска скрывала серые стены, изрисованные матерными фразами, угрозами, кровью, слюной, грязью и хранящие воспоминания серых, мрачных и ушедших в чье-то прошлое будней.

Стоя недалеко от шахты и осматривая этаж, Монг боковым зрением заметил, как что-то объемное, серое пролетело сквозь шахту лифта, проходящую вертикально через все этажи. Ему сперва показалось, что это был лифт, но слишком уж быстро, и лифт этого дома Монг бы услышал благодаря заботливым стараниям инженеров, которые его изобрели. А это что-то пролетело почти беззвучно, как пролетает птица, разрезая воздух взмахами своих крыльев. И если вокруг тихо, то всегда удивляешься, каким шумным может быть воздух.

«Если это была птица, то не меньше орла или ястреба, – думал он. Но это было настолько маловероятно, что Монг сразу откинул версию с птицей. – Сбросили мешок с мусором, старые вещи, что-то ненужное?»

Эти несколько секунд, во время которых Монг пытался найти объяснение произошедшему, завершились звуком, напоминающим грохот от падения чего-то тяжелого. После звука ничего не последовало. Тишина.

Вдруг наверху загудело, и знакомый звук работающего лифта начал нарастать. Вскоре он поравнялся с десятым этажом, проехал мимо и остановился на первом. Задержавшись внизу не более секунды, начал подъем наверх, как если бы оттолкнулся от первого этажа, как отталкивается от батута спортсмен, совершая кульбиты.

Когда лифт поравнялся с десятым и продолжил подниматься выше, Монг увидел, наблюдая его подъем через сетку шахты, что днище лифта выкрашено в красный цвет, краска нанесена неравномерно и поблескивает, как если бы она еще не успела высохнуть.

«Зачем красить стены в розовый, я еще могу понять, – размышлял Монг, – но для чего красить днище лифта? На него вообще никто не смотрит. – Несколько капель краски упали вниз. – Очень странно. Я точно помню, когда лифт спускался на первый этаж за мной и этим мужчиной в сером костюме, дно лифта было серое. Я помню, потому что следил взглядом за его спуском».

И тут Монга осенило: «Это не краска, это кровь. Это тот мужчина.

Это он упал. Или его сбросили».

Монг побежал по черной лестнице на первый этаж, чтобы убедиться в своих догадках, но в шахте лифта никого не было, как не было и следов крови. Монг нажал на кнопку лифта и стал ждать. Наверху опять загудел мотор, и вскоре коробка лифта показалась в поле зрения Монга. Взгляд его был прикован ко дну лифта. Монг не поверил своим глазам: оно было, как и прежде, серое, ни намека на следы крови или красной краски.

Секунду посомневавшись, Монг открыл двери лифта и дотронулся пальцем до кнопки двенадцатого этажа, но не нажал и, поразмыслив, сместил палец на кнопку одиннадцатого. Лифт тронулся. У Монга по спине пробежал холодок:

«А что, если меня тоже сбросят, и потом еще раздавят сверху лифтовой коробкой», – думал он.

Сквозь щели дверей мелькали этажи, все, как один, однотипные, отличающиеся лишь цифрами, нанесенными на стену напротив лифта. На одиннадцатом лифт остановился. Монг вышел и сразу же направился к черной лестнице, которая хоть и была мрачной, но уж точно не такой опасной, как этот лифт.

Он стремглав взбежал на двенадцатый этаж и остановился, как вкопанный. У лифта стояла женщина лет шестидесяти пяти и выжимала половую тряпку в ведро. На женщине было невзрачное платье в мелкий узор, который невозможно было различить, потому что платье износилось до такой степени, что рисунок на нем уже давно слился в бледный, лишенный контуров цвет. А на ногах были надеты калоши, утепленные изнутри, чтобы создавалось ощущение уюта и сухости.

– Чего тебе, касатик? – спросила она, продолжая выжимать тряпку.

Монг стоял, как окаменелый, и не сводил глаз с ведра. Вода в нем была красная-красная, а в воздухе пахло теплой кровью.

– Потерял что? – продолжала она, видя, что Монг выглядит очень растерянным.

– Да, я ищу квартиру 118. Не подскажете, на каком она этаже? – единственное, что пришло на ум спросить Монгу.

– Так она на этом этаже. Обойди шахту лифта и там сразу увидишь, – ответила женщина.

Пока еще ничего не понимающий Монг направился, куда указала женщина.

– Ты мог бы сразу на последний подняться. Тебе можно, – кинула она ему вслед.

Монг остановился и повернулся к женщине.

– Мне можно? А ему нельзя было?

– Конечно, нет. Нельзя залезать на крышу, если ты еще ходить не научился. Не волнуйся, я сейчас тут все приберу.

Монг впился в женщину сверлящим взглядом так, что она отшатнулась назад.

– Нет, ты не подумай ничего. Я тут только убираю. Я уборщица.

– А почему вы сказали, что мне можно было? – не отставал Монг.

– Так тебе же в 118-ю квартиру. Жилец 118-й давно переехал на последний этаж. Поэтому и можно. Пойми, все люди живут на разных этажах. И по ходу их жизни переезжают выше или, наоборот, опускаются вниз. А некоторые на каком этаже родились, на таком всю жизнь и живут, и никакого развития. Сидят в своем болоте, которое уже обжили, и даже не помышляют, что кроме их болота есть и другие болота, не говоря уж о реках и озерах. Но хочется верить, что, рано или поздно, они все-таки одумаются, поэтому за них я не беспокоюсь. Но ведь есть и такие, как этот в костюме. Ты знаешь, на каком этаже он живет? На третьем.

Не в этом, правда, доме, но на третьем. И он почему-то вдруг решил, что ему можно на двенадцатый.

Я, например, на лифте поднимаюсь только на десятый, а дальше иду пешком, хоть мне шестьдесят семь, и так каждый день, потому что знаю, что пока я никто и звать меня никак. И выше десятого лифт меня не повезет, а если повезет, то кому-то другому придется отмывать мою кровь с этого днища. А мне умирать нельзя. Мне еще внуков растить, да и у самой планов громадьё. Мне дети говорят: заканчивай с работой, мы тебя обеспечим. А я знаю, чем это закончится. Я сяду дома и зачахну от собственной ненужности. А тут я хоть могу быть чем-то полезна. Я им сказала, родите мне внуков, тогда и уйду на пенсию. А с внуками, сам понимаешь, на печи не полежишь. Но эту работу пока не брошу – нужна я здесь. Да и сидеть дома целый день – тоже тронуться можно. В общем, жду внуков, а пока кручусь, как могу, и не ропщу. У меня от подъемов по лестнице и ноги крепче стали. Сердцу, конечно, тяжеловато, но я потихоньку, слышишь, потихоньку.

– А кто управляет лифтом? – поинтересовался Монг.

– Как кто? Люди сами и управляют, – недоумевающе подняла глаза женщина. – Вот ты поднимался, ты же сам нажал кнопку нужного тебе этажа.

– А этот мужчина?

– Так и он сам поехал на тот этаж, на который посчитал нужным.

– А сбросил-то его кто? – не унимался Монг.

– Он сам и сбросил, – ответила женщина. – Понимаешь, он нажал кнопку этажа, который был намного выше его представлений о жизни. Это, как если бы космонавты летали не на космическую станцию, которая вращается на относительно малом удалении от Земли, а сразу на Нептун или Плутон, или вообще в другие галактики. Хотят ли люди туда долететь? Хотят. А готовы ли они? Нет. Потому и долететь туда пока не могут. Сперва нужно слетать хотя бы на Марс, посмотреть чуть-чуть дальше своего «этажа» и понять, как оно там.

Да, они знают что-то о других планетах. Но это «что-то» настолько мало, что практически ничтожно. А многие ведь даже и мысли такой себе не допускают: далеко, холодно, страшно. А у нас тут тепло и все понятно. Вот если бы кто-то нашел все-таки сейчас техническую возможность переместиться в другую галактику, с ним было бы примерно то же самое, что и с этим мужчиной с третьего этажа. Дорасти надо, понимаешь.

– Ну, предположим. Приехал не на тот этаж. Но ведь они все не сильно отличаются друг от друга. Верхние, насколько я заметил, просто почище, чем нижние.

– Это для тебя, милок, они не сильно отличаются. Для тебя здесь чуть почище, а для живущего на третьем этаже это «почище» сравнимо с солнечным светом, когда смотришь на полуденное солнце без солнцезащитных очков так, что за секунду ослепнуть можно. Он не видел никогда чистоты. Не видел, понимаешь. Я сама еще не привыкла, мне пока не очень комфортно в такой стерильности. Но для меня это просто работа.

– Стерильности? Вообще не понимаю, о чем вы говорите. Этаж как этаж. Ну да ладно. Приехал он. Что дальше-то происходит?

– А дальше двери лифта открываются. Пассажир не идентифицирует обстановку, представившуюся его взгляду, как ожидаемую, потому как его ожидания были построены на опыте первых трех этажей, и инстинктивно отторгает ее. Этаж, в свою очередь, тоже не предполагал увидеть в своей плоскости такого наглеца и также инстинктивно отторгает пассажира. Взаимное отторжение нагнетает давление в воздухе, накачивая его взаимоисключающей силой. Давление и объем воздуха достигают критического значения, воздуху нужно куда-то деваться, и он находит себе выход через дно лифта, благо две щеколды, которые его держат, поддаются легко. И вот вам, пожалуйста, получается, человек сам себя выдавливает из лифта вниз.

– А как человек должен был понять, на какой этаж ему дозволено подниматься, а на какой нет? – спросил женщину Монг.

– Сюда чужие не приходят. Жильцы живут, конечно, но все они, кроме своего этажа, никуда не ездят. Мне кажется, они даже не знакомы друг с другом. А этот мужчина не здешний. Первый раз его видела. Люди сейчас закрытые пошли, уверенные в своей исключительности, но при этом абсолютно нерешительные. Большинство людей так и не могут разобраться в себе. Некоторые привыкли работать на одной и той же работе, жить с одним и тем же супругом. Ни работа, ни супруг давно не приносят им никакой радости. Человек понимает, что хочет и может заниматься совсем другим и жить по-другому.

Иногда появляется шальная мысль бросить все к чертям: уволиться или развестись, но тут же возникает вопрос: а что потом? Он хочет, у него, возможно, даже есть какие-то планы, но он боится. Боится неизвестности. И человек начинает оправдываться перед самим собой, что работы лучше-то, наверно, и не найти – везде одно и то же, и строить новую семью с кем-то еще уже поздно: возраст, привычки, все заново начинать, и неизвестно, что получится, а получится ли вообще.

А тут вроде все уже поставлено на рельсы и едет. Медленно, но едет. Работа привычная, платят немного, но все-таки платят. Домой идти не хочется, но если прийти и уставиться в телевизор, то вроде до сна дотянуть можно, и если поменьше сталкиваться с мужем или женой, то может обойтись и без выяснения отношений.

Вот таким людям и нужен пинок, чтобы что-то поменять в своей жизни, чтобы выскочить из этого колеса, в котором они крутятся, как белки, не видя цель перед собой. Им нужен переход на следующий уровень. На этом они уже выгорели. И тогда они приходят сюда. Но иногда приходят и такие, как этот в костюме.

– А как они узнают об этом лифте? – спросил, недоверчиво сдвинув брови, Монг.

– В последнее время людей стало приходить намного больше, чем раньше. Еще пару лет назад за месяц мог появиться только один, а сейчас в неделю человек десять приходит. Мы сами с удивлением узнали, что есть какие-то курсы повышения уверенности в себе, которые и направляют сюда людей. Я бы, честно говоря, организаторов этих курсов самих направила сюда для начала. Но я не знаю, может, они здесь и были и сделали правильный выбор.

– Правильный выбор? А какой выбор считается правильным? – спросил Монг.

– Для каждого он будет свой. Для тебя правильным будет нажать кнопку двенадцатого этажа. Хотя никто не запрещает тебе нажать пятый, десятый, седьмой. Для меня будет правильным – нажать кнопку не выше десятого. Это пока мой предел.

– А как человек должен понять, где его предел? – не унимался Монг.

– Как? Интуитивно, конечно, – ответила женщина, как само собой разумеющееся, взяла ведро и пошла в другую часть коридора.

– Интуитивно. Можно подумать, интуиция есть у всех, – бормотал себе под нос Монг, направляясь к черной лестнице. – Что это за курсы уверенности? И что людям там говорят? Проверьте уровень своей уверенности. Если ошибетесь, то металлическая коробка размажет вас о бетонный пол. А если не ошибетесь, то, значит, вы добились того, зачем к нам приходили. Ерунда какая-то.

Монг вышел на черную лестницу, погруженную в недвижимый сумрак, сплетенный из тусклого света двух или трех догорающих лампочек, оставшихся на протяжении всей лестницы. Жалких лучей света было настолько мало, что скорее их не было вовсе. Монг нащупывал ногой каждую ступеньку, прежде чем ступить на нее, и крепко держался за перила, которые придавали ему уверенности, как мамина или папина рука начинающему ходить малышу.

«По крайней мере, на них можно положиться», – думал он. Время от времени Монг натыкался на какие-то предметы неясной формы, напоминавшие ему мешки с чем-то вроде песка или строительной смеси, и изредка бился головой о непонятно каким образом проходящие по лестнице перекладины.

«Эта лестница, конечно не из приятных, – размышлял Монг, – но почему никому не приходит в голову подняться по ней пешком? Люди просто не знают о такой возможности или лифт им кажется более легким способом? Зачем идти и затрачивать силы, если тебя может домчать эта коробка? Зачем повышать уверенность в себе, если можно поднять себя до нужного уровня уверенности?»

Монг спустился на первый этаж. Лестница хоть и была черной, но не имела отдельного входа с улицы, а начиналась на первом этаже, отгороженная массивной деревянной дверью. Внизу никого не было, с улицы доносились голоса детворы, играющей, судя по обрывкам фраз, в догонялки, и едва слышно скрипела та самая деревянная дверь, приходящая в движение от потоков воздуха, опускающихся сверху. Больше никаких звуков.

«Буду ждать следующего пассажира», – решил Монг.

Монгу показалось, что прождал он, по меньшей мере, полдня, пока с металлическим скрипом не открылась входная дверь и перед Монгом предстала молоденькая девушка, напомнившая ему Дюймовочку. Она была настолько худа, что казалась невесомой и прозрачной. Высокие каблуки черных туфель делали ее еще более худой и смотрелись немного комично, так как занимали достаточно большую часть ее роста. Сама девушка была невысокой, сантиметров сто шестьдесят, и, пользуясь этим обстоятельством, каблуки взяли на себя ведущую роль в ее облике. Монгу на первый взгляд показалось, что это вовсе не туфли, а кандалы, настолько они сковывали движения девушки. В обеих руках у нее были огромные сумки, в которых обычно носят продукты из магазина. И, судя по сжатым губам и напряженным мышцам шеи, обвитым выступающими венами, сумки были тяжелыми.

Девушка подошла к лифту, не замечая Монга, и нажала кнопку вызова.

– Здравствуйте, – обратился к ней Монг, – вы живете в этом доме?

– Да, живу, – ответила девушка, не глядя на него.

– Просто я здесь впервые и не заметил никого из людей. Кто-нибудь еще здесь живет? – продолжал Монг.

– Люди? Наверно, живут. Не знаю. Живут, конечно, это же дом, – на секунду задумалась, потом отрезала, – конечно, живут. Что за вопросы? – девушка впервые посмотрела ему в глаза.

Она смотрела настороженно, как смотрит бродячая собака на подошедшего к ней человека, сомневаясь в его добрых намерениях. За настороженностью просматривалась усталость и какая-то обреченность. Тонкая полоска белка под радужными оболочками глаз только усиливала этот эффект.

– А вы каждый раз на лифте поднимаетесь? Тут вроде и лестница есть, – спросил Монг как можно мягче, опасаясь, что девушка вообще перестанет отвечать ему.

– Конечно на лифте. На седьмой этаж высоковато, знаете ли, пешком. Мне зарядки и так в течение дня хватает. Прихожу – лечь бы минут на пять, полежать. Так ведь не получается. А вы вообще кто?

– В этом доме друг мой живет. Вот, в гости к нему заехал.

– Понятно. Первый раз тут, значит. Имейте в виду, что лифт здесь неправильно работает. Скорей всего, придется по лестнице прогуляться, – ответила девушка и стала нетерпеливо поглядывать наверх в шахту лифта, как будто от ее взглядов он мог приехать быстрее.

– Как это неправильно работает? – театрально изумился Монг, желая подчеркнуть, что про лифт он не знает ровным счетом ничего, хотя последняя фраза девушки его и правда удивила.

– Там что-то с кнопками напутано. Я нажимаю кнопку седьмого этажа, а он меня привозит на девятый. Ну что ты будешь делать. Приходится по черной лестнице спускаться на седьмой. А там так темно, я недавно каблук себе сломала, пришлось в мастерскую отдавать. Хорошо хоть не ногу. Ногу мне нельзя. У меня же ребенок. Да и муж тоже. Нет, ногу точно нельзя. Черт бы побрал эти каблуки. Что же лифт-то не едет? Я уже опаздываю. Мне домой нужно.

– Разрешите, я помогу вам сумки донести? – спросил Монг, пытаясь сделать тон своего голоса как можно нейтральнее. Он уже понял, что у его попутчицы все вызывает подозрения. Излишняя услужливость могла быть в том числе.

– Мне? Зачем? Нет, не стоит, – смутилась девушка, – я сама.

– Но вам же еще спускаться по черной лестнице. Мне это ничего не стоит, – настаивал Монг.

Девушка развернула сумку в сторону Монга, как бы позволяя ее взять, потом вторую. В следующую секунду уголки ее глаз вздернулись вверх, и по бокам от них появились еле заметные морщинки. «Хоть пару минут отдохну», – читалось на ее лице, враз потерявшем обвислые черты. Девушка громко выдохнула.

Монг вместе с попутчицей зашли в приехавший лифт. Девушка нажала кнопку седьмого этажа, и лифт тронулся. Они ехали в тишине, не проронив ни слова. Девушка, по всей видимости, наслаждалась неожиданно подвернувшейся помощью и сжимала и разжимала пальцы рук, затекших под весом сумок, перетянувших их тонкими лямками. Монг замер в ожидании, куда же привезет их лифт, и тоже молчал.

Как и предупреждала девушка, лифт непослушно проехал седьмой этаж и остановился на девятом.

– И вот так каждый раз, – сказала девушка, когда они вышли из лифта, – а муж говорит, что кнопка седьмого этажа работает. Не понимаю, нужно позвонить в техническую службу, пусть починят.

– А когда вы с мужем вместе едете, на какой этаж привозит? – спросил Монг.

– Вместе? Да не ездим мы вместе. Он поздно приходит, а по выходным тоже дела у него. Мы вообще, – замялась она, – в общем, как бы… Да какая разница…

Они вышли на черную лестницу. Там было темно, хоть глаз выколи. Но девушка ловко и уверенно, как при свете дня, в один миг преодолела два этажа. Монг еле поспевал за ней и чуть не упал, когда одна из сумок потянула его назад, зацепившись за что-то.

– Почему здесь не меняют лампочки? – возмутился Монг.

– Их периодически меняют, но они очень быстро перегорают или просто кто-то выкручивает. Знаете, у нас ведь народ такой: выкрутят новую, а на ее место вкрутят свою перегоревшую. Вроде и лампочка не пропала, значит, никто не украл, а светить перестала. И не докажешь ничего. Да и кому доказывать?

– Спасибо вам большое за сумки, – сказала девушка, когда они вышли на седьмом этаже, – вот моя квартира. Я пойду. Нужно будет все-таки позвонить в техническую службу.

Она стояла, худющая, с растрепавшимися за день волосами, переминающаяся с ноги на ногу, видно, так и ждавшая момента, когда можно будет сбросить каблуки и нырнуть в мягкие домашние тапочки, лишенные всяческих требований к ней. К ней, такой уставшей, сдавшей рабочий пост, но готовой принять домашний. От поста к посту с короткими передышками, и сейчас как раз одна из них. И только сон даст свободу, которая не запомнится из-за своей краткости.

– Вы попробуйте в следующий раз не спускаться по черной лестнице. На девятом этаже тоже живут люди. Вы же сами сказали, что здесь живут и другие. Просто посмотрите. Всего хорошего. – Монг ушел, оставив девушку стоять с сумками, растерянную, пытающуюся что-то сказать, но так и не сумевшую подобрать слова.

Он вышел на улицу довольный. И пошел посмотреть табличку на доме. Монг еще не успел выяснить, что это за дом и в каком городе он находится. На доме значилось «ул. Ленина, д. 9».

Монг свернул за угол дома и вернулся по той же меловой дорожке, по которой попал сюда.

«Дом, этот мужчина, девушка. Не очень понятно пока, к чему это все, – думал Монг, – нужно пойти проверить арфу».

Зайдя в настроечный зал, Монг первым делом направился к своей подопечной, так и стоявшей на своем месте. Что могло бы с ней произойти? Куда бы она сама могла уйти? Да никуда. Ее и десяток здоровых мужчин не смог бы сдвинуть с места. А Монг уже беспокоился об арфе, как беспокоится мама об оставленном на минутку малыше и бежит к нему, пытаясь увидеть его быстрее, чем добежать.

– Стоит, – увидел он арфу, – как ни в чем не бывало, стоит.

Монг подошел и прислушался: гудит, ноет. Но как-то иначе. Монг решил проверить каждую из струн. Струны арфы были деревянные, и чтобы послушать каждую в отдельности, ее надо было потереть рукой. Так он и сделал. Начиная с самой толстой, стал по очереди гладить струны. Казалось, ничего не изменилось. И дойдя, наконец, до самой тонкой, он услышал какой-то новый звук. Не сказать, что он был благозвучный, но определенно приятнее предыдущего. Первая струна стала звучать иначе.

– Корифей, послушай, – обратился он к барабанщику, повернувшись, – тебе не кажется, что арфа стала звучать приятнее?

Корифей оставил свою барабанную установку и подошел ближе:

– Да, определенно, звук изменился. А как ты это сделал? И Монг поведал историю своего путешествия.

– Ты хочешь сказать, что ты был на Земле? Ты находился там, как ни в чем не бывало, и все принимали тебя за живого человека?

– Ну, вроде того, – ответил Монг. – Но меня сейчас больше интересует арфа.

– А меня больше интересует твое перемещение, – возразил Корифей. – Ты рассказываешь о нем, как о походе в магазин. До тебя тут никто до такого не додумался. Я даже не знаю, что скажет на это Гобс. Ты мертвее всех мертвых, и тут на тебе, ожил. Как это понимать? Я, может быть, тоже хочу.

– А не надо никак это понимать, – ответил Монг. – Мы находимся в настроечном зале, следовательно, мы настраиваем музыкантов. А как ты настроишь музыкантов, не работая с ними? Музыканты – на Земле. И настроить их иначе, чем отправившись на Землю, не получится. Но у меня, честно говоря, даже такой цели, попасть на Землю, не было. Я действовал интуитивно. А ты, думается мне, завидуешь, что я первый сделал это.

– Гобсу скажешь? – успокоившись, спросил Корифей.

– Пока нет. Он все равно много не подсказывает, разговаривает по большей части загадками. Вот разберусь, отчего струна стала точнее звучать, тогда и скажу.

– Монг, это же очевидно. Те люди, мужчина, который разбился в шахте лифта, и девушка, явно сбились со своего пути, только в разные стороны. От подобных им людей, и от них в частности, фонило настолько, что первая струна фальшивила. Ты попытался им помочь, показать, что можно по-другому. И, вероятнее всего, от твоих действий струна зазвучала.

– Господа, извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, – донесся голос Габорны, – но ничего у вас не получилось. Струна как фальшивила, так и фальшивит. Уж я-то, профессиональный музыкант с абсолютным слухом, это слышу. Да, она действительно поменяла звучание с нечеткого Ми на еще более нечеткую Соль, но это никоим образом не меняет ситуацию.

– Габорна, а Соль лучше, чем Ми, или нет? – поднял глаза Монг.

– Лучше? – Габорна расхохоталась. – Тогда скажи мне, что лучше: ночь или день, мужчина или женщина? Ты, наверно, захочешь уточнить, для чего. И даже если я скажу, для чего, все равно не ответишь, потому что есть и другие условия этой задачи: кому, когда, где. Так же и ноты. Например, у скрипки, на которой играет Миа, и у других струнных инструментов каждой открытой струне соответствует определенная нота. Настроив правильно инструмент, на нем можно играть любые произведения по нотам. А как я тебе отвечу, какая нота лучше, если никому неизвестно, какая нота должна соответствовать первой струне арфы. На ней играет ветер. Может, у него спросим? – И Габорна разразилась гомерическим хохотом.

Насмеявшись вдоволь, она вернулась к своим клавишам, Корифей тоже потерял интерес к разговору, погрузившись в неприятное чувство зависти, а Монг остался один перед арфой.

«А может, нужно просто подождать? – думал он. – Возможно, арфе просто нужно время, чтобы перенастроиться».

«Сколько ждать? – думал он. – Как я пойму, когда хватит».

Струна тень больше не отбрасывала. Арфа словно замерла в ожидании. Монг решил прогуляться к океану.

«Все-таки странно, – думал он, – что мы отгорожены от него, или он от нас. Там абсолютно никого нет. Ни птиц, ни лодок. Но океан не может жить без обитателей».

Побродив немного по коридору, выходящему одной стороной на океан, Монг вернулся обратно на третий этаж. Арфа еле слышно издавала неприятное попискивание, похожее на ультразвук. Монг подошел к первой струне и потер ее рукой.

– Звучит, – закричал он, – струна звучит! – На крик сбежались все настройщики. – Вы слышите? Слышите?

Габорна локтями растолкала всех и протиснулась своим объемным телом прямо к арфе:

– Дайте-ка мне послушать… что это тут такое… не понимаю… что это за нота?

– Габорна, вы что, принюхиваетесь, что ли? – ухмыльнулся Монг. – Ну теперь-то вы слышите? Самая что ни на есть чистая нота. А? Как вам?

– Я сама слышу. Только не понимаю, что за нота. Звучит потрясающе. Это даже не отдельная нота, а созвучие. Послушайте! – вознесла указательный палец вверх Габорна.

– Смотрите, тень снова появилась, – Монг указал пальцем на вновь появившуюся тень первой струны. – Я пойду посмотрю.

– Я с тобой, – остановил его за руку Корифей.

– Нет. Ты в следующий раз, так и быть. А сейчас мне нужно самому.

И Монг не спеша пошел по тени, которую отбрасывала первая струна. Тень завела его в завесу тумана, который серой дымкой окружал настроечный зал. В дымке тень терялась, Монг продолжал двигаться интуитивно вперед. Вскоре туман рассеялся, и Монг вышел на уже знакомую улицу по меловой дорожке, нарисованной детьми.

Дом стоял, где и должен был. Монг подошел к двери парадной и отворил ее. Лифта на первом этаже не было, и Монг, помешкав пару секунд, нажал кнопку вызова. Где-то наверху загудел мотор, и лифт начал спускаться вниз.

Вдруг входная дверь, скрипнув, открылась, и внутрь парадной зашел мужчина в синих джинсах и такого же цвета толстовке. Не глядя на Монга, он направился к двери, ведущей на черную лестницу. Глаза его были опущены. В кулаке правой руки мужчина сжимал что-то, а в левой нес пакет с какими-то предметами, разгадать которые по очертаниям представлялось довольно сложным. Он переступал ногами тяжело, казалось, что его ботинки весят не меньше пуда каждый. Когда мужчина повернулся к лифту боком, силуэт показался Монгу знакомым. Только он никак не мог припомнить, где видел этого человека. В тот момент, когда мужчина взялся за ручку двери, чтобы отворить ее, Монг узнал в нем того самого человека в сером костюме, который упал в шахту и кровь которого окрасила днище лифта в ярко-алый цвет.

– Вы не поедете на лифте? – крикнул Монг мужчине, пока тот еще не успел скрыться на черной лестнице.

– Нет, спасибо. Мне невысоко, на третий, – и исчез в проеме.

«Вот тебе на, – подумал Монг, – к черту все мои убеждения. Они ровным счетом ничего не стоят. Я ничего не знаю о жизни. Я и о смерти ничего не знаю. Мужчина должен был умереть, я видел, как он падал, я видел его кровь. Сейчас он прошел, как ни в чем не бывало. Но и я тоже умер, а стою здесь. Может, чтобы избавиться от того, что тебе мешает, нужно убить это в себе. И убив, можно заново родиться. Если это так, то почему с моей смертью не умерли мои сомнения? Или я не умер вовсе? И мужчина этот тоже?»

«Я опять сомневаюсь во всем, – думал Монг. – А мужчина был такой спокойный, по нему не скажешь, что он сомневается в том, что он жив».

Лифт опустился на первый этаж, ударив дном о металлические пружины, установленные на дне шахты. Монг вошел внутрь и задумался, на какой же этаж ему поехать. Ему хотелось увидеть ту самую девушку, которой он помог донести сумки, и он нажал на кнопку девятого этажа. Того самого, на который лифт привозил ее против ее воли.

Выйдя на девятом этаже, Монг встретил все те же квартиры с одинаковыми придверными ковриками и номера поверх дверей: 115, 116, 117,119,120,124. Внезапно что-то хлопнуло, раздался звук поворота замка, и дверь квартиры с номером 116 открылась настежь. Из квартиры выбежал мальчик лет десяти, а вслед за ним мужчина с детским велосипедом и девушка в легком летнем платье, открытых босоножках и с дамской сумочкой в руках. Они о чем-то весело болтали и совсем не замечали Монга. Закрыв дверь, мужчина положил ключи в карман и посмотрел на него.

– Добрый день, – сказал он, приветливо наклонив голову вперед. Девушка вслед за мужчиной тоже поздоровалась, и только тогда, когда она посмотрела в глаза Монгу, он узнал ее. Она улыбалась, глаза блестели, и она показалась Монгу легкой, но не от своего небольшого веса, а от радости жизни, читаемой в ее глазах.

– Здравствуйте, – ответил Монг, – вы без каблуков?

– А, так это вы? – ответила она. – Да ну их. Кстати, лифт у нас теперь работает как нужно. Я вызывала техническую службу, они все проверили и сказали, что лифт исправен, а я ненормальная. Но мне все равно.

– Вы вроде раньше на седьмом жили? – спросил Монг. – Теперь с мужем и сыном переехали на девятый?

– Нет, мы только с сыном переехали, – ответила она, – спасибо вам за сумки, – и упорхнула, взмахнув сумочкой.

Монг стоял, наблюдая убегающую девушку и вдыхая шлейф ее духов с нотками ванили и шоколада. В его душе воцарилось умиротворяющее спокойствие и удовлетворение, которое обычно наступает после завершения чего-то сложного и поначалу кажущегося невыполнимым. Всегда приятно наблюдать счастье. Порой кажется, что несколько лучиков перепадает и тебе.

Вниз Монг спускался уже по черной лестнице. Лестница за эти несколько дней или месяцев, смотря каким временем мерить, совсем не изменилась. Такие же перегоревшие лампочки, тот же мусор, та же тьма. Но ничто из этих препятствий не помешало ему сбежать вниз до первого этажа и распахнуть дверь на улицу.

– Заработало! – выкрикнул Монг, когда вернулся домой.

– Мы вообще-то тут работаем. Можно потише? – огрызнулся Корифей. – А ты в последнее время вконец обнаглел, я смотрю, кричишь, командуешь.

– Корифеюшка, дружище. Бросай свои барабаны и принимайся за вторую струну. Все для тебя. – Монг протянул руки к арфе, развернув их ладонями вверх.

– Можно? Правда? – Корифей от неожиданности растерялся. – А что делать-то?

– Думать, размышлять, анализировать, как говорит наш босс, – сыронизировал Монг. – А главное, чувствовать.