Читать книгу Непобедимая буря - Татьяна Алексеевна Коршунова - Страница 7

Глава 6

Оглавление

Василий бродил по верхним покоям: из комнаты в комнату, от окна к окну. Спускался в вестибюль, открывал двери в сени… И возвращался. Чего-то ждал он в этот день – понедельник накануне Троицы. Не зря же щемило виски и брови от духоты, не зря густое тепло воздуха давило голову.

– Ой, Митенька, сдаётся мне, опять Вася от нас уедет, – Февронья смотрела, как Дмитрий выуживал землянику из фарфорового блюда за обеденным столом.

– Почему так думаешь, нянюшка?

– Заскучал он, кажись. Уж две недели как из дому не выходит. Ни в гости, ни верхом кататься. А погода-то какая, гляди! Стоит, смотрит в окошко. Или в комнате закрывается с книжками. Всё один да один.

– Он и раньше таким был.

– Ой, да… Теперь хоть, слава Те, Господи, по кладбищам не ходит! – Февронья перекрестилась.

– А я полагаю, никуда он пока не тронется, – Дмитрий улыбнулся. Стёр салфеткой случайную красную каплю с манжеты.

– Дай Бог, чтоб твоя правда была, Митенька. Дай Бог… Токмо как расшевелить-то его?

После обеда сад в окне показался мёртвым. Василий спустился по лестнице, вышел на крыльцо, оперся об угловатую колонну. Птицы молчали, затих ветер в яблоневых листьях.

Неужели пора?

Покоряясь ногам в домашних серых туфлях, он шёл и шёл вперёд, и сад преображался в дикий парк с дубами, рябинами, орешником. Деревья прекратились – начался луг с дорогой в две колеи. Открылось небо. Так и есть! Из-за восточного горизонта, где белые ивы прятали русло реки, всплыли дымчато-синие клубы.

Василий расстегнул медные пуговицы и – без шляпы, в льняных панталонах, одном пикейном жилете и рубашке, – волоча фрак по земле, направился навстречу. В гору, к лесу, откуда сбегал-журчал прозрачный ручей.

Синие стрекозы зависали над водой, словно опьянённые приближением бури. Тревожно шелестели молодо-зелёные берёзки на опушке. А небо, как после удара громадным кулаком, злилось, наливалось, копило силы ответить земле – отыграться на ней.

А Василий всё поднимался в гору: через смешанный перелесок – тропой, едва заметной среди ядрёной пижмы и полыни. Над непокрытой головой зарычало – и будто камни где-то повалились. Дождевая капля поцеловала плечо. И пахнуло в лицо хвоёй и влажным песком.

Вот же оно, одиночество! Поэзия. Тишина. «Друг мой, буря, – распугала всех. Всех загнала под свою крышу. Непобедимая буря. За то я люблю тебя». Василий встал под ольху. Гофрированные листья позволили глазам подглядывать за островком-поляной, по другую сторону которой высились разлапистые ели.

Не один он здесь стоял… Не один! И только ты – природа, созданная Богом, знала, как давно это свершилось! Это имя… «М» – свобода дыхания – и ещё раз «м». Как поцелуй. И голос…

Зам-мигало.

Один. Два. Три. Четыре…

Грохнуло!

Как скоро она пришла! Или думы заметить не давали. Красиво! Дунул ветер. А дождь не расходился, ждал свой черёд.

Что за наваждение? Василий сдвинул брови и ткнулся затылком в ствол. Розовое платье развевалось на ветру на фоне елового ряда. Приближалось в центр поляны. Белые балетные туфли с лентой вокруг ноги. Медово-льняные растрёпанные завитки. Она?

Огненная ломаная линия перекосила образ в глазах Василия. Попала в берег ручья за осокой слева.

Девушка осталась. Дошла до центра поляны. Запрокинула голову. И протянула руки на сизую тучу.

Как по сценарию, ливанул тёплый дождь. Бабахнуло!

– Ты что? – пробормотал Василий. Схватил фрак под мышку и выскочил из-под ольхи.

– Маремьяна!

Будто не услышала. Не повернулась. Он добежал до неё – и схватил за плечи:

– Вы безумны? С молнией не шутят! Она играть не станет!

Большие светло-зелёные глаза раскрылись на него. По бледным щекам текло.

– Нет, нет, нет! – она завертела головой, принялась закрывать лицо и ткнулась лбом к нему в грудь. – Только не вы! Вы не должны видеть моих слёз!

Вспышка ослепила их обоих и заставила схватиться друг за друга. За ней раздался такой взрыв, словно в ста шагах рухнул Кёльнский собор. Дождь шумел, бил по траве.

– Не страшно? – прошептал Василий.

– Нет.

Настоящая – не бесплотная перкаль рукава-фонарика смялась и потеплела под его пальцами. А собственная белая рубашка липла к телу и холодела.

– Всё же лучше любоваться этим великолепием не здесь, – он взял девушку за руку и потянул в яму, оцеплённую кустами малины. Мигнуло, шарахнуло над еловыми верхушками – они упали на колени и пригнулись грудью к травянистому склону.

Там, где «рухнул Кёльнский собор», на стволе старой осины зияло белое нутро. Длинная щепа коры лежала на земле.

Маремьяна повернула мокрое и белое лицо:

– Неужели я здесь – с вами? Я думала, вы никогда не заговорите со мной… Василий.

– Вы тоже знаете моё имя?

– Я знаю о вас больше, чем вы думаете, – она улыбнулась.

Дикая, шокирующая улыбка. С мертвенной серьёзностью её лица она не вязалась. Взамен ожидаемой грусти, надрыва, улыбка её выстрелила какой-то южно-итальянской… нет – даже бразильской энергией!

Василий расправил зажатый под мышкой фрак, прикрыл полой девичьи плечи. Следовало сделать это раньше: сквозь промокшую розовую ткань уже просвечивали её рёбра и ложбинка позвоночника.

Дождь-предатель зашелестел тише – собственное сердце зазвучало в ушах, и дыхание… В лесу послышался редкий птичий свист.

Завитки волос обвисли на висках у Маремьяны, и… Как это было прекрасно! Лицо её по форме напоминало сердце: широкий лоб, высокие скулы, короткий и острый подбородок, но мягкий, не угловатый. Большие глаза, тонкие лиловые веки, маленький рот… хотелось сказать: как на картинах Грёза. Но ни на одну из этих ярких женщин она не была похожа.

Как же это прекрасно: тучи, молния, дождь!.. И девушка. У которой вьются волосы от природы – и завьются снова, когда начнёт испаряться вода. И мокрые пряди не портят её причёски – даже к лицу ей. И она не боится силы, созданной Богом – идёт к ней навстречу. Знает, что буря пощадит её, потому что она сама сродни буре.

Луч солнца блеснул Василию в глаз – он моргнул.

Так, что тут?.. Ах, да. Девушка – небестелесная.

– Вы промокли. Позвольте проводить вас?

Она встала, отряхнула с мятого платья мокрую траву.

– Укройтесь моим фраком.

Непобедимая буря

Подняться наверх