Читать книгу Толераниум - Т. А. Огородникова - Страница 18

В универ Миша явился бодрым и сияющим. Особенно сияла его голова, прилизанная специальным гелем для укладки вьющихся волос, а на переносице сияли новые супермодные очки, подаренные Бергаузом по случаю начала учебного года. Миша не собирался красоваться – после Игнатьевского отпала необходимость доказывать, что он растет и становится значимым. Даже родственные узы, которые раньше накрепко опутывали и сковывали мысли, вроде, ослабели. Хотя мама по-прежнему орала в приказном порядке: «Завтракать!», а Лаура стала еще более напряженной и даже подглядывала в окно, когда он выходил из подъезда, Миша не испытывал ни малейшего желания подчиняться или объясняться. Выходные он провел у Агаты. С ней было проще. Не зыркает подозрительно, не следит за каждым шагом, не повышает голос и не язвит по любому поводу. Просто восхищается и угождает.

На ступеньках перед входом в универ было пусто. Первой Мише на глаза попалась Землякова.

Староста выглядела менее собранной, чем обычно, и даже не всегда пересчитывала деньги, пожертвованные, как выяснилось, на цветы для Дашки Черепановой.

– Распишись, Асин, – глухо сказала староста, протягивая Мише ведомость.

– А что за траур? – поинтересовался Миша, сдавая сто рублей. – Кого поддерживаем?

– Черепанову поддерживаем, – сухо ответила староста.

– С чего вдруг? – спросил Миша, стараясь казаться равнодушным.

Глаза старосты внезапно налились слезами, и она зашептала прерывисто:

– С того! Дашка в психушке!

– Ого. Не думал, что все так плохо…

Землякова «по секрету» сообщила Мише, что до сих пор как наяву слышит приглушенный голос черепановской матери, которая слишком спокойным и ровным голосом сообщила по телефону: «Дашенька в больнице, в психиатрической. Она теперь хочет, чтобы я называла ее Юля, имя просит поменять в паспорте и все время требует пластического хирурга вызвать…» У Миши учащенно забилось сердце. Он вспомнил слова Виктора: «Скоро вы ее не узнаете». Землякова продолжала что-то бубнить про то, как уверяла черепановскую мать, что Даша скоро поправится, и вообще – все будет хорошо.

– Да уж, тебя послушать – для выздоровления Черепановой только и нужно, что собрать денег на букет в психушку, – сказал Миша и удалился.

Землякова горько вздохнула. Может, в любой другой день она придумала бы более действенную поддержку для ополоумевшей сокурсницы, но у нее самой проблем хватало. Ее любимый Масик, кажется, приболел. Он третий день валялся на диване и смотрел на Наташу странным отсутствующим взглядом. Иногда он оживлялся, чтобы справить нужду, и тогда надолго задерживался в туалете и периодически коротко стонал. Наташа не знала что и думать.

Долгие задержки Масика были связаны вовсе не с плохим самочувствием, а с критической оценкой своего отражения. Масик, рассматривая себя в зеркале с дополнительной подсветкой, стонал от безысходности. «Чистая горилла», – скорбно констатировал он. Мутноватые поросячьи глазки неопределенного цвета, широкий мясистый нос, огромная челюсть, бычья шея, переходящая в мощную, украшенную татуировками грудную клетку, и огромные ручищи с толстыми, как сардельки, пальцами.

Раньше Масик был уверен, что нормальному мужику нужна не красота, а сила и здоровье. Дизайнеры со стилистами семью и Родину не защитят. Мужик должен отслужить, отгулять и жениться вовремя, чтобы успеть поставить на ноги детей и смириться с присутствием жены как неизбежного обременения. Без нее детей не выйдет. Пускай она будет сварливой хозяйственной стервой, которая начнет наводить свои порядки в его доме, пилить его за рыбалку, за друзей, за то, что он разбрасывает носки и снимает свитер, стоя под люстрой. Ничего, он привыкнет.

Однако женился Максим с радостью и по любви. Шустрая, крепкая, складная, с ямочками на щеках и задорной улыбкой, Наташка заняла в его жизни положенную половину. Уют, порядок и вкусная еда как будто сами собой воцарились в доме. Даже бабушка, которая давно махнула на внука рукой, удивлялась, как этому непутевому удалось отхватить себе такую правильную девку. Когда его спрашивали про жену, он с гордостью и некоторым смущением сообщал, что она студентка университета, общественница и даже староста какого-то потока… Оставалось совсем немного: дождаться, когда она закончит бакалавриат, и семейство начнет приумножаться.

Мог ли он подумать, что какая-то инопланетянка, залетевшая на вечеринку поиграть на рояле, станет причиной его душевных переживаний. Грубое, примитивное существо, отраженное в белом трюмо, и правда расстраивало его до головной боли. Вообще, он любил женщин поплотнее. Как можно обниматься с дверным косяком – неизменно шутил он, рассматривая фотографии моделей в глянцевых журналах. Но эта была другой. Он не мог ни понять, ни осознать, ни объяснить происходящего с ним. Неземное создание захватило его целиком. Когда инструмент умолк и девушка удалилась, Масику показалось, что она растворяется в воздухе, как мираж, оставляя за собой щемящую тоску и зовущий аромат духов. Сцена опустела, звуки затихли. В голове продолжала звучать музыка, и алое марево стелилось по полу, медленно рассеиваясь… Потрясенный начальник ЧОПа оглох и онемел. У него кружилась голова, и хотелось плакать.