Читать книгу Девочки с острыми шипами - Сьюзен Янг - Страница 6

Вечерние занятия тянутся медленно и скучно, но на каждом уроке я слушаю внимательно, чтобы оправдать ожидания преподавателей. Мы высаживаем новые розы в нашем саду на «Садоводстве и цветоводстве», на «Современном этикете» разучиваем (в очередной раз), как правильно накрыть стол, а на «Светских манерах» отрабатываем на практике неформальные приветствия.

Внезапно я с ужасом осознаю, что совершенно неправильно представилась Джексону, когда мы встретились. Я не подала ему руку для поцелуя и не отвлеклась от того, чем занималась, чтобы полностью посвятить свое внимание ему. И еще я явно слишком много говорила о себе.

Я хорошо справилась с поддержанием зрительного контакта, но при этом задавала Джексону слишком мало вопросов. Мне следовало найти тему, которая ему нравится, и вести разговор в этом направлении. Источать уверенность, чтобы и ему было комфортно. Или, если он предпочитает иную манеру разговора, быть скромной и тихой.

С другой стороны, Джексон тоже нарушал все правила этикета. Он краснел, ругался, а когда появился смотритель, вышел из себя. Он предложил нам куда-то сходить, не пригласив меня должным образом. Но мужчинам не обязательно соблюдать те же правила, которым следуем мы. Может, если бы я вела себя должным образом, он последовал бы моему примеру.

Но, похоже, небрежные манеры были свойственны Джексону. И мне это понравилось. Казалось, что это более… честно. Улыбнувшись своим мыслям, я решаю, что, если когда-нибудь встречусь с ним снова, обязательно постараюсь произвести лучшее впечатление. Я хочу узнать о нем больше.

Но, разумеется, я никогда больше его не увижу.

– Филомена, – упрекает меня профессор Алистер. – Снова замечталась? Мы же уже об этом говорили.

– Простите, профессор, – говорю я.

Учителя не раз отмечали, что мечтательность – мой самый серьезный недостаток. Я слишком часто погружаюсь в размышления, уносясь куда-то в мечтах. Я просто не могу выбросить из головы все лишнее, хотя и понимаю, что это меня не красит. Возможно, мне стоит поговорить об этом с Антоном на следующем сеансе. Вероятно, он предложит какие-то методы, которые помогут скорректировать мое поведение.

Покончив с сегодняшними уроками, я возвращаюсь в свою комнату, чтобы переодеться в пижаму. В коридорах тихо. Считается, что перед сном мы должны оставаться в комнатах, чтобы заниматься или предаваться спокойным размышлениям, но я на цыпочках крадусь на встречу с другими девушками.

На нашем этаже есть несколько отдельных комнат; та, которая расположена в конце коридора, принадлежит смотрителю Бозе. Он следит за нами ночью, обеспечивая нашу безопасность, несмотря на то, что на наших окнах и так есть решетки.

В носках я иду по коридору к комнате Сидни, поглядывая на дверь смотрителя Бозе, чтобы убедиться, что он не наблюдает за нами. Удостоверившись, что все чисто, я тихо стучусь и вхожу в ее комнату.

Девочки в комнате пугаются и тихонько взвизгивают. Сидни вскакивает на ноги и бросается закрывать дверь.

– Быстрее, – шепчет она, пряча за спиной какие-то бумаги.

– Ладно, – отвечаю я с преувеличенной подозрительностью и закрываю дверь.

Осматриваю остальных – Леннон Роуз, Марчеллу, Бринн и Аннализу – и замечаю, что их щеки ярко покраснели. Они прикрывают рты руками, пряча улыбки.

Я театрально поворачиваюсь к Сидни, уперев руки в бока. Поверить не могу, что она задумала что-то без моего участия. Взмахом руки она приглашает меня сесть рядом с ней на кровать, а остальные окружают нас, усаживаясь полукругом на ковре.

– Что происходит? – восторженно спрашиваю я.

Сидни по-прежнему одета в свою форменную рубашку, застегнутую на все пуговицы, но носки натянуты до колена, а брюки она уже сняла. Волосы у нее заколоты сзади. Закатав выше локтей рукава рубашки, она обнимает меня за плечи.

– Помнишь, как ты сегодня познакомилась с красивыми мальчиками? – спрашивает она. – А потом один купил тебе конфет?

– Да, – отвечаю я, понимая, что не все из них в курсе случившегося. – Целый пакет.

– Ух ты, – выдыхает Леннон Роуз.

– Каких конфет? – спрашивает Марчелла, которую волнует практическая сторона вопроса.

– Не важно, – говорю я. – Смотритель уволок меня прочь, прежде чем мне удалось их попробовать. В следующий раз я постараюсь запихать весь шоколад в рот, прежде чем он до меня доберется, – добавляю я, и все смеются.

Я поворачиваюсь к Сидни.

– Вы тут ради этого собрались?

– Не-а, – отвечает она, а затем мимолетно целует меня в висок и убирает руку с моего плеча, чтобы достать что-то спрятанное за спиной.

С торжествующим видом она показывает мне журнал, перелистывая страницы так быстро, что я не успеваю разглядеть обложку. Я тут же начинаю что-то подозревать.

– Ты его украла? – спрашиваю я.

– Да, – говорит Марчелла, пожимая плечами, когда я поворачиваюсь к ней. – Их было полно там, на заправке, – добавляет она, словно это ее оправдывает.

Я беру журнал из рук Сидни, но она тут же выхватывает его у меня, держа в недосягаемости.

– Эй, эй, – вскрикивает она, а затем усаживается, скрестив ноги, и принимается перелистывать страницы, словно что-то ища. Я потрясенно разглядываю фотографию почти раздетой парочки на диване. На этот раз мои щеки заливает краска.

– Ты украла непристойный журнал? – с усмешкой спрашиваю я Марчеллу.

– Нет, – отвечает за нее Сидни. – Это журнал для женщин.

Я растерянно смотрю на девочек.

– Не понимаю.

– Он посвящен исключительно женским проблемам – только им, – поясняет Сидни. – На самом деле, думаю, я нашла себе новый любимый тест.

– И про что же он? – спрашиваю я, пытаясь еще раз заглянуть в журнал, чтобы увидеть то фото.

– Он называется… – она прочищает горло, – «Хороши ли вы в оральном сексе?».

Я разражаюсь смехом, решив, что она шутит, но тут она зачитывает три варианта ответа к первому вопросу. Это откровенно непристойно, но мы толпимся вокруг нее, вслушиваясь в каждое слово.

Хотя нас всех воспитывали в строгости – сначала дома, а затем в изоляции, в академии, – мы не так уж наивны. Довольно часто мы засиживаемся допоздна за долгими разговорами, собравшись в одной комнате, пересказывая друг другу истории, которые где-то услышали – все вместе или поодиночке. Обрывки рекламы, попавшейся на глаза во время экскурсий. Мы пытаемся догадаться, что скрывается за вырезанными цензурой частями фильмов, и наше воображение еще сильнее приукрашивает их.

Покончив со списком вопросов, Сидни зачитывает советы о том, что нужно делать, а чего избегать. Сообща мы решаем, что ничего не знаем об оральном сексе, если верить журналу. Сам процесс выглядит до жути неприятно.

– Вот чего я не понимаю, – говорю я, обдумывая прочитанное, – если это женский журнал, почему они рассказывают нам, как доставить удовольствие парням? Разве он не должен быть о нашем удовольствии? Или хотя бы о взаимном?

– Ну, – говорит Сидни, показывая обложку журнала и проводя пальцем по надписи «Журнал для женщин», – на самом деле хороший вопрос.

Она поворачивается ко мне:

– Окажешь мне услугу?

– Конечно, – чуть помедлив, говорю я.

– В следующий раз, когда встретишься со своим приятелем с заправки, попросишь его пройти этот тест?

Мы дружно смеемся, и я торжественно обещаю, что так и сделаю. Но все мы понимаем, что я никогда и никому не стану задавать подобные вопросы.

– Кроме того, – добавляю я, подняв палец, – не могли бы вы не называть его «моим приятелем с заправки»? Сидни тут же дает торжественное обещание и улыбается мне.

– А есть там что-нибудь о поцелуях? – спрашивает Леннон Роуз своим милым тихим голосом.

Мы с Сидни переглядываемся – Леннон Роуз уж слишком милая, – и Сидни переворачивает страницы, пока не находит изображение целующейся пары. Она поворачивает журнал, показывая фото остальным.

– Это постановка, – говорит Сидни, – но в жизни все тоже примерно так. Только еще языками нужно действовать.

Леннон Роуз морщит нос от этой мысли, а Марчелла показывает на картинку.

– Не совсем так, – говорит она, покачав головой. – Бывает и приятно. Ну, знаете… когда целуешься и обнимаешься одновременно. Не обязательно вылизывать друг друга, как собаки.

Марчелла знает, о чем говорит. Тайные поцелуи при любой возможности, перешептывание в перерывах. Мягкие улыбки, возможность держаться за руку. Совсем не обязательно сцепляться языками, повалившись на диван, о чем она нам и сообщает.

– Ты когда-нибудь кого-нибудь целовала? – спрашивает меня Леннон Роуз.

– Да, – отвечает за меня Сидни, и кажется, что она не успела толком обдумать свои слова, прежде чем они сорвались у нее с языка.

– А кого? – с сомнением спрашивает Марчелла.

Сначала я смотрю на Сидни, и она еле слышно извиняется. Я вздыхаю.

– Это случилось в начале года, – начинаю я. – Мы пошли в театр смотреть балет – тот, с необычными костюмами, я забыла название.

– О, я помню, – говорит Марчелла. – Смотритель… – она щурится, словно пытается что-то вспомнить, – смотритель Томпсон – тот, со шрамом, – говорит она, прочертив пальцем линию по щеке, – тот, которого уволили и заменили на Бозе. Он был с нами, верно?

– Вот за это его и уволили, – говорит Сидни.

На самом деле я даже чувствую себя виноватой, что смотрителя Томпсона уволили; мне отвратительна мысль о том, что он потерял работу из-за меня. Ему нужно было кормить семью. Однажды он рассказывал о родных, когда мы ехали в автобусе. Он даже сказал мне, что у него умерла дочь, потому он и пошел работать в академию. Мы напоминали ему о ней.

«По крайней мере, теоретически», – с улыбкой пояснил он. Я так и не поняла, что он имел в виду.

– Хочу услышать подробности, – говорит Марчелла, широко распахнув глаза. – Ты целовалась в присутствии смотрителя? Почему я впервые об этом слышу?

– Потому что тут нечем хвастаться, – говорю я, показывая на журнал. – И совсем не похоже на это фото.

– Расскажи мне, – говорит Марчелла.

Она устраивается рядом с Бринн. Все девочки ждут от меня объяснений.

Мне немного неприятно, что Сидни подняла эту тему.

– Мы тогда были в театре, – начинаю я, – и я сказала Сидни, что скоро вернусь, и пошла в туалет. Сделав свои дела, я решила зайти в буфет и купить немного сладостей.

Все девочки согласно кивают, словно говоря: «Конечно, а как же». Про мою зависимость от сахара знают все.

– И вот я подошла к прилавку, – продолжаю я, – и стала практиковаться в искусстве приветствий, разговаривая с парнем, который стоял за ним. Он был очень дружелюбным. Он спросил, не хочу ли я посидеть с ним на улице, потому что сегодня очень приятный вечер. Я не хотела выглядеть грубой, так что согласилась.

– Мы немного посидели на скамейке неподалеку и съели на двоих упаковку Junior Mints[4]. Я старалась соблюдать правила этикета, задавала ему вопросы о нем самом, но он постоянно меня перебивал и говорил, какая я «горячая». Когда он спросил, есть ли у меня парень, я ответила, что мне не разрешается ходить на свидания. Он рассмеялся.

– Потом он сказал мне, что ему пора обратно, – продолжаю я. – Перед уходом он схватил меня за плечи и крепко поцеловал, так что наши лица плотно соприкоснулись. Это было… неожиданно, – вспоминаю я. – Особенно когда он просунул язык в мой рот.

Леннон Роуз в ужасе вскрикивает.

– Все продлилось лишь несколько секунд, – говорю я. – Было мокро, и, хотя мне всегда было любопытно, каково это – целоваться, это не было сексуально. Я имею в виду, считается, что это прелюдия, верно? – спрашиваю я, и Сидни понимающе кивает, словно она эксперт в этом вопросе.

– Ну, тогда он, наверное, делал что-то не так, – говорю я, – потому что мне совершенно не хотелось выяснять, что у него под одеждой. Наоборот, мне хотелось, чтобы он прикрылся еще чем-нибудь.

– Фу… – с отвращением произносит Аннализа. – Из-за тебя мне вообще никогда не захочется целоваться.

– Может, это просто был неподходящий момент, – отвечаю я. – Мне хотелось больше узнать о его жизни, о мире, в котором он живет, а вместо этого я чуть не подавилась его языком.

Сидни прикрывает рот сжатым кулаком и делает вид, что ее тошнит.

Марчелла глядит на меня и медленно качает головой.

– Мена, – с серьезным видом говорит она. – Это… поцелуи не так работают. – Она смотрит на Бринн, и та соглашается. – На самом деле первый поцелуй бывает другим.

– Я сама о нем попросила, – подхватывает Бринн. – Никто не тыкался своим лицом в мое без спроса. – Бринн мягко улыбается. – Я попросила поцеловать меня.

Марчелла снова улыбается и рассеянно продолжает:

– Вот именно.

– Но с мужчинами все иначе, – говорит Леннон Роуз, взглянув на Марчеллу и Бринн. – Им не обязательно спрашивать. Однажды профессор Левин сказал мне, что, если бы моя юбка была хоть немного короче, мужчины ожидали бы от меня непристойного поведения. – Она смотрит на меня. – Может, на тебе была слишком короткая юбка?

– Я так не думаю. Я ношу предписанную длину.

Марчелла обдумывает сказанное, наклонив голову.

– Ты рассказала Антону об этом парне? – спрашивает она. – Что он об этом думает?

Мои щеки краснеют от стыда, потому что я вспоминаю, почему мне на самом деле не нравится вся эта история.

– Антон не огорчился, но сказал, что прежде всего мне не следовало выходить на улицу с незнакомцем.

«Парни есть парни, Мена, – сказал Антон в тот день, – о чем еще он мог подумать, если ты согласилась выйти из театра вместе с ним? В следующий раз веди себя достойнее».

– Так что же случилось со смотрителем Томпсоном? – спрашивает Аннализа, по-прежнему с выражением отвращения на лице из-за мысли о том, что язык другого человека мог бы оказаться у нее во рту. – Он-то тут при чем?

– После того как тот парень ушел, я вернулась в зал, – отвечаю я. – Смотритель Томпсон увидел, как я вхожу, и, должно быть, заметил, что я выглядела… растерянной. Он взял меня за руку и вывел в фойе. Я рассказала ему, что случилось, и он потребовал, чтобы я вернулась в зал и никому об этом не рассказывала. Он был явно расстроен, так что я послушалась его, но заметила, что он направился к буфету.

– Я точно не знаю, что случилось дальше, – продолжаю я. – Смотритель Томпсон исчез из школы на следующий день. Во время сеанса Антон рассказал мне, что смотрителя отстранили за то, что он угрожал сотруднику театра. Он выразил надежду, что я усвоила урок. Но я по-прежнему не вполне уверена, ради какого такого урока смотрителя Томпсона освободили от должности. К счастью, Антон не стал рассказывать моим родителям об этом случае, иначе они могли бы забрать меня из академии.

– Мило с его стороны, полагаю, – кивнув, соглашается Сидни. – Он всегда делает так, как лучше для нас.

– Он лучший, – мечтательно произносит Леннон Роуз.

Все мы на мгновение замолкаем, пристально глядя на нее.

– Держи свои фантазии при себе, Леннон Роуз, – провозглашает Аннализа, и все мы чуть не загибаемся от смеха.

Леннон Роуз краснеет, последовательно сменяя пять разных оттенков, но, честно говоря, она ведь самая младшая из нас и уж точно самая невинная. Много раз она признавалась нам, что ждет не дождется замужества. На самом деле, у нее очень милые представления о любви. «Она по-настоящему романтична», – однажды сказал о ней Антон.

Сидни толкает меня голой коленкой.

– Ну, если урок заключался в том, что негоже приманивать молодых людей с помощью своей тяги к сладкому, то я бы сказала, что ты ничему не научилась. – Улыбнувшись, Сидни окидывает взглядом остальных девочек. – Жаль, что вы не видели Мену сегодня, – заявляет она. – Ее приятель с заправки так и вился вокруг нее.

– Прекратите! – прошу я, но не перестаю улыбаться.

– Я только хотела сказать, что ты ему приглянулась, – отвечает за всех Сидни. – И я почти уверена, что ему бы понравился четвертый пункт из той статьи в журнале. По-моему, это как раз для него.

Я откидываюсь назад на кровати и хохочу так, что мне становится трудно вдохнуть.

Леннон Роуз с очень серьезным видом становится на колени, забирает у Сидни журнал и лихорадочно перелистывает его, чтобы снова отыскать ту страницу. Я поворачиваюсь на бок, не переставая хихикать, и вижу, как ее взгляд пробегает по тексту. Потом ее глаза расширяются, и она поднимает взгляд на меня.

Честно говоря, я понятия не имею, что там на самом деле по вкусу Джексону, но я не думаю, что четвертый пункт входит в этот список.

Затем в дверь негромко стучат, и мы мгновенно выпрямляемся, когда она открывается. Сидни вырывает журнал из рук Леннон Роуз и запихивает его под подушку, успев спрятать его за секунду до того, как в комнату заходит смотритель Бозе.

– По случаю чего такое веселье? – спрашивает он с легкой усмешкой.

– Марчелла снова рассказывала о своих критических днях, и это было безумно смешно, – непринужденно произносит Сидни. Она откидывается назад, развалившись на кровати, обхватывает рукой подушку и улыбается.

Смотритель с подозрением смотрит на нее, а затем окидывает взглядом комнату и всех нас. Его взгляд не задерживается на мне. Не знаю, продолжает ли он злиться из-за того, что случилось на экскурсии. Никто из нас не предлагает другого объяснения, так что смотритель Бозе качает головой.

– Ладно, – говорит он. – Отбой уже был, а вас завтра ждет торжественный прием.

– Спасибо за напоминание, – отвечает Аннализа и поднимается на ноги. – Не нужно подтыкать нам одеяла, мы сами справимся.

Смотритель едва заметно улыбается. Кажется, будто снова все нормально. И словно чтобы подтвердить это, он поворачивается ко мне.

– Всем спать через десять минут, – коротко напоминает он, а затем кивает нам и отправляется к выходу.

Мы с девочками озадаченно переглядываемся. Но я благодарна, что он, кажется, больше не злится. Увидеть смотрителя в таком состоянии было потрясением – ужасная картина. И я больше никогда не хочу пережить подобное.

Марчелла и Бринн желают спокойной ночи остальным и уходят вместе с Аннализой. Леннон Роуз чуть задерживается. Она подходит ко мне и Сидни, как раз когда мы встаем с кровати.

– Можно у тебя кое-что спросить? – тихо говорит она.

– В чем дело? – Сидни по-матерински обнимает ее.

Леннон Роуз явно о чем-то беспокоится – ее переживания всегда отчетливо написаны у нее на лице.

– Как ты думаешь, кто-нибудь когда-нибудь захочет поцеловать меня?

Я с трудом удерживаюсь, чтобы не сказать: «Ох, сладкая моя…», и вместо этого стараюсь, чтобы мои слова прозвучали уверенно:

– После того как ты закончишь учиться, тебе предстоит встретиться со множеством людей. Академия подберет для тебя идеального человека – того, кто будет знать, что ты – особенная. И тогда вы сможете целоваться до бесконечности.

Я улыбаюсь, но уголки рта Леннон Роуз опускаются вниз.

– Но… но что же будет с Марчеллой и Бринн? – спрашивает она и, выпрямившись, высвобождается из объятий Сидни.

– Что ты имеешь в виду? – отвечаю я.

– Они любят друг друга. Они хотят целоваться друг с другом до бесконечности. Так что… когда мистер Петров будет подбирать для них место после окончания академии…

Я чувствую, как что-то сдавливает мне грудь еще до того, как ей удается закончить фразу.

Леннон Роуз всхлипывает и вытирает сопли.

– Что, если он отправит их к разным людям? Как же они смогут и дальше любить друг друга?

Я открываю рот, чтобы ответить, но не могу произнести ни слова. Покосившись на Сидни, я замечаю, что она тоже потрясена. Эта мысль никогда раньше не приходила нам в голову. В этой идее содержится противоречие. Она опасна.

– Леннон Роуз, – произносит Сидни после долгого молчания, – академия знает, что лучше для нас. Так что, может, они отправят Марчеллу и Бринн куда-то вместе. Кто знает? – Она заставляет себя улыбнуться. – Но это не нам решать.

Леннон Роуз кивает, словно слова Сидни перевешивают все, что она раньше слышала в ответ на этот вопрос. Я буквально вижу, как она пытается сдержать эмоции, свою чувствительность.

– Ты права, – соглашается Леннон Роуз, опустив глаза, – академия знает, что лучше для нас.

– Не задумывайся об этом слишком сильно, лад – но? – говорит Сидни и еще раз коротко обнимает ее, прежде чем отвести к двери. – Как сказал бы профессор, это плохо повлияет на твой цвет лица.

Леннон Роуз улыбается, плотно сжав губы, и отстраняется. Тихо пожелав нам спокойной ночи, она выходит из комнаты. Сидни смотрит на открытую дверь, постукивая пальцем по нижней губе.

– Она не перестанет об этом думать, – произносит Сидни через несколько секунд.

– Завтра ей станет лучше, – говорю я, подходя к ней. – Наутро всегда легче.

Мы с Сидни переглядываемся, а потом я обнимаю ее, и некоторое время мы так и стоим, обнявшись.

Я выхожу в коридор, но тут же замечаю, что кто-то стоит рядом с моей комнатой. Смотритель Бозе улыбается мне, держа в руках стакан воды и маленький бумажный стаканчик с моей вечерней порцией витаминов. Я вежливо улыбаюсь ему в ответ.

– Как твое колено? – спрашивает он, когда я подхожу, даже не посмотрев на него.

– Уже лучше, – отвечаю я. – Спасибо, что спросили.

Он кивает. Я вхожу в свою комнату, а следом за мной и он. Затем он закрывает дверь.

– Позволь кое-что у тебя спросить, Мена, – произносит он, пристально изучая выражение моего лица. – Тот парень, с которым ты говорила на заправке, – ты знаешь его?

Вопрос застает меня врасплох.

– Конечно, нет, – отвечаю я. – А что?

– Не важно. – Он подходит к прикроватному столику, ставит на него витамины и воду. – Наверное, его просто околдовала твоя красота. Или ты привлекла его, так или иначе… – Он пожимает плечами, словно это не важно, скользит взглядом по моей пижаме, осматривая меня с головы до ног.

Что-то в том, как он это делает, заставляет меня почувствовать стыд, и я опускаю глаза, скрестив руки на груди, хотя нас приучают держать их ровно.

– Что ж, спокойной ночи, Мена, – говорит смотритель. Он подходит ближе, нависая надо мной, и наклоняется, целуя меня в лоб сухими губами. – Увидимся утром, – бормочет он.

После его ухода я так и стою еще несколько секунд, обхватив себя руками. Затем я задумчиво поворачиваюсь к столику. Рядом со стаканом воды стоит маленький бумажный стаканчик с витаминными капсулами – двумя розовыми и одной зеленой.

Каждый вечер академия выдает нам витаминный комплекс, подобранный в соответствии с нашими индивидуальными потребностями. Обычно мне дают одну розовую и одну зеленую. Но сегодня мне понадобилась дополнительная порция – видимо, из-за случая на заправке.

Тяжело вздохнув, я торопливо глотаю капсулы и ложусь спать.