Читать книгу Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе - Тара Сивик - Страница 7

– Слышь, Картер, когда я тебе вчера по пьяни звонил, я, случаем, не сболтнул, куда свои ключи подевал? – спросил Дрю, когда я зашел в гостиную.

Он рылся в диванных подушках, кляня все на свете и извлекая рассыпавшиеся монетки, мелкие игрушки-сюрпризики и прочие вещицы, которые находил по щелям и расщелинам. Я подхватил с придиванного столика бейсболку, натянул ее на голову и только потом повернулся посмотреть, чем он занимается. Мы с Дрю уже несколько месяцев не жили под одной крышей, и все ж как-то так получалось, что даже сейчас, когда мы с Клэр жили вместе, мне все равно случалось то и дело натыкаться на него, лежавшего в отключке на моем диване.

– Как же ты домой-то вчера попал, если у тебя ключей не было? Надеюсь, ты сечешь, что понятие «домой» я употребляю в широком смысле. Мне, положим, приятна твоя компания и приятно смотреть, как ты шатаешься пьяным вокруг моего дома в четыре утра, когда Дженни не открывает дверь, потому как принимает тебя за убийцу с топором, только все же живешь-то ты не здесь. Даже если ты так и считаешь, раз уж я всегда открываю тебе и впускаю в дом.

Из дивана, пока Дрю в поисках ключей без устали докапывается до самого Китая, выплывает мобильный телефон. Подхожу, подхватываю его и сую в задний карман. Теперь я вспомнил, почему впустил Дрю. Он не боится соваться рукой во все щели дивана до самого донышка. Я отлично знал, где посеял свой мобильник, только попросту боялся пускаться на его поиски. Под всеми этими диванными подушками притаились вещицы жуткие, просто жуткие. В этом-то я быстро убедился: как же иначе, когда живешь в одном доме с ребенком.

– Я, наверно, такси брал. Или пехом пер. Не помню: вечерок как-то смазался после того, как я у себя на члене товарные наклейки обнаружил, когда писать пошел, – на полном серьезе произнес он в ответ, вставая с колен и поворачиваясь ко мне лицом. Помятая, вся в пятнах тишотка с надписью «Спроси меня про мой громадный член» и одним оторванным рукавом свидетельствовала: ночка была бурной.

Я даже не берусь убеждать его, что, раз уж он оказался без ключей, когда уносил ноги из клуба или еще откуда, куда прошлой ночью забрел, это вовсе не значит, будто они вырыли себе норку в моем диване. Да и мысли у меня в тот момент были другим заняты. Оставляю Дрю и ухожу на кухню, направляясь к пиджаку, висящему на одном из стульев. Лезу в карман, достаю маленькую черную бархатную коробочку, открываю крышечку, чтобы полюбоваться на содержимое – в десятитысячный раз, с тех пор как купил на прошлой неделе.

Вид полуторакаратного платинового бриллиантового кольца, угнездившегося на белой атласной подушечке, заставляет мое сердце учащенно биться. И, не собираюсь врать, от него же к горлу словно тошнота подступает. Совсем чуть-чуть. Глаз не свожу с драгоценности, на выбор которой понадобилось восемь дней и шесть поездок в ювелирный. Основной бриллиант огранки «Принцесса»[12] в обрамлении двенадцати классических круглых бриллиантов в три четверти карата. Само кольцо тоже снабжено цепочкой небольших круглых бриллиантов. Элегантно и красиво.

Да, понимаю, я болтаю, будто ходячая реклама ювелирного магазина, и мужики повсюду уже мурлычут сигнал «Отбой!» и вопят про себя «МУЖИК, ЗАГЛОХНИ!», только меня слегка колбасит оттого, что Клэр сможет глянуть эдак свысока на всех своих подружек и со значением бросить: «Он в «Джаред» покупал!»

Если она скажет «да». А она точняк скажет, ха-ха! И вовсе я не нервничаю. И чесотка меня не одолевает, и яйца не потеют при мысли о том, чтоб предложение сделать, а в ответ, возможно, услышать, как она смеется и уверяет, что я малость свихнулся. Кто женится, пожив вместе всего несколько месяцев? А кто после ночки-на-раз в колледже пятью годами позже узнает, что в результате ребенок получился? Кто все эти годы проводит, обратившись в пресмыкающееся, которое ползало по всем парфюмерным лавкам всякий раз, когда туда завозили какую-нибудь новую линию лосьонов с шоколадным запахом, и у кого столбом вставал, когда на работе какой-нибудь малый, только-только родивший дочку, раздавал шоколадки в сделанной по случаю обертке с надписью: «АВОТОНА!» Малый-то этот рядом стоит. Даже не спрашивайте, как я выпутывался, объясняя и то, отчего у меня штаны спереди торчком, и то, что я НЕ растлитель малолеток, что это совершенно естественно, когда у тебя встает, если товарищ по работе заводит речь о младенце.

В голове у меня эта фраза складывалась гораздо лучше, так что давайте-ка сделаем вид, будто я ее вовсе не произносил, и пойдем дальше.

Факт, что я несколько лет провел, желая снова увидеть свою единождынощную и выяснить, была ли она на самом деле, а также в надеждах в один прекрасный день опять встретить ее и убедиться, что она все еще способна рассмешить меня и вогнать в возбуждение одним прикосновением руки или запахом кожи.

Я пытался заполнить пустоту бабой, в чьем ротике яиц уместилось бы больше, чем в пасти самого гигантского бегемота, но однажды застал ее за игрой «спрячь колбаску» с нашим соседом, что навело меня на две мысли. Первая: мне никогда не следовало пытаться вымарать память о девушке своей мечты любой другой. А под «любой другой» я имею в виду потаскуху. И вторая: у нашего соседа слоновье заболевание яйца, так или иначе требующее самого серьезного медицинского обследования. Нет-нет, я ничуть не ошибся. Речь и впрямь велась о яйце, существительном в единственном числе. У того гада было всего одно яйцо, зато размером с кокосовый орех.

Серьезно. Найдите в «Гугле» картинку кокосового ореха. Я подожду. Потому как вам и впрямь надо получить полное представление, насколько я был ошарашен, увидев то, что у него болталось. Секунд двадцать понадобилось мне, чтобы избавиться от этого мудежа в башке и накинуться с руганью на них обоих.

Все это, вызывавшее ночные кошмары, убеждает меня, что, когда я нашел Клэр, я знал: все на свете сделаю, чтобы никогда больше не потерять ее.

Может, мы и сделали все через задницу, только я бы не стал ничего менять. Весь мир для меня в Клэр и Гэвине, и я хочу оформить это официально. Хочу, чтоб она знала: ничто не в силах оторвать меня от них, и я с ними до последнего. А нервы оставим в стороне. Я улыбаюсь, любуясь на свое будущее и приличный кусок сбережений, уместившихся в маленькую бархатную коробочку. Закрываю крышку со щелчком как раз в тот миг, когда порог кухни переступает Дрю, позвякивая связкой ключей, которую он нанизал на указательный палец и старается держать как можно дальше от себя.

– Значит, ты и впрямь собираешься это сделать, а? Лучше поостеречься, чем обжечься.

Гэвину тоже приспичило именно в этот момент вбежать в комнату, и я подхватил его на руки, не успев выяснить у Дрю, чего это он уже второй раз за месяц теряет ключи в моем туалете.

– А почему дядя Дрю посуду моет? – спрашивает Гэвин, обхватывая меня руками за шею.

– Я не посуду мою. Я мою свои ключи, – объясняет Дрю, стоя к нам спиной и пытаясь выловить в воде связку. Выхватывает, наконец, ключи и поворачивается к нам, обдавая нас с Гэвином брызгами.

– Ключи не моют. Это глупо, – серьезно отзывается Гэвин.

– Ась, приветик? И ты ключи станешь мыть. Особенно если на них твои какашки, поскольку они побывали у тебя в уборной, – произносит в ответ Дрю, стряхивая капли с кольца связки.

– Я на ключи не какаю! – сердито вопит Гэвин. – Это ТЫ на ключи какаешь. Я тебя головой в туалет засуну.

Тут бы мне, наверное, стоило вмешаться, но порой такое для меня – радость бренного дня. Размыкаю руки Гэвина на шее и опускаю его на пол.

– Лады, хватит. Гэвин, иди к себе и возьми бейсболку. Уже почти пора заехать за мамочкой и идти смотреть игру.

Гэвин уносится, но прежде успевает бросить сердитый взгляд на Дрю.

– Чел, у этого ребенка проблемы с сердитками. Надеюсь, ночью ты спишь вполглаза, – бормочет Дрю, глядя вслед убегающему Гэвину. Он вновь поворачивается ко мне и складывает руки на груди. – Ты, значит, последовал моему совету и решил сделать предложение на бейсболе? Мило. Хорошее дело.

– Как ни больно мне в том признаваться, но идея и впрямь была хорошей. Один малый на работе принес кучу бесплатных билетов на сегодняшнюю игру «Индейцев», потому как его дочка работает билетершей в «Прогрессив филд»[13]. Малый говорит, что больше не разрешается просто заплатить – и любуйся себе на табло с сообщением о твоей помолвке. Он дал мне рабочий телефон своей дочери, и та рассказала мне про весь их пакет услуг для делающих предложение. Так что за три сотни я теперь имею честь быть обладателем полного пакета «Кливлендского индейца», – горделиво разъясняю я.

– Эти три сотни долларов дадут гарантию, что в этом году они хоть одну игру выиграют? – вопрошает Дрю.

Отрицательно трясу головой:

– Наверное, нет. Зато они дадут нам места в ВИП-ложе после того, как я сделаю предложение, глянцевое фото тринадцать на восемнадцать момента предложения, каким его покажут на табло, дюжину алых роз и подарочный сертификат в ресторане клуба «Терраса», он тут же в парке находится, где мы можем устроить праздничный ужин, – говорю с улыбкой и беру свои не загаженные в туалете ключи от машины вместе с бумажником.

– Если она скажет «да», ты хочешь сказать. Иначе это будет самое гнетущее фото, когда-либо висевшее у тебя на стене, а уж ужин выйдет воистину неуклюжим, – выдает Дрю, печально покачивая головой.

– Спасибо тебе большое за этот вотум доверия, – невозмутимо говорю я.

И тут опять начинаю нервничать. Но нервам я одолеть себя не дам. Я неделями голову ломал, стараясь придумать, как неподражаемо, по-особому сделать Клэр предложение, и, когда она как-то обмолвилась, что никогда не водила Гэвина на игру «Индейцев», я понял: вот она, идеальная обстановка. На глазах тысяч людей и в присутствии нашего сына. Что может быть лучше этого? И, правду говоря, какой женщине такое не понравится?

Все это пошло прахом во время шестой подачи. А до этого, если не считать, что из-за Дрюшкиных подначек у меня слегка подводило живот, в первые пять подач все шло прекрасно. Гэвин балдел от стадиона, а «Индейцы» вели в семь очков. Коленки дрыгались от разбиравшей их дрожи, и я подавлял в себе желание усобачить еще один хот-дог, чтоб найти себе какое-то занятие, потому как на стадионе я после восьми хот-догов подвожу черту. Еще я гнал от себя мысль, что так и не попросил у отца Клэр руки его дочери, а ведь и нынче люди порой все еще так делают, верно? Не разозлится Джордж на меня за то, что мы формально не обсуждали с ним детали предстоящего бракосочетания и я не испрашивал его согласия? И вот, стоило мне мысленно произнести «формально», как я тут же представил себе Джорджа в темной тройке и широкополой шляпе, сидящим напротив над наполовину опустошенной тарелкой итальянской лапши: вот он подпирает пальцами подбородок, вот извиняется, вот встает и идет в туалет, чтобы взять припрятанный там пистолет и выстрелить мне в голову.

«Оставьте в покое пистолет. Ешьте лапшу!»

Несколько человек, сидящих на ряд ниже, оглядываются и недоуменно смотрят на меня – я только плечами пожимаю. Они меня не осуждали бы, если б знали, что мой будущий тесть – чудовище, жаждущее моей смерти, поскольку я не так, как заведено, женился на его одной-единственной дочери.

Клэр слишком увлеклась спором с Гэвином о том, что три порции сладкой ваты на деле не придадут ему способностей супермена, что бы он ни видел по телевизору, а потому она даже не замечала, что меня пробирает мелкий страх. Да и в любом случае делиться этим я с нею не стал бы. Предполагалось, что будет сюрприз – обалденный, меняющий жизнь сюрприз, способный создать или поломать наше будущее. Или мои коленные чашечки, если Джордж решит, что и вправду ненавидит меня.

Я все еще не могу унять дрожи в коленях, пока Хосе Кабрера[14] добирается до базы, и мысленно произношу слова, с которыми собираюсь обратиться к Клэр.

Никогда не помышлял, что вновь отыщу тебя… ты – мое сердце и моя душа, смысл моей жизни… каждое мгновение, проведенное с тобой, подобно…

Смех Клэр вывел меня из остолбенения. Перевожу на нее взгляд и вижу, что она тычет пальцем куда-то в поле и тихо ржет вместе с несколькими соседями по трибуне, восклицая:

– О, бог мой, нет, вы только гляньте на это!

Смотрю за третью базу и вижу то, что вызвало ее интерес. Когда я вижу, к чему прикованы взгляды всех вокруг, то чую, как желудок стремглав падает аж до подошв, а восемь съеденных хот-догов того и гляди вновь заявятся на белый свет в совершенно непотребном виде, что будет вовсе не так забавно, как пляшущее мясо, распевающее рекламную песенку оскар-мейеровской сосиски[15].

Там, в районе первой базы, телетранслируемый на большое табло, видное всему «Прогрессив филд», стоял, преклонив одно колено, парень и протягивал в руках коробочку с кольцом истерически рыдающей женщине, от потрясения прикрывающей ладошками рот. И во все табло чуть пониже картинки замерцали красные буквы: «Кристал, выйдешь ли ты за меня замуж? С любовью, Роб!»

Клэр фыркала и трясла головой:

– Ну и дубина же этот парень! Это ж каким убогим надо быть! Делать предложение на бейсбольном матче перед десятками тысяч незнакомцев да еще и на табло это транслировать? Более избитого способа трудно придумать.

Когда же на табло-экране женщина склонила голову в знак согласия и парочка обнялась, Клэр завопила, перекрывая хлопки и одобрительные выкрики зрителей:

– ЭЙ, ТЫ, БОЛВАН, КАК ОРИГИНАЛЬНО!

Ой, Иисусе милостивый. Матерь, бенать, милостивая, распробенать твою мать.

Меня ж сейчас удостоят премии «Болван года», если на этом экране через пяток минут, как запланировано, появится мое предложение руки и сердца. Понятия не имею, есть ли вообще такая премия – «Болван года». Должна быть. Наверное, в виде громадного золотого пениса с нацеленной в него стрелой, на которой надпись: «Это ты! Елдак-гигант! Поздравляем!» Наверное, есть даже книга лауреатов премии «Болван года», которую печатают ежегодно, вроде книги лауреатов «Премии Дарвина», которая никак не связана с присуждением почетной награды, зато полностью связана с тем, что народ тычет в тебя пальцем и смеется, потому как ты умер, пытаясь приохотить к медленному танцу страуса, который скорее глаза тебе выклюет, чем выучится «ча-ча-ча».

Клэр враз мне глаза выклюет, если я сделаю ей предложение прямо сейчас!

– Картер, с тобой все в порядке? У тебя такой вид, будто тебя вот-вот вырвет. Говорила же тебе, никак нельзя запихивать в себя больше шести хот-догов. Это ж все равно что напрашиваться на болезнь свинячьего рыла или еще там какой дряни, из которой они сосиски делают, – отчитывала, озабоченно оглядывая меня, Клэр.

– А я ел свинячье рыло?! – взбодрился Гэвин. – Что такое свинячье рыло?

Клэр поворачивается к нему лицом и пытается объяснить сыну, что вообще-то хот-доги делаются из собак, и я, улучив момент, вскакиваю со своего места, бормочу что-то такое про тошноту и мчусь по лестнице к проходной, чтобы отменить свой полный пакет услуг «Кливлендского индейца» прежде, чем умру медленной, мучительной смертью, когда мне глаза выклюют.