Читать книгу Помечтай ещё мне! - Тарас Шира - Страница 3

Глава 1

Оглавление

1.


MDMA. Молли. Адам.


Экстази.


Знаешь, для чего придумали экстази? Эта штука позволит побывать тебе там, где ты никогда не будешь.


Вспомни все свои ощущения, приводящие тебя в экстаз: первая поездка на американских горках, первая пятерка в школе, первая прогулка с девушкой, от которой ты без ума. Первый поцелуй, первый секс. Первая зарплата, на которую ты купил те самые кроссовки, о которых мечтал последние полгода.


А теперь возьми все эти эмоции и хорошенько перемешай. Процеди и слей всю тревогу, неуверенность и все свои комплексы, которые ты старательно собираешь лет с 14. Пей получившийся коктейль небольшими глотками.


Не пойми меня неправильно, но наш организм – это фабрика по страданиям. Все хорошее дается через усилия и боль, не так ли? По крайней мере, нас учили этому всю жизнь. Отдыхать у нас не принято. Даже когда тебе звонят, и на вопрос «что ты делаешь?» как-то неловко отвечать «ничего». Как будто в безделье есть что-то постыдное.


Учись, чтобы найти работу. Работай, чтобы найти работу получше. А потом – женись.


Нет, я не хочу, чтобы мои слова были похожи на слова Марка Рентона из фильма «На игле». Ну, вот эти его «выбери жизнь, выбери недвижимость и стиральную машину», когда он уходит в закат под трек Born Slippy. Да и тем более, речь там шла о героине. При слове «героин» меня неприятно передергивает – я даже и не представляю насколько надо себя ненавидеть, чтобы тыкать себе в вену иглой.


Но экстази – это совсем другое.


Наш организм нас ненавидит. Он разговаривает с нами на языке больных суставов, ноющих поясниц и пульпидов, появляющихся вдруг в воскресенье вечером. А серотонин он выдает с ужимистостью старухи-процентщицы.


Вот видите, я читал Достоевского. А значит, заработал пару очков вашего доверия. Наркоманы же не читают книжки, ведь так?


Я лежал на земле и смотрел на звездное небо. На расстоянии вытянутых рук образовались две ямки – это я сгребал руками песок вместе с галькой. Чуть разжимая кулак, я давал песку тонкой струйкой сбежать по моему предплечью Вы знаете, что у песка даже есть свой запах? Он пахнет моллюсками и горячей бумагой. Сейчас я мог бы рассказать вам о запахе все. Больше, чем любая девочка из Иль де Ботэ. Да какой, в жопу, Иль де Ботэ – я бы обскакал Жан Батист Гренуя.


Да, вторая таблетка через полтора часа после первой сделала свое дело.


Наверное, со стороны я выглядел ничтожеством – молодой 26-летний парень в рубашке и брюках, валяюсь в песке и скалюсь в небо.


Вряд ли таким меня хотел видеть моя мама.


Я с детства боялся наркотиков. Даже травку не курил. Мне почему-то казалось, что от нее у меня обязательно остановится сердце. Не спрашивай, почему. Параноики меня поймут.


Я так себе это и представлял: сидим мы, значит, в компании из 10 человек. Курим. И с утра все как ни в чем не бывало идут на работу. А меня забирает катафалк. Рядом топчутся ревущие родители.


Или так: патологоанатом поднимает простыню и моя бабушка, закрыв руками рот, начинает реветь. Патологоанатом понимает все без слов и возвращает простыню на место.


Есть благородные смерти. Например, спасти детей из горящего автобуса и задохнуться от угарного газа.


Есть просто глупые – идти в наушниках и не услышать истошно гудящий трамвай.


Я же в своем воображении погибал нисколько не романтично – в собственной блевотине и с обоссаными штанами.


В ушах стоял гул от летящего где-то вдали самолета. Звук как будто бы шел от земли.


Первый раз, когда я попробовал экстази, я испугался. Первая мысль – нужен адсорбент. Я съел активированного угля, а потом – несколько кусков пиццы. Запил все это дело я литром яблочного сока.


Эйфория обошла меня стороной.


Но когда я увидел кайфующих друзей, я даже немного пожалел. Я понял: что-то очень важное прошло мимо меня.


С тех пор прошел год.


Сегодня я был негласным ментором – я следил за тем, чтобы всем было хорошо и никто не словил бэд трип. Точнее, бэд трип ты не словишь. Первый признак прихода – полное исчезновение чувства тревоги. Наоборот, ты можешь даже захотеть залезть на какую-то верхотуру, даже если боишься высоты. В принципе, в этом и заключается единственная опасность экстази.


Кстати, можете меня поздравить. Сегодня у меня День Рождения. Обычно я его не отмечаю. Зачем?


Нам почему-то всегда нужны какие-то даты и поводы.


Родительский день, чтобы съездить на кладбище и посигналить другим таким же умникам, отпросившимся с работы на час раньше.


Новый год, чтобы бросить тлеющую бумажку в бокал шампанского.


День ребенка, чтобы извиниться перед своими детьми за то, что вы их били в детстве.


Кстати, насчет Дня Рождения. Мама уже лет пять не дарит мне подарки. Взамен она прощает мне часть моих долгов. По-моему, это справедливо.


На празднике я был не знаком только с одной семейной парой – они с самого приезда держались за руки, как будто приехали не ко мне на День Рождения, а шли через вечерний парк в день ВДВ.


Они сидели в сторонке, нога к ноге. Но от экстази не отказались.


Я немного поболтал с ними. Он – врач-терапевт, она – учительница начальных классов.


Я отпустил какую-то банальщину про маленькую зарплату врачей и учителей.

– Раньше всех выгорают порноактеры, врачи и учителя, – сказал я. – Разница в том, что у первых – секс, а у вторых – самая настоящая ебля. А вообще, не знаю, как там нынешнее поколение, но пацаны из моего класса оживились на уроках лишь дважды: в первый раз, когда на физике натирали эбонитовую палочку, а во-второй – когда химии рассказали про ученого по имени Гей-Люссак.


Впервые за весь вечер они нерешительно похихикали.


Ну да ладно. Вернемся к моему празднику.


Как правило, меня начинает вставлять первым.


Я не ем за 8—10 часов до употребления экстази. Желательно, чтобы желудок был пустым. Если мучает чувство голода – не страшно. Следующие 12—16 часов вы вряд ли захотите есть.


Я посоветовал всем приехать голодными. Вряд ли они меня послушались, хотя это их проблемы. Просто мне хочется, чтобы сегодня все оказались счастливы. Это было что-то вроде синдрома Бога: я знал, что смогу сегодня всем даровать эйфорию независимо от пола, возраста, политических взглядов и вероисповедания. Как-то так.


Надеюсь, я не оскорбил ничьи «чувства верующих». А то сегодня и шагу нельзя ступить, чтоб не оскорбить каких-нибудь толстух, верующих или феминисток.


Наутро хозяйка удивится, что мясо и купаты так и остались на столе, как и запечатанная пачка с углями. Мы даже мангал не разожгли. Она решит, что мы перессорились и разошлись по домам. Это единственное рациональное объяснение, к которому она придет.


Что ж, пусть и дальше так считает.


Но это будет утром.


А у нас впереди вся ночь.


2.


Мы налили по стакану пива и я созвал всех в круг. Мы обнялись, как в каком-то пьяном хороводе.


– Друзья, – сказал я. – Эта ночь запомнится всем. Завтра – суббота.


Я снял руку с чьего-то плеча и посмотрел на часы.


– Суббота уже через полчаса. А потом – воскресенье. А потом, сука, понедельник. Но до этого понедельника – еще целая вечность. А мы здесь. За три пизды от города. И давайте сделаем так, чтобы этот момент остался в нашей памяти!


Когда ты съел экстази, ты уже не можешь заниматься обычными делами. Ты ведешь себя как школьник, который спер у отца сигарету и ждет, когда тот уйдет на работу.


Ты постоянно смотришь на часы, начинаешь шутить и ржать над всем, хоть палец тебе покажи.


Серьезно, тебе даже покажется остроумными анекдоты на последней странице Комсомольской правды. Вот она, сила предвкушения.


– Что-то мне нехорошо, – сказала училка.


– Успокойся, – говорю. Ты съела ее минуту назад.


Ее дружок – врач был тут как тут и потрепал ее по плечу. Какая, блин, милота.


Через 15—20 минут я уже увидел, кто из ребят перешел на новую ступень.

Нет, звучит как-то по-наркошски. Давайте скажу проще и понятнее – я почувствовал, кого вставило.


Люди в этот момент выглядит так, как, наверное, выглядит слепой, который вдруг обрел зрение. Они судорожно мотают головой, трогают свою одежду и с шумом вдыхают воздух, как будто до этого всю ночь провели в противогазе.


Еще через 20 минут приход случился у всех.


Мы дружно обнялись о прорычали что-то нечленораздельное. Обнимались, как регбисты – у меня даже швы на футболке затрещали. Все дружно заорали, стукнулись лбами и расцепились. Чей-то покатый лоб угодил мне прямо в глаз, и я на секунду поймал разноцветные узоры.


Мы разбрелись по компаниям по 2—3 человека. Были и те, кто воодушевленно бродили в одиночку. Тут негде было упасть, провалиться или заблудиться, так что я был за всех спокоен.


Я шел по пляжу. Отовсюду доносились восторженные возгласы. Я снял туфли, носки и отшвырнул их в кусты. Найду их с утра. А сейчас я хотел пройтись голыми ногами по еще теплому песку – днем было +32.


Я подсаживался к беседующим, и, если они не несли ахинею, поддерживал с ними беседу.

Двое пацанов – не буду грузить вас обилием имен, тем более, многих из них вы больше не встретите, говорили про баб – и, честно говоря, я не особо хотело вникать. Для того, чтобы говорить о бабах, была придумана водка и слабоалкогольные коктейли. Да чего уж там, мы и трезвыми постоянно о них говорим. Тратить на это бесценные минуты трипа – верх глупости.


Еще трое танцевали под песню ATL


…на дне ящика лежал самый модный манекен

Заработаешь деньжат – проебутся кореша

Но мы танцуем как снежинки в самом пекле кутежа…


Я подошел поближе и сел.

Какой-то парень флексил у костра. Он был в черных трениках и чистых белых кроссовках на платформе. Типа как у Элджея или всяких там столичных модников. Надо же было надеть такие на пляж.


Он нацепил старую женскую шубу, которая висела в домике, что я снял на сутки. В ней он был похож на сутенера из комедии начала двухтысячных.


Я залип, глядя на его танец.


Мнут через 5 я встал, отряхнул песок и пошел дальше.


– А представь, что все мужчины станут асексуальными?


Бля, куда я попал. Знаю я эти разговоры. Скорее всего, этому пацану долго не давали.


– Ну, к примеру, все мужское либидо в мире мира снизится на 80 процентов.


– Почему именно на 80? – переспросил Денис.


Денис – мой сосед, живет на 3 этажа выше. Он тут единственный из моей компании. Он немного туповат. Причем туповат в плане житейском. Например, он сдал на права с первого раза и спокойно поступил на бюджет. Но все что касается иронии, сарказма или экивоков – полный провал. Даже анекдоты ему приходилось растолковывать.


От такого вопроса оратор слегка растерялся.


– Ну, я условно, – продолжил он. – Представь, как они заволнуются.


– Кто, «они»? – не унимался Денис.


– Девушки.


Слово «девушки» этот парень произнес с таким пиететом, с каким его произносят только обиженки и подкаблучники. Всё ясно.


– Представь, что мы обесценим сексуальность. Весь этот феминизм – не наша история. У нас и так всегда был матриархат. Нас всех воспитывали мамаши, пока отцы были на работах. А возьмите бодипозитив. Он был всегда! Серьезно, вспомните всех этих жирух в этих черных леггинсах цвета полиэтиленового пакета.


– Согласен! – сказал я, – если я еще раз услышу слово феминизм, я, блин, нахер выкину ноут и уйду в монастырь. В 2020 году кто-то обижается на феминитивы? Вы, блин, серьезно?


Денис слабо улыбнулся и посмотрел на меня. Наверное, он сейчас думал, всерьез ли я про монастырь.


При всей своей тупости Денис стремился поучаствовать в любом разговоре – он был вездесущ, как Авиасейлс со своей рекламой.


Вот еще одно преимущество экстази – в обычном состоянии от тупости Дениса я хочу хорошенько ему втащить. Сейчас же мне его непонятливость кажется даже немного милой.


Меня понемногу начало отпускать.


Я начал дышать полной грудью и ушел к понтону, чтобы побыть одному. Надо успеть урвать от этого мира как можно больше, прежде чем я вернусь в мир настоящий.


На понтоне что-то темнело – я подошел ближе, и понял, что это та самая училка, которая приехала с парнем – врачом. Почему-то издалека я принял ее за кресло.


Стоп. Какое, нахер, кресло может быть на понтоне?!


Видок у нее был так себе.


– Я сейчас сблюю, – сказал она.


– Не сблюешь, – ответил я. А где твой спутник?


– Там, – она показала на кусты.


Я пошел туда.


Ее дружок-терапевт был уже готовенький. Он сидел и блаженно нюхал листья лопуха. Перед ним лежали сорванные ветки. Для стороннего наблюдателя он мог бы сойти за умственно отсталого.


В песке лежал телефон. Оттуда голосила Билли Айлиш. Песня – When the party is over. Хороший выбор. Сам как-то под нее очень неплохо трипанул. При виде меня его глаза заблестели от восторга. Его щеки были мокрые от слез.


Я понимающе улыбнулся и вышел из кустов.


– Именинник, подь сюды! – голос Даниила разрезал ночное небо.


Он был на другом конце понтона.


– Бегу, родной! – крикнул я.


По спине побежали мурашки.


Даниил – спонсор сегодняшней эйфории. Именно он открыл для меня экстази, за что я ему бесконечно благодарен. Он стал моим проводником в новый мир.


Он был со своими тараканами – гиперактивный, слегка мнительный и неуравновешенный.


Все свою цивилизованность Даниил давил с усердием дошкольника, нашедшего муравейник. Своими выходками и русыми кудрями он иногда напоминал мне располневшего Тарзана, которого одели в человеческие одежды, но не предупредили, что не надо вскарабкиваться на фонарные столбы.


Но если подумать, все мы не подарки, ведь так?


– А давай под нашу песню! – крикнул я. – Умоляю, скажи, что ты взял с собой телефон!


– Обижаешь, братишка. Сейчас включу.


Он склонился над телефоном. Его лицо озарилось голубоватым светом.


– Сейчас, тут интернет тупой.


Я стоял, как напружиненный. Все внутрь взрывалось. Я еще мог продлить свой трип любимой песней.


И тут с конца понтона донеслось


– Небо на ладонииии…


Миллионы. Нет, миллиарды мурашек побежали по моему телу.


– В платье БЕЛОСНЕЖНОМ! – заорал я.


– Небо на ладони – подхватил Даниил.


– Ты несла МНЕ НЕЖНО!!


Помните этот избитый киношный прием, когда двое в замедленной съемке несутся друг к другу через пшеничное поле? Наверное, со стороны это выглядело так же. Но в том состоянии мне было абсолютно насрать, кто и что подумает.


Мы встретились на середине понтона и крепко обнялись.


– Давай еще по одной?


Я непонимающе посмотрел на него.


– Как по одной?


– А ты думал, я к братану своему приеду без сюрприза? Это мой маленький подарок. Ну, разумеется, основной ждет тебя, как мы вернемся. Я…


Я не дал Даниилу договорить и обнял его. Точнее, я буквально бросился к нему на шею.


– Давай, пока никто не видит, – он достал из кармана спичечный коробок.


И вот теперь, возвращаемся к началу. Я лежу на песке и смотрю в небо. Вернее, сначала я шел, но потом ноги перестали меня слушаться. Я обмяк и очутился на земле.


Скорее всего, я лежал в какой-то скрюченной позе – но какая в этом разница. Я лежал и смотрел на звезды.


Мир – не такой, как мы хотим.


Средняя зарплата в моем городе – 25 тысяч рублей. У меня три пустых кредитных карты и три просроченных ежемесячных платежа.


Журналисту могут подбросить наркотики, а протестующему дать 3 года колонии, за то что он кинул в мента пластиковый стаканчик.


Наша страна катится в тартары, в интернете все ждут третью мировую, а Грета Тунберг – человек, блядь, года по версии журнала Таймс.


Куда катится этот мир?


Но сейчас это не имело никакого значения.


Сейчас я был счастлив.


Даниил подошел и рухнул рядом.


– Братан, спасибо тебе за День рождения!


Я промычал что-то нечленораздельно – одобрительное.


Он повернулся ко мне.


– Слушай, это лучший день в моей жизни.


– И мой.


Ага, пока ты нас всех не подставишь.


Хотя, всему свое время.

Помечтай ещё мне!

Подняться наверх