Читать книгу Женщина – мать, жена, любовница, чертовка - Тамара Вековищева - Страница 4

Когда у моей подруги Галки родители уехали в санаторий, она бросила клич: «Гуляем!!!» И почти каждый день в её квартире собиралась компашка в основном из студентов и остальных друзей с выпивкой, стихами, песнями и танцами. В комнате накрывался громадный стол с незатейливыми закусками, а в большой кухне устраивались танцы. На одну из таких вечеринок Галкин знакомый привёл своего друга с гитарой. Друга звали Валерка. Он хорошо играл и пел, и в этот вечер был душой компании. После долгого сиденья за столом решили размяться танцами. Включили на всю катушку музыку, и самым первым танцем оказался рок-н-ролл. Валерка, словно расправленная пружина, вскочил, схватил меня и мы пустились в танец рок-н-ролла. Что это было? Это было безумство музыкально-танцевальных страстей! Начали степенно, как и положено по классике этого танца, но по мере раскручивания музыки быстро перешли в неистовство. Валерка кидал меня то на правое, то на левое бедро, то пропускал между ног, подкидывал, ловил, закручивал, раскручивал. Потом, вдруг, слегка согнувшись, лицом друг к другу, мы остановились, продолжая выделывать кренделя руками и ногами, долго, не моргая, смотрели глаза в глаза, как бы кидая вызов «Кто кого?». Валерка не выдержал, он притянул меня к себе, сильно прижал, а затем быстро раскрутил в одну сторону, потом опять прижал и раскрутил в другую. Мы вместе так хорошо чувствовали и понимали музыку, что у нас всё ладно и отлично получалось, как будто долгое время тренировались. Неистовство танца продолжалось, нас было не остановить, мы не чувствовали усталости, так как энергетически подпитывали друг друга. Все окружающие, заведённые нашим танцем, визжали от восторга, топая в такт ногами, кричали; «Давай, давай, ещё, ещё!» Мой длинный хвост, завязанный на самой макушке, дополнял наш танец красивым подпрыгиванием. Вдруг он развязался, и длинные белокурые волосы рассыпались по плечам, а я, как шаманка, с горящими глазами стала крутить головой. Валерка попытался прошептать мне на ухо, но изошёл на крик: «Бестия, белокурая бестия! Приходи завтра в пять вечера к Лиговскому метро, и попробуй только не придти!»

Целых пять дней мы встречались на квартире Валеркиного друга, который был в эти дни в командировке. Что творилось на этой квартире, можно догадываться по нашему танцу. На ночь не оставались. После девяти вечера Валерка начинал смотреть на часы, говоря, что его ждут. Кто, почему, – я не спрашивала, меня не так уж сильно это волновало. В часы наших встреч нам было так хорошо, что всё остальное не имело значения. Мы отдавались той музыке, которая завела нас до безумной страсти ещё в первый день знакомства и до сих пор не отпускала.

Он уже с порога встречал меня голым. Это было смешно, озорно и счастливо. Конечно, смешно, кому нужен его модный костюм. Валерка тоже не замечал, в чём я была одета. Хотя старалась нарядиться и накраситься. Всё это сразу же снималось и смывалось. Нас интересовало друг в друге только наша суть, наша стать и наша плоть, остальное было ненужной шелухой. В эти часы внешний мир для нас не существовал. Он, я и космос, это то, что бесконечно, неведомо, и что питало наши тела энергией. Энергия, как и в танце, била ключом, казалось, что этому не будет конца. Но наступил пятый день. Валерка принёс картину, которую он нарисовал для меня. На картине были изображены мы, со спины, обнявшись, склонив друг к другу головы, а перед нашими глазами был изображён красивейший закат ярко-красного цвета. К картине был прикреплён листок с Валеркиными стихами. К сожалению, прочитать я их не успела, так как потеряла листок где-то на лестнице, когда возвращалась домой.

А через несколько дней начинались майские праздники. Позвонил Валерка, сказав, что майские праздники будет встречать со своими друзьями на озере Красавица и пригласил меня вместе с моими друзьями присоединиться, чтобы создать одну общую компанию для веселья. Мои друзья и я прибыли на указанное место. Там уже были расставлены четыре палатки, и вовсю разгорались два больших костра. Мы быстренько поставили рядом свои две палатки. Под общий гогот и приветствия расположились у главного костра, которым руководил Валерка. Нам сразу же выдали приличные штрафные, и веселье разгоралось так же, как костёр. Были среди нас даже смельчаки, которые открыли купальный сезон, с визгами окунувшись в воду. Они за это получали дополнительную похлёбку со стаканом водки для растирания и принятия внутрь. Вокруг костра бегали трое возбуждённых и счастливых ребятишек, погодки от четырёх до шести лет. Под пьяной болтовнёй выяснилось, что матерью этих детей, причём от разных мужей, была Мария, которая сидела напротив меня рядом с Валеркой. Эта женщина почему-то заинтересовала меня, так как она была какой-то необычной, отличающейся от остальных. Возраст такой же, как у всех, но выглядела намного старше. Совершенно некрасивая, полная, с маленькими непонятно какого цвета глазками, нос напоминал маленькую картошину. У неё были маленькие пухлые губки, круглые щёчки и двойной подбородок. За что могли её полюбить трое мужчин, не понятно. Какой же силой она обладала, постоянно притягивая мой взгляд? Когда она вставала и шла, то это была поступь королевы. Она шла медленно, плавно, величаво, и почему-то окружающие расступались пред ней, а самое главное, провожали её взглядом. Если она делала, как бы лениво, молчаливый жест рукой, то все с готовностью выполняли её указание. Говорила она редко, но если начинала говорить, то остальные замолкали.

Говорила тихо, медленно, но с какой-то настойчивой твёрдостью, как бы не терпя возражений, и никто ей не возражал. На лице всегда была постоянная полуулыбка, эта улыбка иногда выражала лёгкое пренебрежение, а иногда доброту и ласку. Маленькие глазки просверливали говорящего насквозь, и он мог внезапно замолкнуть. «Ведьма», – подумала я и любезно ей улыбнулась. Валерка взял гитару и стал петь. Все начали ему подпевать, забылась городская суета, стало свободно, хорошо и спокойно.

Потом Валерка ударил по струнам и запел громко с озорной хитринкой в глазах:

После этих слов все стали незаметно поглядывать на Марию, как будто эта песня посвящалась ей. А он продолжал:

Закончив сладостную песню, он скомандовал: «Налетай!», показывая на догорающий костёр, где под углями и пеплом лежала чёрная аппетитная картошка. Все начали с большим усердием доставать её, проглатывая нетерпеливые слюни. В то же время Валерка жестом показал мне на лес, и уже через минуту мы встретились. Как же было прекрасно в зеленеющем и пахнущем весной лесу! Одурманенные запахом и красотой, мы почувствовали такое единение с природой, что теперь уже не космос, а я, он и природа были единым целым.

Наша страстность была уже другой, не слабой, нет, но сопровождавшаяся такой хрупкой щемящей нежностью, что хотелось плакать как перед разлукой. Я сильно прижалась, желая полностью раствориться в нём. И в пиковый момент потери сознания шептала: «Ты, ты, ты понимаешь, что ты это я, ты это я!» – «Да, – закричал он, дойдя до полуобморочного состояния, – ты, это я, ты, это я!» Обратно возвращались, крепко держась за руки, как будто боялись потерять друг друга. Шли очень медленно, ноги не подчинялись нам. Наконец вышли к опустевшему, догоревшему костру. Вдруг около Валеркиной палатки я увидела ведьму. Валерка лихорадочно отбросил мою руку, а из открытого полога палатки выглянула счастливая девчушка: «Папочка, папочка, где же ты пропадал, мы так долго ждали тебя!» – «Солнышко моё, я любовался природой», – и, мгновенно забыв обо мне, юркнул в палатку. Мария спокойно с милой и доброй улыбкой сказала: «Ну что же Вы там стоите? Проходите к нам, я заварила вкусный чай из лесных трав». Сквозь дрожащие губы с большим трудом процедила: «Спасибо, я к своим», и помчалась в лес. Вдогонку услышала: «Берегитесь, скоро будет дождь». «Ве-е-едьма!» – навзрыд закричала я. Прислонившись к берёзе, как бы спрашивая её, продолжала кричать: «Ну чем, чем она покорила его? Чем она лучше меня, если он выбрал её? Ходит, как пава, да, а я не умею медленно ходить, прыгаю, как коза? Чем?» Вдруг хлынул сильнейший дождь, смывая и очищая меня от всего, что было, и меня осенило: «Так она же картошка, картошка в мундире, закрытая, тёплая, желанная. Не то, что я, – в своих чувствах вывернулась вся наизнанку! Учись, учись у мудрых дам, как завоёвывать мужчин. Не зря есть пословица, что путь мужчины к женщине лежит через желудок!» Сейчас я уже тихо повторяла: «Картошка в мундире, картошка в мундире», – поняв окончательно, что не смогу быть картошкой, да и не хочу. Вернувшись в город, домой, я с ненавистью разрезала его картину на мелкие кусочки и выбросила, как говорят, из сердца вон, чтобы забыть всё сразу и навсегда.