Читать книгу Он тебя недостоин - Таня Винк - Страница 5

У нее нет мамы. Она не знает, как мама выглядела, не сохранилось ни одной ее фотографии, они сгорели при пожаре, который она не помнит, – вся квартира выгорела из-за телевизора. Она знает только имя – Юлия – и что маме было двадцать три года, когда она исчезла. Пропала без вести. Пошла в магазин и пропала. В детстве все смотрели на Наташу, как на странное существо, которое надо жалеть: у нее нет мамы! А мамы подружек между собой называли ее сироткой, и в их отношении к ней было что-то слащаво-жалостливое и вместе с тем настороженное. Это бесило Наташу, она плакала, негодовала, но папе ничего не говорила – в потаенных уголках ее непримиримой души пряталось испуганное существо, больше всего на свете боящееся жалости. И так получилось, что к окончанию института она оказалась не только без подруг, но и единственной незамужней девчонкой в группе. А также единственной не живущей в гражданском браке. Почему? Наверное, потому, что она не доверяла парням и всех сравнивала с папой. Сравнение было не в их пользу, а вот Лешка смог поселиться в ее сердце. И немудрено, ведь их отцы из одного поселка, дружат с пеленок, значит, и между ними существует какая-то связь – неуловимая, но затрагивающая самые нежные струны души… Наташа в том поселке не была, а Лешка рассказывал, что лучше туда не ездить, там сейчас полный мрак, потому как шахту закрыли в конце девяностых годов прошлого века и неизвестно, как люди выживают. Кто решил не выживать, а жить, побросали дома, квартиры и уехали. Наташа слышала про такие поселки, даже по телевизору их видела, и желание побывать на родине предков у нее никогда не возникало, да папа и не настаивал.

Денис, папин приемный сын, помнит ее маму, но плохо, ему было всего восемь лет, когда ее не стало.

– Я понимаю, почему отец не может говорить о твоей маме, – сказал Денис однажды, – ему тяжело. Невыносимо тяжело. Знаешь, я ведь больше никогда не был на том пляже… И на могилы родителей не могу ездить. Они живут в моем сердце, а это самое главное.

Мама тоже жила в ее сердце, и иногда во сне Наташа слышала ее голос – тихий, нежный, неповторимый голос женщины, подарившей жизнь ее душе. Иногда приходили сны, в которых над ней склонялась золотоволосая женщина, и она трогала ее длинные, прохладные на ощупь локоны и счастливо смеялась. А вот ее лица она не видела. Или видела, но потом не могла вспомнить. Она просыпалась с бешено колотящимся сердцем и, стиснув руки, пыталась прокрутить сон во всех подробностях и запомнить. Запомнить все – плечи незнакомки, грудь, шею, голос, каждый его оттенок, каждую вибрацию. Потом она долго хранила этот образ в памяти, пыталась перенести его на бумагу и однажды сунула неумелый детский рисунок отцу:

– Она похожа на маму?

Его подбородок стал жестким, будто вырезанным из камня, между бровей пролегли две глубокие складки.

– По-моему, это ты… – хрипло ответил папа и шумно глотнул.

– Я? – Наташа посмотрела на рисунок. – А я похожа на маму?

– Да…

Дальше она не спрашивала, боясь усилить боль, струившуюся из потемневшего взгляда, читавшуюся в опущенных плечах отца и всей его фигуре в глубоком кожаном кресле. Казалось, даже его седые волосы, блестящие и густые, в один миг потускнели.

– Папочка, – она подалась вперед и коснулась его руки, – я не хотела.

– Все нормально. – Он с трудом улыбнулся. – Когда-то ты должна была об этом спросить.

Отец стремительно поднялся из кресла и вышел из комнаты.

Много раз Наташа приставала к Денису – вдруг он вспомнит какую-то забытую подробность, но он повторял уже сказанное: «У нее были длинные светлые волосы, как у тебя, и большие глаза». Это он точно помнит, а вот цвет глаз… Нет, не помнит. И еще он помнит, что она была такая же худенькая, как Наташа, и ростом ниже папы. Первую встречу с ней он помнит отчетливо, будто это было вчера… Зима. Много-много снега и яркого солнца, даже в окно смотреть больно. Старый дом, все белое – стены, низкий потолок и печь, казавшаяся пузатой, как в мультике про «Золотую рыбку», короткие ажурные гардины на маленьких окнах, он таких окон больше никогда не видел, узкие подоконники – даже локти не поставишь. А за окном, чуть не посреди двора, чудо – толстое-претолстое дерево, корявыми ветвями упирающееся в небо. Денису казалось, что это дерево он уже видел на картинке в книге. На той картинке снега на дереве не было, а были огромные листья, русалка на ветке и кот внизу, цепью к дереву прикованный. Хозяин этого белого домика, розовощекий старик с такой же белой, округло постриженной бородой и реденьким пушком седых волос, колышущихся при каждом, даже едва заметном движении, сидит на краю старого вытертого дивана, улыбается и смотрит на Дениса. Пальцами, похожими на лапки паучка, обхватил острые колени, выпирающие из-под толстой ткани штанов, заправленных в высокие вязаные носки, и Денису кажется, что ног у него нет, настолько они тонкие, а вместо ног у него палочки. За его спиной громоздятся пестрые подушечки с вышивкой, и между этими подушечками втиснут большой серый заяц с двумя белыми зубками, торчащими из-под раздвоенной губы. Денис смотрит на игрушку, но она его интересует меньше, чем скрип половиц. Он просит старика, чтобы тот прошелся по комнате. Старик смеется, встает, и пол скрипит под его ногами. Он подходит к окну и всплескивает большими, как лопаты, ладонями: «Ой, твой папка идет!» Мальчик лезет под короткую занавеску и прилипает носом к стеклу, а там папа и тетя в пальто и без шапки, ее волосы переливаются на солнышке золотом. Они уже на крыльце, и сердечко Дениса вот-вот выскочит из груди: папа вернулся! С криком «Папа!» он бросается к двери и повисает на мужчине. Тот берет его на руки, и лицо женщины оказывается напротив лица Дениса.

– Здравствуй, – говорит она.

– Здравствуй.

Мальчик во все глаза смотрит на нее.

Папа опускает его на пол, тетя присаживается на корточки, и снова их лица напротив друг друга. Она протягивает руку:

– Меня зовут Юля.

Он смотрит на отца, тот одобрительно кивает. Денис пожимает ее руку, теплую и мягкую. Такая рука была у его мамы.

– Я Денис. А ты моя новая мама?

Женщина удивлена. Папа смеется, снова берет его на руки, целует в щеку…

Она была в его жизни почти четыре года. Денис припоминает это время урывками, зато хорошо помнит ощущение свалившегося на него оглушающего счастья. А потом, когда она исчезла, оглушительного горя и ощущения, что его обманули. Второй раз.