Читать книгу Боги с Родины. 1 книга трилогии - Святослав Лаблюк - Страница 5

– Эти слова пустые для тебя? И не имеют вообще значения! – на друга своего, и компаньона, Никита злился, от недоумения. – А для меня, обозначают многое. Вот вслушайся внимательней! Миры и микрокосмос, макрокосмос, вселенные, с законами необъяснимыми простому смертному. Так поэтичны и возвышенны понятия! Они звучат, как будто – единения гимн человека и природы торжествует, приводит нас к началу мироздания.

Давай-ка выпьем друг с тобой, по чарочке за эти, для людей порядочных, слова, так много значащие для меня.

Стакан к себе Григория пододвинув, чтобы удобней было наливать, он из бутылки до краёв налил в него, торжественно дополнив, утверждением: – стакан наполнил полный, – уважаю.

– Нет! За слова такие, пить не буду! – ответил Гриша. Хоть и уважаю.

– Не понял. Почему? Не хочешь пить со мной? Добавь, – мол это в падлу.

– Хочу. Но, за слова те, пить не буду.

– Послушай! В этом ты не понимаешь!

– Вот именно. Не понимаю в этом. Поэтому, за них и пить не стану. Не идиот, за то пить, что не знаю и ничего не понимаю.

– Не прав ты здесь, мой друг. Не прав!

– Быть может, прав. Всё в мире относительно. Смотря, как посмотреть.

– Тогда давай, за просто так, с тобой мы выпьем!

– Дурак! Ты знаешь, что сказал? – «неграмотности» друга, удивился Гриша.

– А что сказал? За что меня назвал так плохо?

– Ты предложил мне выпить, чтобы трахнулись.

– Ты сам дурак! Глухой, к тому же! Так я не говорил. Не помнишь?

– Нет, говорил!

– Нет, я не говорил!

– Нет, говорил! И не отказывайся больше! Сказал, давай за просто так с тобой мы выпьем? Хорохоришься? Будто не помнишь, что сказал?

– Слова я эти говорил. Но в них о траханье ни слова! – Никита возмутился сильно.

– На зону попадёшь, тогда узнаешь, что те слова обозначают – «за просто так».

– Туда не собираюсь!

– Мы лишь предполагаем, Господь располагает.

– Какой ты умный! Прочитал «Талмуд»? О космосе не хочешь говорить!

– Какой я есть, такой и есть.

– А я выходит, глупый?

– Ты глупости не говори. И пей быстрей, притащатся с работы предки, – поторопил Григорий друга. Плохие с ними шутки.

– Они, что, тащатся?

– Что ты цепляешься к словам моим. Давай скорее пей, пока при памяти.

Я чувствую, – палёным пахнет. Допив, сбежим на улицу.

В стакан Никита вылил остаток из бутылки и, чокнувшись, ребята залпом выпили. И, в это время зазвонил звонок.

– Ну вот! – легки бывают на помине, вздохнул Григорий. – Всё-таки, успели мы допить. И хорошо, что не застукали – нас за распитием ситро, пили, как взрослые мы, залпом.

Он быстро сполоснул стаканы и, побежал дверь открывать.

Это приехали, действительно, родители, Григория блюстители. Отец немного был навеселе и, улыбался добродушно. В руках обеих по бутылке водки, у матери, добавочно, авоська. Рукой, звонила Грише.

Открыв, ребята проскочили мимо, стараясь не задеть в проёме ненароком.

– Куда вы, Гаврики? – спросил отец вослед. – Работать, пришло время?

– Кому работать, кому водку пить, – ответил Гриша. Ведь, каждому своё. Так мир устроен, безнадёжно.

– Стой. Угощение возьми, – отец любезно предложил сынишке, став из кармана доставать печенья пачку.

Мы помним о тебе всегда, сыночек. Возьми подарок наш. Цени, мальчишка.

Он неудачно доставал подарок. Одной рукой вытаскивал печенье, в другую руку взял бутылки водки. Одна из них, вдруг, выскочила из руки. Жена, кулёк отбросив, как вратарь заправский сборной женской, в отчаянном броске, поймав, перед ударом об пол, прижав к груди, заплакала от радости. Не удержав кулёк второстепенный, – неравный значимости водке, невольно уронила на пол, в нём, кабачковой икры банка, лопнула.

Послышался шестиэтажный мат и восклицания, в шёпот и вздохи перешедший, затем вздох облегчения от понимания, что целая бутылка с водкой. Что лопнула, с закуской банка.

Ребята, не дожидавшсь ни печенья, как и полезной оплеухи, дружно исчезли от родителей Григория, оставив их жалеть о банке с икрой, разбитой.

На улице в песочнице, решили отдышаться. Сев рядом с малышами, словно играть собрались с ними, прислушивались, – всё у родителей нормально?

– Я представляю, как им будет трудно, когда пойду я в школу, – задумавшись, их пожалел Григорий, что будут делать без меня, когда учиться в школе стану?

– Ещё до школы целый год, придумаешь, что-либо. Шесть лет – не так и мало, думаю!

– Предки беспомощные, их жалею, они болеют часто. Им водку покупаю, когда с утра не могут приподняться, лежат, кряхтят и, «помирают». Несчастные.

Твои родители не пьют, где-то работают.

А мама, так болеет часто и, на работу не выходит, что на работе недовольны и, говорит…, что может потерять работу эту, как и другие раньше….

Болезнь ту называют, птичьей – перепил. И, тех людей не понимают.

– Мама, немного выпить может, на праздники, отца…, не помню, где-то в командировке, Никита отвечал, со вздохом, толи о том, – не видит своего отца, толи жалея маму друга Гриши.

Немного посидев, поднялись, пошли работать к перекрёстку, где их товарищи трудились с раннего утра. Сейчас их очередь, машин мыть стёкла.

Когда темнеет, оставляют перекрёсток и, поделив полученные деньги, смотрящему оставив долю, расходятся все по дворам, чтобы спокойно покурить после работы, выпить пивка и лимонада, пока родители угомонятся, заснут, как дети. Они родителей жалеют, без повода не беспокоят.

По темноте работать им нельзя. Рассказывали, что крадут ребят, затаскивают в спецмашины, возят затем по городам, где заставляют нищенствовать их на паперти, в местах, народом полных. И, если что не так, ширяют дозу наркоты, чтобы потом всю жизнь оставшуюся, зависимыми были от иглы. Поэтому, на перекрёстке одни они, и не задерживаются.

Сегодня вечер был хорош сам по себе, прошёл недавно дождик небольшой и выручку со стёкол сняли классную. Один «крутой» им бросил целый стольник. За вечер каждому досталось по пятьсот рублей. На радостях купили банок пива – восемь, на брата по полбанки. Достаточно! Не жалко.

В квартире у Никиты свет погас чуть раньше, чем обычно. Немного было непривычно ложиться рано спать, но, делать нечего, ведь нужно маму уважать.

– Квартиру мать из-за меня не замыкает, – друзьям он объяснил, прощаясь, – вдруг что-то украдут воришки.

– Что красть? – спросил Ашот, смеясь с друзьями. – Мух, тараканов, крошки?

– К примеру, холодильник, телевизор и, мало что ещё, – ответил недовольно им Никита, и сразу же отправился домой, не ввязываясь в обсуждение вопроса.

Увидев худощавую старушку, между четвёртым-третьим этажём, сидевшую на краешке ступени, остановился.

Взгляд к полу обращён, казалось, – сидя спит она, или …. И, самым страшным для Никиты было, что не дышала. Это пугало. Никита слышал лишь о смерти, покойников не видел раньше.

Не зная, как тут быть и, делать что: бояться – вроде бы большой, держать браваду – ведь никто не видит. Остановившись рядом с ней, позвал тихонько:

– Спишь или померла? Бабуся!

Не шевелилась бабушка, не слышала, как будто вообще, слова. Он повторять вопрос боялся. Ещё немного подождав и, не дождавшись, что голову она поднимет, решился – до плеча дотронуться.

– Зачем старушку трогаешь, мальчишка? – услышал, сзади, чей-то голос тихий, казалось добрый, но с укором.

Никита, испугавшись, отскочил назад и, обернувшись, никого не видел.

– Наверно, померещилось, – подумал он, внимательно смотря по сторонам, боясь и, удивлённо, с долей интереса, осматривался изподлобья.

– Мерещилось, мерещилось, – услышал вновь тот голос, откуда непонятно.

– Какая чертовщина! Напасть! – в сердцах он возмутился. – Наверно, пить пиво нужно меньше, чтобы не слышать слов из ниоткуда.

Сегодня вечером впервые выпил он полбанки пива.

В ответ услышал тот же голос, повторивший:

– Какая чертовщина. Напасть…

– Кто ты? И где ты, говорящий? – спросил Никита, испугавшись.

– Кто ты…, и где ты говорящий – услышал он свои слова.

Никита выругался крепче: – Пошёл …. подальше! Не до тебя!

Ему ведь было не до шуток от жути пробирающей… Услышал, – голос, его пославший, повторяющийся.

– Что, испугался? – другой услышал голос.

– Да, с ним Никита согласился. Немного испугался, – ответил на вопрос.

– Не бойся, эхо говорило, – старушка успокоила.

– А здесь откуда оно взялось? Проснулась и заговорила?

– Ночная тишина – попутчик. Она меня и разбулила.

– А почему ты здесь одна?

– Тебе мешаю я?

– Нисколько. Спала здесь?

– Я устала, верно.

– Домой к себе ты не идёшь? Не хочешь? Наверно, поругалась?

– Да. Поругалась. Точно.

– Плохо.

– Что может быть хорошего?

– И будешь делать, что теперь?

– Не знаю. Немного отдохну, затем, куда глядят глаза, пойду. У каждого своя судьба, никто не знает до конца свой путь-дорогу.

– Так может, к нам пойдём, бабуля? Там отдохнёшь. – спросил Никита, прекрасно понимая, что предложение, хоть от души, – неправильное, вряд ли выполнит предложенное.

Кряхтя, старушка поднялась и, заглянув в глаза, погладила Никитку по спине. От этого контакта дрожь в теле Никиты пробежала, чуть не сгорел он от стыда, растёкся к кончикам ногтей ног, рук, стыд, словно кровь и пиво.

– Хороший мальчик ты Никита. Таким и оставайся навсегда. Плохим всегда успеешь стать, – сказала бабушка и, вниз пошла, неловко, по ступеням.

Шум шарканья был слышен долго. Чем уходила дальше, стыд угнетал Никиту больше и, заставлял переживать в душе за предложение, хотя и доброе, но ведь нечестное. Он не решился бы в квартиру привести, ночной порой, прекрасно понимая, что из душевного порыва, хорошего, не получилось ничего. Могли бы маму разбудить, и поругалась с ним она, за эту вольность, обиделась, что разбудил, беспечно.

Стыдясь себя, Никита поднимаясь медленно, при каждом шорохе сиюсекундно оборачивался, то ли надеясь, что на месте шороха, появится та бабушка, то ли боялся встречи с ней. С тяжёлым чувством восприятия и понимания вранья бессовестного, будто бы обгаженный, к двери квартиры подошёл он медленно.

– Как я туда войду? – подумал он. Дома ни знали лжи. Мама ни разу не врала, когда им даже было плохо, отец, …. всегда в командировке.

А сын у них, для отношений честных в обществе, негодным, лживым оказался.

Он кинулся бегом вниз, – попытаться увидеть бабушку, чтобы ей рассказать, какой он нехороший, перед собой, частично оправдаться, что врать не будет больше, будет он хорошим.

Сидели во дворе, одни соседские мальчишки, о чём-то спорившие тихо. Гриша увидев его, крикнул:

– Пришёл? И сделал правильно! Замкнулась мама?

Ещё не всё потеряно, на пиво третьим будешь. У нас ещё полбанки. Случилось, что? Ты не подходишь… Не хочешь? Потом, не пожалеешь?

Никита, оставаясь у подъезда, не подходя к друзьям, спросил негромко:

– Старушку видели? Недавно выходила, наверно, из подъезда.

– Какая-то, как будто проходила, – Ашот ответив, продолжал смеяться, над ранее услышанным рассказом.

Никита повернувшись, возвратился, немного постояв в подъезде, стал подниматься медленно наверх, идя домой, в квартиру, горюя безутешно.

– Содеянное не всегда исправить можно, – Никита с грустью думал, поднимаясь, – так и останется на мне грех лжи и, перед бабушкой и перед мамой. Она не знает, что лгуна растила!

Не подменяй с улыбкой сладкой, лестью – правду, водой – вино, подумал он, и над собою усмехнувшись, решил, – не думал я, что так легко, можно себя немного успокоить, когда желаешь этого!? Каждый достоин своего…, бесчестья. От этого, невесело.