Читать книгу Город моего детства. Невыдуманные истории - Тaтьяна Александровна Отрадных - Страница 4

Мои самые первые воспоминания относятся к возрасту двух-трёх лет. Родители не верили, что я сама это помню, а не воспроизвожу по их собственным рассказам. Но я действительно помню оконные переплеты рам, выкрашенных в темно-зелёный цвет, потертые ковровые дорожки и холодные деревянные полы веранды, на которой нас, малышей ясельной группы, укладывали спать в «тихий час».

В 60-е годы, на которые пришлось моё раннее детство, в детских заведениях строго придерживались программы профилактики простудных заболеваний методом закаливания. Летом нам устраивали на улице душ из шланга или обтирания водой, разрешали бегать на прогулках босиком, а с ранней весны до поздней осени на «тихий час» укладывали спать не в группе, а на закрытой веранде.

Всех – и мальчишек, и девчонок – обряжали во фланелевые рубашки длиной до пят и с длинным рукавом, головы повязывали платочками, (что очень смешило девочек и страшно сердило мальчиков) тут же, на веранде, высаживали всех на горшки, а потом воспитательница с няней тщательно упаковывали каждого в отдельный спальный мешок, оставляя снаружи только лицо. Мешок закрывался не застёжкой – «молнией», а верёвочными завязками, пришитыми снаружи. Добраться до них изнутри не было никакой возможности, а значит, и выбраться из спальника самостоятельно. Капюшон мешал смотреть по сторонам, закрывал обзор, а кровати, на которые нас укладывали, были больше похожи на столы для пеленания младенцев – такие же жёсткие, с низкими бортиками, так что ворочаться на них было себе дороже. Мне, впрочем, в этом мешке было тепло и уютно, озябшие на холодном полу босые ноги быстро согревались, а свежий, даже морозный, воздух только крепче смеживал веки, и я быстро погружалась в сон, уютно посапывая носом…

Придет Серенький Волчок и укусит за бочок!

Так получилось, что с моей подружкой и одноклассницей Светой мы были знакомы с тех самых яслей. Однажды я поделилась с ней этими воспоминаниями, мне было интересно узнать, что помнит она. И вот что она мне рассказала:

«Мне в яслях нравилось, если бы не „тихий час“. Только из-за него я начинала канючить по дороге в ясли, и мама то ругала меня за капризы, то уговаривала, то сулила сладости. Я, конечно, давала себя уговорить, приходила в группу и за играми забывалась до обеда. А потом приходил „Тихий час“! Для меня эти два часа были пыткой, – вспоминала Светланка. – Всё во мне протестовало против несвободы, потому что, находясь в таком положении, запросто можно проморгать момент, когда „придёт серенький Волчок и укусит за бочок“! И я изо всех сил боролась со сном, спелёнутая в позе мумии, но, в конце концов, конечно, засыпала. Волчок если и приходил, пока я спала, меня почему-то не трогал, но кто его знает, что он сделает завтра?!! И никто не догадывался о моих страхах, а я не умела про них сказать».

Даже если-бы Света рассказала мне тогда про волка, вряд ли бы я её поняла: сказка про Волка и Красную шапочку была одной из любимых моих сказок. Почти каждый вечер перед сном кто-нибудь из домашних рассказывал мне сказку на ночь. У меня дома над кроваткой висел коврик, на котором был нарисован лес, избушка на опушке, девочка с корзинкой, а за деревьями прятался Серый Волк, совсем не страшный. Так что мне её страхи были неведомы, и я, совершенно не протестуя, топала по утрам в ясли, стараясь успевать за вечно спешащей мамой, а если и капризничала иногда, то лишь потому, что не выспалась.

Но уже в раздевалке, пока мама снимала с меня многочисленные штаны и кофты, заснеженные валенки с калошами или мокрые резиновые сапожки, натягивала на меня колготы и застёгивала сандалии, оправляла платьице, смятое под верхней одеждой, я нетерпеливо приплясывала на месте, провожая взглядом каждого, кто уходил в группу. Помахав на прощание ручкой своей маме, бабушке или папе, очередной малыш скрывался за дверью, а я в это время старалась заглянуть в растворенную дверь, туда, где меня всегда ждали друзья-подружки, любимые игрушки и всегда новые игры.

Канун 1969-го

В семейном альбоме хранится чёрно-белая фотография нашей младшей ясельной группы, сделанная в канун Нового, 1969 года: на фоне жиденькой ёлки, густо завешанной серебристым «дождиком», стоит Дед Мороз с посохом, накладной бородой, с какой-то испуганной Снегурочкой из старших детей сада. Перед ними в два ряда разместились чуть больше десятка малышей: первый ряд – сидит на низкой лавочке, второй – стоит за ними, воспитатели – по краям. Полтора десятка круглощёких, обритых почти наголо пупсов с глазами – пуговицами, в гольфах или носочках на пухлых ножках. В платьях с круглыми воротничками – девочки, в коротких штанишках и белых рубашках – мальчики. Лица воспитателей строги и сосредоточены, взгляды всех троих взрослых, и даже Деда Мороза, устремлены на сидящую в середине первого ряда малышку с кулачком во рту. Собственно, это уже второй снимок. На первом вместо малышки над скамейкой торчат задранные вверх ноги, отчётливо видны толстые рейтузы и гладкие подошвы сандалий. Но «отряд не заметил потери бойца», все смотрят кто куда, и только один пупс, под ноги которого свалилось этакое счастье, да стоящая за ним Снегурочка испуганно заглядывают куда-то вниз, вытягивая шеи. Можно только догадываться, что происходило в группе между двумя этими снимками, какой суетой сопровождалась вторая попытка сфотографировать всех в целости и сохранности, и с какими комментариями вручали моим родителям эти фотографии. Как бы там ни было, в семейном альбоме они обе заняли своё место и неизменно вызывали улыбку, а то и смех у всякого, кто их рассматривал.

Отряд не заметил потери бойца…

Мама имела привычку подписывать на память все фотографии: где и когда фотографировались, по какому поводу, а на групповых снимках с обратной стороны записывала имена и фамилии всех участников съёмки. Благодаря её записям я знаю имена тех, с кем играла когда-то, ещё в яслях. С некоторыми я потом ходила в детский сад, играла во дворе нашего дома в песочнице, а потом училась в одном классе в школе. Но это уже совсем другие истории….