Читать книгу Голоса и Отголоски - Тамара Николаева - Страница 27

Голоса
Истории 1953—1957 годов
Обычные школьные будни

Оглавление

Мне они кажутся гораздо насыщеннее, чем у нынешних детей, лишенных свободы передвигаться самостоятельно. В безтелевизионное детство вся культурная жизнь проходила в школьных кружках. Кружок химии, где я выращивала кристаллы. Это такое волшебство – из крошечной точки (затравки), постепенно вырастали удивительной формы и цвета крупные кристаллы. В тонком стеклянном «химическом» стакане из раствора медленно рос идеальный шестисторонний ромб размером чуть меньше куриного яйца. В соседнем стакане висел на тонкой нитке лазуритовый кристалл медного купороса.

Учительница химии Ольга Михайловна (надо же – имя помню до сих пор!) доверяла только мне ключ от кабинета со всеми колбами, ретортами, реактивами. Колдовала я одна, кроме меня выращивание кристаллов не увлекло никого.

Ребята в школе предпочитали спорт. Конечно, лыжи, шлюпки, но больше всего любили баскетбол и волейбол. Не понимаю, неужели взрослые не догадывались об одной мелкой детальке в этом увлечении? Наша школа до революции славилась лучшей женской гимназией. В актовом зале проходили богослужения. И все поколения советских школьников старались шарахнуть мячом по высокому потолку. Его каждый год белили. Но к концу очередного школьного сезона потолок непременно осыпался. То там, то тут на свет появлялись на потолке лики святых.

Школа гудела до позднего вечера: работали кружки – главным считался драматический. Там я, конечно же, играла в спектаклях и читала стихи. Кружок химический, исторический, биологический. Молодая энергичная Нина Валерьяновна Кошелева – учитель биологии – организовывала и вдохновляла еще наши туристические походы, кружок рисования вел Михаил Лёвин. У него занимались все ребята, делавшие школьную стенгазету. А уж мне полагалось по статусу, как главному редактору. В восьмом классе попалась в руки книжка «Вторая древнейшая профессия». Что уж так в ней потрясло – не помню. Но, прочитав ее, загорелась – журналист – вот самая интересная профессия на земле! И начала пробовать силы, стесняясь, смущаясь, заикаясь, выползая из вороха комплексов, как слабый куренок из скорлупы. Лёвин меня, как редактора газеты, поощрял, огорчаясь, что мало во мне сатирической жилки… Какой учитель был и какой художник! А мы, школьники, не понимали… Уже учась в университете, любовалась работами на его выставке – не знаю, как искусствоведам, мне же он казался равным и Серову, и Левитану. Его «Есенин» – большой поясной портрет – висит теперь в петрозаводском музее. Настоящее же чудо – портрет матери с букетиком цветков сон-травы. Перед портретом хотелось постоять одной, рассказать свои печали… Ее глаза смотрели внимательно и ободряюще, она все-все понимала. А цветы в руках – для успокоения и надежды. На ту выставку ходила несколько раз – специально постоять перед портретом.

Года через три, уже заканчивая университет, приехала в Муром. Мой приятель художник Женя Аристархов повел в гости к Лёвину. Лёвин сразу узнал бывшую ученицу, обрадовался, что таки поступила. Почувствовала, как выросла в его глазах – впервые такое непривычное бодрящее ощущение… Жена его стала накрывать стол к чаю. От нее нельзя было отвести глаз… Красавица из иллюстраций к сказкам Пушкина – высокая, стройная, глаза весенней голубизны. Бывает так – женщина без возраста. То есть возраст-то есть, но значения не имеет.

На стенах просторной квартиры картины, знакомые по давней выставке. И прямо передо мной портрет матери. «Помню, у вас был этюд к этому портрету – букетик сон-травы…» – напомнила с замиранием сердца. Лёвин долго сокрушался – успел кому-то подарить тот этюд – и все пытался подарить другой этюд. От смущения отказалась, хочу, мол, только сон-траву… И столько лет жалею.

В старших классах поменялись многие учителя и наши с ними взаимоотношения. Ребята уже задумывались – что делать дальше. Но почему-то тогда даже очень хорошие педагоги не вели с нами мировоззренческих, просветительских бесед. Мы сами чаще всего не знали, куда тыкаться, и взрослели, как помню, достаточно невежественными с обрывочными, куцыми знаниями.

Муром всегда славился художниками. Местной примечательностью считался художник Морозов. То ли он сам, то ли потомки превратили его дом в музей. Мы с подружкой попали в него совершенно случайно, можно сказать, по ошибке. Ходили по залам, «разинув рот». Совершенно одни. «О! У нас посетители!» – радостно сказала какая-то дама, вклинившись между нами, взяв нас под руки, повела по залам, рассказывая попутно и про других художников. Не отпуская, усадила нас на старинный диван, на котором посетителям сидеть не полагалось. Говорила с нами, как со старыми знакомыми, которые будто бы тоже все знают. И даже несколько раз сказала что-то вроде: «А помните, вот у Венецианова…» или «Такой мотив встречается у Репина…»

Провожая, просила непременно заходить еще, ведь не так часто школьницы интересуются искусством. Вскоре выучили и все работы художника, и его жизнь. А милая наша воодушевительница стала подумывать, не готовить ли нас к поступлению на искусствоведческий… Но идея ее так и осталась для нас просто соблазном.

Интересно, что после посещения музея мы вдруг обнаружили на центральной площади города художников, сидевших на скамейках со своими картинами. Подошли посмотреть. Оказалось, они собираются каждые выходные. Как мы не замечали их раньше? Стали ходить на площадь, как теперь на вернисажи…

Кто-то из художников, хвастаясь перед нами, зелеными девицами, предлагал пойти в музей и посмотреть на тамошнего Поленова, и убедиться, что у него – не хуже. Музеем было самое известное в городе здание, принадлежащее всемирно известной фамилии купцов Зворыкиных.

Музей нас потряс. Школьников в те времена почему-то по музеям не водили, по крайней мере, в нашем городе.

И здесь нас тоже отловила пожилая дама с высокой прической, какие бывают лишь на картинах. Мы, как малые дети, ходили за ней, ничего не спрашивая, только слушая. Оказалось, что вся необычная мебель музея из имения графов Уваровых. Видя наше беспросветное незнание ни-че-го, дама вдруг решилась и дала нам старую, видавшую виды, книжку. Заглянула в глаза, аж по самое донышко, прося обязательно вернуть. Это ведь единственный экземпляр!

Не знаю, было ли это уловкой или в самом деле так поверила… Книжку мы прочитали несколько раз в изумлении. Ничего подобного раньше читать не приходилось. Какой это был класс? Седьмой ли, восьмой… Конечно, книгу мы торжественно принесли даме, обернув газетой, как драгоценность. Из школы и раньше-то пробегали мимо, а теперь бегали в ожидании, что на воротах появится скромное объявление: такого-то числа состоится… Нам казалось, что объявление вешают специально для нас. Конечно же, именно оттуда весь мой последующий интерес к музеям, художникам, коллекциям. И… к афишам. Посмеиваясь про себя, читаю и думаю – вот это точно для меня писано…

Постепенно нас со Светой стали узнавать в музее и с удовольствием отвечать на все наши вопросы, рекомендовать книги. Сейчас все можно найти в интернете, а тогда из устных рассказов узнавали про совершенно другую жизнь, как теперь про другую планету. Особенно заворожили Уваровы. Нравилось в них все: и то, что сам граф Уваров не богатый бездельник, как чаще всего мы думали в те времен про всех богатых, а выдающийся ученый-археолог. Молодая жена Прасковья Уварова во всем помогала мужу, даже звалась «второй Дашковой». Мы еще не знали, кто такая Дашкова, но отчаянно зауважали ее тоже, вместе с Уваровыми, и пошли искать само имение.

Строгий трехэтажный белый дом на крутом берегу Оки и длинная белокаменная лестница прямо к воде. После революции имение превратили в военный санаторий. И потому подойти к дому нам не удалось. Мы понаслаждались видом на Оку с высокого берега. Заокская даль в лугах просматривалась до синеющих почти в небытии лесов, а справа и слева – крутой высокий берег, изрезанный живописными оврагами, украшенный садами и церквями.

Голоса и Отголоски

Подняться наверх