Читать книгу Оранжевая книга. Фантастический роман в звательном падеже - Та Да Не Та - Страница 18

У Борисандревича – куча родни. Семьдесят семь братьев, бывшая жена и сыновья. И – огромная ревучая моторная лодка. В начале июня, когда небо зазвенело от синевы и одуряюще запахли травы, он повёз родню кататься. На бережку водохранилища компания привалилась и принялась со знанием дела жарить шашлык с помидорами.

Цветка ушла бродить. На шее у неё болтался тяжёлый фотоаппарат. Нет, она не надеялась найти Егорушку среди рыбаков. А может быть, и надеялась… Она шла и глядела на воду – муар, растёкшееся серебро. На холмы, ловко вылепленные великаньими пальцами. На нотные станы деревьев. Высокие стройные елки – четвертые, а вязь корявых сосен – восьмые, шестнадцатые…

Она легла на траву. Небо уже расцвело перед сном. Оно висело опрокинутой голубой полусферической посудиной, стоящей под рукой художника – он где-то там, внизу, живописует картину в пастельных тонах. Излишки пастели удаляет ватками. Ватки сбрасывает в голубую чашу. Получаются цветные облачка.

Изумрудный пригорок. Небо, листва, облака. Голубое, зеленое, розовое. Вот он – среди бесконечной аморфной массы зияющих вопросов – ответ. Всё так по эстетски выделано, надёжно, совершенно! Зачем же Живчик безобразничает, ведь может, ведь умеет! – с горечью подумала Цветка.

Она почти почувствовала покой. И даже взялась за фотокамеру. Но снимок делать не стала. Твердь ответа и покоя была близка, но недоступна. До подлинности не хватало одной ноты, штриха, маленького ключика, или подписи творца? Почувствовать подлинное – здесь, сейчас быть настоящей, живой – это значит сбыться. Это значит – душа не сжамканный безвоздушный шар, не застывшая мертвая морщинистая тряпочка. А шар, наполненный дыханием Егорушки. И кругом – покой, чудесный этим голубым, этим зеленым, этим розовым. Его дыхание, его присутствие на свете, могло послужить свидетельством подлинности, подписью Творца.

Кто-то так выдумал Цветку, так устроил ее душу – неспособной воспринимать мир непосредственно, а требующей доказательств подлинности.

Топча мерзкими лапами ее нежный белый лоб, комар воткнул жало и стал наполнять брюхо. Содрогнувшись от отвращения, Цветка очнулась – исчезло все – небо, листва, облака, вместе со всеми музыкальными построениями, оттенками и сияниями. Бекар. Мир резко поблек, бездарная нечисть, слепая и бездушная, уничтожила надежду.

«Да здесь пусто!» – вспомнила Цветка. И побыстрее пошла прочь. И затерялась среди толпы родни Борисандревича со своим шампуром шашлыка с помидорами и луком.

Когда плыли обратно, Цветка думала только о томе Гесиода, она уже ощущала в с своих тоскующих пальцах плотный картон тома. И недоумевала, как могла до сих пор не заглянуть в эти спасительные бледные, тяжёлые страницы, где рассказывалось о планете вроде Апельсина. Только назывался Апельсин «Цитроном». Жадно вырвав тогда книгу из рук Борисандревича, она положила её себе в изголовье. И принялась опять хаотично бродить, вместо того, чтобы читать…

В отличии от выдуманного ею самой Апельсина, Цитрон как будто действительно существовал… По крайней мере, в сознании многих древних людей. И это кроме того, что его существование предполагали учёные! Так, может быть, правда? Может быть, Цитрон – и есть Апельсин, тот самый, созданный специально для людей? И Цветка его не выдумала, а просто догадалась о его существовании?

Но если и так, как Егорушка спрыгнет оттуда на Землю? Нельзя же, в самом деле, летать без парашюта! Значит, он никогда не спрыгнет? И не собирается! А гуляет себе по Цитрону, да насвистывает, и даже не знает о Цветкином существовании, о её прозябании на Земле! И если когда-нибудь он и посетит Землю, то ждать этого события ещё невесть сколько, может быть, тысячи лет… Во всяком случае, не один день. А Цветке прожить единственный день без него стоит непомерных усилий.

Когда возвратились домой, она опять не заглянула в Гесиода. Она вернулась вялая, бессильная, с трудом взглядом нашарила заветный том, но руками до него не дотянулась. Он казался очень тяжёл. Легла, отвернулась к стене, зажмурилась, и не открывала глаз весь вечер. И когда толпа родственников отваливала, тоже не открыла глаз.

Ночью душевная боль усилилась, пришли кошки, стали душу полоскать, выкручивать и подвешивать на бельевую верёвку, прищёлкивая прищепками. Борисандревич спал, а его сонного тепла злобные твари не боялись. Согбенная Цветка выползла из постели, постанывая, в темноте сгребла со столика том и босиком поплелась в другую комнату, на холодный диван, читать. Кошки висели на бессильной душе пиявками.