Читать книгу Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе - Тара Сивик - Страница 5

И снится мне сон.

А в этом сне я лежу в постели под одеялом, в каких-то ничтожных дюймах от тела Картера. Пристально вглядываюсь в это распростертое тело, зеленовато-голубого свечения будильника на тумбочке у кровати едва хватает, чтобы видеть, как мерно поднимается и опускается у него грудь. Простыня едва прикрывает бедра мирно спящему, одной рукой прикрывающему глаза, а другую покоящему на подтянутом обнаженном животе. Медленно-медленно подвигаюсь по постели, стараясь не потревожить, пока не сближаюсь настолько, что чувствую, как жар его кожи обдает меня с головы до ног. Выпрастываю руки из-под одеяла и тянусь к нему ладонями. Касаюсь его гладкой мускулистой груди, скольжу пальцами вверх по его телу и… душу его так, чтоб не продохнуть было.

Ладно-ладно, это даже не сон. Скорее, если хотите, желание, нечто, что я воображаю, когда в кондитерской мало дел, когда стою в очереди в бакалейной лавке или, считай, всякий раз, когда каждый божий день, проснувшись, зеваю и меня всю ломит от недосыпа. Только я вовсе не собираюсь дать воображению увлечь себя. Я люблю Картера. Всамделе. Только иногда хоть монетку бросай: больше или нет я люблю спать.

Несколько месяцев назад я и не подозревала о существовании Картера. Ладно-ладно, я знала, что он существовал… где-то там, за радугой, в далекой-далекой земле жил себе да поживал. И в миллион лет не поверила бы, что мы когда-нибудь пересечемся, а проведенная с ним в колледже ночка-на-раз породит во мне сомнение. Оказалось, я ошибалась в обоих случаях. Далекая-далекая земля оказалась всего в нескольких милях от места, где жила я, а то самое, как я полагала, сомнение – оно что, хоть как-то его трогало? Так вот, к немалому моему волнению, и он, используя клише какого-нибудь шутовского любовного романа, многие годы тосковал обо мне и по всему свету разыскивал «ту, которая ушла прочь».

Это, между прочим, про меня, на тот случай, если вы не обратили внимания.

Вот она я, двадцатичетырехлетняя одинокая мать Гэвина (чудесный прощальный дар, какой я получила в признательность за свое сумасшедшее умение отделываться от девственности, йо!), и вдруг парень, которому я стихийным порядком отдала упомянутую девственность после очень заводной игры в пиво‑понг[2] на вечеринке в общаге, объявляется в моем родном городе, чтоб и меня с панталыку сбить, и востребовать сына, о существовании которого он не ведал. В реальной жизни такого не бывает. Нечто столь же идеальное случается только в книгах да в фильмах Джона Хьюза[3].

А Картер, значит, никогда не стоял под моим окном, держа над головой радиоприемник, никогда не бежал навстречу по улице, чтобы подхватить меня в объятья для дух захватывающего поцелуя и вручить пару бриллиантовых сережек, какие всего минуту назад дарил какой-нибудь другой страхолюдине. Нашей истории не обязательно походить на какой-то киноучебник восьмидесятых. Бывало, и страх нападал, были и тусовки балдежные, пьяные сборища, непотребная ругань, непонимания, споры, угрозы двумя пальцами растопыркой, глазированный шоколадом секс в общественном месте, оказавшийся всего на волосок с комариного муде от показа по городской телевизионной сети. Впрочем, через все это нам с Картером удалось проскочить, одолев наши трудности, с точностью тридцатиминутной комедии положений в прайм-тайм на телевидении. Это не «Нечто замечательное»[4], но что-то чертовски к нему близкое. Я все еще в ожидании своего поцелуя на улице и бриллиантовых сережек, между прочим.

Посреди всей этой неразберихи я еще к тому же деятельно следовала своей мечте открыть собственную кондитерскую и готовить всякие конфетки и печенюшки. Я верно соображаю? Почему бы не добавить себе еще одной заботы до их растущей кучи? Не без причины же на моем холодильнике висит магнит со словами: «Сможешь отоспаться, когда загнешься».

Мы с моей лучшей подругой Лиз вечно толковали про то, как в один прекрасный день будем владеть совместным бизнесом. И, пока я тащила на себе весь воз радостей матери-одиночки, закинув куда подальше свои стремления, Лиз заканчивала колледж и добивалась того, чтобы ее мечта добралась до осуществления. Я, поверьте, мало ведала про то, что она к тому же вынашивала планы, как не дать сгинуть моим надеждам вместе с умением чихать, не писаясь.

Я всегда была личностью изрядно независимой, а потому потребовалось время, чтобы привыкнуть к тому, что кто-то дарит мне мою же мечту в миленькой упаковке с бантиком сверху. Лиз получила приличный куш в наследство от дедушки, почившего за несколько лет до того, и ни о чем другом не думала, как только вложить деньги в покупку здания, где мы могли бы бок о бок вести каждая свое дело. Мне понадобилось несколько дней, чтоб перестать мудить белым светом и понять, что сделала она это вовсе не из жалости. Лиз сделала это потому, что любит меня, и воплощение ее собственной мечты едва ли значило бы для нее столько же, если бы моя при этом никак не осуществлялась.

Так что, в итоге я ВЫМОТАЛАСЬ. И, полагаю, это возвращает нас к моим фантазиям об удушении. К жизни с другим человеческим существом надо немного привыкнуть. Пока друг в друге мы обнаруживаем лишь мизер раздражающих черт и привычек и, одолевая эти помехи, лишь крепче привязываемся друг к другу. Я люблю Картера сильнее, чем когда бы то ни было считала возможным, а он оказался самым лучшим отцом, о каком женщина могла только мечтать для своего сына. Но – клянусь Богом, Иисусом, Девой Марией, Иосифом и другом детства Христа, Биффом![5] – если он не перестанет будить меня без двух минут пять каждое, едрена-печь, утро своим ноющим, как мотопила, храпом, то я отделаю ему задницу не хуже Дэвида Кэррадайна[6].

О да, миленький кузнечик, ничто не спасет тебя от погибели: я удушу тебя во сне.

С другой стороны, если получше подумать, Дэвид Кэррадайн самого себя задушил по ходу какой-то запутанной истории с сексом, ведь так? Не думаю, что сумела бы убедить Картера удушить самого себя, какой бы обнаженной пред ним ни предстала.

Я все перепробовала, чтоб мой ночной сон раздражал меня поменьше. Я легонько толкала его под локоток, потому как, если верить «Гуглу», простая смена положения тела положит конец храпению. Вранье. И перестаньте орать: в «Гугле» все правда! Иначе как бы я узнала, что самой старой из живущих в мире золотых рыбок сорок один год от роду и зовут ее Фред?[7] Или что, когда вы впечатываете в поиск «Гугла» слово «косо», вся страница слегка кособочится по часовой стрелке?[8] Народ, это же факты!

Мой отец посоветовал мне купить для Картера коробку носовых накладок и закреплять их на переносице каждый раз перед сном.

Не вышло. На следующее утро я проснулась вся в носовых накладках, прилепившихся к местам, куда лепить их ни в коем случае не следует. Все это забавно и игриво до тех пор, пока не приходится запираться в туалете со щипчиками, зеркальцем и фонариком.

Я от расстройства не раз взбрыкивала ногами и шмякала ладонями по матрасу, вопия шепотом про членососов‑храпунов и отсутствие у них уважения к людям, спящим тихо-тихо. Еще я срывала с него одеяло, била по лицу его же собственной подушкой, которую вырывала у него из-под головы, стараясь зажать ему нос.

Эй, не судите меня! Я не пустяк какой теряю, а сон.

Да и нос ему зажимала только до тех пор, пока он не начинал задыхаться от собственной мокрóты. Едва же обретя способность речи, он рассказывал мне про сон, в котором ему казалось, будто он задыхается, а он, умирая во сне, сознавал, что перед тем, как отправиться на боковую, забыл сказать, что любит меня. Ну да, я чувствовала себя виноватой. Да, это я ему подстроила, в пять часов утра предаваясь любви с ним, и нет, я никогда не признавалась, что как раз я‑то всамделе и пыталась укокошить его во сне.

Порой живущим вместе нужна парочка-другая секретов.

Картер находит мое раздражение его храпом премиленьким. Конечно, ему-то что. Не у него же уши кровоточат посреди ночи, и не он молит бога, чтоб делящая с ним ложе задохлась во сне. О нет, он уходит в страну снов, гадая по пути, отчего это на звуковой дорожке его поистине прекрасных сексуальных видений неожиданно возникают вжикающие ритмы затачиваемых ножей.

Прошлой ночью один из моих хорошо пристрелянных пинков (простите, я хотела сказать: нежных ударов пальчиками) возымел, наконец, действие: Картер умолк, перевалившись на другой бок. Какая ж то была красота! Расцветшее в спальне тихое, умиротворяющее спокойствие едва не заставило меня зарыдать от радости. Увы, стоило мне задремать и начать радостно проказничать в стране собственных снов, как Картер уже тряс меня за плечо и спрашивал, что я такое сказала. Потому как, по его словам, он спал, как каменный, но все равно мог бы поклясться, что слышал, как я спрашивала его, подойдет ли зеленое желе для чемодана с кусающимися черепашками.

Служба коммунальных услуг оповещает мужчин: «Если видите, что существо, к которому вы неравнодушны, крепко спит и ваш вопрос, поначалу заданный шепотом, не удостоен ответа, не удивляйтесь, если мы примемся изрыгать зеленую мерзость изо ртов наших быстро мотающихся голов, когда вы затрясете нас, чтобы, разбудив, задать свой дурацкий вопрос голосом пятьюдесятью децибелами громче, чем поначалу».

И вот так, народ, у меня всякий раз: пять утра, сна ни в одном глазу, одариваю в темноте любовь моей жизни отталкивающим взглядом и раздумываю, сумею ли сохранить невозмутимый вид, глядя ему в глаза, если решусь-таки заказать ту хитрую штуковину из ремешков, которые намертво крепят подбородок; я ее на прошлой неделе видела на канале «Домашние покупки». Уставившись в потолок и раздумывая, отчего это устройство по предотвращению храпа должно так сильно походить на ременный тормоз для лица, я вдруг вспоминаю кое-что другое, вычитанное не так давно в «Гугле», к чему я еще не прибегала (Фред, сорокаоднолетняя золотая рыбка, ФРЕД-ТО РЕАЛЕН, черт побери!). В статье утверждалось, что коротенький громкий выкрик наугад взятого односложного слова способен пробиться в сознание храпящего вполне ощутимо, чтобы прервать храпение, не выводя при этом храпящего из сна.

Я повернула голову набок и уставилась на профиль Картера. Глядеть на него, крепко спящего, мне, в данный момент пребывающей в стране бессонницы (прямой результат его искривленной перегородки), было как ножом по сердцу. Поскольку не могу излить свой гнев на его перегородку, не вызвав кровотечения из носа, то решаю, что вполне могу испытать и еще одно средство. Тем более что покупка ременного тормоза для подбородка потребует, чтоб с тех пор я стала звать Картера Членомордым. Что, полагаю, вызвало бы его неодобрение.

Сделав глубокий вдох, выпалила свое односложное слово: «БЛИ-И‑И‑И‑И‑ИН!»

Глазом не успела моргнуть, как Картер взвился на постели, пробудившись, махая руками-ногами и дрыгаясь, пока не оказался на самом краю кровати и не бухнулся с громким стуком на пол.

– Сучья сыть! Что это, к черту, было? – бормотал он, ворочаясь по полу.

– Думаю, это зеленое желе в чемодане с кусающимися черепашками, – возгласила я перед тем, как повернуться на другой бок и шмыгнуть под одеяло.