Читать книгу Голоса и Отголоски - Тамара Николаева - Страница 23

Для меня тема и простая, и сложная.

По рассказам мамы, по редким замечаниям других родственников или ее подруг сложилась вот такая история. Жила-была девушка – хорошенькая, чуть кокетливая (старые фотографии не врут!): глаза карие, блестящие, на щеках милые ямочки. Родилась на Дальнем Востоке, в Спасске-Дальнем, где живы еще какие-то неведомые мне родственники. Успела в детстве достаточно пожить с родителями на Украине, знала украинский язык, а главное – песни. Редко, но замечательно пела их. Опять пожили в Спасске. Потом из Спасска семья переехала в Муром. Кто-то из знакомых соблазнил деда Корнея муромскими огурцами – мол, очень уж хороши! А огурцы дед любил больше всего на свете. Помните мои рассказы о том, как деда Корней легко менял города? Муром ему понравился, и они с бабушкой Катей решили здесь осесть.

Маме моей как раз исполнилось 17 лет. Она пошла учиться на часового мастера. Появились, конечно, подружки, ухажеры. Ей хотелось красиво одеваться, но бабушка Катя отдавала ей свое, ношеное, приговаривая – перешей, будет лучше нового! Мама научилась шить первоклассно. Спустя годы зарабатывала этим на жизнь. Но больше, чем одежек, хотелось взрослой дружбы с матерью, хотелось делиться девичьими секретами. Она впервые влюбилась… Но ее мама по-прежнему относилась к ней, как к маленькой – строго и поучительно. И чем более девушка – моя мама – пыталась к ней пробиться, тем больше видела, что ее мать нелюбопытна, несентиментальна, хуже – равнодушна. … Из всех детей любила она до старости старшего сына – Андрея. Не помню, чтоб в рассказах ее мелькало имя Николая – младшего сына. А мальчик был талантлив во всем – стал учителем математики, неплохим художником. Всякое рукомесло получалось у него словно само собой.

В Муроме мама моя встретила, как понимаю теперь, самую большую любовь. Его звали Вячеслав, был он хорош собой, к тому же комсомольский секретарь. А мама певунья-синеблузница. Вячеслав поухаживал-поухаживал за ней и быстро остыл, видимо, посчитал красавицу Любу все-таки себе не парой. Для нее это стало катастрофой. Подружки уговаривали ее – смотри, сколько хороших парней вокруг! Самый старший из компании Сережа делал предложение за предложением… «Стар», – сказала мама. Он, действительно, старше ее почти на семнадцать лет.

После разрыва с Вячеславом мама уехала обратно в Спасск-Дальний. А Сережа так и не женился, ждал – может, вернется.

В Спасске подруги детства обрадовались: «Наша Люба приехала! Наша Люба приехала!» И всей стайкой вокруг нее зачастили в клуб – единственное там место развлечений. В клубе и встретил ее мой отец – авиационный штурман. В те годы летчики были в чести! Увидел и сразу полюбил. Мама долго не хотела идти за него замуж, но почему-то все-таки вышла. Не любила, а вышла. Вскоре родилась я. А еще через восемь лет мама оставила меня с отцом и ушла к дяде Сереже. Вот такая вышла рокировочка…

Но вся эта картина сложилась для меня гораздо позднее. А когда я так неожиданно – для самой себя же – пришла к маме, она мне не обрадовалась, наверное, растерялась или отвыкла. Странно, но факт – так бывает. Не помнить обо мне она не могла – город маленький, напоминали. Наверное, ей тяжело было ощущать себя неправой. Не знаю, не спрашивала и не хотела ничего знать. К четырнадцати годам я была упрямой, дерзкой и достаточно своевольной. Много читала и считала себя умной. Теперь понимаю – была ей вечным напоминанием ее вины.

Словом, тогда мы не стали близки – мама за все ругала. Бывало и матерком!.. Зато поговорить по душам можно было с отчимом. Как некогда с отцом. Не была мама близка и с моей сестрой Лидой. Боюсь, что тоже мешала история со мной – как бумеранг. Главной заботой мамы было – хорошо ли одета младшая. Наверное, чтоб родственники видели.

Отпустило, что называется, маму, когда я не только поступила в университет, но и вышла замуж за москвича. Как в сказке, мама сразу вдруг стала заботливой и внимательной, всегда готовой слушать мои рассказы, советовать, сочувствовать. Вязала салфеточки, шила и безропотно штопала потом моим девчонкам шерстяные носки. Ух, как я сама это дело ненавидела! Теперь мы дружили. … А уж когда родилась моя старшенькая – ее первая внучка – в наших отношениях наступил просто рай. Я же полюбила приезжать к ним в Муром одна, дня на два по поводу разных событий. Появлялась вечером. Мама с дядей Сережей ждали меня, накрыв стол в кухне. Лида к тому времени тоже жила в Москве. Когда я поступила в университет, они перестроили старенький дом, комнаты стали просторными, с видом на Оку.

Прожив на свете достаточно сама, постукавшись об углы реальных проблем и отношений, годам к сорока я, что называется, нутром почувствовала, как трудно было матери в годы моего детства. Весь город ее знал. Каково ей было среди родственников дяди Сережи, ее не любивших – отняла кормильца. Дядя Сережа до женитьбы содержал многочисленных племянников и племянниц. Теперь все шло в свое гнездо – стараниями мамы уютное, чистенькое жилье.

С начала самостоятельной жизни, неожиданно для себя самой, стала обнаруживать в себе мамины черты: любовь к салфеточкам и вазам с цветами. Ну, это понятно – гены, думала я. Но как ни странно, проявились и черты дяди Сережи: запрятать в холодильнике что-то вкусное, приготовить бутылочку собственной наливки или настойки – на случай нежданного гостя. Это уж точно не гены. Любовь?