Читать книгу Хлоя. Сгорая во тьме - Таня Ждан - Страница 6

Но работа над ошибками на следующей пресс-конференции мне тоже никак не помогла. Рейтинги моей кандидатуры валились в тартарары, и никакие посещения госпиталей, выступления на митингах и участия в ток-шоу не были способны этого исправить. Наша затея была близка к провалу. Я срывался, бесился, отпускал контроль, позволяя прямо на глазах у ошарашенных обитателей штаба вспыхивать ярким пламенем все заготовленные для меня речи. Дилан причитал, что скоро заведет себе карманный огнетушитель, еще больше приводя меня в бешенство.

Однажды ему даже пришлось перенести меня из офиса куда-то на пустынное побережье, когда Бен позволил себе рявкнуть что-то вроде «я изначально знал, что эта затея не выгорит, надо было выбрать в качестве кандидата Ника». Воспоминания о недавней драке все еще были свежи в памяти, и Дилан действительно вовремя уловил это мое состояние, когда из ноздрей начинает валить визуальный пар, а по телу проходит болезненная рябь: еще немного, и очередной пожар в штабе Таймлесс не заставил бы себя ждать.

Выдохнуть на свежем воздухе, к слову, было даже кстати. От бесконечной чехарды заучивания заунывных речей, проверок Бена, постоянного пребывания в четырех стенах плавился мозг. И стоило нам с Диланом оказаться на неизвестном нам пляже, как желание спалить все вокруг резко отпустило.

– Бесит меня все до чертиков. Свернул бы шеи этому Бену, этому Нику, этим журналюгам, сжег бы их напалмом и глазом не моргнул, – сев на песок, глядя, как закатные лучи купаются в морской глади, пробормотал я. Все-таки, ничто не успокаивало бушующий в моей груди пожар лучше, чем море. Дилан знал, куда меня спрятать от посторнних глаз.

– Да брось ты. Ты не смог бы никогда. Что бы ты не говорил, что бы не делал, но ты не убийца, Дерек, – прошептал Дилан, присоединившись ко мне в идиотском обряде созерцания прекрасного.

– Ты просто не знаешь, о чем говоришь. Я с трудом контролирую эту свою часть. Прям сдерживаюсь из последних сил порой. Огонь – действительно самая страшная стихия, которая есть на земле. Ей все равно на ранги, социальные статусы и прочность укрытий: вопрос лишь в температуре пламени, только и всего. Не огонь, так дым и угарный газ тебя убьет. Красное пламя, черный уголь, белый пепел. Чертов дуализм во всей красе. Самая яркая демонстрация того, что время может до неузнаваемости изменить что-то, что прошлого не вернешь. Красное станет черным, черное станет белым. А обратно – никак.

– Тебе там что, книжки по философии подсунули вместе с предвыборными речами? – прыснул Дилан, хотя по глазам было понятно, что он прекрасно осознает, о чем речь.

– Да пошел ты, – швырнув в него пригоршней песка, пробормотал я, – я это все к тому, что порой мне кажется, что вся эта затея действительно изначально провальная. Что я не верну, того, что было. А такими маразматическими методами – тем более.

– Да ладно, все не так плохо. Ну, то есть, оратор из тебя – так себе, – промямлил Дилан, зарывая обувь в песок, – но зато хуже уже не будет. Это же тоже плюс.

Оказалось – хуже бывает. Еще как бывает. Дошло до того, что на одной из пресс-конференций, когда казалось, что ни один из вопросов уже не способен поставить меня в тупик, и хуже быть просто не может, какой-то щуплый очкастый парнишка с бейджем Ньюс Леттерс, заикаясь, пролепетал:

– Мистер Старк, а что ваша семья думает о выдвижении вашей кандидатуры на пост председателя совета безопасности ООН?

Ответ на его вопрос был выучен и обдуман на тысячу раз, он был одним из немногих, что я отчеканил бы твердо и без запинки, даже разбуди меня среди ночи после знатной попойки, но, когда из-за его спины вышла седая женщина в бежевом платье, я опешил. В окруженных глубокими морщинами серых глазах неожиданной гостьи этого идиотского мероприятия стояли слезы, а растерянное лицо исказила страдающая гримаса. И даже медицинская маска, ставшая символом этой пандемии и непременным аксессуаром любого человека на планете, не помешала мне ее узнать…

Мое сердце пропустило удар. Шквал эмоций накрыл с головой, губы задрожали, тело пробила болезненная рябь. По залу, обратившему свои голодные взоры на женщину, пронесся взволнованный вздох.

Время будто остановилось. Не отдавая себе отчета, вопреки всем договоренностям и правилам, я на подкашивающихся коленях встал и побрел к женщине, ничего кроме ее такого родного, давно забытого лица, не видя вокруг.

– Мама?

– Пресс-конференция окончена, всем спасибо, – раздался громоподобный голос Бена, звучащий будто из-под воды.

***

Я знал, что рано или поздно это случится. У того, что я стану известным всему миру, что мое лицо, не скрываемое светом татуировок, пестрило на всех билбордах, что мое настоящее имя звучало на устах сотен тысяч людей, была и обратная сторона медали. То, от чего я так долго бежал, и чего, как огня, боялся, было неизбежно.

И теперь эта неотвратимость в лице моей матери сидела напротив меня в гостиничном номере места проведения пресс-конференции, роняя слезы на морщинистые руки, боясь проронить хоть слово.

Тишина оглушала, доводила до исступления, пульс бился в висках, но я просто не знал, с чего начать. Сколько раз я репетировал эту речь, сколько раз представлял себе эту встречу, но никакие фантазии не могли сравниться с тем, что творилось в моей душе сейчас. Ведь, что бы я сейчас не сказал и не сделал, я не смогу оправдаться даже для себя самого. Я смотрел на стены, шторы, мебель, город за окном, но только не на нее. Мне еще никогда в жизни не было так страшно и больно. А уж что чувствовала моя мама… Я даже не рискнул бы себе представить, что она пережила за все эти годы и за сегодняшний день, ведь это точно лишит меня рассудка и остатков самообладания.

– Двадцать лет, Дерек. Двадцать лет, – срывающимся голосом пробормотала мама, нарушив гробовую тишину, отчего кровь застыла в жилах. – Двадцать лет я оплакивала тебя, винила за то, что не уберегла, не отговорила, а ты все это время разгуливал по земле, вполне себе живой и здоровый, и даже не удосужился позвонить! Я уже не говорю о встрече, о визите к своей бедной скорбящей матери, ты даже не справился о моей судьбе, ты просто выбросил меня из своей сверхъестественной жизни! Чем я такое заслужила, сынок?

В ее голосе было столько горя, столько боли, столько холода и тепла одновременно, что волосы становились дыбом, и я просто боялся шевельнуться и поднять взгляд. Что я вообще могу ей сказать?

– Знаешь, ведь когда появилась эта светящаяся троица супергероев, я никак не могла отделаться от мысли, что лицо Повелителя стихий мне знакомо, – горько усмехнувшись, пробормотала мама, в очередной раз шмыгнув носом. – Такое, знаешь, необъяснимое предчувствие, словно червяк зашевелилось где-то внутри и никак не давало покоя. Я все никак не могла понять, откуда могу знать этого парня, почему внутренности буквально выворачивает наизнанку, стоит мне увидеть его в новостях. А потом начались звонки от моих старых знакомых, которые в один голос твердили, что видели тебя в новостях, кидали мне ссылки на ролик, который показали всему миру, но стоило мне перейти по адресу – как сайт оказывался заблокирован. Мне казалось, что все сошли с ума, и я вместе с ними…

– Да, сразу после нашего выхода в свет, власти стерли этот ролик со всех возможных ресурсов…, – робко пробормотал я, все еще не рискуя поднять взгляд.

– А потом мне позвонил журналист, этот милый парнишка ввел меня в курс дела и рассказал, что вообще происходит. Знаешь, какого это: узнать, что мой сын, мой единственный сын, которого я давно похоронила и с чьей потерей уже почти смирилась, жив и здоров и вот-вот станет важной фигурой! И все это я узнаю от других, но только не от тебя! – прокричала мама срывающимся голосом, снова горько заплакав.

Тут мое терпение лопнуло, я упал перед ней на колени, схватив ее руки, и посмотрел в глаза. Сколько же там всего было… Бешеный коктейль эмоций: злоба, обида, отчаяние, непроглядная печаль и невообразимое тепло, от которого сводило скулы. Несмотря на то, каким дерьмом я был, как ужасно поступил с ней, она все еще смотрела на меня так, как смотрела тогда, когда моя жизнь была простой и обыденной, а я не был каким-то там супергероем. А просто был ее сыном.

– Мам…, – мои губы дрожали, а язык отказывался подчиняться, – прости меня. Прошу. Умоляю. Если когда-нибудь сможешь…

Она молчала, роняя слезы на мои руки, не решаясь пошевелиться, и это меня окончательно добило. Когда, если не сейчас, попытаться ей все объяснить?

– Знаю, что я не заслуживаю твоего прощения, но если бы я только мог… Если бы я не боялся, что мое возвращение в твою жизнь навлечет на тебя беду, если бы наверняка знал, что не причиню еще больше боли, чем уже причинил, я бы рванул к тебе в тот же день, как нашел заброшенный дом и свою поросшую сорняком могилу на городском кладбище…

– Ты был у нашего дома? Но где ты… Где пропадал до этого? Я переехала только спустя шесть лет после твоей пропажи, – задумавшись, еле слышно пробормотала мама.

– Я был там, откуда думал уже никогда не выберусь. И это худшие восемь лет моей жизни…

– Ты был в плену? Тебя пытали? – испуганно прошептала она, когда с ее лица в один миг стерлась вся былая злоба.

– Хотел бы я сказать, что нет, но это будет ложью, – с горечью прошептал я в ответ, от нахлынувших воспоминаний по телу прошлась волна липкой дрожи. – Да, мам. И более зверского заточения мир еще не видывал.

– О, мальчик мой! – словно забыв о своих обидах окончательно, мама подняла мое лицо своими теплыми руками и посмотрела в глаза, от чего в горле встал ком, а глаза защипало. – Но кто это сделал с тобой? Как смог, ведь ты практически всесилен?

– Поверь мне, были те, кто в свое время творил с такими, как я, и не такое… И тогда я боялся, что стоит мне объявиться, как они узнают и доберутся до тебя, а когда мы от них избавились… Было уже поздно. Да и как я вообще мог заявиться к тебе спустя столько лет… Если бы только знал, что ты поймешь и сможешь меня принять таким, каким я стал…

– Дерек, ты – мой сын! – мама с любовью провела нежными пальцами по моей щеке, стерев непрошенную слезу. – Кем бы ты не стал, что бы ты не натворил, ты навсегда останешься моим сыном, и я приму тебя любым! Как ты вообще смел подумать, что я отрекусь тебя лишь от того, что ты всего-то стал супергероем… Поверить не могу, что это возможно, но если это случилось с тобой, то значит в этом есть свой смысл, а мой материнский долг – принять волю божью. И я горжусь тем, кем ты стал и чего добился!

Ее глаза сияли теплом и добротой, руки на моих щеках горели огнем, согревая кожу и топя глыбы льда в моем сердце. И, глядя на эту невероятно сильную мудрую женщину, прошедшую через безмерную череду боли и отчаяния, но все еще сохранившую невероятную любовь к своему сыну, я готов был пройти через все это дерьмо хоть тысячу раз, если бы в конечном итоге это привело меня к этому дню счастливого воссоединения с ней.

– Мам, я люблю тебя! Прости меня, миллион раз прости, – бормотал я, уложив голову ей на колени, уже не сражаясь с нахлынувшим потоком слез.

– Ну как же я могу не простить тебя, сыночек мой, – наглаживая мои волосы, причитала мама. – Я тебя тоже люблю, ты даже не представляешь себе, как сильно и безмерно, всегда буду любить! Конечно же я тебя прощаю, всегда буду прощать, только ты больше не исчезай, не пропадай, хотя бы иногда заглядывай на чай, можешь даже брать с собой своего друга, этого милого мальчика, Телепортом, кажется, его звали, и свою возлюбленную, ведь ее Хлоя зовут?

Мое сердце оборвалось при одном лишь упоминании ее имени, ведь из теплых губ моей матери оно звучало совершенно иначе… Ну конечно же мама о ней знала, наверняка тот журналюга вывалил ей все, что на меня нарыл его канал, да только забыл упомянуть о самом важном факте.

– О, мама, – прошептал я, борясь с надвигающейся истерикой. – Я бы все отдал, чтобы с ней тебя познакомить. Но боюсь, что этого уже никогда не случится…

– Все так плохо? Ты и перед девушкой сумел облажаться? – лукаво улыбнувшись, пробормотала мама, явно не осознавая всю глубину трагедии.

– Это очень долгая история, ма. Но она пропала. И я боюсь, что уже никогда не захочет ко мне вернуться.

– Ну тогда расскажи мне все, хочу знать обо всем, чем ты жил столько лет. А там, быть может, помогу тебе материнским советом. Кем бы не была твоя супер-девушка, уж кто, как не я, сможет тебе подсказать, как все можно исправить.

Эх, если бы все было так просто…