Читать книгу Искусство малых шагов. Рассказы и хроники из жизни священника - священник Александр Дьяченко - Страница 7

Понедельник, четвертый день от начала нового года. Страна гуляет, а мы с Алексеем Ивановичем мчим по федеральной трассе. Иваныч за рулем, машину водит уверенно и всегда быстро. Вот, тоже, парадокс. Мой спутник – человек по природе вальяжный и медлительный, а за руль сядет – и превращается в гонщика. Еще одна характерная особенность: он никогда не ругается, даже если его «бумер» невзначай и подрежет какой-нибудь неопытный «чайник».

Алексей Иванович переехал к нам из Москвы. Купил сразу за деревней кусок земли и построил большой красивый дом. Все выходные и положенный по закону отпуск человек проводит в деревне. И никакая заграница его не прельщает.

– Не могу уже по-другому. Как только пятница вечер, всё бросаю и мчусь к себе домой. И дом мой теперь не в столице, а здесь в деревне. На днях задумался. Представь, подо мной большой коллектив, людей не меньше сотни, приличный бюджет. Каждый день я что-то решаю и делаю какие-то реальные вещи. Работаю неплохо, а чувства удовлетворения от результатов своего труда не испытываю. Даже когда вручают грамоты и хвалят на совещаниях.

Сюда приедешь, и вот полдня стругаешь какую-нибудь дощечку, обрабатываешь ее наждачной бумагой. Ломаешь голову, в какой бы ее покрасить цвет. Наконец к стенке где-нибудь в гараже прикрутил, жене показал и радуешься.

Вроде мелочь, ерунда какая-то, а радуешься. Понимаешь, что ты нормальный рукодельный мужик. Лопату можешь на черенок насадить, косу наточить при необходимости. Вообще много чего умеешь.

Постепенно Иваныч понавез из столицы в свой дом множество разных технических приспособлений, станков, инструментов. Я осматривал его мастерскую и всё удивлялся:

– Алексей, а станок по дереву тебе зачем? Матрешек на пенсии точить?

– А что? Пусть будет. В хозяйстве пригодится. Глядишь, и для храма что-нибудь выточу. Я смогу. Потренируюсь немного, и запросто.

Не знаю, какой из него получится токарь, тем более по дереву. Но повар он уже отменный. Особенно хорошо ему удается узбекский плов из баранины. Причем готовит он его всегда неожиданно, заранее никого не предупреждая. Позвонит только накануне, поинтересуется, постный день или нет, а назавтра привозит в храм большую кастрюлю еще горячего, только-только приготовленного плова.

Со временем рядом с домом Иваныча выросла целая улица. И в каждом доме кто-то что-то мастерит, пилит, колотит. Со знакомой разговорились, они как раз здесь же рядом построились.

– Мне даже неудобно. Придем с мужем в поселок детей навестить (мы как в дом переехали, оставили им свою квартиру), так что ты думаешь – пару часов посидит, и всё, назад собирается. Лихо ему в квартире, места себе не находит, заняться мужику нечем.

Перед въездом в населенный пункт как обычно, на своем излюбленном месте «дежурят» гаишники. Новогодние праздники, самое время напомнить расслабившимся водителям, что есть еще кто-то, кто несет службу и продолжает вести учет разрешенным промилле.

Сегодня они, не чинясь, останавливают всех без разбору, благо что машин в эти дни на дорогах немного. Тормознули и нас. Младший лейтенант, азартно отсалютовав рукой, представился привычной скороговоркой. В конце:

– Как-то подозрительно у вас в салоне попахивает, уважаемый Алексей Иванович.

Потом вопрос:

– Скажите, положа руку на сердце, когда вы последний раз употребляли спиртные напитки?

Иваныч не спеша достает смартфон и открывает календарь. Делает вид, будто что-то высчитывает, затем выдает:

– Последний раз спиртные напитки, юноша, я употреблял пятого августа одна тысяча девятьсот восьмидесятого года.

Теперь уже младший лейтенант задумался и, прикинув, почесал в затылке:

– Ну это вы загнули, уважаемый! Меня тогда еще и в проекте не было. А чуть позже, в течение нового уже две тысячи шестнадцатого, неужто не удосужились, и даже шампанского не пригубили?

Иваныч, уже в мою сторону:

– Вот кому ни скажу, никто не верит. А ведь это чистейшая правда. Хотите, можно и проверить.

Я шучу:

– Видите, товарищ постовой, мы народ законопослушный, сами не пьем, аж с тысяча девятьсот восьмидесятого года, и пьяниц презираем!

Гаишник, решив не связываться, снова отсалютовал и вернул документы.

Иваныч ведет автомобиль. Сперва молчит, потом неожиданно выдает:

– А я их не презираю.

– Кого, Алексей?

– Да пьяниц этих. Ты сказал, что мы пьяниц презираем. Так вот я их не презираю, хотя последний раз напился именно пятого августа того самого года, когда закончилась московская Олимпиада. Три дня «мишку с шариками» провожали, потом пришел в себя и сказал: «Всё, хватит! Иначе погибель». С тех пор ни грамма.

– Так это я к слову, про пьяниц-то. На самом деле и мне их жалко.

Едем дальше. Иваныч продолжает:

– Сегодня во сне шефа своего бывшего видел. В этом году уж шестнадцать лет как помер. Хороший мужик был, только выпивающий. Помню, часто вспоминал свою родину, село где-то в Рязанской области. Как мальчишкой мечтал жить в большом городе, как приехал в Москву, учился, стал врачом. Интересный был дядька, про таких говорят «рефлексирующий», то бишь совестливый.

Как врач он себя особо не проявил, хирург как хирург, звезд с неба не хватал, зато организатором оказался выдающимся. Став главным врачом крупной московской клиники, вскоре сделал ее в городе одной из лучших. Специалисты его уважали и держались за место в коллективе, а он старался оправдать их доверие.

Меня он взял к себе на место помощника вскоре после того, как я защитил кандидатскую. Как и остальные, я считал его вполне удачливым чиновником от медицины, потом еще и бизнесменом. Квартира в Москве в самом центре с окнами прямо на Белый дом. Знакомства, общение соответствующее.

Этим он никогда не бравировал, зато любил рассказывать о своем соседе по подъезду. Тот, будучи известным актером, снимался в одной из главных ролей в советском еще телефильме «Семнадцать мгновений весны». Как начнут повторять сериал по телевизору, столкнутся соседи на лестничной площадке, и начинается: «Снова вас на рабочем месте показывали». – «Да, мы видели». – «Передавайте от нас поклон штандартенфюреру Штирлицу. И, пожалуйста, там у себя, в подвалах гестапо, будьте поаккуратней с Максимом Исаевичем. Все-таки наш человек» – и смеются.

Шеф сам был вполне доволен и собой, и судьбой. Пропадая все дни на работе, он редко куда-нибудь выезжал, вполне обходясь возможностью день-другой провести в подмосковном профилактории для медработников.

Всё изменилось в октябре девяносто третьего года. В те дни Николай Сергеевич, так звали моего шефа, в своей квартире стоял у окна и смотрел, как танки прямой наводкой бьют по Дому Правительства. Но сломало его даже не это. Последней решающей каплей стало избиение молодых солдатиков, стоящих в оцеплении у стен Белого дома.

Он видел, как его ровесники и люди много старше, с палками и кусками арматуры в руках, толпой набросились на мальчишек в форме и принялись избивать безоружных. На его глазах убивали вчерашних детей, убивали с остервенением. Он видел, как один старик, уже отходя от лежащего на земле человека, обернулся и заметил, что тот еще подает признаки жизни. Тогда старик вернулся и добил солдата по голове палкой.

После тех октябрьских событий он, всю жизнь спасавший человеческие жизни, резко запил.

В то время я уже был вхож к нему в дом. Меня он почему-то не стеснялся, но из сослуживцев пьяным его больше никто не видел. На работе Николай Сергеевич появлялся всегда как стеклышко и никогда не злоупотреблял.

Дома напьется, позовет меня и давай: «Ты молодой, ты умный. Скажи, объясни мне, как они могли убивать этих пацанов? Ведь нормальные же люди, пенсионеры, наверно. У самих дети, небось, уже и внуки. Жили себе, работали. На дачи ездили. Коммунизм строили, „наши дети – наше будущее“, а потом раз – и давай убивать. И кого?! Мальчишек!

Всё, Леша, не могу я так больше. Я же врач, я лечить обязан. Вот этих самых стариков в первую очередь. А я им не верю. Своему поколению не верю. Не верю, что мы такие хорошие да заслуженные. А какой врач без веры? Без веры уходи.

Теперь жалею, зачем из деревни уехал? Был бы сейчас ветеринаром, делал бы коровкам прививки. Они хорошие, коровки, добрые, в них не разочаруешься.

Я чего надумал, Алеша, и ты мне в этом деле поможешь. Дом хочу себе купить, где-нибудь под Москвой, но в нормальной живой еще деревне. Баню построю, теплицу, парники. И всё своими руками буду делать. Потому что я мужик, Леша, не убийца какой-нибудь, а нормальный деревенский мужик.

Мне, Леша, точка опоры нужна. Я снова должен поверить. В людей поверить, Леша. А чтобы поверить, нужно возвращаться в детство, и всё начинать сначала».

Месяц прошел, может два, уже не помню. Шеф интересуется: «Ты что-нибудь слышал про такую деревню?» – и произносит название. «Слышал, – отвечаю, – у моей тещи там дача неподалеку». – «Тогда едем, покажешь. Мне в этой деревне предлагают дом купить».

Мы ездили смотреть этот дом. Большой, деревянный, с пятнадцатью сотками приусадебной земли. Николаю Сергеевичу дом понравился. Он все ходил и ходил по участку, мечтая, как поставит здесь баню и еще теплицу.

«Зимой печку буду топить. Жену научу хлеб, пироги печь. Куплю себе ватник. Или нет, два ватника. Один для работы, а второй на выход, по деревне гулять. Сапоги пошью, нормальные, чтобы по осени было удобно в них грязь месить.

Эх, Леша, ты бы знал, какая у меня на родине земля. Во земля, живая, жирная! Взял в руку, сжал кулак, так она сквозь пальцы, словно масло, течет.

Под окошком лавочку вкопаю, и будем мы с моей Марией Ивановной сидеть на этой лавочке, глядеть на улицу и семечки щелкать».

Потом подошел к крыльцу. На ступеньку сел, привалился плечом на перила и застыл. Сидит в небо смотрит. «Хорошо-то как, а, Леша. Земля, деревья, дом. Вот так бы и помереть. Чтобы в ватнике, сапогах кирзовых, опершись плечом на деревянное крылечко».

В самом деле шеф привел дом в порядок. Первым делом отремонтировал печку. И баню себе построил, и теплицу поставил. Как и мечтал, всё успел.

Однажды вечером в субботу звонок. Трубку поднимаю, а это Мария Ивановна: «Алексей Иванович! Николаю плохо! Не знаю, что делать, пожалуйста, приезжайте».

Я бегом за руль и в деревню. По ходу вызвал скорую помощь, объяснил, как добраться. Кроме меня, никто из наших не знал, где у шефа дача. Приехал раньше скорой. Бегу в дом и вижу: сидит на крылечке мой Николай Сергеевич. На нем ватник, кепка с козырьком и кирзовые сапоги. Уткнулся лицом в перила, да так и умер.

Я смотрел на него мертвого и вспоминал, как он мечтал умереть, словно простой деревенский мужик, в телогрейке и сапогах.

Еще вспомнил, как незадолго до смерти приглашал он меня к нему в деревню и просил приготовить настоящий узбекский плов. Я вырос среди узбеков. От них научился готовить восточную пищу. Я обещал, но постоянно откладывал. Теперь жалею и понимаю, что всё надо делать вовремя.

Сегодня во сне его видел. Будто захожу к нему в дом, а он у него большой-большой. Сергеевич стенку оштукатурил и кладет на нее плитку. Хорошо кладет, быстро. Я ему: «Николай Сергеевич! Вам нельзя, вы же практикующий хирург! У вас руки…».

А он смеется, показывает свои руки и отвечает: «Руки как руки, Леша! Рабочие руки нормального рабочего человека. Я в этом доме четыре дня в неделю плитку кладу. Ты знаешь, мне нравится».

Я вот и думаю, батюшка, может, он там в той жизни занимается тем, о чем всегда мечтал? А? Может, это у него рай такой?

Прощаясь, Алексей Иванович поинтересовался моими планами на следующий день.

– С утра молебен, а потом уборка храма? Это вы к какому часу управитесь? Ну, к двенадцати нормально. Успею.

Передай там вашей поварихе, обед пускай не готовит. Я завтра плов привезу.