Читать книгу Перепиши меня начисто - Тальяна Орлова - Страница 7

Майю было не заткнуть:

– Знаете, мистер Роддри, я всегда хотела вам сказать, что вы классный! Я по вам буду скучать больше, чем по всем остальным. Не удивляйтесь, когда я в столовой начну к вам подбегать и расспрашивать о делах – это потому, что я буду скучать! Вы знаете, что вас вообще все сотрудники любят и уважают? Некоторые, правда, называют бабуином – но это не от сарказма, а просто… просто вы классный, понимаете?

Чарльз Роддри только улыбался – и он понимал, что вся эта нелепица течет из девушки от переизбытка волнения. Ник попытался ее одернуть, незаметно тронув за локоть, но Майю несло:

– Я считаю большой удачей для себя – проработать под вашим руководством четыре года! Чистое везение, иначе и не скажешь. И я до последнего была уверена, что заявление не подпишут. Ну, предложил он – может, у него просто настроение было хорошее? А потом подумала, подумала, а зачем ему мы с Ником, если столько времени нужны не были? Но вы должны понимать: у меня до конца контракта всего несколько месяцев, как же такую возможность…

Майя до сегодняшнего дня действительно очень переживала из-за заявлений, она буквально клевала нам с Ником мозги из-за этого волнения. Я им так и не рассказала о нашей сделке с мистером Кинредом: о том, что он пообещал принять их, если я тоже подам заявку. Во-первых, он мог и соврать – не хотелось никого обнадеживать попусту. Во-вторых, он мог не соврать – и этот факт будто подчеркивал его заинтересованность во мне, а на подобном лишний акцент делать не хотелось. Коротко говоря, о договоре они не знали, хотя именно договор и сыграл важную роль в моем решении. Но когда утром мистер Роддри позвал нас в кабинет и выдал новые бланки, я порадовалась – за себя в первую очередь. Мне было намного проще уйти на пятый уровень с друзьями, чем одной.

Не только сделка заставила меня принять решение. Сыграли роль и другие, не такие явные, но тоже очень важные причины. Через неделю работы я подала прошение на аванс, и мистер Роддри без вопросов его одобрил. Теперь я могу уйти из ЦНИ только при условии отработки всей суммы – на третьем уровне это займет полгода. Я надеялась, что отец выполняет обещания и все деньги тратит на лечение. И сразу после получения аванса я поняла то, о чем почему-то не задумывалась раньше: меня ведь и уволить не могут. Но если я откажусь работать или начну нарушать порядок, то система вложенных средств не упустит. Мое согласие на все у них уже есть, я сама подписала это согласие и получила оплату. Выходит, что в ближайшие полгода меня и так смогут использовать как им заблагорассудится. Так не лучше ли перейти на пятый уровень добровольно, а не под солдатским конвоем? Не лучше ли изобразить, что я сама так решила, чем оказаться в ситуации, когда моего мнения не спрашивают? И на пятом уровне та же сумма отобьется намного быстрее, уже к концу первого месяца.

Еще одна причина выглядела совсем уж размыто, и непосвященному показалась бы надуманной. Надо это видеть, слышать и участвовать, чтобы понять до конца. Доброжелательная атмосфера, широчайшие улыбки, даже от Джека, который имел право на меня сердиться, пустая болтовня в столовой и с любым встречным обо всем подряд и по кругу об одном и том же – все это фальшь, необходимые роли для того, чтобы оставаться в системе. Всем известно, что после первого же скандала с сотрудником прощаются. И люди, исключительно по инерции и для перестраховки разыгрывают анти-скандальность, супер-доброжелательность, мега-улыбчивость. Быть может, в своих комнатах они бьются головами о стены или ревут в подушки, но в коридор выходят с видом эйфорического счастья. Эта эйфория – часть их работы, она не обсуждается и, тем более, не осуждается. Ее замечают только новички, а потом вливаются в массу всеобщей душевности или уходят отсюда, если не смогли влиться.

В первое время я подозревала, что в еду добавляют какие-то наркотики – настолько атмосфера счастья мне виделась неестественной. Но потом дошли причины: не нужно никаких наркотиков, требуется условие пребывания: и пусть всяк сюда входящий изображает ангела. Право иногда быть в плохом настроении или не ахать вместе со всеми от радости – такая мелочь! И кто-то не выдерживает жизни без этой мелочи, небольшой срыв Джека тому доказательство. Мне казалось, что и я со временем перестану замечать. А этого отчего-то очень не хотелось. «Это самое главное в системе – оставаться человеком при любом раскладе», – когда-то сказала Майя, и теперь ее фраза виделась мне в более глубоком смысле. Оставаться человеком – это, как минимум, оставить за собой свободу на человеческие эмоции. Я понятия не имела, как обстоят дела с этим на пятом уровне, но третий мне за месяц успел осточертеть.

В итоге все сводилось к тому, что лучше рискнуть, несмотря на страх, который сильно разбавляла болтовня подруги. Да и не одна же иду, будет хоть у кого на плече поплакаться, если моя жизнь превратится в невыносимое существование. И даже сейчас становилось легче, когда мы переглядывались с Майей и Ником, поддерживая друг друга. Мы старались не обсуждать страшилки и сплетни, старались не строить никаких прогнозов, но, безусловно, втроем ощущали тяжесть неизвестности.

Мистер Роддри открыл дверь лифта на пятом уровне и остался на месте.

– Ну все, дальше сами, кабинет вашего директора в следующем пролете, не ошибетесь. А я теперь вам не начальство. Желаю удачи, ребят!

Майя прошла первой, но замерла и оглянулась, внезапно побледнев:

– И вам, мистер Роддри! Увидимся в столовой!

А когда двери лифта закрылись, она подошла к нам, взяла обоих за руки и сказала проникновенно:

– Все-таки повезло, что мы вместе, правда? Представляете, как трудно было тем, кто шел сюда один? И не забываем, что мы всегда можем уволиться. Зато сколько заработаем, даже если продержимся всего месяц!

Майя – беззаботная простушка, но мне в тот момент казалось, что это лучшее человеческое качество. Все упрощать, болтать без умолку и не зацикливаться на переживаниях – есть ли стратегия лучше?

Мистер Кинред вышел к нам сам, и пока он бордо шагал по коридору с извечной приветливой улыбкой, не затрагивающей глаза, я опустила взгляд в пол. Почему-то сложно смотреть на него прямо, поднабраться бы такой силы духа. Голос его прозвучал уж совсем неуместно радостно:

– Добро пожаловать, новички. Пройдем в лабораторию, сначала возьмем свежий анализ крови и вас оформим, потом покажу комнаты. Комбинезоны тоже придется сменить, в ваших номерах уже приготовили сменку. Рады переводу?

– Конечно, сэр! – снова за всех возрадовалась Майя, но и мы с Ником улыбнулись друг другу. Незачем нагнетать ситуацию, когда для того нет пока явного повода.

– Сюда, – мистер Кинред открыл перед нами дверь, пропуская.

– Ой, как здорово, – воскликнула Майя, но уже без прежнего энтузиазма. – А здесь тоже проводятся какие-то опыты?

Я осмотрелась. Помещение было почти пустым, а в окна без штор бил пронзительный солнечный свет. Какие-то лежанки возле стен, выглядевшие вполне комфортными, а внимание привлекла капля воды из не до конца закрытого крана. Вода отчего-то капала прямо на пол, а не в какую-нибудь раковину, но лужи не создавала – капли успевали подсыхать в душном помещении.

– Безусловно, – ответил ей мистер Кинред, который так и стоял в дверном проеме. – Проводились, проводятся и будут проводиться.

Ник не сдержал появившейся у всех нервозности первым:

– А где лаборанты, сэр? Вы говорили о заборе крови…

– Это подождет, Ник, – шеф мягко улыбнулся. – А пока я вас оставлю.

Он вышел и захлопнул за собой дверь, но почти сразу отодвинул заслонку, приоткрыв окно с частой решеткой.

– Надолго? – Ник уже не улыбался, как и Майя, я вообще из себя не смогла выдавить ни слова.

– Дня два. Не думаю, что потребуется больше времени. Все-таки температурный режим не располагает к затягиванию.

– Что? – выдохнула подруга. – Но мы за два дня здесь умрем от жары!

– Почему же? – казалось, что директор смотрит прямо на меня. – Ночью солнце сядет, станет немного прохладнее. Хотя нет, вру – здесь повсюду нагреватели. Да, вам предстоят непростые два дня. Дело вот в чем: трех новых сотрудников мне попросту некуда пристроить, но по истечении этого эксперимента из вас останется в лучшем случае двое, тепловой удар без воды не заставит себя ждать. И победители уже точно смогут получить места на моем уровне, потому что сильным и смелым всегда находится путь. Удачи, новички.

– Стойте! – теперь уже закричала Майя и бросилась к оконцу, вцепляясь пальцами в решетку. Однако заслонка задвинулась резко, она едва успела убрать руки.

Мы втроем в ужасе переглянулись, а потом так же синхронно глянули на кран, из которого капало слишком редко и почти сразу высыхало на полу. Бросились туда тоже одновременно. Ник ощупывал носик, пытался найти хоть какой-то вентиль, но, конечно, не сумел. Не в этом был смысл. Ник же и начал соображать раньше нас:

– Будем делить время. Час возле крана сидит один, потом меняемся. Тогда каждому придется провести без воды два часа, но…

– А как ты будешь отмерять время? – я впервые подала голос. – И здесь за час даже на глоток не накапает.

Ник сел на пол и подставил ладонь, ловя следующую каплю. Тут же слизнул, хотя вряд ли уже умирал от жажды. Майя села с другой стороны. Она, несмотря на жару, выглядела бледной.

– Он не просто так сказал про двух победителей максимум. Явно рассчитано, что на третьего не хватит, на двоих-то с трудом…

Я все еще не понимала, к чему она клонит, потому пыталась рассуждать, пока температура не начала плавить мозги:

– Предлагаю пока действовать по плану Ника, но меняемся при первых признаках головокружения. Давайте осмотрим тут все – может, хоть какую-то тару оставили?

Они не ответили, потому я глянула на них – и вздрогнула, вдруг поняв очевидное. Если условие таково, что выжить смогут только двое, то и к гадалке не ходи, кто лишний. Будто отвечая на мой немой вопрос, Ник взял Майю за руку и потянул на себя, чтобы она легла на его колени под кран.

– Ты первая, любимая.

Майя не сопротивлялась, но посматривала на меня виновато. Я не могла поверить, но и понимала, что в данный момент лучше не подходить. Даже если бы я захотела пробиться к воде, то против двоих у меня нет ни единого шанса. Пока мы все еще хорошо соображали, потому могли говорить и договариваться. Я села в центре помещения, подальше от горячих стен – казалось, что там прохладнее. На несколько минут закрыла глаза. Открыла и проследила за очередной каплей, которую Майя ловила ртом. Да, тут и вдвоем-то выжить – большой вопрос, обезвоживание обеспечено, подгоняемое адской температурой воздуха. Придется не спать и постоянно меняться местами, не дожидаясь потери сознания.

Этого времени мне хватило, чтобы поразмыслить:

– Ник, Майя, он блефует. Никто не умрет. Из ЦНИ все выходят живые и здоровые. Он блефует. Или ждет до первого обморока.

– Скорее всего, – согласился Ник, но продолжая глядеть на меня исподлобья.

Я снова закрыла глаза, чтобы не видеть этот настороженный взгляд. Ник не уверен в моей версии. А разве я уверена? Но ведь не вяжется! Например, мерзкий гад сразу мог предположить расклад сил, и что жертвой окажусь именно я – и что же, я просто умру? Он с первого дня уговаривал меня на перевод, ждал целый месяц, чтобы в первый же день уморить? Чушь какая. Не вяжется. Тогда к чему весь этот аттракцион?

Во рту быстро пересохло. Быть может, это психическое: хочется пить, когда вода недоступна. Пока я еще не ослабла, решила все-таки обыскать помещение. Даже маленькая кружка, по моему мнению, могла бы здорово облегчить задачу, ведь глоток воды даст больше, чем капля раз в несколько минут. Я передвигалась на четвереньках от одной лежанке к другой, поднимала их, прощупывала. И ничего не находила. Зато у меня целых пять лежанок – спать будет удобно. Я не смогла оценить собственный же юмор. Под последней, брошенной в дальнем углу за дверью, я все-таки наткнулась на находку – какая-то металлическая штуковина с острым крюком на конце и мини-генератором… Электрошокер, насколько я могла судить. Начиная с десятого социального уровня все в мегаполисе обзаводились электрошокерами. Но у этого не было даже кнопки включения. Хотя и сама железяка – уже оружие. Быстро накрыла ее снова, пока Ник не увидел. Сердце застучало глухо. Я примерно понимала, почему нашлось только это и никакой тары для сбора воды. На случай, если я все-таки соберусь пробить себе место к воде, у меня есть оружие. Однако я пока была далека от этой мысли.

Солнце и не думало садиться, до конца дня еще уйма времени. Ни одного затененного пространства не оставалось, потому я просто перетащила одну из лежанок в центр, подальше от нагревателей, легла на спину и закрыла глаза. Но уснуть, как мечталось, не получилось. Вряд ли тут вообще можно уснуть. Часа через четыре я уже готова была умолять хоть о капле воды – и не умоляла, потому что в том не было смысла.

Заговорила, не меняя позы:

– Он блефует. Я не говорила вам раньше, но ваши заявления приняли только из-за моей сделки с ним. Ваш перевод был только следствием моего.

Теперь Ник лежал на коленях Майи и смотрел на кран, чтобы не пропустить следующую каплю. Девушка всхлипнула:

– Ината, прости! Прости! Я очень хорошо к тебе отношусь, но этот выбор… слишком неравнозначный!

Ник же ответил другое:

– Если ты раньше этого не говорила, то почему говоришь сейчас? Ината, твой способ воззвать к совести уж слишком притянут за уши. Нам тоже не нравится происходящее, нет смысла сейчас придумывать способ нас устыдить. Майя выживет в любом случае. Если воды не хватит на двоих, то я стану гарантом, что она выживет.

Я промолчала. Действительно, прозвучало именно как способ устыдить. И нечего мне им сказать. Вот окажись в этой же комнате я, мой отец и кто-то из них – пусть хороших знакомых, но не таких уж и близких людей – наверняка я бы поступила точно так же. Хотя нет. Папа остался бы таким же «гарантом», что меня не сможет отшвырнуть от воды кто-то более сильный. Я, только пришедшая из мегаполиса, сильнее Майи, которая четыре года жила в изнеженном комфорте, это знаем мы все трое. А вот я бы отошла в сторону только ради отца. Только ради своих любой из нас мог бы обречь себя на смерть, но никак не ради обычного знакомого, пусть еще недавно называемого другом. Ник и Майя в этом смысле не исключение. И если воды на двоих не станет хватать, то я руку даю на отсечение, что Ник отползет и даст доступ только Майе. А она примется спорить. И плакать. Если к тому времени ей будет чем плакать. Что за бред я обдумываю? Кинред просто блефует!

Я повторяла последнее предложение в уме как мантру – все какое-то занятие, раз невозможно уснуть. И так смогла дотянуть до заката. Пусть в помещении прохладнее не стало, но все-таки без изнуряющего света стало хоть чуть полегче. Однако минут через пять включился искусственный свет – еще ярче. Я было застонала, но услышала скрип затворки, потому мигом села.

Дверь мистер Кинред так и не открыл. Просто стоял и смотрел на меня – без улыбки и сожаления, обычный взгляд прохожего на куст у обочины.

– Вы блефуете, – хрипло сказала я. – Я была нужна вам не для того, чтобы сразу меня убить.

– Откуда такая уверенность, Ината? – его спокойный тон раздражал больше всего. – Может быть, мне была нужна девушка с ярко выраженным чувством самосохранения? И первая же проверка показывает, что Майя больше годится на эту роль. Почему ты разрешила ей жить за счет своей смерти, Ината?

Вопрос я проигнорировала:

– Вы все равно меня не убьете!

– А разве тебя убиваю я? Не ты сама?

Я с мысли не сбилась:

– Как вы объясните мой труп?

– Зачем что-то объяснять? Ты вообще не входила в ЦНИ. Возможно, тебя убили грабители на улице – ты ведь пришла одна, как показали камеры видеонаблюдения, никто не подтвердит, что ты вообще сюда зачислена. А твой отец, быть может, пишет уже сотое заявление о пропаже человека. Ну, в те моменты, когда не блюет кровью в бесплатном хосписе.

Несмотря на жару, я ощутила озноб:

– Но… но ему перечислили мой аванс!

– Откуда тебе знать, что перечислили? – теперь он еще и улыбался. На это я уже вообще не нашлась с ответом. Потому Кинред продолжил сам: – В любом случае, Ината, расклад такой. У Майи были серьезные проблемы с семьей. После возвращения она с ними только поздоровается и полетит в свою новую богатую жизнь. У Ника в мегаполисе вообще родных нет. Их любовь самая настоящая – или достаточно того, что они так думают. Потому они запросто вычеркнули тебя, а в мегаполис им спешить незачем. Но ты другое дело. В тебе там нуждаются, тебя ждут, ты, в отличие от твоих друзей, имеешь четкую причину, почему должна вернуться. Но ты не вернешься, потому что ты слабая.

– Вы врете, врете!

– Разве? Но еще пара часов, и у тебя не останется сил.

– Я одна против двоих!

– Да хоть против пятерых. Я видел здесь многое, в том числе и такое, когда человек совершал невозможное. Если хотел выжить, конечно. Хорошей ночи, Ината. И на всякий случай прощай.

К тому моменту я уже совсем плохо соображала. Теперь требовались усилия, чтобы сосредоточиться. Итак, в помещении точно есть камеры – он наблюдает за происходящим. И явился, чтобы меня «подзадорить», когда увидел мое полное бездействие. Конечно, тревога, что он не блефует, оставалась. Но эта мысль деструктивна – мы все выберемся только при условии, что я продолжу верить.

Я даже на четвереньки поднялась с трудом, что уж говорить о какой-то там драке. Но доползла до дальней лежанки, взяла электрошокер и показала Нику. Он вмиг напрягся и посмотрел теперь со злостью:

– Ну, попробуй, Ината.

Но я остановилась в двух метрах от них и сказала теперь спокойно – голос только дрожал и сухо хрипел, но не от волнения:

– Я не хочу тебя ранить, Ник, но сделаю это, если придется. А может, мы просто договоримся. Этому мерзавцу, – я указала куда-то вверх, хотя не знала, где камера, но надеялась, что он расслышал, – невыгодно, чтобы я умерла. Никто не умрет, понимаете? Он хотел, чтобы я сражалась. И выпустит нас только после того, как я ему покажу шоу. В этом смысл. Просто отойдите от крана и ждите.

– Ты не можешь быть в этом уверена, – пробурчал Ник. – Даже если ты права на свой счет, то может, он просто хочет убить нас с Майей?

Ник встал, сжал кулаки. Я тоже поднялась – непонятно откуда, взялась эта последняя капля энергии. Уговоры и убеждения не помогут, когда речь идет о выживании. Все мои доводы звучат для Ника пустым звуком, если даже я сама в них не до конца уверена. А раз убеждения не помогут…

Я кинулась вперед первая и с размаха ударила его, целясь в живот. Оружие давало неоспоримое преимущество – Ник хоть и успел подставить руку, но острый крюк прошелся по рукаву, рассекая и ткань, и кожу. Я, не тратя ни секунды, ударила снова – теперь по плечу, ранив еще сильнее. И на втором ударе затрещал электрический заряд – вероятно, довольно слабый, потому что Ник содрогнулся, но не лишился сознания. Я просто пнула в живот потерявшегося в пространстве парня, чтобы он отлетел в сторону. Майя, увидев кровь на его комбинезоне, завизжала, но я смогла ее перекричать:

– Отойди, Майя! Просто отойди и жди!

Но она и сама уже бросилась к Нику, чтобы посмотреть на его раны. Он выживет, я уверена. Крюк дает болезненные порезы, но вряд ли в местных лабораториях нет средств справиться с подобными травмами. Я села рядом с краном, протянула под него левую ладонь и с каким-то отчаяньем слизнула первую упавшую каплю, чуть не сойдя с ума от радости и вообще забыв, для чего сюда пробивалась. В правой руке держала электрошокер, готовая в любой момент снова броситься в бой. После третьей капли показалось, что голова прояснивается, а я все сделала правильно.

Но ничего не происходило. Вообще ничего. Через пару часов Майя тихо завыла:

– Он умирает… Ината, он умирает! Кровь почему-то не останавливается!

– Он еще в сознании? Черт, да перевяжи ты раны лоскутами от одежды!

– Не могу. Пыталась разорвать ткань руками, но сил не хватает. Ината… ты ведь сказала, что все будет по-другому… Ты ведь сказала, что достаточно тебе подобраться к крану… и всё…

– Я уверена в том, что нас скоро выпустят.

Она посмотрела на меня с ненавистью:

– После того, как Ник умрет?

Я не знала, что ответить. Майя уже заметно слабела – как недавно я. И с оружием я легко с ней справлюсь. Знать бы точно, что действую верно. Старалась не отчаиваться, не поддаваться сомнениям и полосовала крюком штанину своего комбинезона, перекидывая ей лоскуты для перевязки. Я все еще не осмелилась сформулировать для себя отчетливо: что выжила благодаря чьей-то смерти. Мне до последнего не хотелось в это верить, и уж тем более с этим жить – до тех пор, пока я не покину ЦНИ. Зато потом мне начисто сотрут даже то, что я стала убийцей…

Когда я уже передумала все на свете, прокляла себя за неверное решение и больше не отвечала на хриплые стенания Майи, дверь открылась. Мистер Кинред вошел вместе с двумя охранниками – неудивительно, что после подобных опытов охранники ему часто нужны.

– Замечательно. Ината, десять баллов. Хотя мне не понравилось, что ты действовала не ради спасения себя, а просто решила, что именно этого я хочу. Ну да ладно, сойдет, логическое мышление – это тоже плюс. Майя и Ник, вы тоже молодцы. Ребят, пострадавшего в лазарет – к утру будет как новенький. Майя, Ината, пойдем, покажу ваши комнаты. И, конечно, три дня на адаптацию. К вам в течение получаса зайдут специалисты, осмотрят, приведут в норму, нейтрализуют последствия теплового удара. Кто-нибудь, дайте вы им уже воды…

Мы шли с Майей по коридору и не смотрели друг на друга. Она свернула в свой номер молча, да и мне нечего было сказать. Хоть я все рассчитала верно и никто не погиб, но отстраненность между нами сейчас больше похожа на ненависть. Но ведь я догадалась, как следует поступить! Я не ошиблась! И уже оказавшись в спальне, вдоволь напившись и упав на мягкую, какую-то очень холодную после жары кровать, я поняла настоящий смысл этого опыта: я так радовалась, что шла сюда с друзьями, для меня этот факт был поддержкой и надеждой, а мистер Кинред сделал так, что больше у меня друзей не осталось. В общей сложности на это ушло меньше суток.