Читать книгу В 2112 году - T. S. Stribling - Страница 14

Мы ждали восхода луны. Она была в стадии убывания и должна была взойти около десяти часов.

Я был обращен лицом к востоку и острову, и над верхушками тростника я видел, как небо тускло светится, а затем становится ярко-красным, как будто весь мир охвачен огнем, и можно видеть пламя сквозь тяжелые клубы дыма Железнодорожник, стоявший спиной к спине со мной, внезапно вскочил на ноги. Все остальные тоже почувствовали это, и мы с доном Инносенсио тоже мгновенно поднялись и схватились за карабины.

Это было равномерное шевеление, которое, казалось, кружило вокруг нас, то приближаясь, то отдаляясь.

Внезапно порыв ветра хлестнул меня по лицу. Для моих расшатанных нервов это было как удар. Я инстинктивно попытался увернуться, и мы с доном Инносенсио кувырком полетели на Энигму, который не успел подняться.

Пока мы барахтались в беспорядке, мы услышали голос железнодорожника, который в ужасе кричал.

– Держите меня! Стреляйте! – кричал он. – Оно схватило меня…

Слова оборвались тихим бульканьем. Было слышно, как что-то тяжело волочится по камышам. А потом все затихло, как в могиле, – даже болото прекратило свою шумную возню, словно замирая.

Мы прижались друг к другу и закричали в сторону железнодорожника, и при звуке наших голосов болото, словно почувствовав успокоение, снова зашумело.

Мы зажгли фонари и оглядели открытое пространство. Оно было пустым, как и прежде.

Вода в бассейне была тихой и спокойной, грязь на краю была изрыта когтями там, где крокодил утащил с собой Ларса, а шляпа моряка лежала у самого края. Но Железнодорожник исчез так внезапно, словно земля разверзлась и поглотила его.

– Лучше присядьте, – посоветовал Энигма. – Он может вернуться.

– Да, – прошептал дон Инносенсио. – Меня что-то сбило с ног – кажется, крылом. И пока мы барахтались на земле, меня что-то укусило за ногу.

Мы зажгли побольше фонарей, осмотрели окрестности на предмет змей и проверили ногу дона Инносенсио. На ступне был крошечный прокол, вокруг которого плоть была слегка потемневшей.

Пока я чиркал спичкой, Энигма разрезал ее острым ножом и выжал из нее столько крови, сколько смог. Кровь текла чистая и красная, никаких изменений в цвете не было, и дон Инносенсио не чувствовал никакой боли, кроме боли от пореза. Что бы это ни было, оно прокусило сапог насквозь.

– Ничего особенного, – сказал он наконец, а затем, поморщившись, добавил:

– Но что унесло Железнодорожника?

– Это было что-то летающее, – ответил Энигма. – Должно быть, это то, что мы заметили на пальме. Завтра мы его подстрелим.

– Нет, нет. Давайте завтра же уберемся из этого болота как можно раньше. В этом месте есть что-то чужое, и я не хочу больше здесь оставаться.

– Это мы решим завтра. А сейчас нам лучше помолчать, пока не взойдет луна. Он может вернуться.

Мы прижались к земле так близко, как только могли, и стали наблюдать.

Над скалистой вершиной острова появилась золотая кайма, и болото словно наполнилось светящейся розоватой дымкой, которая становилась все ярче по мере того, как медленно всходила красная, как кровь, луна.

Ветви одинокой пальмы на мгновение блеснули на этом фоне, словно огромный паук на красном расплавленном металлическом шаре, а затем – закрутились и задвигались, как будто паук, съежившийся от жара этого шара, корчился в предсмертных муках.

Это продолжалось секунду, а затем прекратилось, когда поднимающаяся выше луна вырвалась из пальмовой ветви и из угрюмо-красной превратилась в белесую. И мне показалось… я каким-то образом знал, что Хозяин Болот снова на своем месте. Тот, кому на закате приветственно кричали люди на берегу озера.

Луна разом пробилась сквозь марево и залила болото зыбким светом, который, казалось, заполнил каждый уголок и покрыл сверкающей белизной каждую травинку и листик. Мы могли видеть, как колышутся и изгибаются тростники, и даже невзрачные птицы, ставшие теперь белоснежными, непрерывно порхали вокруг. Это было отрадное зрелище, и ночь лишилась половины своих страшилок.

Мы встали и огляделись по сторонам, но ничто не встретилось нашему взгляду, кроме колышущихся просторов серебристого болота и темной линии леса за ним.

– Ни малейшего следа, – наконец произнес Энигма. – Но если он вернется, мы в любом случае сможем его разглядеть и выстрелить. Одно это уже утешает.

– Он не вернется, – уныло сказал первый.

Мы снова сели и погрузились в молчание, нарушаемое лишь краткими расспросами о ноге дона Инносенсио и однообразным успокаивающим ответом.

Усталость начала бороться со страхом и недоумением. Время от времени я задремывал, и мне казалось, что я вижу, как Ларс и Железнодорожник сражаются с жуткими монстрами. Они всегда казались далекими, как будто я наблюдал за ними в телескоп, и каждый раз я просыпался от ужаса.

Временами я чувствовал, как дон Инносенсио беспокойно подергивается, и задавался вопросом, не испытывает ли он того же самого.

От постоянного напряжения во мне зародилась мрачная ярость. Я наблюдал за борьбой этих двоих с философским спокойствием и закрыл бы на них глаза, если бы не знал, что все закончится, как только я отведу взгляд. Почему они не сдались, не покончили с этим и не позволили мне заснуть?

Чудовища в болоте – тварь на пальме! Пусть приходят! Я устал и собирался во что бы то ни стало закрыть глаза. И я их закрыл.

Потом, когда все закончилось, вернулись те двое – тени, которые смотрели на меня укоризненными глазами.

Это было хуже всего, и я в ужасе бросился бежать, но обнаружил, что проснулся и что уже наступил светлый день.

Мне потребовалось время, чтобы выпрямиться из своего неудобного положения и оглядеться. Солнце зашло за остров, переливаясь всеми цветами радуги; болото дымилось, как котел. Энигма доставал из рюкзака еду, а дон Инносенсио был на ногах и пристально смотрел куда-то. Проследив за его взглядом, я также внимательно и долго рассматривал пальму.

– Ничего на ней нет, – сказал он наконец.

– Как нога? – спросил я.

– Немного опухла, но не болит. Ничего особенного.

– Это какое-то насекомое заползло в ваш сапог, – сказал Энигма.

– Нет, в сапоге есть дыра. Возможно, это был какой-то шип.

Мы ели молча. Энигма был как всегда сфинксоподобен, а вот дон Инносенсио под смуглой кожей сделался болезненно бледным, и это придавало ему жуткий вид. Лицо его было осунувшимся, а большие темные глаза стали непомерно большими для всего остального тела.

– Это было ужасно, – сказал он, когда мы закончили есть.

– Да, – ответил я. – Крокодил, который забрал Ларса, оказался слишком ужасным…

Мы все на мгновение уставились на воду.

– Еще одна проблема – какая-то огромная летающая тварь, – сказал Энигма. – Она сидит на пальме. Если она сегодня появится, мы ее пристрелим.

– Полагаю, нет смысла… – начал я.

Энигма махнул рукой.

– Мне показалось, что я услышал, как что-то тащится через кусты, но вы видите, что ни одна тростинка не оторвалась. Боюсь, искать его бесполезно.

Мы все выпили по стакану агуардиенте и отправились в путь. День был очень ярким, солнце разогнало туман, и над болотом висела лишь туманная дымка, сквозь которую, как и прежде, подрагивало чудовище острова. Из просвета в лесу все еще поднимались струйки дыма.

Озеро поблескивало сероватым блеском, в джунглях кричали попугаи, но болото молчало, если не считать бесконечных криков птиц песочного цвета, которые судорожно метались в вечном поиске того, что им так и не суждено было найти.

Мы принялись за исследовательскую работу, чтобы найти дорогу на остров.

Первая же опробованная дорога привела нас к месту, где на расстоянии примерно семидесяти ярдов от места, где мы разбили лагерь, тростник с обеих сторон был сломан и разбит, как будто по нему с трудом протащили тяжелое тело.

Что должно было произойти дальше?

– Посмотрите, как сломан тростник, – сказал я. – Он появился там, где мы разбили лагерь, и пошел в сторону острова.

Энигма бросил свой рюкзак.

– Я собираюсь туда заглянуть, – заявил он.

– Я тоже, – ответил я.

Дон отступил назад, и мы отправились в путь, раздвигая камыши и пильщики в стороны. Это был обычный зыбучий грунт, в который сразу погружаешься по лодыжки и продолжаешь тонуть, если не двигаться дальше.

Тростник был густо покрыт липкой грязью, то тут, то там попадались заросли пилильщика, которые, казалось, должны были обеспечить более прочную опору, но были слишком узкими, чтобы стоять на них.

Внезапно мы остановились.

В двадцати футах перед нами на поверхности ужасной, грязной жижи появилось белое лицо.

Это был железнодорожник. Его конечности и тело погрузились в грязь, спутанные золотистые волосы зацепились за толстый сломанный тростник и мешали ему двигаться.

Его лицо уменьшилось до половины своего прежнего размера.

Оно было белым – мертвенно-белым, изможденным и исхудавшим, на нем резко выделялись голубые вены. Он выглядел так, словно из его сосудов выкачали последнюю каплю крови, оставив лишь кожу и сухую плоть. И все же в его лице было что-то спокойное и умиротворенное.

– Наверное, это был вампир, – неспешно проговорила Энигма.

– Давайте поскорее уберемся отсюда, – содрогнулся я, – немедленно.

За то короткое мгновение, что я смотрел на лицо, я погрузился до колен. Еще мгновение-другое, и мы бы составили компанию Железнодорожнику.

Мне пришлось вцепиться в пучок травы и прилагать безумные усилия, чтобы освободиться, а когда Энигма двинулся вперед, чтобы освободить волосы Железнодорожника от тростника, мне пришлось сесть на траву и вытащить его из цепких объятий, иначе он бы тоже упал.

Когда мы повернулись, чтобы бросить последний взгляд, лица уже не было, вода стала гладкой и безмятежной.