Читать книгу Внутри женщины - Тамрико Шоли - Страница 3

Кролик ждал меня на той же самой дорожке, что и всегда. Я переехала во Франкфурт месяц назад, и мне страшно повезло, ведь через дорогу от дома был большой парк для пробежек. Кролик едва заметно повел ухом. Я поправила кепку и усмехнулась: последние десять лет моим домом была «кроличья нора», и я спускалась в нее все глубже. Мне казалось, что проще продираться дальше, чем возвращаться обратно. Слово-то какое – «обратно». Сразу сквозняком повеяло, чувствуете? Или это только у меня такое к нему отношение?

Десять лет назад я попала в редакцию журнала, где мне поручили рубрику реальных историй из жизни. Я легко согласилась и купила свой первый диктофон. Раз в неделю мне нужно было находить человека, который рассказал бы свою историю. Кусочек жизни, который определил дальнейшую судьбу человека. И чтобы с фотографиями и реальными именами. Я азартно цеплялась к таксистам, барменам, знакомым и знакомым знакомых. Социальные сети тогда еще только зарождались в нашей стране, и меня в прямом смысле кормил мой язык и умение разговаривать с чужими людьми «с первой ноты».

Конечно, люди опасались рассказывать мне о себе, даже если это была приятная история. Как будто бы их прошлое – это сто тысяч долларов, которые я предлагала им отдать просто так. Или часть квартиры. Или фамильный кулон времен прапрабабки. Я хочу сказать, что они относились к своему прошлому, как к чему-то абсолютно материальному, влияющему на их состояние прямо сейчас. Словно расскажешь вслух о своем прошлом – и рухнет все в настоящем. Поэтому было очень сложно: люди молчали, как воды в рот набрали. Бывало и так, что они соглашались на интервью, а молчать начинали с того момента, как я включала диктофон. Моя молодая грузинская кровь горячо злилась, и я начинала рассказывать им о себе. Это срабатывало почти всегда: открытому человеку довериться проще. Все как в детстве, когда мама смазывала себе руку зеленкой и говорила: «Видишь, это совсем не больно, давай теперь тебе». Интервью незаметно превращалось в разговор по душам. Правда, тогда я и не догадывалась, как нырнула в «кроличью нору».

Спустя три года работы в журнале я рассказала незнакомым людям о себе больше, чем они мне. Это вошло в привычку и начало меня забавлять. Я вспоминала такие эпизоды из своего собственного прошлого, до которых, наверное, не смог бы докопаться ни один экстрасенс. Теперь становилось понятно, откуда у меня взялось большинство моих убеждений и стереотипов. Но почему я забыла о таких важных событиях из жизни? Почему мы вообще что-то помним, а что-то забываем? Почему одни ситуации влияют на нас, меняя ход всей истории, а другие – нет? Привет, кролик, веди меня дальше.

Никто не знает, как бы все сложилось в дальнейшем, если бы я не сорвалась. Когда я уволилась из редакции и перешла в другое издание, мне выпал отличный шанс выпрыгнуть из «норы» и перестать копаться в людях (и в самой себе). Но, господи, сейчас мне трудно сказать, почему я отстегнула ремень безопасности в тот момент, когда решила увеличить скорость до предела. Спишем на юношеский максимализм и желание эпатировать. Откуда мне тогда было знать, с чем я столкнусь и как из-за этого столкновения вылечу через лобовое стекло.

Я решила написать книгу о мужчинах и взять двести интимных интервью у незнакомых мне парней.[1] Мне нужны были самые личные истории, даже если они будут со знаком минус. Понятное дело, что в этих разговорах начали всплывать мои собственные недостатки, от которых неприятно щипало в глазах. Вместо уверенности в себе появились новые комплексы. Я стала нервничать. Некоторые встречи-интервью были настолько тяжелыми по своей откровенности, что я несколько часов подряд просто лежала на кровати и не могла произнести ни слова.

Когда начались беседы с женщинами, стало еще тяжелее. Потому что они не просто рассказывали о своем прошлом, они его в прямом смысле заново проживали. Они его оплакивали, высмеивали, избивали, прощали. И я делала все это вместе с ними. Начались мои «миллион жизней в трех реальностях», как я называю это сейчас: с одной стороны, мне удавалось становиться участницей чужих историй (всякий раз – разных). С другой – я параллельно заново проживала свое прошлое, сталкиваясь в «чертогах памяти» с давно забытыми воспоминаниями. И с третьей – у меня все еще была реальная жизнь с коммунальными платежами, дурным настроением шефа и сезонными простудами. Объяснить, что происходило внутри меня в тот момент, было почти невозможно. Отчасти потому, что я сама не замечала, как перестала прочно стоять двумя ногами в одной реальности и жить привычной для большинства людей жизнью. Я поняла это спустя несколько лет, когда я оглянулась назад.

Конечно, я сильно изменилась. И мое отношение к людям – тоже.

У каждого человека в жизни была история (или несколько), которая повернула его жизнь в другую сторону. У каждого. Без исключений. Я настолько прониклась этой мыслью, что мой фокус теперь принадлежал только ей. Я ходила по киевским улицам и в случайно встреченных лицах пыталась найти ту-самую-историю. Сидела в кафе с друзьями и видела вокруг себя не людей, а сплошные истории. Я рассыпалась на сотни кусочков. Я состояла из этих историй.

Женщины после интервью звонили и писали мне. Одни боялись, что наговорили лишнего, другие – напротив, вспоминали новые детали. Кое-кто просил заменить в книге их наряд на более женственный, кто-то – вообще не использовать их историю («это была ошибка, простите, что отняла у вас время»).

Бог знает как, но я взяла сто интервью у женщин и написала эту книгу. Когда я держала ее в руках, стоя в одном из книжных магазинов, мне подумалось: «Теперь можно и отдохнуть, дело сделано». Но. Но – нет. Если бы.

Плотину прорвало, и на меня понесся поток писем. Женщины (сначала только с Украины) без стеснения доверяли мне самое сокровенное. Они рассказывали о том, как их насиловали, били, оскорбляли, бросали. Как они осознавали свою сексуальность и отношение к мужчинам. Знакомые девушки приходили ко мне с каминг-аутом о своей сексуальной ориентации.

Я вдруг поняла, как много людей мучаются от того, что им просто не с кем поговорить. Некому по-настоящему рассказать свою историю. Не просто взболтнуть и получить дежурный совет, а именно рассказать.

Я понимала этих людей (мне так кажется), но ничем не могла помочь никому из них (мне так кажется). Так я навесила на себя еще один комплекс: мои тексты (и, стало быть, действия-усилия) – бессмысленны, ведь я никому не могу помочь. Вам может показаться это смешным, но это действительно угнетало меня. Вместо того, чтобы остановиться, я решила, что мне нужно спуститься в «кроличью нору» еще глубже.

Я переехала в Германию. И стала здесь общаться не просто с женщинами, а с женщинами разных национальностей, вероисповеданий и культурных кодов. Многие из них не владели английским, и наши беседы строились буквально на языке жестов. К моим формам общения добавилась еще одна: язык тела. Что только не рассказали (помимо слов) их слова и прикосновения рук!

Колумбия, Вьетнам, Албания, Казахстан, Германия, Франция, Испания, Марокко, Сирия и Афганистан. Они встревожили еще одну часть моей личной истории, ведь во мне течет сразу две крови – украинская и грузинская. Какая мне ближе и почему? Какой культурный код является моим на самом деле?

Наверное, я становилась сложной для близких людей, потому что во мне было слишком много вопросов. Они просто не заканчивались. Откуда они вообще появлялись?

– Когда все это закончится? – спросила я как-то у своего афганского друга Карима.

– Что «это»?

– Мои вопросы и эти истории. Чужие и собственные.

Карим замялся, глянул в небо, потер крупные темные ладони, а потом взглянул на меня:

– Ты хоть понимаешь, что ты – исследователь. Или путешественник. Назови это как хочешь. И люди, человек – это предмет твоего исследования.

– То есть, по-твоему, это никогда не закончится?

– По-моему, это закончится тогда, когда закончится твоя жизнь. Ну, или когда ты сменишь профессию.

– Но я больше ничего не умею.

– Тогда продолжай задавать вопросы и ищи ответы.

– Это может длиться бесконечно!

– Тогда поздравляю: тебе досталась великолепная жизнь, которая будет бесконечно иметь продолжение и смысл.

– Тут как раз загвоздка. В чем смысл, если я только разговариваю и пишу, но конкретно никак никому не помогаю?

– В этом и дело. Ты даришь людям бесконечность.

Я усмехнулась. Тогда. Теперь это не кажется мне таким уж и смешным.

Есть люди, которые изучают моторы, раковые клетки, финансовые структуры, свойства тканей, социал-национализм и селекцию помидоров, а я (почему-то) – изучаю людей и их истории. И если это так, то, может, мне просто нужно перестать относиться к этому слишком серьезно? Может, нам всем стоит относиться к происходящему в жизни проще?..

Я прослушала сотни (тысячи?) разных историй, и все они противоречат друг другу. В одной из них амбициозность стала главным условием всех достижений, в другой – разрушила все до основания. В одной – раннее замужество стало правильным решением, в другой – убило возможность достичь чего-то большего в интеллектуальном и личностном плане. Все всегда происходит по-разному. Никогда не знаешь, ты сейчас жертвуешь или делаешь ход конем. Из-за этого так сложно принимать даже крохотные решения. Бог не пишет нам загодя имейлы о том, как будет. Он и не может этого сделать, потому что решает не он, а сам человек.

И вот какая штука. У всех историй, которые хорошо заканчивались, было кое-что общее: люди сами направляли дальнейший ход событий. Они выбирали, как на них влияет любая ситуация, даже скверная. Возможно, не сразу, а как только эмоции становились едва слышимыми, почти бездейственными. Но они использовали этот момент затишья и поворачивали в ту сторону, где им будет удобнее. Я имею в виду, они сами принимали решение, как реагировать на ситуацию: впадать в реки отчаяния, бросаться камнями ненависти или собраться и идти дальше, используя этот опыт.

Мы, конечно, не застрахованы. Все всегда может произойти исподтишка и со стороны кого угодно. Можно быть на двести процентов уверенным в своем человеке (например, брате), но брат может измениться, и тогда это будет уже другой человек, в котором ты уже не так уверена. Страховка? Страховка только одна: научиться реагировать, чтобы поворачивать, куда нужно.

Так все же: был ли в моих беседах и текстах смысл?

Какое-то время я наивно тешила себя тем, что кому-то полегчало, когда человек выговорился. Но сколько длился этот эффект? Час? День? Ситуация ни на грамм не менялась, если люди приходили домой и продолжали привычную жизнь.

Самые жуткие из историй были те, в которых люди признавались мне, что лгут. Где они сознавались: «Я произношу не те слова, которые на самом деле хочу, потому что сказать то, что я на самом деле думаю – стыдно\страшно\глупо\нерационально\неэтично» и т. д. Когда они говорили мне: «Мои близкие даже не представляют себе, что на самом деле происходит в моей душе» \ «Люди думают обо мне совсем не то, что есть в действительности» \ «Окружающие видят только одну сторону моей жизни, потому что другую я им не показываю».

Я тоже вру, безусловно.

Например, я как-то писала, что общение с людьми – это мой кайф и моя услада. Да, это все было безумно интересно, и некоторые встречи и беседы очень меня вдохновляли. Но иногда случалось и иначе: я приходила домой и просто молча лежала два дня подряд. Я держала руки женщин, которые потеряли детей. Смотрела в глаза людям, которые пережили или совершили насилие. Плакала вместе с теми, кто ненавидит свое тело, своих родителей, свою жизнь. Слушала, как люди рассказывали о своих ошибках и недостатках. Я получала от людей письма, в которых они говорили, что, если я не помогу им (как? чем?), они покончат с собой.

Наверное, для психологов и психотерапевтов это – нормальная практика, и они знают, как реагировать. Но я не психолог и не психотерапевт. Я – обычный человек, который тоже лжет и ненавидит. В общем, все было не так радужно, как я описывала. Но я сознательно скрывала эту сторону моих исследований: потому что успех (так мне казалось) – принадлежит оптимистам, потому что люди идут только за сильными, позитивными личностями, которые умеют мудро на все реагировать. Это была лишь часть истории. Потому что не существует людей, способных только на положительную реакцию.

Я поняла две очень важные вещи:

1. Есть красивая теория, а есть практическая жизнь. Красивая теория – это все в стиле «люди – наше отражение», «мужчина ведет себя с женщиной так, как она ему это позволяет», «прими себя – и тебя примет мир» и т. д. Это все звучит потрясающе верно и логично, но в действительности этого не существует. Люди готовы платить бешеные суммы, чтобы стать мудрее, найти баланс и познать «дзен». Но мудрость (если она есть) очень ситуативна, очень временна. В какие-то моменты жизни нам удается сохранить равновесие, но в другие – нет. Мы все относительно мудры до первой измены, смерти ребенка, насилия или аварии. И это – абсолютно нормально. Познать мудрость довольно легко в безлюдной пещере или на вершине горы в монастыре, но в кругу обыденных вещей и событий, с миллионами других участников и условий – почти невозможно. Золотой середины не существует. Баланс – это когда сегодня тебе грустно, а завтра снова весело. А не спокойное мудрое созерцание со стороны. Мы все совершаем ошибки, ненавидим, лжем и скандалим. Потому что, если мы сможем спокойно реагировать на раздражающие события, мы научимся также спокойно, почти равнодушно реагировать на рождение ребенка и его первый рисунок. Нельзя научиться относиться спокойно только лишь к негативным вещам.

2. Что касается правды. Если бы мы были точно уверены в том, что нас не высмеют, не отвергнут, не оскорбят и не унизят, мы бы говорили правду намного чаще. Мы бы говорили то, что хотим сказать. Другие люди гораздо лучше бы понимали, что мы чувствуем и в чем нуждаемся на самом деле.

Но и здесь есть оборотная сторона.

Помню, как сидела в Дюссельдорфе в чайной вместе со своей знакомой. Стоит ли говорить, что у нее удивительная история – с побегами, военными, неоднозначными диагнозами. В футболках и джинсах, после летнего дождя – в нас ничто не выдавало серьезности беседы. Я поделилась с ней своими проблемами. Она нахмурила четкие брови и спросила:

– Прости, но я не совсем понимаю, в чем сложность?

– Мне кажется, люди не совсем правильно меня понимают.

Она усмехнулась.

– А зачем тебе нужно, чтобы люди тебя понимали? Это невозможно. Люди все равно воспринимают все через свой опыт, а не твой.

Я оторопела от парадоксальной простоты этой мысли. Почему мне никогда прежде не приходило это в голову? Я столько лет пыталась понять других и донести чужие истории, а это, оказывается, просто невозможно. В силу разности опыта и восприятия реальности.

Моя задача, как автора, как исследователя, как женщины, – показать вариативность мира. Напомнить, что дверей – миллионы.

И все они находятся внутри нас.

Кролик продолжал с интересом смотреть на меня.

– Ну, наконец-то, женщина! Уже почти стемнело.

– Только семь вечера, август. Не преувеличивай.

– Я не преувеличиваю, я говорю немного наперед. Обними меня быстро, я соскучилась, – Равшана активно жестикулировала и говорила очень громко. На нас тут же обернулись люди за соседними столиками. Я крепко обхватила ее руками, прижала к себе и несколько раз поцеловала в щеку. – Я тебе рислинг заказала. Садись.

На ней были синее летнее платье и босоножки. Берег Майна был спокойным. Наш столик располагался в самом центре террасы на втором этаже. Я тоже была в синем.

– Я не совсем поняла, чем могу тебе помочь, но очень хочу. Ты же знаешь, что всегда можешь на меня рассчитывать. Правда, мне не совсем понятно, почему именно я? – затараторила Равшана.

Я рассмеялась. Мне редко удается услышать ее голос, такой открытый и эмоциональный. Я поняла, что скучала по нему. Многие мои знакомые считают, что Равшаны слишком много. Она активна, у нее есть свое мнение насчет всего, она может рассмеяться даже тогда, когда уже почти уснула. Мне она всегда нравилась. Равшана будто возвращала меня домой. Она была смуглой, темноволосой, с высокими скулами, острым подбородком и тонкими кистями. В восемнадцать лет она уехала из родного Ташкента на учебу в Санкт-Петербург. В двадцать семь переехала в Германию, где живет почти десять лет. Она легко перемещалась по городам и знакомилась с новыми людьми. Я, как в зеркале, видела в ней саму себя.

По Майну медленно проплывало судно с надписью «Sonntag».[2] Мы сидели в моем любимом кафе.

– Я попросила именно тебя, потому что сегодня, например, ты тоже в синем.

– Я думала, у нас будет серьезный разговор. Все-таки для книги.

– Неужели ты не замечаешь, насколько мы с тобой похожи?

Равшана широко улыбнулась и провела ладонью по низкому деревянному столику. В скольких городах нам пришлось побывать, со сколькими людьми разных национальностей пообщаться, чтобы встретиться здесь? Что вообще приводит людей друг к другу? Как находятся «свои» люди? Как находишь себя?

После десятилетнего путешествия по «кроличьей норе» и двух книг я наконец-то знала ответ на этот вопрос. Равшана была моим ответом.

– Похожи? Да мы одно целое. Интересно только: это я стала тобой или ты – мной? – она подмигнула мне.

– А может, мы и раньше были друг другом?

– Исключено. Тогда бы мы встретились намного раньше. Люди бесконечно меняются в течение жизни. Чтобы однажды в одной из точек мира пересечься со своей копией. Это как знак, что до этого ты все делал правильно.

– Ты тоже веришь, что подобное притягивает подобное?

– Я не знаю, как это назвать, но мы же с тобой встретились.

– Равшана, у меня есть версия, – я окинула взглядом террасу. Нас окружали люди, говорящие на разных языках – в основном на немецком и английском, но иногда слышались слова на итальянском, турецком и корейском. Эта удивительная атмосфера – то, за что я так любила Франкфурт. – А что, если ты встречаешься с подобным себе человеком в тот момент, когда находишь себя?

Совсем рядом пролетела чайка. Я вспомнила женщин, с которыми беседовала для того, чтобы написать эту книгу. Я вспомнила всех женщин, общение с которыми привело меня в то место, где я оказалась прямо сейчас. Теперь я бы написала эту книгу совсем иначе. Задавала бы совсем другие вопросы. Писала бы не так художественно, не так категорично, а ближе к жизни. Теперь…

Но если бы я не прошла этот путь, я бы не оказалась сейчас здесь.

* в этой книге вы не найдете ни призывов, ни пропаганды, ни каких-либо советов. Это всего лишь несколько личных историй и повод к размышлению. Все имена изменены.