Читать книгу Туман над околицей - Татьяна Алеева - Страница 7

Двадцатого июля[9] тысяча девятьсот четырнадцатого года император Николай II в Георгиевском зале Зимнего дворца зачитал манифест об объявлении войны с Германией.

О вступлении России в войну Владимир Андреевич узнал из телеграммы, пришедшей в тот же день от его сослуживца из Петербурга. За ужином он сообщил новость всем домашним. На следующий же день они смогли прочесть в газетах текст манифеста, где в числе прочего говорилось следующее:

«Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди Великих Держав. Мы неколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные. В грозный час испытаний да будут забыты внутренние распри. Да укрепится теснее единение Царя с Его народом, и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага».

Все в доме изменилось, привычная жизнь будто застыла. Прекратились игры, перестал звучать смех. Вместо pas de geant все больше читали газеты, обсуждали новости.

Все одобряли обещание государя, что мир не будет заключен, пока последний враг не будет изгнан с земли русской.

Катерина Алексеевна, тоже бывшая в тот момент в Петербурге, была в восторге от единения русских людей в момент, когда император вышел к народу после зачитывания манифеста. «Многотысячная толпа при виде царской четы опустилась на колени. Раздались величественные звуки “Боже, Царя храни”. Меня это тронуло до слез», – писала она Елене Алексеевне.

Новость о Второй Отечественной войне обсуждалась в доме Ранневых всеми, от мала до велика, включая слуг. Больше всего, казалось, новость эта будоражила Митю: он не мог ни говорить, ни думать ни о чем другом и сетовал на то, что может не успеть повоевать, ведь у него травма, а война, он уверен, не позднее чем к Рождеству закончится. В скорое окончание войны верили все: Владимир Андреевич с Виктором соглашались в том, что Россия, Англия и Франция принудят Германию через три-четыре месяца к миру. Василий Алексеевич ждал «разгрома тевтонов», а Скотт – «федеративной Германской республики».

Георгию, который в начале августа отправил из Парижа к именинам Мари подарки и письмо, Мари отвечала следующее:

«Здравствуйте, друг мой!

Ваше письмо и подарки пришли точь-в-точь к именинам! Как же это получилось у Вас так верно все рассчитать?

И зонтик, и перчатки – все мне очень подошло. Не зря говорят, что во Франции понимают в моде.

Митя Стрепетов сломал руку и гостит у нас сейчас в Н-ском. Помните ли Вы его? Он очень славный и добрый, и сделался мне почти как брат. Митя – студент юридического и поэтому, наверное, частенько ругает наше государство и что-то все толкует про революцию. Папа думает, что студенты сейчас все такие, мода у них такая, говорит… Мы вчетвером, вместе с Катериной и Виктором, частенько играем в шарады вместе, и это бывает очень весело. Смеемся тогда так, что щеки болят. Нянюшка потом приходит и долго ахает, что не к добру это, не к добру столько смеяться. Но до чего же нам это дело нравится! Точнее, смеялись… Сейчас до смеха ли. Какое это горе, война! Ни о чем не могу другом думать. Кусок в горло не лезет, когда подумаю о том, что кто-то голодает, страдает… Что же это будет? И как могут люди убивать друг друга, за что?

Я мечтала бы учиться на курсах сестер милосердия, как моя подруга Зина, чтобы помогать раненым, но матушка говорит, что я пока слишком юна и не гожусь к такой работе… Чтобы быть хоть сколько-нибудь полезными фронту, мы вчетвером – я, матушка, Лиза (наша белошвейка) и Евдокия – шьем одежду для солдат. Я пока шью не очень хорошо, больше вышиваю, а у Евдокии получается прелестно, ее Лиза уже успела обучить. Мы с Евдокией снова проводим много времени вместе, это такая отрада для меня!.. Она – моя родная душа, сестричка моя. Мы с ней будто одно и то же, взращенное в разных условиях. А может, и не в разных. У нас ведь одна на двоих Россия, одна на двоих вера…

Рада слышать о Ваших успехах на службе.

Ах, Дягилев! Мечтала бы я посмотреть и “Золотого петушка”, и другие его постановки! Рада, что у Вас получилось на него сходить.

Митя написал мой портрет, и он вышел очень красивым! Не могу сказать, что “я вышла очень красивой”, ведь эта девушка на картине гораздо красивее. Она больше похожа на Катерину, чем на меня. Интересно, как по-разному видят нас другие люди!..

Ну, на этом прощаюсь. Сейчас время чая на нашей солнечной веранде».

* * *

Через пару недель Мари получила в ответ длинное письмо от Георгия с рассуждениями о войне и судьбах России и мира, где, помимо прочего, было написано следующее:

«Хотел бы и я быть Вам как брат. К сожалению, не получилось этого, друг мой. Как Вам, может быть, стало известно от сестры Вашей, мой дядя поставил условием женитьбы на Катеньке то, что прежде я три года пробуду в Париже. Когда я сообщил ей об этом, она сказала, что ждать так долго не желает. К счастью, на ее судьбу такой поворот событий не повлиял: слышал от сестренки своей, что Катенька очень счастлива с Виктором. Ну, а я надеюсь когда-нибудь стать счастливым тоже. Хотя сейчас на уме у меня только карьера».