Читать книгу Нарисуй Италию - Татьяна Александровна Грачева - Страница 9

Мысли о влюблённости Тайсонов в Виталину долго не отпускали Нелли, она ревновала и злилась, злилась, что ревнует и бесилась ещё больше. Хотя не удивительно, что они в ней видят «своего парня», даже хуже – другана. Ничто так не убивает романтику, как совместное прохождение через горшки, сопли и подростковые прыщи. Их объединяли детские приключения, и именно они стирали границы полов.

Нелли припомнила одно из приключений, закончившееся первой ссорой их родителей. Кузнецовы и Ялицкие не особенно дружили, но после чупа-чупсовой авантюры детей даже не здоровались.

Нелька надела на голову маску и проморгалась. Прорези лишь частично совпадали с глазами, приходилось постоянно поправлять и оттягивать душную материю вниз, но она опять наползала на лоб, лишая обзора.

– Да натяни её как следует и закуси зубами, – посоветовал Сергей, видя, как мучается Нелька с его старым новогодним костюмом человека-паука. – Я так и делал два года назад. Только придётся молчать.

Одеяние супергероя давно не налезало на его стремительно вытянувшуюся фигуру, а вот Нельке даже в восемь лет вполне подходило и по росту, и по комплекции. Сам Сергей втиснулся в костюм пирата, занавесил глаз чёрной повязкой и посчитал себя достаточно загримированным. Толик натянул облачение ковбоя и низко опустил шляпу с той же маскировочной целью.

Их колоритная троица отправилась в вояж по магазинам, а именно в «Сладкий мир», где продавались самые вкусные двухцветные чупа-чупсы с жвачкой внутри и конфеты в виде камней, которые Нелька называла какашками динозавра. Толику только исполнилось шесть, Сергей едва перешагнул семилетний рубеж – их вообще не отпускали дальше трёх метров от песочницы. Отец запрещал Нелли уходить из зоны видимости, если со второго раза не удавалось дозваться из окна квартиры, мог посадить под домашний арест. Карманных денег не давал, в сладостях жестко ограничивал. Только Юрий Михайлович не подозревал, на что способна детская фантазия, лишенная глюкозы.

Чтобы сократить время отсутствия во дворе, пришлось бежать. Сил хватило на два квартала, дальше пошли быстрым шагом, шумно и тяжело дыша. Хуже всех пришлось Нельке: маска-чулок из синтетики промокла от дыхания, неприятно скользила по лицу и снова съехала на лоб, практически лишив возможности видеть хоть что-то, кроме пятачка неба впереди.

Сергей взял её за руку и повел за собой.

– Почти пришли. Держись за меня и закуси маску.

Нелька резко остановилась.

– Ты его не стирал, что ли, с тех пор, как сам так делал?

Сергей замялся.

– Нет, кажется, мамка не стирала.

– Фу! – она стянула маску и несколько раз плюнула на землю. – Дайте мне срочно какашку динозавра!

В магазин вошли медленно, без суеты, чтоб никто и не подумал, что сюда они добрались без разрешения родителей и вообще без сопровождения взрослых. Прошлись вдоль прилавков, будто выбирали, на что потратить содержимое кошельков, хотя средств было ровно на шесть заветных леденцов, по два на каждого, и на одну пачку «каменных» конфет.

Пошептавшись, ребята вытолкнули Нельку вперёд. Она разжала липкую вспотевшую ладонь и высыпала на прилавок горсть монет. Одна монетка прилипла, пришлось отковыривать ногтём. Не без помощи поддакивающих за спиной Ялицких, Нелька озвучила заказ, и добавила в конце: «Пожалуйста».

Во двор снова пришлось мчаться со всех ног, чупа-чупсы распаковывали на ходу. Пришлось Нельке задрать маску и грызть леденец частично с целлофаном. Они залетели на площадку около дома, запрыгнули на двойные качели и принялись раскачиваться, будто никуда и не уходили, а сбившееся дыхание заполучили благодаря дворовому аттракциону.

Из подъезда вышел Юрий Михайлович, его тяжелый взгляд прошёлся по двору и чётко, словно наведённый снайпером прицел, остановился на качелях. Нельку отец опознал не сразу, маску она стянула, но всё ещё оставалась в костюме человека-паука. Широким и твёрдым шагом Юрий Михайлович пересёк площадку и остановился у низкого заборчика.

– Нелли! Я звал тебя четыре раза. Не вынуждай искать тебя по всем окрестностям. Где ты была?

Из соседнего подъезда вышли родители братьев Ялицких. Мама, суетливая и беспокойная, как недавно окотившаяся кошка, а папа, наоборот, слегка примороженный. Он выбивался из временного потока замедленными движениями, будто режиссер только его заснял в режиме «слоу-мо»5.

Юрий Михайлович, оглянулся на соседей по подъезду, поздоровался кивком и снова обратился к Нелли.

– Откуда конфеты? Я не давал денег.

К площадке приблизились Ялицкие, на их лицах отразился такой же вопрос.

– Серёжа, Толя, откуда у вас средства на чупа-чупсы?

Нелька обязательно свалила бы всё на Ялицких, а братья в свою очередь на неё, всё закончилось бы порицанием и напоминанием, что не хорошо брать деньги у друзей и угощаться за чужой счёт. Но надо же было их родителям подойти одновременно и лишить их заготовленного оправдания!

Они уже не раскачивали качели, и те постепенно останавливались, с пронзительным скрипом. Родители смотрели на них и ждали объяснений. Признаться – означало выпросить наказание. Вчера их неразлучная троица подготовила униформу профессиональных оборванцев. Надев старательно испачканные, разодранные футболки, они уселись у магазина с букетами первоцветов. Не просили милостыню, не клянчили монетки, они торговали. Их жалкий вид вынуждал людей присматриваться и покупать трогательные щуплые букетики. Нелька отыграла свою роль на ура. Когда люди приближались к магазину, она вскидывала свои разнесчастные выразительные глаза и молча протягивала первоцветы, а Сергей в это время причитал:

– Купите, пожалуйста, цветы, мы их всё утро собирали. По росе и почти в темноте.

Накопив достаточно денег, они свернули униформу и спрятали в кустах шиповника. Решили пока не избавляться от прибыльного хобби, чупа-чупсы имели скверную особенность иссасываться без следа.

Только такую правду не расскажешь. Нелька покраснела, приготовилась молчать и всё отрицать, но Толик, как самый младший и совестливый, не выдержал прессинг родительских взглядов и расплакался.

– Мы больше так не будем!

Сквозь его всхлипывания прорвалась правда об их неприглядном способе заработка и о походе в магазин без разрешения. Старшие Ялицкие почти синхронно повернулись, к Юрию Михайловичу, Станислав Кириллович немного запоздал, оборачивался чуть дольше жены.

– У вашей дочки дурные наклонности. Хорошо бы с ней побеседовать.

Нелька затихла, ожидая взрыва. Он не заставил себя долго ждать. Юрий Михайлович покраснел, это обыкновение алеть по пустякам досталось Нельке от отца. Он эту привычку в себе ненавидел, а она просто смирилась.

– Это ваши сыновья на неё влияют.

– Нашим мальчикам такое и в голову бы не пришло.

– Да что вы говорите! Их двое, и они мальчишки. А Нелли слишком легко попадает под влияние, у неё мягкий характер.

Никогда ещё Юрий Михайлович не заблуждался так сильно. Все сумасбродные идеи рождались в голове его дочери, но Ялицкие охотно их подхватывали и реализовывали с превеликой охотой. Угрожать или заставлять не было нужды.

– Серёжа, Толик, быстро в машину, ждите нас там.

– Нелли, марш домой. Помоги Наде с уборкой.

Дети слезли с качелей и побрели в указанных им направлениях. У кустов роз приостановились, чтоб разойтись в разные стороны и обернулись посмотреть на препирающихся родителей. Спор только набирал обороты, послышались непонятные для детского уха мудреные и завуалированные оскорбления.

Сергей печально вздохнул.

– Нам теперь точно не разрешат играть вместе.

Нелька оторвала шип розы, лизнула языком и приклеила на кончик носа.

– Ну и что?

Сергей и Толик переглянулись.

– Как «ну и что»?

– Ну и что, что не разрешат. Я всё равно буду, – она сморщилась, демонстрируя вооруженную шипом сопелку. – В садике они нас всё равно не видят. Нелька давно жила по правилу: если что-то запрещают, это нужно делать втайне.

Толик тонко всхлипнул. Его печаль не была беспочвенной: он посещал другую группу, на год младше и увидеться с подругой в саду никак не мог. Нелька прилепила на его нос такой же «рог».

– Я всё равно с тобой буду дружить, – немного подумав, добавила: – И деньги на конфеты нам всё равно нужны. Просто придумаем другой способ их раздобыть.

С тех пор их дружба приобрела вкус запретного удовольствия, на время ушла в подполье, но никуда не исчезла, так же, как и хитроумные способы заработка денег на очередной чупа-чупс.

В средней школе проблема контроля растаяла сама по себе. Не мог Юрий Михайлович отслеживать каждый шаг неугомонной дочери, пытался в качестве провожатой навязать Надю, но приключения Нельки её не интересовали. Бродить на стройке или обносить ничейные деревья ей никогда не нравилось. У Нади была своя компания, состоящая из ребят на несколько лет старше неё, и развлечения у них были не в пример взрослее. Они тайком или обманом пробирались в ночные клубы, иногда устраивали распитие коктейлей на кладбище и ходили к речке, где горланили песни под гитару. Главной запевалой была именно голосистая Надя.

Нелька же в тринадцать лет выглядела как котёнок египетского сфинкса: нескладная, угловатая, и даже чуточку нелепая. Она считала свою внешность очень удобной. При необходимости могла перевоплотиться в мальчишку с помощью спортивного костюма и кепки. Пока ещё не задумывалась о необходимости нравиться и о важности экстерьера. Её большая любовь к Нодару напоминала обожание кумира на расстоянии и не требовала соблазнительного облика, скорее, терпения и воображения.

С приходом весны появлялось гораздо больше возможностей разбогатеть. Вместе с Ялицкими Нелли паслась на фруктовых деревьях, они сдавали бабулькам на рынке всё, что можно было содрать, не нарушая закон и не опасаясь получить порцию соли в пятую точку: вишню, абрикосы, черемуху, шиповник, орехи, сливы. Вечерами они раздавали рекламные листовки и хватались за любой способ заработка, не попадающий под статью. Родители-юристы постоянно стращали своих сыновей историями о неблагополучных подростках, отправившихся в колонию из-за бедовой башки. Ялицкие мотали на ус и стремительно просаживали всё, что удавалось заработать. Нелька же копила на свою мечту.

В девять лет она впервые нарисовала свой портрет. Кособокий, схематичный, как карикатура. Сюрприза не получилось – она давно мечтала об Италии, и именно это отразилось на рисунке. За спиной изображенной на портрете девочки, вздымал вверх монументальные стены замок Кастель-дель-Монто. Из любого разговора или передачи по телевизору Нелли выхватывала всё, что связано с этой страной. Стена над кроватью пестрела яркими картинками с достопримечательностями Италии, Нелли рассматривала их перед сном, мечтая пройтись по улочкам Чинкве-Терре и увидеть воочию Миланский собор. Интуитивно она чувствовала родство именно с этой страной, полной противоречий и эмоций, страной, умеющей безудержно веселиться и непритворно страдать.

ЖанЭд периодически выпихивала Виталину из дома, заставляя сопровождать Нельку. Прямолинейно и совершенно неделикатно настаивала на дружбе дочери с хулиганской троицей. Сергей кривился: рядом с Витой чувствовал себя, словно под присмотром председателя КДН, приходилось следить за шутками и вообще ограничивать себя в употреблении ругательств. Вита не переносила сквернословия и не стеснялась делать им замечания.

Каждый раз, когда аккуратная, гладко причесанная Виталина выходила во двор, он громко фыркал:

– Дочка гробовщицы нарисовалась. Ещё есть время свалить.

Нелька толкала его в бок.

– Пусть. Не гони её. – К Вите она относилась без враждебности, хоть и не было между ними особенной симпатии. Дружила Нелька с ЖанЭд, а Витка прилагалась к этим отношениям, как нечто само собой разумеющееся. ЖанЭд поначалу жалела Нелли, но быстро поняла, что та не нуждается в её жалости и вообще не видит причин ей сочувствовать.

ЖанЭд нашла для Нелли первую работу в своём салоне ритуальных услуг, но Нелли ни в какую не хотела принимать деньги за то, что делала от чистого сердца, желая помочь. Пришлось Жанне Эдуардовне подыскивать для Нельки новый источник заработка, хоть её мечту накопить на поездку в Италию она и не воспринимала всерьёз. Ялицкие охотно хватались за возможность обогатиться и почти всегда составляли Нельке компанию.

Неразлучная троица рассыпалась только у дверей похоронного бюро ЖанЭд. Туда Тайсоны не совались, с содроганием представляли, как Нелька спокойно бродит среди гробов, обтянутых красным и фиолетовым велюром, среди венков разной степени скорбности и слушает беседы об очередном погребении. Правда, с наступлением подросткового возраста ускоренный спортом метаболизм погнал Тайсонов в кафе ЖанЭд, там они охотно столовались и не особенно тревожились, что большинство поглощаемой ими выпечки – это поминальные пирожки.

Нелька проворно скользила между рядами с высокими вазами, выметала лепестки опавших цветов. ЖанЭд говорила по телефону и наблюдала за её мельтешением. Закончив беседу с клиентом, она опустила мобильник в широкий карман брюк и закатала рукава до локтей.

– Все мы в этом мире тленны…6 Кузя, иди сюда.

Нелька собрала мусор и оставила совок у стены.

– Сейчас, полы протру.

ЖанЭд установила металлический каркас и расставила коробки с матерчатыми цветками.

– Тебе Серёга, что ли, нравится?

Нелли уселась на табурет, подтянула к себе одну из коробок и, опустив туда руки, принялась перебирать шелестящие цветки.

– С чего вдруг такие выводы?

– Ну не знаю, возраст у тебя такой, когда башку сносит. Рядом только Тайсоны и вертятся. Толик мелкий ещё, а Серый как раз подходит на роль первого сумасбродства.

Нелли ухмыльнулась.

– Папка меня слопает вместе с Тайсонами, если мы вдруг надумаем породниться.

ЖанЭд присмотрелась к Нелли.

– А кто тогда? Не может у тебя не быть симпатии. Ты такая…

– Какая?

– Влюбчивая.

Нелли приложила цветок к каркасу и ловко примотала тонкой проволокой.

– Я с пяти лет люблю Нодара. На фиг мне Тайсоны.

– Абелова Нодара?

– Откуда вы его знаете?

– Всех знаю, у кого недавно кто-то помер. Он же старше тебя. Погоди, а тебе сколько? Ты же и Витки вроде взрослее.

– Пятнадцать.

ЖанЭд встала, опустила руку в бездонный карман, чем-то пошуршала, потарахтела и извлекла наружу пачку презервативов.

– Держи. Пусть будет. Возраст хреновый, а для тебя так вообще опасный.

Нелька рассмеялась, но пачку взяла.

– Почему для меня? Что-то не помню, чтобы я распутствовала.

– Ты мне меня напоминаешь. Шумоголовая, без тормозов. Слишком поддаёшься эмоциям. Если вдруг Нодар тебя зацелует, ты ему не только это позволишь. Пусть лучше будет на всякий случай, – увидев, как Нелли мечтательно заулыбалась, продолжила: – Смотрю, ты и не споришь. Правильно. Если ты левша, нужно не переучиваться на правую руку, а покупать ножницы для левшей. Ты такая, учти это и будь готова к выкрутасам своей натуры.

Нелли протяжно вздохнула.

– Тогда очень удачно, что я владею двумя руками. А Нодар меня в упор не замечает. Вряд ли знает, что я существую.

ЖанЭд оглядела Нельку с ног до головы. Взлохмаченные ярко-красные волосы, широкие джинсы и цветную футболку.

– Ну если он тебя не замечает, у него что-то неладно с башкой. На фига тебе такой ущербный нужен?

Нелли не считала Нодара ущербным, просто ещё не пришло время воспылать к ней страстью. Пока наблюдение со стороны её вполне устраивало, она вздыхала о нём издалека, примеряя на него роли персонажей из фильмов. Из Абелова получился роскошный Железный человек и не менее шикарный Принц Персии. Нодар выгодно выделялся на фоне своих одноклассников: не курил и, самое главное, не сквернословил. Почему-то для Нельки это стало решающим фактором. Её одноклассники с трудом составляли предложения без связки слов в виде матов. Тайсоны тоже любили выражаться сочно и неприлично, но в их исполнении её это не коробило, а вот Нодару не позволялось. Идеалу не разрешалось хоть в чём-то быть неидеальным.

Нелли знала его расписание уроков и тренировок в футбольной секции, знала, где он живёт, и по каким предметам лучше всего успевает, а вот когда он родился – не знала.

Недалеко от школы доживал свои дни один из последних в городе ларьков. В металлическом гофрированном домике продавались лотерейные билеты, канцелярия и шоколадки. Школьники бегали к нему на перемене за перекусом и разной мелочёвкой, вроде карандашей или ручек. Ничем не примечательный ларёк мог похвастаться таинственной головоломкой в духе Кентервильского привидения. Периодически на узком окошке, из которого высовывалась лапа продавца, сгребающая деньги, появлялась надпись или рисунок. Следы вандализма исчезали быстро, уже к обеду от них оставался только слух, но граффити неизменно возвращались в виде новых каракулей. Иногда это были неприличные слова, но чаще что-то безобидное или милое, но не менее загадочное.

Нелька стояла в очереди и разглядывала верхушки цветущих абрикосов, подпирающих ларёк с двух сторон. Пахло весной и влажным асфальтом, мысли кружились вокруг приближающихся каникул, об учёбе не думалось совершенно. Её внимание привлёк разговор двух девочек, рассматривающих в стеклянной витрине открытку.

– Давай это: «Любимому брату».

– Просто как-то. Давай лучше: «Самому крутому брату».

Нелли присмотрелась и опознала в смуглой темноволосой пятиклашке сестру Нодара, Лилю. Кровь тут же хлынула к щекам, сердце ускорилось и заволновалось. У Нодара скоро день рождения! От одной мысли, что сейчас она близка к его празднику и наконец подобралась к тайному знанию о великом дне, когда он появился на свет, её всю мелко затрясло, как в лихорадке. Она прислушалась и уловила заветную цифру – двадцать первое мая.

Когда Лиля ушла, Нелли тоже купила открытку, поцеловала её несколько раз накрашенными губами и сочинила признание в любви. Правда, смелости подписаться не хватило. Сохранив анонимность, она тайком бросила открытку в его почтовый ящик и убежала. Сердце колотилось как сумасшедшее, отдаваясь в пятках на каждый шаг, уши пылали, а душа ликовала: она это сделала, призналась ему в любви. Пусть пока он не знает, кто его тайная поклонница, она решилась на первый шаг, он обязательно ощутит её любовь. Нельзя не заметить такое громадное настоящее чувство. Оно словно облако распирало Нельку изнутри, пузырилось, вырывалось на свободу и вплеталось в душный солнечный май. В каждом вдохе ей чудилась ответная любовь, нужно просто немного подождать, он обязательно её заметит.