Читать книгу Арабская принцесса - Таня Валько - Страница 4

Совет перед совместным выездом в Польшу на лето Дорота решает организовать у себя. Она живет сейчас с семьей в прекрасном охраняемом поселке с названием «Техас». Объект очень большой, находится там двести разнообразных вилл: часть одноэтажных бунгало, а часть двухэтажных домов с огромными садами, а также трехэтажные блочные дома для клиентов с бумажником поменьше. Инфраструктура поселка комфортная. Построены для резидентов кафе и рестораны, детские сады и игровые площадки с кондиционером, центры фитнеса с кабинетами оздоровления. Здесь есть продовольственные магазины, цветочный магазин и бюро путешествий, а также два больших бассейна и двадцать поменьше, которые размещены на верхних этажах. Даже также есть небольшой зоопарк с несколькими животными, летний кинотеатр, корты и поля для гольфа.

За забором поселка иностранки чувствуют себя свободно, не носят абаи, водят машины и ходят в короткой одежде, поэтому даже забывают, что живут в консервативной мусульманской Саудовской Аравии.

После того как Марыся и Дорота нашли друг друга в Эр-Рияде, перед несчастливой поездкой в Ливию, дочь просиживала у матери почти все дни. Но после того как они благополучно вернулись и родилась Надя, женщины решили заниматься ребенком на вилле молодой мамы. Там есть все необходимые вещи, а также прислуга и кормилица, которую трудно было бы каждый день возить туда-сюда. Марыся сто лет не гостила в семье, поэтому очень взволнована визитом – пребыванием в искусственно созданном суверенном мире. Ей так не хватает свободы, естественности, а прежде всего того, что не нужно носить жаркого черного плаща. Она вся дрожит, зная, что через минуту будет бегать в коротких шортах, майке и открытых сандалиях. Ранним утром они подъезжают с Хамидом к большим главным воротам поселка. Входы преграждают автоматические бетонные запоры, движущиеся полосы с колючими прутами и охрана – гвардия с оружием.

– Ну, они и охраняют этих своих резидентов, – удивляется Марыся. – Еще больше, чем дипломатов ДК[26].

– Они обязаны.

Хамид с одобрением смотрит на средства безопасности.

– В последнее время были покушения? Ситуация обострилась? – беспокоится жена.

– Нужно дуть на холодное. Самые серьезные теракты в Саудовской Аравии, надеюсь, уже в прошлом. Но сейчас, во время арабской весны, снова усилились контроль и охрана, потому что в огне революции никого не пощадят. Правда, к нам еще волнения не добрались, но кто знает? Говорят, что пожар охватит все арабские страны, даже самые богатые и стабильные.

– Успокойся! Не пугай меня!

Марыся после ливийских испытаний не хочет быть свидетельницей бунта, а тем более в нем участвовать.

Хамид минует стоянку для гостей и подъезжает к воротам, предназначенным только для резидентов.

– Ты должен был оставить машину на паркинге, – нервно указывает она.

– Необязательно, – отвечает с хитрой улыбкой муж.

Мужчина, не обращая внимания на рассуждения жены, вытягивает какое-то большое пронумерованное удостоверение, тычет охраннику под нос, и тот даже без осмотра автомобиля поднимает шлагбаум.

– Снова я о чем-то не знаю, – крутит носом Марыся. – Где у тебя нет связей? Становится скучно!

– Я ведь тебе уже говорил, что еще до отъезда в Йемен мы спроектировали его и контролировали строительство.

У Марыси от удивления вытягивается лицо.

– Ты мне говорил? – Глаза женщины становятся большими. – Не может быть! Когда?

– Ты не помнишь, потому что, наверное, вообще меня не слушаешь.

Хамид недовольно сжимает руль так, что белеют запястья.

– У меня вылетело из головы, – оправдывается Марыся, так как сейчас только что-то начинает припоминать.

– Тебе совершенно безразлично, о чем я говорю.

Он останавливает машину перед домом родителей и выразительно поглядывает на свою подругу.

– Словно назойливая муха жужжу.

Марыся укоряет сама себя. «Ну, я и разболтанная! Я должна обращать внимание на слова и запоминать информацию, – решает она. – Когда он мне это рассказывал?»

Размышляя, она трет лоб. «Наверняка еще до Ливии. То, через что я позже прошла, оправдывает мою частичную амнезию. Мама почти с ума сошла, а я вычеркнула часть данных из памяти. Что делать?»

Повеселев, она тихо смеется. «А может, я тоже с ума сошла, ведь, когда ты сумасшедший, об этом не знаешь?»

Она взрывается истеричным смехом, который вызывает струи слез. Она быстро хватает платочек, прижимает его к лицу и старается овладеть собой.

– Любимая, я не хотел тебя мучить.

Хамид тихо открывает дверь со стороны пассажира и осторожно гладит ее по спине, не зная, что должен делать с расстроенной женой.

– Нет, на такие вещи я не обижаюсь. Я только не знаю, что происходит, – Марыся смеется и плачет одновременно. – Думаю только…

Она громко вытирает нос.

– В хорошенькую же семейку ты вляпался.

– Не понимаю, – ее муж улыбается краем губ.

– Мать сумасшедшая, дочь склеротичка!

Сейчас они уже надрывают животы оба.

– Hello! Nice to see you![27] Ahlan wa sahlan! – слышат они крики, доносящиеся с порога.

– Ух, пойдем к ним.

Марыся выходит из машины и трясет головой, как молодой жеребенок.

– Я должна собраться.

Она кладет мужу голову на плечо, вытирает нос о его рубашку, трет глаза, вздыхает полной грудью и поворачивается в сторону удивленной их поведением семейки.

– Наконец-то вы к нам приехали! Век вас здесь не было! – мать встает на цыпочки, притягивая голову зятя, и целует его в лоб.

– Что происходит? – шепчет она ему на ухо. – Послеродовая депрессия?

– Наверное, да, – тихо отвечает Хамид, глядя на тещу со значением.

– Сама уже почти не помню, как мой дом выглядит.

Мать подходит к старшей дочери и нежно ее обнимает.

– Почти полностью к вам переселилась. Назойливая старая баба! Мы должны после лета это как-то урегулировать.

– Привет, сестра! – Хамид похлопывает по спине обрадовавшуюся Дарью, которая на мужские нежности реагирует пунцовым румянцем.

– Входите! – Лукаш приглашает всех внутрь. – Входите скорее, а то мухи налетят, – смеется он.

Жилище пахнет лавандой, которую любит Дорота. Освежают его многочисленные украшения, в том числе и предметы саудовского рукоделия. Из колонок льется негромкий джаз. Царит приятная семейная атмосфера. Смеха и радости через край. Мать чувствует себя очень счастливой оттого, что наконец ее дочь посетит Польшу, к тому же приедет на свою родину по польскому паспорту.

– Консул Петр рассказал мне, как это делается.

Дорота набирает воздуху.

– Когда у тебя двойное гражданство, то тебе легче путешествовать, а не труднее. Поэтому так: из Саудовской Аравии выезжаешь по саудовскому паспорту, а в Англию въезжаешь по польскому. Мы члены Евросоюза, и нам не нужны визы. А потом в Польшу – тоже без проблем как полноправная гражданка. Значит, Марысенька золотая, ты вообще не должна оформлять никаких виз, только для Хамида и малышки Нади. У вас есть для нее выездные документы?

– Конечно, без нервов, – успокаивает тещу Хамид, наблюдая беспокойство в ее глазах.

– Если это кого-то интересует, то у меня многоразовая, действующая год бизнес-виза, – сообщает он.

Он чувствует, что Дорота больше волнуется из-за дочки и внучки, а он идет прицепом. После того как он пришел к такому выводу, ему становится обидно.

– Прекрасно! Мои поздравления!

Лукаш похлопывает мужчину по спине.

– Ну, развлечемся в Польше! – обещает он. – Увидишь, какой приятной может быть жизнь. Очень рад!

Лукаш говорит, и под впечатлением этих милых искренних слов из головы Хамида сразу улетучиваются глупые мысли.

– Есть только проблема с визами для Ноны и Надиной кормилицы. Я разговаривала с вашим консулом, и что-то он не слишком хотел их выдать, – сообщает саудовец. – Что-то он крутит.

– Я все знаю.

Дорота удобно садится и серьезно смотрит зятю в глаза.

– Петр – порядочный человек и наверняка что-то придумает, но… А должны ли мы ехать с прислугой, не можем так, как все нормальные люди?

– А как ты себе представляешь нашу дочь без еды? – возмущается заботливый папа. – А может, мы должны ее оставить дома, а сами отправиться в путешествие? – спрашивает он шутливо.

– Да что вы! – выкрикивает Марыся в панике. – Я не согласна!

– Ну, не нервничай так, доченька, – старается успокоить ее мать.

– Как же я могу не нервничать! Я свою крошку не оставлю!

У Марыси даже руки дрожат.

– Думаешь, что только тебя обидели, отобрав у тебя детей? – обращается она к Дороте с обвинениями. – А не думала, что чувствует такая малявка, когда вдруг остается без родителей и родительского тепла? Даже самая лучшая и самая любимая тетя этого ей не даст. Представь, что у меня тот же комплекс, что и у тебя, только наоборот. Никогда в жизни я не дам разделить себя со своей малюткой!

Она снова собирается плакать.

– Извини, – шепчет мать.

Она шокирована этим неожиданным признанием.

– Я думала только, что Надя уже настолько окрепла, что могла бы перейти на искусственное питание из бутылочки, – оправдывается она.

– Мы хотим для нашего ребенка самого лучшего. Сама знаешь, что нет ничего лучше, чем естественное вскармливание, – старается снять напряжение Хамид.

– А Нонка пригодится как нам, так и тебе, чтобы ты не гоняла с метлой или все время не сидела на кухне. Правда? – он нежно прижимает жену и гладит ее по спине.

«Бедная Мириам! Что же она должна была пережить в детстве! Сколько боли, одиночества, непонимания…» – сочувствует он ей от всего сердца.

– Молодые правы, – включается в дискуссию Лукаш, хоть все знают, что он старается не спорить и не менять замыслов Дороты.

– Нужно уладить дело с чертовыми визами и все тут! Я могу поручиться за этих двух слуг, если так нужно будет, – предлагает он.

Хамид тяжело вздыхает, потому что не ожидал таких проблем.

– Доротка, любимая, расскажи нам, что происходит. Ты ведь все время держишь руку на пульсе. В чем дело?

– Речь идет о том, что ограничена выдача виз для прислуги. И это касается не только Польши, но всех стран шенгенской группы.

– Но почему? Ведь это такие же люди, у них есть билеты на самолет, страховка и визы на пребывание в Саудовской Аравии, а также свидетельство от спонсора. Я сделал нашим девушкам даже медицинское обследование.

– Видишь, оказывается, что справка у вас очень доходное дело, – объясняет Дорота, которой все рассказал дипломат.

– Что это значит? Их продают на органы? – подшучивает Хамид.

– Все делается тут, на месте, – язвит Дорота. – Выезжающие на лето – в основном представители знатных семей – забирают с собой несколько или даже более полутора десятка слуг. Возвращается из них только двое или трое, или даже ни одного. Наше консульство год тому назад выдало, само собой разумеется, дипломатические визы саудовской принцессе и ее двадцати двум слугам. Избалованная баба брала с собой даже женщину, которая укладывает волосы или отвечает за сумки. Она летела в Польшу через Лондон, но уже в Соединенном Королевстве все смылись. Конечно, случилось это не в первый раз, и с той же знатной особой. Наши дипломатические службы связались с вашими, которые сообщили, что они борются с этой практически контрабандистской деятельностью уже долгое время. На одной служанке можно заработать тысячу долларов: столько те платят за свою свободу. Значит, знатная принцесса заработала двадцать две тысячи. Потом полетела в США. Наверняка хорошо там развлеклась.

– Неплохой номер, – Хамид полон неодобрения. – Эти люди превзошли самих себя: знают, как, ничего не делая, нахапать побольше денег. Дармоеды! Пиявки!

Нервничая, он в бешенстве потирает лоб.

– Понимаю вашего дипломата. Но ведь нас это не касается! Нельзя обобщать. Но если у парня есть идущее сверху распоряжение, то, конечно, погонят в шею, – беспокоится он. – Что вы предлагаете? Вижу, что вы больше в теме, чем я.

– Может, по крайней мере, ваша домработница полетит с нами прямо в Польшу. Тогда она могла бы получить визу нашей страны. С этим не будет проблем. К тому же если мы ее возьмем с собой, – предлагает Дорота, – с одной кормилицей не должно быть уже никаких проблем.

Она глубоко задумывается, вздыхает, и видно, что ее что-то мучит.

– Я хотела бы, доченька, предложить, – обращается она тихо к Марысе, – чтобы ты Надю подбросила дедушке с бабушкой на ту одну неделю, которую планируете провести в Лондоне. Но сейчас уже вижу, что тебе этого не очень хочется.

– Мама, поверь мне… – дочка мило улыбается. – Если она будет далеко от меня, то ничего от моего отдыха, релакса и удовольствия не останется.

– Мы остановимся в апартаментах дяди около Гайд- парка, – сообщает Хамид, а женщины смотрят друг на друга со значением, потому что подтверждаются слова Ламии. – Я думаю, что прогулки с малышкой доставят нам невыразимое удовольствие. В Эр-Рияде при этой температуре, нехватке прохлады и минимальной влажности парков это невозможно.

– Да, это поразительная идея. А кроме того, мой муженек, – ласкаво обращается Марыся к мужу, гладя его по руке, – готовит столько приключений, что недели будет слишком мало.

– Но прошу вас, не отпускайте эту индуску одну с ребенком! – Дорота даже повышает голос. – Еще нашу крошечку кто-то украдет! Увидят белого ребенка с цветной и…

Хамид театрально хватается за голову.

– Дорота! В Лондоне больше индусов, пакистанцев, негров или арабов, чем чистокровных британцев. Там трудно найти белого, незакопченного жителя, поэтому этот город, как многокультурный тигель, притягивает людей со всего мира с разным цветом кожи и разным вероисповеданием. Никогда бы не подумал, что эти снобистские колониалисты могут быть такими толерантными! Если бы я должен был где-нибудь поселиться вне Саудовской Аравии и моего любимого Эр-Рияда, то выбрал бы Лондон, – признается он.

Лицо его расплывается при воспоминании о проведенных там чудесных минутах.

– Мириам, гарантирую, что ты полюбишь этот город! – выкрикивает он в конце, неожиданно целуя жену в губы.

* * *

Многочисленная семья вместе с прислугой приезжает на трех больших автомобилях в Международный аэропорт «Король Халид» в Эр-Рияде в шесть утра. К сожалению, рейс чуть свет. Дорота и Дарья сразу стягивают с себя черные абаи, которые ненавидят. Марыся колеблется и не знает, что делать.

– Над чем задумалась? – удивленно спрашивает девушка- подросток. – Ведь это зона пересечения границы, где каждый теряет свою национальную идентичность и должен придерживаться международного права, а не местной чепухи.

Девушка тянется к плащу сестры, желая его расстегнуть. Испуганная Марыся просто подскакивает.

– Дарья! Успокойся! – кричит она, нервничая. – У меня ведь саудовский паспорт и такое же гражданство!

Она расстроенно поясняет:

– Если я хочу выехать без проблем, то еще минуту должна прикидываться саудовкой. И без того цветной хиджаб, который у меня на голове, и волосы, которые из-под него видны считаются верхом разврата.

– Марыся права, – включается Дорота и оттягивает взбунтовавшуюся девушку. – Пойдем уж, а то еще наш самолет улетит, пока мы будем спорить о каких-то пустяках.

– Так что, будешь путешествовать, как какая-то черная ворона? – возмущается малолетка.

– До поры до времени! В самолете разденусь. Обещаю.

– Лишь бы не догола!

Лукаш шутя берет свою ручную кладь, а остальное, чуть ли не скирду сумок и чемоданов, толкают на тележках два грузчика-пакистанца.

Марыся, конечно, права. Вылет поляков проходит молниеносно, а саудовцев, как рентгеном просвечивают.

– Это твоя жена? – спрашивает Хамида таможенник.

– Да.

– Она не саудовка?

– У нее же саудовское гражданство! – бен Ладен потихоньку теряет терпение и повышает голос.

– А где она родилась? В Польше? – бдит службист. – Тогда почему у нее арабская фамилия?

– Отец – ливиец.

Хамид старается отвечать спокойно, а женщина, из-за которой ведется следствие, разумеется, покорно молчит, скромно опустив взгляд. Она видит краем глаза, что ее мать на другой стороне поста символически разводит руки в стороны.

– Ты мог бы позаботиться о том, чтобы твоя жена одевалась как надо и не оскорбляла Бога, – обращается с критикой таможенник к своему земляку. На Марысю он бросает лишь один презрительный взгляд.

После того как перевернули все документы, более получаса вели расследование, портя нервы, вся семья в сборе. Удается пойти на утренний кофе в бар на первом этаже. Все молчат и про себя думают, какие еще проблемы должны будут решить. Но уже ничего неожиданного или досадного не происходит, только забавная процедура, которую, пожалуй, кроме Саудовской Аравии, нигде больше не встретишь. Женщины к самолету проходят одним рукавом, а мужчины – другим. Женщин и их сумочки снова проверяет очень милая англоязычная таможенница. Она, конечно, в черной абае, а лицо под чадрой. Видны только черные доброжелательные глаза, сильно подведенные кохлем.

– Зачем им все те интроскопы, рентгены, сканеры, когда в итоге какая-то глупая баба всовывает свои грязные лапы в мою сумочку! – возмущается Дарья, фыркая себе под нос, и после осмотра буквально бежит внутрь.

Хамид купил авиабилеты для себя и жены, разумеется, в первом классе, поэтому у Лукаша уже не было выхода: он был вынужден взять четыре места для своей семьи в той же части самолета. Прислуга с ребенком, чтобы быть поближе к господам, была в бизнесклассе. Все сидят на первых креслах, сразу же за тонкой стенкой, отделяющей их от хозяев.

Никто из саудовцев не обращает внимания на молодых арабов, путешествующих с прислугой. Но европейцы, которым и так саудовцы-работодатели все возмещают, скептически поджимают губы и бросают пару злобных взглядов.

– Зависть – это очень противная черта характера, – шепчет Хамид жене на ухо.

– Посмотри, как мама переживает.

Марыся хохочет, видя пунцовый румянец на бледном лице Дороты.

– Мамуль, все окей?! – обращается к ней дочь, крича во все горло, а мать только делает ей знак рукой: потише.

– Люкс! – вообще не беспокоится Дарья. – Спасибо, Хамид! Первый раз в жизни летим таким классом.

– К сожалению, не я это организовал, – объясняет он смущенно. – Я хотел, но Лукаш, не знаю почему, уперся и сделал это сам.

Поляк улыбается уголком губ.

– Послушай, у каждого есть чувство собственного достоинства. Моя фирма платит за наше путешествие, – шепчет он, весело подмигивая зятю. – Я должен был кое-кого взять за яйца, чтобы дали так много.

Гордый, он делает большой глоток виски и, закрыв глаза, наслаждается его вкусом.

– Пожалуй, теперь только так и будем летать. Если мои женщины войдут во вкус, то уже не отвертишься.

При взлете все сиденья, разумеется, должны быть в вертикальном положении, ремни пристегнуты. Каждый затаил дыхание. Это необязательно. На прекрасных британских авиалиниях и машины, и пилоты отличные. Но известно, что каждый, у кого есть хоть немного воображения, боится летать. Сегодня же первый офицер – поляк, а среди стюардесс также две землячки Дороты. Это вызывает у нее полное доверие и патриотические чувства. Когда самолет достигает почти десяти тысяч метров и выравнивает полет, можно расслабиться, подняться с места или разложить глубокие мягкие кресла. Автоматически закрывается штора, скрывающая будь то одиночные, будь то двойные места, расположенные «валетом».

В этом классе и на этих линиях можно чувствовать себя комфортно и свободно, никто, кому не следует, не наблюдает за пассажиром и не беспокоит его. В распоряжении всех мягкие подушки в наволочках, миленькие бежевые пледы, несколько наушников и косметичка со всем необходимым для личной гигиены. Перед каждым пассажиром – экран, на котором можно посмотреть новейшие фильмы или понаблюдать за траекторией полета. Если кому-то не хочется таращиться в экран, он слушает музыку. Теперь и Марыся чувствует себя свободной. Она встает, демонстративно стягивает абаю и хиджаб и как попало запихивает их в сумку. Довольная, она падает на сиденье, а Хамид нежно поправляет локон, спадающий ей на лицо.

После сытного и исключительно изысканного перекуса, состоящего из икры, копченого лосося, французского паштета из гусиной печени, разнообразных салатов, горячих перепелок в кисло-сладком соусе со специальными клецками, десерта и гектолитров напитков, даже Дорота набирается смелости и отвязывается.

– Теплые булочки с маком и лебнехом[28] были самыми вкусными, – наклоняется Дарья из-за шторы и показывает всем мордашку, еще запачканную едой.

– В тебя, дочь, не стоит инвестировать, – добродушно смеется Лукаш.

– А Адаш что-то ел? – беспокоится Дорота, изолированная от сына.

– Конечно, конечно, – смеется девушка. – То же, что и я, только я посыпала ему сверху сахаром.

– А что он делает? Может, хочет ко мне?

– Сейчас хлещет колу и не отрывает нос от iPad-a, который, не знаю зачем, вы ему купили.

Девушка критикует родителей и то, что они балуют ее любимого братишку.

– Хорошо, хорошо! Кто бы говорил, мудрая неизбалованная девушка. А кто сказал, что дня не проживет, если не получит самый новый телефон самсунг «Galaxy Note»? Для чего тебе такой высокотехнологический аппарат, я не знаю, но стоил он, как нормальный лэптоп, – шутит Лукаш со своей любимицей. – Так что не критикуй, котик.

Он встает, наклоняется через высокие поручни кресла и ерошит волосы приемной дочери.

– Эй, эй! – довольная Дарья изображает обиженную и забавно стряхивает руку отчима. – Немного частной жизни! В конце концов, я не для того лечу первым классом, чтобы сосед цапал меня за волосы.

В этот момент она взрывается юным безудержным смехом.

– Как я рада, что мы наконец выбрались вместе на отдых!

Марыся не может прижаться к мужу, потому что сидит напротив, но она кладет ноги стопами ему на колени.

– Слушай, а ты не переборщил с мероприятиями в Лондоне? – возвращается она к теме, которая в последнее время мешает ей спать. – Ты купил через Интернет гору билетов за чудовищные деньги.

Она наклоняется к своему компьютеру.

– Как мы сможем это все посмотреть и еще ежедневно ходить с Надей на обещанные прогулки, я не понимаю.

– Что ж, всегда можно изменить и сократить богатую программу, – улыбается Хамид, держа баночку с пивом. – Может, прогулки сократим до получаса?

Он веселится.

– Ну что ты! – возмущается Марыся. – Ребенок наконец может подышать свежим воздухом, без пыли, угара и пересыхания в горле! И ты хочешь ее этого лишить?

– Любимая, я пошутил! – ничто не может испортить ему настроение и нервы жены вообще не выводят его из равновесия.

– Уф…

Марыся наклоняет голову над стопкой бумаг, открывает ноут с календарем и принимается писать.

– Что ты делаешь?

Хамид наклоняется и смотрит с интересом.

– Нужно составить план отпуска, все записать, что, где, когда и во сколько. А то иначе вообще этого не осилим. А я между тем хочу все увидеть.

Взволнованная, она поправляет волосы и закладывает пряди за уши.

– Я подготовилась, купила путеводители, план города и распечатала из И-нета дополнительную информацию.

Она машет стопкой бумаги в подтверждение своих слов.

– Я могу служить тебе путеводителем, – Хамид нежно гладит жену по ноге. – Я знаю этот город как свои пять пальцев.

– Да, помню. Ты останавливался уже в апартаментах дяди? – невинно спрашивает она.

– Если ты так хорошо ориентируешься, то наверняка должна знать и то, что я жил там каждый раз, когда бывал в Лондоне. Наверное, не раз и не два посещала тебя Ламия и наверняка сделала отчет обо всем, – он не скрывает неудовольствия. – Конечно, рассказала тебе свою версию событий… – Он разочарован. – Это исключительно зловредная женщина, паршивая, расчетливая, лживая и обладающая большими способностями манипулировать людьми, – сообщает он, стараясь совладать с эмоциями. – Не знаю, хорошая ли это мысль, чтобы именно с ней ты основывала благотворительную организацию.

– А с кем еще? – взрывается Марыся, но сразу же понижает голос.

– С кем хочешь, только не с ней, – говорит Хамид театральным шепотом.

– Я в Эр-Рияде никого не знаю, прежде всего, никого с такой суммой и при таких связях. Что может случиться? Возможно, все сорвется, мы никому не поможем, – утверждает она беззаботно.

– Девочка моя, ты по-прежнему наивна! – делает нелицеприятный вывод Хамид. – Не исключено, что ты потеряешь все с таким трудом ввезенные нами в Саудовскую Аравию деньги. Но и это не наихудшая версия событий. Она может задать тебе больших хлопот! И это серьезно! – предостерегает он.

– Ты ее попросту ненавидишь, – к такому выводу приходит ревнивая жена. – Почему ты обвиняешь ее во всем плохом, что случилось с тобой? А может, ты сам немножко виноват? – язвительно спрашивает она.

– Окей, в те годы, когда мы общались, я не был воспитанным парнем…

– Вы встречались, – перебивает Марыся.

– Хорошо, мы встречались, – покорно признается Хамид. – Но если бы она не провоцировала, моя сестра была бы жива. И мать тоже.

– Как это? Она провоцировала? Ведь это твоя сестра вела автомобиль?

– Да, только Айша выпрашивала поводить «Шевроле Камаро» Ламии, а та ей его дала без проблем. Ехали вместе. Моя вина только в том, что я согласился и сам гнал за ними на «порше» сестры, – рассказывает он совершенно новую версию событий. – Девчонка не знала автомобиля, а машина Ламии по сравнению с машиной Айши, как ракета против телеги. – Он умолкает, а Марыся его не подгоняет. – Эта кретинка-принцесса вначале высунулась до половины из машины в окно и корчила рожу, как придурковатый американский ковбой. Когда скорость была бешеной, она наконец приземлилась на свою худую задницу, но зато выставила в окно ногу. Ламия мою сестру подзуживала, подгоняла – и разгорячила… – он прерывается, потому что от злости ему нечем дышать. – Я тоже не справлялся с «порше», только сжимал руль и зубы. Буквально летел над трассой. Айша в итоге задела фонарь, тогда Ламия потеряла стопу. Тогда моя машина буквально оторвалась от шоссе, взлетела в воздух и начала кувыркаться. Слава Богу, что я упал на обочину, и никто на меня не наехал. Если бы дверь не выпала и я вместе с ней, то тоже уже был бы мертв.

– Что с тобой случилось? Сломал себе что-нибудь? – беспокоится жена, хоть рассказываемые события случились десять лет тому назад.

– Стукнулся головой о камень и лежал без сознания до приезда машины «скорой помощи». Очнулся в больнице, голова разбита, вся в бинтах. Несмотря на то, что выл от боли и не мог держаться на ногах, по собственному желанию выписался из клиники и помчался к сестре. Мама уже была там.

Воцаряется неловкое молчание.

– Остальное ты знаешь. В какую версию ты поверишь, это уж твое дело. Мириам, я прежде не рассказывал тебе всего с подробностями, потому что хотел пощадить тебя и себя.

Он смотрит жене прямо в глаза.

– Любимый! Конечно же, я верю тебе! – горячо выкрикивает Марыся. – Ну, эта Ламия и лжет! Для чего? Зачем?

Она удивляется.

– По всей видимости, хочет тебя против меня негативно настроить, вот что! Я с ней быть не захотел, так в наказание пусть я останусь один, как пес, пусть жена уйдет от меня, забрав любимого ребенка!

Хамид бесится так, что просто искры летят у него из глаз.

– Ну, я и глупец! Я думал, что она изменилась. А тут, пожалуйста! Как эта девка вмешивается и интригует! Она в молодости могла еще похуже вещи делать…

– Что именно? Расскажи мне уже все разом, – подговаривает Марыся, уже разнервничавшись. – Выбросим это в конце концов из головы.

– Если хочешь, я открою перед тобой настоящее лицо твоей любимой принцессы, – издевается ее муж. – Дай, подумаю.

Он устраивается удобно в мягком кресле и, закрыв глаза, откидывается на спинку, заказывает у стюардессы стакан воды и продолжает:

– Когда она только очухалась после аварии, стараясь мне досадить, нашла себе любовника. Она думала, что таким способом отомстит за разрыв отношений. А я не мог на нее смотреть! Вдруг я осознал все ее интриги и чудовищность поступков, которые она совершала. У меня открылись глаза! Как бы но ни было, ее любовник не был ни арабом, ни мусульманином. Здесь она уже несколько перегнула палку, пошла ва-банк. Бедный парень был американцем и, пожалуй, исключительным глупцом, так как с ней спутался. Мало того, что она представительница правящей ортодоксальной касты, да еще и дочь ислама. Просто дебил! Или читать и писать не умеет, неграмотный какой-то! Достаточно взять в руки первую попавшуюся газету, исследование или даже прогуглить тему: «Возможность связи мусульманки с немусульманином». Наверное, он не знал, чем это грозит, особенно в Саудовской Аравии, а то иначе ради такой девицы не рисковал бы головой! Она, конечно, ничего не чувствовала по отношению к нему, потому что не скрывала свою связь. Ламия выставляла его напоказ, появлялась с парнем на каждом шагу. Она просто хотела, чтобы это дошло до меня. Не обратила внимания на тот факт, что мне это безразлично!

Он тянется за стаканом и делает пару небольших глотков.

– Чем же это кончилось? Говори же скорей, а то просто какой-то ад! Так подло использовать наивного парня!

Марыся возмущается, вовсе забывая, что борьба велась за ее супруга.

– Через некоторое время дело дошло до двора. И началось. Разумеется, арестовали и одну, и другого. Только принцессу – под домашний арест, а американца бросили в тюрьму строгого режима. Провозгласил им фатву главный имам не только Эр-Рияда, но всей Саудовской Аравии. Приговор был, конечно, страшный – смерть.

– А как же ей удалось из этого выбраться? – хватается за голову Марыся. – Это невероятно!

– Тихо, все по очереди.

Муж смиряет ее пыл, цинично прищуривая глаза.

– Дойдем и до этого. Огласили в прессе вердикт, и в качестве примера и для острастки черни смертная казнь должна быть приведена в исполнение публично, на знаменитой площади Чоп-Чоп[29].

– На Аль-Дейре? Там, куда я езжу за покупками на Золотой рынок? – задает Марыся риторический вопрос.

– Ну, разумеется! Красивый сквер с фонтанами напротив Главного бюро комиссии по поддержанию невинности и предупреждения преступности по пятницам иногда используется как место казни.

– Я всегда думала, что это сплетни. Не хотелось в это верить! Ты был там? – шепчет она в ужасе.

– Не могу себе этого простить… – произносит Хамид.

Марыся в шоке от того, что муж так искренне признается в зверстве.

– Позже я очень жалел об этом, так как многие годы этот кошмар преследовал меня. Не нужно быть злобным. Это событие вылечило меня от гнусного ощущения раз и навсегда.

Он умолкает, сглатывая, и в душе надеется, что жена прервет его признания. Этого не происходит. Женщина смотрит на него с ужасом, пылающий румянец заливает ее лицо.

– Толпа вела себя как на древних турнирах: выла, свистела, топала, аплодировала… что-то страшное! Я стал сзади у самого края, но масса людей потянула меня за собой и ни с того, ни с сего я оказался в первом ряду. Не было никакого ограждения, никакой полиции, никакой ленты, закрепленной на столбиках. Все знали, где остановиться, и никто не пересекал условной линии. Первым привезли мужчину. Он вышел из тюремной машины вполне спокойный и владеющий собой.

Хамид вытирает лоб, который покрыли капельки пота. Он сделался до смерти бледным. Сердце у Хамида стучало, как молот, будто он, как тогда, находится на месте казни. Кровь пульсирует и шумит в голове до такой степени, что собственный голос слышится ему, как через отражающую мембрану.

– Этот молодой блондинчик, казалось, смирился со своей судьбой. Я не в состоянии этого понять, но позже слышал сплетни, что приговоренных к смерти накачивают наркотиками и бедолаги вообще не понимают, где находятся и что им уготовано. Палач уже ждал. Это был высокий худой мужчина, который очень гордился профессией. Он исполняет свою работу каждый день. Я недавно читал с ним интервью в Интернете. Он хочет передать свое искусство сыну… – сообщает Хамид с издевкой, но в действительности хочет оттянуть свой рассказ. – Американец стоял, как невинный барашек, ждущий своего конца, и удивленно осматривался, щуря при этом глаза от слепящего полуденного солнца. Мясник не отрезал ему голову тесаком, о нет! Мы, арабы, любим театр и поэзию, – шутит он.

Горло его сдавлено, потом, целую минуту Хамид откашливается.

– Палач взял размах по полукругу и подбежал к жертве. В конце он сделал три длинных прыжка. При последнем он поднял вверх большую саблю. Ее острие блеснуло и молниеносно опустилось на шею юноши. Голова покатилась по площади, по красивым отполированным терразитовым плитам. Ты не представляешь, сколько в нас крови! Не верю медикам, что только шесть литров! Ярко-красная кровь хлынула из шеи блондина, а его маленькая головка откатилась на два метра от тела, которое извивалось в предсмертных конвульсиях.

Марыся машинально теребит пальцами бахрому пледа. «Что за страна? – приходит ей в голову. – Какое зверство! Почему мы должны там жить? Почему обрекаем на это свою дочку? Мама была права, они еще не вышли из Средневековья».

– А принцессе все сошло с рук? – спрашивает хриплым тихим голосом Марыся, думая, что это уже конец страшного повествования.

– О нет, моя любимая! – язвит Хамид. – Когда собрали парня и его останки бросили на грузовик, включились те красивые фонтаны, чтобы смыть пурпур крови и обломки костей. Через минуту воду перекрыли и автоматически закрутили клапан, находящийся в плитке площади. После наведения кое-какого порядка привезли девушку. Она приехала в красивой большой машине с приводом на все четыре колеса. Пожалуй, это был «Форд Экспедишн». – Он секунду раздумывает над совершенно несущественной подробностью. – Она сидела сзади, а по обеим сторонам от нее – другие две женщины. Наверное, охрана. Вся в черном. На ней, конечно, была черная абая, к тому же черный никаб[30] и отодвигающаяся накидка на глаза с тюлевой вуалью. Руки в перчатках, а на ногах, обутых в мокасины, – черные носки. Не было видно ни сантиметра ее кожи – ничего. Она выглядела как черный дух, на котором ветер шевелил полы длинного, до земли, черного плаща. Как и ее предшественник, она шла на смерть без малейшего сопротивления. Знаешь, над чем я тогда интенсивно думал?

– Не имею понятия, – признается Марыся. – Как оттуда сбежать? – пробует она догадаться.

– Нет. Я думал, как этот умелый палач отмерит, чтобы ударить именно по шее, а не где-нибудь еще. Ведь та девушка выглядела как черный холмик, шире внизу и сужающийся кверху. На широкой сермяге не определялась ни попа, ни бедра, а тем более шея!

– Ради Бога! И что? Это же была резня среди бела дня! – выкрикивает она в ужасе.

– Спокойно. Видно, они имеют опыт в казнях женщин тоже, потому что палач достал небольшой револьвер. Раздался один выстрел. Девушка упала. Тут же подбежал доктор в белом халате, послушал ее стетоскопом и утвердительно кивнул головой. Вот и все.

Хамид глупо улыбается.

– Постой, постой! – вдруг что-то доходит до слушательницы. – Ламия была у меня несколько раз, в последний раз не более чем две недели назад, значит, что-то тут не складывается!

– Мистификация, вот что!

Возмущенный мужчина грозит пальцем.

– Если бы я это тогда знал! – задумывается он. – Хотя это мне бы много не дало: я, пожалуй, так же бы пережил трагичную смерть чужих людей, как и знакомых. Бог свидетель, это страшно!

– Расскажи, как они это сделали? Кто это был? Как можно лишить жизни невинного человека?

– Все возможно. Американцы даже не муркнули. А ведь если бы убили их гражданина, то шумели бы, как сумасшедшие, разорвали бы дипломатические отношения, и от Эр-Рияда не осталось бы камня на камне.

– Ну да, – признает его правоту Марыся, зная, как янки могут бороться за своих.

– Об экзекуции помалкивали. No comments. За этого несчастного блондина заплатили большие деньги или где-то нашли его на свалке. Не имею понятия. А бедная убитая? Говорят, что девушку купили у бедуинов. Отец без зазрения совести продал ее за большие деньги. Очевидно, у него было много дочек, – решил Хамид.

– Черт побери! – не выдерживает Марыся. – Это же торговля живым товаром!

– Согласен.

Муж признает, что жена права. А она внезапно встает и бросается в бизнес-класс. Через минуту возвращается, неся на руке спящую Надю.

– Представь себе…

– Нет! Никогда!

Они точно знают, о чем каждый из них подумал.

– Заканчивай уже, прошу тебя.

Марыся садится, опускает поручень кресла, укладывает новорожденную на животик и прикрывает ее пледом. Отец протягивает руку и поправляет одеяло.

– Ламии, конечно, неофициально, заменили смертную казнь изгнанием.

– Куда же ее изгнали? Она говорила, что закончила юридический факультет в Сорбонне? Я ничего уже не понимаю!

– Это такая княжеская экспатриация. Прямо в Париж, – шутит Хамид. – Но эта «француженка» там не осталась, а вдруг беспрепятственно вернулась через шесть или семь лет в Эр-Рияд. Ха!

– И что? Никто не удивился? Никто ни о чем не спрашивал? – не верит Марыся собственным ушам.

– Я, как ее увидел, чуть не потерял сознание. Помнишь мою с ней стычку в Бахрейне? Тогда я, собственно, отдавал себе отчет в этом мошенничестве и думал, что от бешенства меня удар хватит. Все равны, но есть равнее других. Соблюдение закона – только для маленьких людей, – горько подытоживает он.

– Ах, чтоб тебя!

Марыся сжимает руку супруга, теперь уже досконально понимая его реакцию и неприязненное отношение к этой испорченной женщине.

– Знаешь, я еще подумаю, создавать ли с ней благотворительную организацию. Ты прав, от нее всего можно ожидать. Не моргнув глазом она может доставить нам большие неприятности.

– Я тебя не хочу отговаривать от этой идеи. Она прекрасна, но нужно знать, с кем сотрудничать.

Супруги остаток долгого полета проводят в молчании, размышляя о человеческих судьбах и своей жизни. Хамид надевает наушники и включает классическую музыку. Марыся долго прижимает любимую доченьку, они вместе глубоко засыпают. Невинный ребенок мечтает о чем-то приятном, потому что поминутно улыбается. Мать же мучат кошмары.

* * *

– Быстро, быстро!

Дорота снова нервничает, но на этот раз у нее есть на это основания.

– Мама, не преувеличивай! – протестует Дарья и, шаркая ногами, тащится позади всех торопящихся. – Ведь у нас есть целых полтора часа.

– Только полтора, – подключается Хамид. – Мы с Мириам можем даже еще выскочить на кофе, потому что мы выходим в городе. Но вы летите в Варшаву, поэтому должны переехать с пятого терминала на третий, а это, поверь мне, большой отрезок пути. Хитроу – это один из самых больших аэропортов в Европе. Будете ехать вначале пятнадцать минут автобусом, а потом подземным поездом. Иногда его нужно еще подождать, поэтому поспеши! – он осторожно подталкивает ее в спину.

– Держитесь!

Марыся на бегу целует мать и машет им рукой на прощанье.

– Maaм[31], может, я с вами останусь?

Служанка-филиппинка Нона боится чужих людей.

– Ведь я могу пригодиться, – уговаривает их она, преданно глядя в глаза.

– Беги же, женщина! – бесится саудовец. – Держись от них недалеко, а то еще потеряешься и наделаешь нам хлопот!

– Увидимся через неделю! – польская семья посылает воздушные поцелуи и садится в автобус.

– Уф!

Марыся поворачивается к отъезжающим спиной.

– Едем домой. Я от них немного устала.

В аэропорту их ждет арендованный автомобиль. Они быстро садятся в «Мицубиси» максивэн, но на место приезжают только через сорок пять минут. Лондон – это более чем восьмимиллионный красивейший мегаполис. Поэтому, несмотря на то, что они страшно задержались и поминутно стоят в пробках, для Марыси время летит быстро.

– Это Гайд-парк! – выкрикивает она взволнованно, потому что узнает изображение на фотографиях, которые так скрупулезно в последний месяц изучала.

– Да, уже почти приехали. К сожалению, мы ехали так долго, потому что попали в час пик. В полдень в центре хуже всего, хоть в принципе должен тебе сказать, что здесь никогда не бывает пусто.

Хамид довольно оглядывает знакомые места.

Здание, в котором располагаются апартаменты дяди, огромное, в старом солидном викторианском стиле и, обновленное после реставрации, просто ослепляет белизной. Входят, открывая большую застекленную дверь с помощью кода. Глазам прибывших открывается огромное фойе со стойкой и предупредительным консьержем за ней, который сразу узнает молодого саудовца. Он помогает внести чемоданы, подает вниз лифт и постоянно добродушно улыбается. На их этаже холл освещают торшеры с кремовыми абажурами, давая неяркий свет, а пол прикрывает мягкий ковер цвета капучино. Каждые пару метров античные стульчики с искусно выгнутыми ножками. На одном – высокая ваза со свежими цветами, на другом – ваза, наполненная ароматными сушеными фруктами. Марыся поражена, так как не ожидала увидеть такой комфорт на чужой земле. Она думала, что семья мужа очень богата по саудовским меркам, но не по европейским, а тем более британским. Апартаменты открывают с помощью карты, молодые со служанкой-индуской и спящей в коляске крошкой пересекают порог. Хамид сразу падает на софу, но Марыся и Альпана стоят как вкопанные. Гостиная громадная и поразительно светлая. Одна из стен – сплошное окно, вмонтированное на расстоянии пятидесяти сантиметров от пола и почти до потолка. Закрывают его чудесные вышитые тюлевые шторы и тяжелые, связанные шнуром гардины. Стягивающая подвязка – в том же тоне, только чуть темнее. Украшены они кристаллами и кистями с шелковой бахромой. Когда женщины с трудом отрывают взгляд от чудесных хрустальных украшений вдоль штор, они переводят изумленные взоры на мебель.

– Это все антиквариат? – Марыся не дыша произносит первые слова.

– По большей части.

Хамид, видя шок на лице жены, озорно улыбается.

– Дядя был заядлым коллекционером предметов искусства и разбирался в этом.

– У него есть вкус! Никогда не надеялась такое увидеть у парня, который каждый день надевает белую тобу, платок на голову и шлепанцы, – искренне признается она, не задумываясь, что ее слова могут задеть супруга.

– Этот парень, – отвечает Хамид с издевкой, – окончил в Британии факультет истории искусства, и только ситуация дома вынудила его руководить семейным бизнесом. Не оценивай людей по одежде.

– Извини, но это культурный шок, – Марыся приседает рядом с мужем на краешек, потому что боится, что старое кресло тут же под ними развалится.

– Вся мебель отреставрирована, а когда чего-то не хватало, дядя заказывал у столяра, специализировавшегося на изделиях той эпохи. Идите, я покажу спальню, – говорит он.

– Я должна спать на этой большой исторической кровати, мaaм? – спрашивает с ужасом Альпана.

– Если господин так говорит, то так, по-видимому, должно быть.

Марыся тоже этому удивляется, но что делать.

– А здесь нет служебных помещений, – не выдерживает она, спрашивая у мужа. – Индуска должна спать в викторианской спальне? – шепчет она ему на ухо.

– Любимая, ну ты и расистка! – в голосе мужчины веселье. – Есть только маленькая клетушка без окна. Ты хочешь, чтобы она там жила с нашим ребенком или чтобы Надя была с нами и ночи напролет плакала?

– Пусть будет, как ты запланировал. Я уже ничего не говорю, – смутившись, она поворачивается спиной.

– Распаковывайся! Чего ты ждешь?! – кричит она ни в чем не повинной кормилице.

– Я думаю, что сегодня мы устроим себе организационный день, – Хамид хватает разнервничавшуюся Марысю в объятия. – Как смотришь на то, чтобы вздремнуть?

– Ну что ты? – возмущается девушка. – Лондон ждет! Я так возбуждена, что глаз бы не сомкнула!

Мужчина хмурится, потому что рассчитывал по крайней мере на непродолжительный отдых.

– Так что ты хочешь делать? – сопит она недовольно. – В трех минутах от нас торговый центр «Уайтлиз» со множеством кинотеатров, ресторанов и бутиков. Там магазины всех известных мировых марок. Отреставрированы Вестбурн-гроув и Квинсвей – это изящные места: одно – чтобы что-то купить, другое – чтобы потом что-то изящное перекусить. Тоже близко, – описывает он, не обращая внимания на то, что подруга протестующе машет головой. – Уже знаю, специально для тебя! – выкрикивает он, счастливый, что наконец удовлетворит свою привередливую женщину, хоть по-прежнему не в большом восторге от перспективы ожидающей его эскапады. – Рынок Портобелло, самая известная торговая улица в мире, проходит через сердце Ноттинг-Хилл, известного всем по фильму с Хью Грантом и Джулией Робертс. Это многолюдный бульвар, по обеим сторонам которого под навесами находятся магазины, а посреди – обычные ларьки. К тому же можно торговаться! Что-то вроде нашего арабского рынка. Торгуют арабы, индусы, пакистанцы, негры…

– Поразительно! Наверняка еще туда пойдем, – Марыся наконец прерывает этот перечень. – Но не сегодня. Мы падаем от усталости.

Хамид вздыхает с облегчением.

– Сейчас я отправляюсь в парк на прогулку, – решительно сообщает она.

– Как это?! Сама?! Я пойду с тобой!

– Так это! Большую часть жизни я жила в странах, которые были для женщин тюрьмой, а Саудовская Аравия – это уж какой-то апогей! – выкрикивает она в бешенстве. – Извини, но тут, в Англии, я не нуждаюсь в махраме! Freedom[32]! – орет она во все горло.

– А если ты потеряешься? – муж, как всегда, беспокоится. – А если кто-нибудь к тебе пристанет?

– И что? Я маленькая девочка или взрослая женщина? Этот ваш саудовский подход!

– Но любимая! Не хочу тебя связывать или дискриминировать, но…

– Так в чем дело? А? Я не говорю? Не знаю языка?

– Тебе в самом деле будет приятно таскаться одной в чужом городе?

– Я возьму с собой Надю, – сообщает Марыся неохотно, кривя рот в сторону. – Так уже лучше? Я не буду шляться, наводя на мысль всех проходящих самцов, что вышла подцепить кого-нибудь. А ты сможешь спокойно упасть в объятия Морфея.

Она прямо смотрит в глаза ревнивому, но почти засыпающему мужу.

– Так, может, возьмешь с собой Альпану? – советует мужчина. – Она будет катить коляску.

– Ты что, идиот или только прикидываешься?! Я что коляску толкать не умею? Альпина, иди сюда! – зовет она няньку. – Приготовь Надю на прогулку и накорми ее хорошо, так как мы вернемся только через пару часов.

Из-под прищуренных глаз она наблюдает за Хамидом и его реакцией на ее слова, но лицо пораженного саудовца превращается в маску и не выражает никаких чувств.

– А у тебя есть какие-нибудь нормальные шмотки для Лондона? – спрашивает индуску Марыся, когда та через минуту входит с ребенком на руке.

– Это мое самое лучшее сари, – поясняет прислуга с гордостью. – У меня есть еще таких два. Специально перед отъездом у швеи пошила в Аль-Басе[33].

– Я очень рада этому, но неужели ты хочешь в традиционных шмотках просто из другой эпохи ходить по улицам среди нормальных людей? – подшучивает над ней хозяйка.

– Здесь каждый одевается, как хочет, – поясняет Хамид, стараясь сдержать острый язык жены, которая своей болтовней огорчает не только его, но и женщину, которая отдала за наряд тяжело заработанные деньги. – Негры носят свои разноцветные платья и тюрбаны, пакистанцы – туники и панталоны, арабы – тобы или галабии, а их женщины – абаи и чадры. Это свободная страна. Каждый поступает, как заблагорассудится, и никто никого ни к чему не принуждает. Ты не хочешь ходить в абае, не надо, но оставь в покое бедную женщину.

– Альпана, – впервые Марыся правильно произносит ее имя. – Если бы у тебя были джинсы, хлопчатобумажные футболки, цветные блузки, модная куртка, удобная спортивная кожаная обувь, ты не хотела бы носить это вместо сари?

– Я…

Индуску берет оторопь, и она с минуту молчит.

– Хотела бы, – шепчет она, очарованная такой перспективой.

– Ха! Видишь! – выкрикивает довольно Марыся, упрекая мужа в незнании. – Ношение национальной одежды – это не всегда результат осмысленного выбора. К сожалению, чаще диктуют традиции.

– Завтра едем в Кэмден-таун за покупками, – сообщает она еще более шокированной прислуге. – Если будешь одета по-европейски, то сразу же лучше себя почувствуешь и не придется бинтовать себе почки.

Она смеется, беря сверток со спокойной Надей, которая выдержала всю тираду матери, и в хорошем настроении выходит на свою первую в жизни самостоятельную европейскую прогулку.

* * *

Марыся долго ждала сегодняшнего дня. Даже не надеялась, что Хамид запомнит ее рассказы еще с Йемена о том, как она обожала мультфильм-сказку «Король Лев», и в Лондоне организует ей такой сюрприз. Бродвейский мюзикл «Король Лев» в старом театре «Лицеум» недалеко от Ковент- Гарден! Событие обещает быть чудесным, перед представлением взволнованная Марыся не спит всю ночь. Под утро она наконец впадает в дремоту, поэтому Хамид сам отправляется с Надей на прогулку.

В час дня любительница сказки стоит у двери.

– Мы уже должны выходить!

– Любимая, ведь спектакль в полтретьего! – муж посмеивается себе под нос. – У нас уйма времени.

– Но у нас еще на руках нет билетов! – Марыся нервничает, как и ее мать. – Ничего, что ты заплатил через Интернет, отвалив кучу денег? А теперь на полчаса раньше выступления мы должны еще получить билеты в кассе театра. Может быть очередь, в метро задержишься…

Ей не хватает воздуха от возбуждения.

– Ну, поспешим же! – не выдерживает она, хватая спортивный пиджак мужа, и почти выбегает из дому.

Марыся выглядит прекрасно. Никто бы не сказал, что полгода назад она носила больших размеров тяжелый живот. Никто бы вообще не подумал, что у нее есть ребенок! Она по-прежнему стройна, прежде всего благодаря длинным ногам, которые прекрасно смотрятся в итальянских туфлях на шпильке. Узкие бедра и осиная талия чудно контрастируют с большим бюстом. Буйные, непослушно вьющиеся волосы она уложила в туго заплетенную косу, которую искусно закрепила на затылке с помощью шелкового шарфа и шпилек. Специально для этого случая она надела элегантное платье до колена из мягкого бархатного трикотажа с добавлением шелковых и эластичных нитей. Весь шик его – в цвете и модели, материал глубокого черного цвета богато расшит красными цветами, фасон же подчеркивает фигурку женщины, облегая ее молодое тело. Каждый второй мужчина на улице или в метро оглядывает красивую арабку. А она, не подозревая о своей красоте и сексуальности, идет, как модель по подиуму, лениво двигая бедрами.

– Нужно было взять такси, – злится Хамид, но старается явно не выказывать ревности. Зачем толкаться в метро!

Он обнимает жену за талию, чтобы показать, кому принадлежит эта восточная красавица.

– Sorry, – какой-то молокосос намеренно трется о Марысю бедром.

– Cheers[34]! – другой парень, хотя места достаточно, подталкивает ее к металлическому поручню и сладко ей улыбается.

– Hey, you! – не дает женщина себя в обиду. – Отодвинься, к черту!

Она кричит на весь вагон, и вдруг вокруг нее становится пусто.

– Еще раз, и получишь в морду!

– Я, собственно, хотел тебе рассказать…

Смущенный и немного испуганный Хамид бледен, как стена. Но он невероятно горд воинственным характером подруги.

– Хотел тебе рассказать, – повторяет он, приближая губы к ее уху и чувствуя, как в штанах становится жарко, – что изобретение абаи не так уж плохо и глупо. Но теперь я уже точно знаю, что ты в этом не нуждаешься, потому что сама прекрасно справляешься.

– Достаточно немного доверия, мой Отелло, – обожаемая женщина кокетливо улыбается и ловко выскакивает из поезда на одну остановку раньше.

Супруги, обнявшись как пара подростков, неспешно пересекают Ковент-Гарден.

– Как здесь прекрасно!

Марыся замедляет шаг и восхищенно засматривается на жонглера, показывающего свое умение на центральной площади. Вокруг группы циркачей собирается толчея, и после каждого интересного выступления сыплют монеты в черный котелок, поставленный с этой целью на плитах тротуара.

– Ты слышишь эту песню? Это из мюзикла «Чикаго»! – заинтересовавшись, она подбегает пару шагов к поручню, перегибается через него и смотрит вниз, на столики и стулья, стоящее в углу пианино, а Хамид хватает ее протянутую руку.

– Это артистический район Лондона.

Поведение жены развеселило Хамида.

– Благодаря тому, что спектакль у нас рано, после представления мы можем прийти сюда и насладиться культурной жизнью столицы.

– Супер! – женщна просто подскакивает. – Но вначале «Король Лев»!

Конечно, с получением билетов нет никаких проблем, потому что есть специальные кассы с двумя окошками. Там предупредительные молодые люди молниеносно делают распечатку интернет-билетов и выдают их, как свежие булочки. Понемногу перед входом в театр собираются зрители, поэтому, несмотря на то, что до начала еще полчаса, молодые супруги решают войти. Все и вся тщательно проверяется, включая сумочки женщин. Никто, однако, не возражает, потому что каждый прекрасно понимает ситуацию. С момента, когда в лондонском метро взорвалась бомба, все дуют на холодное. Террористы доказали, что у них нет жалости, и ради своих низких идеалов и нездоровых целей они могут убивать женщин и детей. Супруги покупают программу, две кружечки с наклейками из фильма и рубашку для Нади, до которой она дорастет скорее всего через два года. Конечно, молодая мама не может себе отказать в покупке плюшевых Симбы и Тимона – ее любимцев с детства. Как и предполагалось, утренний спектакль предназначен для детей, поэтому зрителям от четырех до семидесяти лет. Большинство – это дедушки и бабушки с внуками, часть – родители с детьми, а также подростки, которые любят не столько животных, сколько музыку Элтона Джона и романтическое содержание, которое она с собой несет.

– Ты посмотри! – в возбуждении Марыся показывает подбородком на ложи с одной и другой стороны сцены. – Они будут играть на барабанах!

Прекрасно сложенные чернокожие мужчины, одетые в соответствии с африканской традицией в набедренные повязки, пару птичьих перьев и тюрбаны, машут публике, которая начинает их замечать.

Большинство детей мучит взрослых, забрасывая вопросами, потому что не может дождаться начала спектакля. Маленькая шестилетняя девочка так вертится в кресле перед Марысей, что в конце концов переворачивается и оказывается на коленях соседки сзади. Пораженные дедушка с бабушкой извиняются, а молодая женщина дает разгоряченной маленькой блондинке леденец и подбрасывает ее на руках. Старики вежливо беседуют, спрашивая, откуда Марыся. Слыша ее британский акцент, они в шоке от того, что в Саудовской Аравии можно выучить английский. Их голубые, выцветшие от старости глаза по-прежнему смеются, а доброжелательность не улетучивается, когда они узнают, что супруги живут на родине самого жестокого в мире террориста Усамы бен Ладена. Марысю это очень удивляет, потому что она рассчитывала на другую реакцию. Через минуту девочка вырывается и вскакивает в свое кресло. Вся детская часть зрителей начинает верещать, когда свет падает на висящих на колоннах африканцев, выход Рафики вызывает первую овацию. У певицы такой звонкий голос, что она справляется со всеми злоключениями. Во время утреннего спектакля нельзя надеяться на тишину.

– Она невероятна!

Марыся складывает руки как для молитвы, ставит на них подбородок и так сидит большую часть спектакля.

– Это оригинальные исполнители прямо с Бродвея, – шепчет она мужу время от времени, бросая взгляд на разложенную на коленях программу с фамилиями актеров.

– Смотри! Тимона играет знатный британец: кто же еще сможет так гениально подражать речи лорда? – перекрикивая музыку и шум в зрительном зале, говорит она по-арабски, не желая, чтобы окружающие ее англичане услышали издевку в ее голосе.

– Inglizi,min fadliki[35], — тихо бормочет саудовец.

Они договаривались, что для собственной пользы и безопасности будут разговаривать только по-английски.

– Лучше перестраховаться. Никогда не знаешь, что тебя ждет.

Хамид болезненно реагирует на этот счет.

– Не преувеличивай! Ты видел этих старичков, какие они милые. Интересно, как сделают хореографию, когда это стадо двинется? – спрашивает она, совсем не ожидая ответа.

Хамид больше наблюдает за мимикой и восхищением на лице жены, чем за мюзиклом. По его мнению, тот является типичным продуктом для детей.

– Хакуна матата, – подпевает тихо наполовину арабка, хлопая с воодушевлением в ладоши.

Ее муж старается закрыть ей рот рукой, его смущает буйное поведение взрослого человека.

– Ты что, с ума сошел? – женщина отодвигается и даже поворачивается в его сторону. – Это ведь все равно что carpe diem, лови каждый день! Возрадуемся! – выкрикивает она, подняв руки вверх, подключаясь к волне, охватившей всю детско-молодежную часть зрителей.

– Хакуна матата! – вторят ей соседки-подростки тоненькими голосками.

Мужчина, искренне развеселившись, смеется уже без стеснения.

– Любовь растет вокруг нас, в спокойную лунную ночь, наконец-то мир начинает в согласии жить, волшебную чувствуя ночь… – со словами самой красивой романтичной песни на устах Марыся кокетливо смотрит на мужа. Тот чувствует мурашки в чреслах и крепко сжимает ее ладонь в своей. «Моя женщина сумасшедшая, но такая красивая…» – думает он, поддаваясь минутному настроению.

«Я должен давать ей больше свободы, чтобы она была собой», – решает он.

Под конец представления все звери, даже огромный слон и длинношеий жираф, выходят в зрительный зал и шествуют по проходу между креслами под песню «Круговорот жизни». Хамид впервые слушает не только мелодию, но и слова и должен признать, что жена права. Текст вневременной, универсальный, а взрослый лучше сможет его понять, чем ребенок. «Разве в нашей жизни мы не погружаемся во мрак отчаянья, а позже, когда рождается надежда, из него выходим? Что же я думал и что чувствовал, когда Мириам была в Ливии в момент взрыва революции? Меня тогда охватило черное отчаянье, а сейчас, посмотри-ка, как мы счастливы! Кто бы тогда на это надеялся? И Аллах даже вознаградил наше терпение любимой доченькой!» Мужчина в эйфории встает и присоединяется к аплодисментам и восхищению всех детей и жены.

– Wallahi! Хамид, вот это впечатление!

Тут же после выхода из театра Марыся с румянцем на лице бросается к мужу в объятия.

– Спасибо! – выкрикивает она. – Мы должны на этот спектакль еще когда-нибудь пойти. Обещай!

Она хнычет, как ребенок, но через минуту хватает его под руку и движется вместе с напирающей толпой.

– Конечно, любимая, – муж просто дрожит от радости. – Но сейчас время для паба. Пойдем в мой любимый. В нем ты почувствуешь атмосферу Великобритании.

– А в какой это? Какой? Мы мимо стольких проходили по дороге! – расспрашивает Марыся, уже возбужденная новым событием.

– Мне по вкусу «Белый лев». Там подают прекрасные британские блюда и наилучший real ale[36].

– Эль, это что?

– Эль – знаменитое пиво с пушистой пенкой и не очень большим содержанием газа.

– Годится! – жена согласна на все. – Правда, я пива никогда в жизни не пила, потому что думала, что, если оно горькое, значит, мне не понравится. Но эль будет наверняка прекрасен. Can you feel the love tonight… – мурлычет она себе под нос мелодию из мюзикла.

– Это хорошо. Кроме того, направляясь в «Белый лев», после «Короля Льва» мы в теме. Хамид радуется своей шутке и великолепному настроению любимой женщины.

Паб как паб, но если кто-то не каждый день имеет дело с такими заведениями, может поддаться настроению этого места. Что, собственно, и происходит с Марысей. Ей нравится толпа, заполняющая все столики, громкие разговоры, смех, расслабляющий новоорлеанский джаз и даже обычный для такого типа заведений запах разлитого и забродившего пива и дыма сигарет, въевшийся с давних времен, когда в пабах можно было курить. Свободными были только места на высоких стульях у барной стойки. Одетый, как художник, юнец, чтобы они могли усесться рядом с ним, не ожидая просьбы с их стороны, пересаживается. Когда девушка с трудом взбирается на высокое сиденье, ее обтягивающее платье подскакивает, открывая худое колено и часть бедра. Хамид сразу же хочет одернуть ткань. Но перебарывает себя, упрекнув в душе за глупую ревность и старомодное воспитание. «А это кому-нибудь мешает? Или кого-то вообще интересует?» Он осматривается и видит смеющиеся, довольные лица, заинтересованные только напитком в высоком стакане, сытной едой на тарелке или собственным собеседником. «Очевидно, во мне какое-то саудовское дерьмо. Мы должны чаще выезжать за границу», – решает он.

Он наклоняется в сторону завороженной местом жены.

– Так что? – спрашивает он. – По пивку?

– А какой будем эль? – наполовину арабка, ничего не знающая о таких напитках, она растерянно изучает перечень предлагаемых напитков.

– Зная твой вкус, предлагаю медово-имбирный. Просто бомба. Если выпьешь один, голова не заболит, но если решишься на больше, то… – шутливо повышает голос.

– Куда там! Такой большой стакан – это и так чересчур! – скромно жмется женщина, которая до сих пор не имела дела с порочным западным миром.

– Увидим, – муж знает о ее тяге ко всяким новинкам, и ему как-то не верится, что она остановится на одном.

– А это вкусно! Кто бы мог подумать? – первый бокал Марыся выпивает почти одним глотком, облизывая поминутно губы и цокая языком.

– А можно еще? – спрашивает она, как ребенок, которому хочется съесть еще одно пирожное. – И я что-нибудь бы съела. Я голодная.

– Конечно! Для чего же мы здесь!

Хамид заказывает для себя темный «Гинесс», а для жены, которая немного уже под хмельком, сладкое женское пивко.

– Что бы ты съела? Fish and chips? Хочешь попробовать самое известное британское блюдо?

– Из этого всего – чипсы? Гулять так гулять! Они должны быть большими, вкусными и хрустящими, – говорит она чувственным голосом, кокетливо щуря красивые глаза. – Такие же, как уплетает этот парень, – переходит она на арабский, незаметно показывая на сидящего за два места от них.

– Welcome[37].

Кругленький и веснушчатый парень, типичный англичанин, пододвигает по столешнице барной стойки смущенным супругам свою тарелку с начатыми чипсами, которые заинтересовали женщину.

– Только с кетчупом, – предлагает он, показывая жестами, так как думает, что женщина не знает английского.

– Thanks[38].

Марыся без смущения берет большой кусок картофеля фри, облизывая пальцы.

– Lovely[39], – восхищается она типично по-английски.

– А ты? – теперь мужчина угощает араба.

– Спасибо, я знаю этот вкус очень хорошо, – поясняет Хамид.

Сосед, расслабившись, не обращает внимания на отказ, забирает свою тарелку с жареной картошкой и молниеносно с большим аппетитом поедает остальное.

– Ну, здесь и жизнь! Ты был прав, я влюбилась в Лондон, – признается она. – Я могла бы здесь жить.

– Если когда-нибудь захочешь, то почему бы и нет, – Хамид принимает к сведению такую возможность. – Ты знаешь, у большинства богатых саудовцев есть в Лондоне апартаменты, или виллы, или резиденции недалеко от столицы. Они проводят в них каждую свободную минуту. Я знаю таких, которые прилетают сюда каждые два-три месяца и утверждают, что без Британии не представляют себе жизни. Они должны приехать сюда, набраться сил, зарядить аккумуляторы в нормальной стране, чтобы быть в состоянии тянуть лямку в нашей пустыне.

– Это тоже вариант, но ведь где-то нужно иметь свой постоянный дом, – Марыся думает и минуту молчит. – Свое место на земле, со шмотками, кроватью, подушкой, любимыми телевизионными программами и любимыми ресторанами. Все в Саудовской Аравии можно найти за исключением свободы. Уже даже к паршивому климату можно было бы привыкнуть!

– Идем? – Хамид прерывает серьезные рассуждения жены, так как не хочет, чтобы она огорчалась, и решает поддерживать веселое настроение весь вечер. – Сейчас организуем тебе индивидуальную экскурсию «London by night[40]». Возьмем hackney cab[41] и проедемся по наиболее интересным местам. Увидишь, как тут все освещено! Лондон никогда не спит!

– Бомба! – радуется Марыся. – Я об этом тоже мечтала! Чтобы, по крайней мере, хоть раз проехаться на черном британском такси! Вау!

Водитель в восхищении от того, что Хамид заказывает у него поездку на пару часов и, не смущаясь, торгуется о цене. Он пакистанец, поэтому спор, касающийся оплаты, его не обижает, лишь приводит его в хорошее расположение духа, напоминая о родной стране. Сторговавшись, они едут по городу. Кружат в тесноте по Трафальгарской площади и мимо Букингемского дворца, где днем видели смену караула. Они стоят в пробке у Вестминстерского аббатства, показывая друг другу пальцами на Биг-Бен и Парламент. Наконец они переезжают через Тауэрский мост, осматривая чудесно подсвеченный Лондонский Тауэр, в котором Марысе больше всего понравились символы королевской власти, а поразили места казни и экзекуций.

– Хочешь здесь выйти и что-то съесть? – спрашивает измученный уже Хамид, когда такси накрепко застряло в чайна-тауне. – Утка по-пекински прекрасна, хоть немного тяжела для этой поры дня.

С удивлением он смотрит на часы, так как не верит, что пролетело столько времени.

– А может, лучше заскочим в паб у дома? – предлагает тоже уже еле живая Марыся. – Я видела, что там подают какое-то блюдо, оно выглядело очень вкусным. Потом уже завалимся в кровать.

Она кокетливо улыбается.

– Действительно, это предложение лучше, – соглашается муж, возбужденный тем, о чем не было сказано ни слова.

В пабе «Лебедь» у Гайд-парка в двух шагах от их апартаментов, несмотря на позднее время, подают множество интересных блюд. Марыся не может выбрать. Больше всего ей нравится еда, выставленная на нагревательной стойке у бара.

– Это что-то выглядит очень аппетитно и еще лучше пахнет, – шепчет она мужу.

– Свинина, – Хамид изображает удивление и комично кивает головой. – Не беспокойся, если хочешь, то бери. Во-первых, ты наполовину христианка, а во-вторых, Аллах на нас, мусульман, на чужбине не смотрит.

– А ты? – женщина хохочет, так как ее забавляет такой подход.

– Я уже пробовал. Печеная и жареная свинья не для меня: слишком жирно и страшно воняет хлевом. Я люблю постную ветчину прошутто, сухую колбасу…

Он скромно опускает взгляд, прикидываясь пристыженным.

– Да, я тоже хочу!

Марыся не узнает своего мужа. В христианском мире он изменился до неузнаваемости. «А такой был в свое время религиозный в Эр-Рияде! – удивляется она. – Саудовская Аравия на него давит, а я очень хочу Хамида-озорника, открытого для всего, а не святошу».

– Я уже тебе заказал, сотри стекающую слюну с подбородка, – муж за руку тянет ее к кассе. – Которую? Грудинку или ветчину?

– Это та ветчина, которую ты ел?

– Нет, я положил тонкие пластинки на бутерброд, а это горячее блюдо.

– Я уже сама не знаю! – жена не может выбрать.

– Я слышал, что в Восточной Европе едят такую с квашеной кислой капустой, возьмем в качестве гарнира тебе, чтобы ты попробовала, что едят у тебя дома. А для меня – овощи, запеченные с сыром. Какое пивко? – искушает он.

– Какое-нибудь, – безразлично машет рукой Марыся. – Головную боль я уже себе обеспечила.

– Займи место у столика во дворе! – подталкивает Хамид жену в сторону двери. – Иначе вынуждены будем есть стоя.

– I beg you pardon[42]…

Марыся подскакивает к длинной деревянной скамье за секунду до мужчины, который похож на араба.

– Я была первой, – недовольно хмурит брови она.

– Окей, нет проблем, – парень оглядывает ее с ног до головы.

– А может, мы разместились бы с вами вместе? – спрашивает он, говоря на прекрасном британском. – Это так здесь делается.

Он показывает рукой на соседние столики, за которыми сидят разные группы, но никто друг другу не мешает.

– Хватает места.

– Я не знаю… – девушка не привыкла к такому поведению, и это ее смущает.

– Ты когда приехала? – расспрашивает незнакомец иронично, хоть по-прежнему добродушно улыбается. – Здесь многие вещи отличаются от тех, к которым мы привыкли в наших арабских странах.

Не ожидая ответа, поясняет он, переходя на арабский с сильным египетским акцентом.

– Hi, – Хамид наконец подходит к столику.

Марыся вздыхает с облегчением.

– Парень говорит, что посидит здесь за столиком вместе с нами, – проясняет Марыся ситуацию. – Знакомые с незнакомыми…

– Ну конечно! Не беспокойся!

Муж похлопывает ее успокаивающе и крепко прижимает к себе.

– Min fadlek[43], – приглашает он, указывая мужчине на место.

– Только что приехали? – начинает египтянин беседу, хоть обещал не вмешиваться и не затевать разговор.

«То, что могут европейцы, превышает возможности арабов, – приходит к выводу смущенная Марыся. – Они должны влезть в обуви в частную жизнь каждого и обо всем узнать. Иначе не были бы собой». Она недовольно бросает косые разъяренные взгляды, но ни один из мужчин, сидящих около нее, на это не обращает внимания.

– Я бывал в Англии много раз, но моя жена здесь впервые, – поясняет собеседник, поворачиваясь лицом к новому знакомому.

– А я здесь провел детство, получил образование и живу себе, – ни о чем не догадывающийся чужак довольно улыбается. – Хорошо, выгодно и удобно.

– Так тоже можно.

– Знаешь, я рассчитывал на арабскую весну и перемены в Египте, но сейчас царит еще больший бардак, чем перед революцией. А хуже всего то, что фундаменталистские ортодоксы подняли голову и стараются сменить толерантный и почти светский строй на религиозный. Это уж совсем не для меня.

– Я слышал об этом, – отвечает Хамид серьезно, позволяя втянуть себя в спор.

– А как в Англии на сегодняшний день? – вмешивается Марыся, потому что тоже хочет с кем-нибудь поговорить. – Не встречаешься с проявлениями расизма? Все же это традиционная страна и пуританское общество.

– Что ты, женщина! – возмущается араб. – Может, так было когда-то, но не сейчас! Осмотрись, настоящее вавилонское столпотворение. Даже в этой пивнушке можно насчитать с десять разних национальностей.

– Да, ты прав, – поддакивает она, по-прежнему удивляясь.

– А что я тебе говорил! – радуется Хамид тому, что подтвердилось то, что он говорил раньше. – Англия разноцветная. Я тоже всегда хорошо здесь себя чувствовал.

– Если речь идет о профессиональной карьере, то британцы смотрят на то, что ты умеешь делать и что собой представляешь, а не на цвет кожи или религию. Здесь жить можно, – продолжает египтянин.

– Пожалуйста, – молодая девушка-кельнер, по- славянски красивая, приносит две больших тарелки с дымящейся едой и ставит их перед проголодавшейся парой саудовцев. – Приятного аппетита!

Она мило улыбается, а Марыся улавливает что-то знакомое в ее странном английском произношении.

– Большое спасибо, – говорит она по-польски, немного боясь, что не угадала.

– Ой! Вы полька! А я думала, что арабка какая-нибудь!

– Немного так, немного сяк.

Марыся с умилением нюхает блюдо, стоящее перед ней.

– Я Марыха, – собеседница неожиданно протягивает вспотевшую, запачканную руку.

– Я тоже Марыха, – улыбается женщина, смущенная такой формой своего имени.

– Ну, так мы тезки!

Девушка из обслуживающего персонала грязной рукой похлопывает землячку по спине.

– Классно, классно! У нас польский повар. Так как я родом из Подгалья, значит, ем первой. Все привозим из Польши, свеженькое, первый сорт! – подзадоривает она. – Давайте, а то остынет.

Говоря это, она с интересом присаживается и закуривает сигарету.

– Сделаю себе минутный перерыв. А что ты тут в Лондоне делаешь? – произносит она в своей специфической манере.

– Проездом. Собственно, лечу проведать маму в Гданьск, – признается Марыся с набитым ртом.

Хамид с интересом наблюдает, понравятся ли славянские деликатесы кое-кому, кто привык к совершенно другой кухне.

– Ну, всего хорошего тебе! – вздыхает грустно девушка с гор. – Я уже два года дома не была. Мои родственники страшно хотят приехать сюда и ко мне присоединиться. Это будет для меня ужасная проблема! Они такие недотепы, – искренне и без наименьшего смущения признает она.

– Мэри! – доносится крик из глубины помещения.

– Уже лечу, а то еще меня под зад турнут за то, что отираю углы. Лишусь работы, хороших денег и мечтаний.

Она поворачивается, бросает окурок в стоящую рядом большую пепельницу – и уже ее нет.

– Знаешь, здесь есть даже поляки!

Марыся вытирает салфеткой рот и отрезает себе кусок грудинки с тарелки мужа.

– Это тоже вкусно, – корчит она озорную рожицу, и от удовольствия закрывает глаза.

– Любимая, а кого здесь нет?

Хамид показывает взглядом на прибывшую только сейчас девушку египтянина, белолицую блондинку, провокационно накрашенную.

– Эта красотка из очень глубокого, богом забытого востока Европы, – презрительно шепчет он жене на ухо.

– Нельзя оценивать никого по одежке.

Марыся произносит слова, которые за неделю до этого слышала от своего мужа, а он сразу улавливает иронию в ее голосе.

– Ха, ха! Умная нашлась! – он смотрит своей интеллигентной женщине прямо в глаза. – Я уже говорил тебе. Мы не обязаны жить в Саудовской Аравии. Сейчас мир – это одна большая деревня, и можно найти свое место и уехать туда, куда душа пожелает.

– Так, может, в Польшу? – полная надежды, она сжимает руку толерантного мужа, который изменился за последние два года до неузнаваемости. – Может, там наш дом?

– Кто знает? Увидим, – не дает Хамид однозначного ответа. – Insz Allah[44].