Читать книгу Англо-американская война 1812–1815 гг. и американское общество - Татьяна Алентьева - Страница 3

Международная ситуация в начале XIX столетия была чрезвычайно сложной. В Европе с большим размахом шли наполеоновские войны, втягивавшие в свою орбиту все новые страны. Во внешней политике республиканцы придерживались идеи изоляционизма. Характеризуя подобные обстоятельства, президент Дж. Вашингтон полагал: «…когда бы между европейцами не возникал конфликт, если мы мудро и должным образом воспользуемся преимуществами, дарованными нам географией, мы сможем, действуя осмотрительно, извлечь выгоду из их безумств…»246.

При вступлении на должность президента, Джефферсон заявил: «Никаких связывающих союзов…» США официально отказались от участия в европейской системе политических альянсов, тем самым пытаясь утвердить независимость действий собственной нации и вести торговлю со всеми странами мира. В условиях перманентной войны и Англия, и Франция прибегли к политике морской блокады, бесцеремонно нарушая нейтралитет молодой республики247.

Большую часть Юга и Юго-запада страны занимали плантационные хозяйства, основавшиеся на рабовладельческом труде. Благодаря обширным и плодородным территориям выращивали табак и хлопок. Эти культуры на рубеже XVIII–XIX вв. пользовались большим спросом в странах Европы. Благодаря этому развивалась выгодная двусторонняя торговля между американскими купцами и враждующими между собой европейскими странами. С 1792 г. по 1807 г. тоннаж торговых кораблей Соединенных Штатов вырос с 564 тыс. до 1268 тыс. т. Неудивительно, что развитие внешней морской торговли США напрямую зависело от внешнеполитической обстановки в Европе. За все годы наполеоновских войн Соединенные Штаты обеспечивали большую часть внешней торговли Испании, Франции и Голландии. Характерно, что после наступления непродолжительного Амьенского мира внешняя торговля США сократилась в два раза.

Но отказаться от участия в европейских конфликтах, не означало не быть втянутыми в них. Тем более, когда колонии таких стран, как Англия, Франция и Испания, располагались на территории американского континента. Поэтому одним из немногих принятых практически единогласно решений джефферсоновской администрации был вопрос о присоединении Луизианы, названным республиканцами «ограждением от опасного соседства». В 1800 г. Наполеон Бонапарт заключил тайный договор с Испанией, по которому в состав французских владений вошли вышеупомянутая территория и Новый Орлеан. В свою очередь, Джефферсон в послании конгрессу (от декабря 1802 г.) сообщил о смене внешнеполитических приоритетов в пользу Англии248. Так как, по мнению президента, государство, обладающее Новым Орлеаном, ключевым портом в устье реки Миссисипи, является прямым соперником США249. Задачей номер один для Джефферсона в сложившейся ситуации, было добиться разрешения от французского правительства на свободное судоходство по реке Миссисипи. Отношения между Францией и США перестали быть столь напряженными после покупки Луизианы.

Республиканцы тут же отказались от идеи сближения с Англией, тем самым невольно втянув себя в политические интриги Бонапарта, желающего ослабления Англии. Приобретение огромной неосвоенной американцами территории обострило отношения с индейцами. Историк Т. Нелин считает, что именно в это время появляется такое решение проблемы, как переселение индейцев в резервации, и идея эта принадлежала президенту Т. Джефферсону250.

1 марта 1809 г. в связи с отменой эмбарго, Конгресс принял Акт о прекращении отношений. Новый закон запрещал американцам торговать лишь с Англией, Францией и их колониями. Торговля с этими странами должна была возобновиться, как только их правительства снимут ограничения на американский экспорт и прекратят нападения на американские суда251. Но этот закон не принес результатов. Американцы, так радовавшиеся отмене эмбарго, не были настроены соблюдать новые ограничения. Акт о прекращении отношений почти открыто нарушался в большинстве американских портов. К тому же, какие бы меры ни принимали в Соединенных Штатах, ни Англия, ни Франция не собирались отменять ограничения американской торговли.

Наполеон, правда, не скупился на обещания снять с американцев запреты, наложенные континентальной блокадой. Однако он и в мыслях не имел эти обещания выполнять. В результате между Францией и США к 1810 г. существовало состояние «полуразрыва» отношений. Англичане не давали даже обещаний: правящая партия тори была твердо настроена сохранить «Указы в Совете» (Orders in Council). К тому же англичане по-прежнему вредили американской торговле гораздо больше, чем французы. Таким образом, Мэдисон оказывался перед неприятной альтернативой: либо отказаться от мысли о трансатлантической торговле, либо принимать меры самозащиты, которые, как становилось все более очевидным, почти наверняка вели к войне.

Попытки администрации Мэдисона наладить отношения с Великобританией ни к чему не привели. Английское правительство упорно отказывалось идти на какие-либо уступки США. Правда, у президента затеплилась было надежда: в апреле 1809 г. британский посланник Дэвид Эрскин официально выступил с инициативой нормализации американо-английских отношений. Эрскин предложил правительству США репарации за давний инцидент с «Чесапиком» и отмену «Указов в Совете» в обмен на исключение Великобритании из-под действия Акта о прекращении отношений. Мэдисон с восторгом согласился. 10 июня 1809 г. англо-американская торговля была возобновлена. В этот день более шестисот кораблей взяли курс на Британские острова. Страну охватила эйфория. Но в конце июля пришли обескураживающие новости из Лондона: Эрскин не имел полномочий заключать подобное соглашение, и британское правительство его не признало. «Указы в Совете» оставались в силе. Кризис в отношениях двух стран принял затяжной характер, а надежда сохранить мир становилась все более призрачной.

Правительство США находилось в крайне обостренных дипломатических отношениях с Англией и Францией, политика которых бесцеремонно нарушала нейтралитет молодой республики. Избегая сближения с какой-либо из ведущих держав Европы в связи с наполеоновскими войнами, республиканское правительство решило заручиться дружбой с Российской империей. Президент Т. Джефферсон заметил: «Россия – наиболее дружественная к нам держава из всех существующих, ее услуги пригодятся нам и впредь, и прежде всего нам надо искать ее расположения…»252.

История российско-американских отношений начинается в конце XVIII в., когда независимого американского государства еще не существовало. В первой половине XVIII в. начинается активная колонизация Северной Америки русскими торговцами. Русские географические открытия на северо-западе Тихого океана внесли выдающийся вклад в изучение данного региона. Большая роль в основании Русской Америки принадлежит выходцу из Рыльска Курской губернии Г. И. Шелихову253. Постепенно разрозненные российские колонии-поселения были оформлены юридически. После образования Российско-американской компании над территорией, занятой русскими поселенцами, был провозглашен суверенитет Российской империи. Столицей Русской Америки стал город Новоархангельск254. После начавшейся в 1775 г. Войны за независимость 13 британских колоний, Екатерина II отклонила просьбу Георга III посодействовать английским войскам в подавлении мятежников255. Россия выдвинула важнейшую в международном праве инициативу, провозгласив Декларацию вооруженного нейтралитета256. После провозглашения независимости США (4 июля 1776 г.) Россия формально не признала этот акт, но продолжала поддерживать стремление американцев к самостоятельности. Правда, до дипломатического признания новой страны было еще далеко. С конца XVIII в. между странами велись регулярные торговые отношения. Американский консул А. Гаррис так оценивал их: «Восемьдесят четыре американских судна приняли на борт такое количество грузов, которое по стоимости равно грузам ста шестидесяти шести иностранных судов, кроме английских, и грузам сто пять судов Англии, что составило восьмую часть всей иностранной торговли в Санкт-Петербурге… мы испытываем большую потребность в русских товарах и изделиях ее мануфактур… торговля с Россией превосходит торговлю со всеми другим странами, кроме Англии…»257. Хотя настоящий размах русско-американские торговые отношения получили после отмены эмбарго в 1807 г.

Не имея возможности поддерживать близкие отношения с какой-либо из ведущих держав Европы, республиканское правительство решило взять курс на сближение с Российской империей. Между президентом Джефферсоном и русским императором Александром I завязалась оживленная переписка. В одном из писем русский царь писал американскому президенту: «Я всегда питал большое уважение к вашему народу, который сумел самым достойным образом воспользоваться своей независимостью, дав себе свободную и мудрую конституцию, обеспечивающую счастье всех вообще и каждого в отдельности»258.

А затем было принято решение об установлении дипломатических отношений259. Осенью 1809 г. в Россию прибыл первый американский посланник Джон Квинси Адамс (1757–1848), выдающийся политик и дипломат, сын второго президента США и будущий шестой американский президент260. В США (Филадельфия) в качестве генерального консула находился Андрей Яковлевич Дашков (1775–1831). В 1810 г. верительные грамоты президенту Мэдисону вручил граф Федор Петрович Пален (1780–1863)261.

Все это благоприятно отразилось на развитии русско-американской торговли в период наполеоновской континентальной блокады. За 1810 г. в русские порты зашло более двухсот американских кораблей. Таким образом, 10 % всего американского экспорта приходилось на торговлю с Российской империей262. Французская сторона была возмущена столь откровенным пренебрежением континентальной системой, которая укрепляла экономику России. Летом 1810 г. Наполеон I в беседе с русским посланником А. И. Чернышевым недовольно заметил, что «…. американские корабли почти совершенно уничтожили значение континентальной системы, наводнив всю Европу континентальными товарами…»263.

Между двумя странами велась оживленная торговля, к большому недовольству французов нарушавшая наполеоновскую континентальную блокаду. Сахар и хлопок, производимый в США, почти беспрерывно поставлялись в Российскую империю. Немного позже, в Санкт-Петербурге при личной встрече французского посла и Дж. К. Адамса последний высказал свое недовольство по вопросу о незаконном задержании французами американских судов и грузов. В ответ последовало раздражительное замечание: «…вы здесь большие фавориты. Вам удалось получить могущественную защиту, и почти всем вашим судам разрешен доступ…»264

Дж. К. Адамс прекрасно осознавал успехи русско-американской торговли и был поражен тем упорством, с которым защищали права нейтралов Александр I и канцлер Н. П. Румянцев, хотя это, безусловно, приближало Россию к войне с Наполеоном. В условиях, когда республиканскому правительству приходилось лавировать между могуществом Англии и Франции, Российская империя во главе с императором Александром I представлялась единственным заступником и другом США на международной арене.

Это было тем более важно для американской республики, над которой сгущались, по словам бывшего президента Джона Адамса, «черные тучи войны с Англией». Мэдисон также осознавал надвигающуюся угрозу войны: «С каждым днем становится все более очевидным, что в Британском правительстве преобладает чувство враждебности к нашей стране, которое в течение настоящего правления не исчезнет, кроме как в результате сильнейшего давления со стороны»265. Под этим давлением он явно подразумевал военные успехи наполеоновской Франции.

В этих сложных условиях у президента Мэдисона не было полной поддержки его партии. Через некоторое время ему пришлось менять государственного секретаря. После неудачного назначения на этот пост Роберта Смита, Мэдисон назначил в апреле 1811 г. виргинца Джеймса Монро (1758–1831)266. Республиканская пресса встретила это назначение неоднозначно. Ричмондская «Inquirer» отнеслась к этому настороженно, пенсильванская «Aurora» с явным недоверием. Только вашингтонская «National Intelligencer» вполне одобрила нового назначенца на ключевой пост госсекретаря267.

Необходимой сплоченности рядов в виду надвигавшейся войны не было и в новом составе Конгресса. 12-й конгресс США открыл свои заседания 4 ноября 1811 года. Первая сессия длилась с 4 ноября по 6 июля 1812 (245 дней), вторая сессия продолжалась со 2 ноября до 3 марта 1813 (122 дня). Спикером был избран Генри Клей (1777–1852) из западного штата Кентукки268. В составе нижней палаты Конгресса было 108 республиканцев и 36 федералистов, представители восемнадцати штатов. В Сенате представительство республиканцев было подавляющим: 30 к 6.

Партийное деление США на рубеже XVIII–XIX вв. имело региональный характер в связи с различными экономическими интересами секций. Политическая расстановка сил в Сенате перед войной 1812 г. была следующей: территория долины реки Миссисипи была представлена 6 сенаторами, Новая Англия – 10, среднеатлантические штаты – 10, южные – 10. Но, как считает историк Ф. Тернер, «…именно требования Запада… качнули чашу весов в пользу объявления войны 1812 г. Происходившее ежегодное расширение территорий, несмотря на враждебность индейцев и тяжелые природные условия, благоприятствовало развитию воинствующих характеров»269. Их выразителями в правительственных кругах стала группа молодых политиков, среди которых выделилась группа «военных ястребов» (war hawks)270, представлявших республиканскую партию. Свое прозвище они получили в силу своей крайней агрессивности и благодаря активной защите политики экспансионизма271. Термин был введен в обиход политиком из Виргинии Джоном Рэндольфом. Хотя тогда еще не публиковались в газетах полные отчеты о дебатах, тем не менее наиболее яркие речи, споры и дискуссии находили свое отражение в печати272.

Помимо региональных противоречий, чрезвычайно сильны были в американском обществе межпартийные страсти. Борьба республиканцев и федералистов велась не столько по внутриполитическим проблемам, сколько по вопросам внешней политики, особенно в области внешней торговли.

Выражавшие интересы в основном торговых и финансовых кругов северо-восточных штатов, ориентированных на английский рынок, федералисты занимали пробританскую позицию и активно выступали против возможности войны с Англией. К тому же они без основания полагали, что политика Джефферсона настолько ослабила армию и флот, что страна просто не готова к войне с таким могущественным противником.

Республиканцы, выражавшие в основном интересы аграрных кругов южных и западных штатов, заинтересованных в экспансии на новые земли, полагали, что Великобритания в связи с наполеоновскими войнами занята военными действиями на Пиренейском полуострове, где действовали английские войска под командованием Веллингтона. Военные действия англичан в Португалии и Испании были в том числе отражением стремления Великобритании проникнуть на латиноамериканский рынок. В то время большая часть американского континента представляла собой португальские и испанские колонии, но с 1810 г. началась Война за независимость Латинской Америки от колониального господства273

Расчет американских республиканцев сводился и к тому, что Наполеон занят подготовкой вторжения в Россию, в связи с чем Франция, как и Англия, не сможет вмешиваться в дела Нового Света. Расчеты эти, как показало время, были опрометчивыми, поскольку Наполеон потерпел в России сокрушительное поражение, а разгром наполеоновской армии во время заграничного похода русских войск в 1813–1814 гг. позволил Великобритании высвободить значительные воинские контингенты для борьбы против своей бывшей колонии.

На первой сессии двенадцатого Конгресса в пользу объявления войны Великобритании выступили «молодые республиканцы», представлявшие собой новое объединение в правящей партии. Влияние этой группировки сильно возросло в конце 1811 г., в связи с избранием лидера «военных ястребов» Генри Клея на пост спикера нижней палаты Конгресса274. Воинственно настроенные депутаты Феликс Грунди (Теннесси), Джон Кэлхун (Южная Каролина), Питер Портер (Нью-Йорк) и Дж. Харпер (Нью-Гэмпшир) координировали комиссию по иностранным делам. Лэнгдон Чивз (Южная Каролина) возглавил комиссию по делам флота. Кроме этих лидеров в группировку входили также Уильям Бибб (Джорджия), Ричард Джонсон (Кентукки), Уильям Лоундес (Южная Каролина)275.

Они стали выразителями интересов северо-восточных и южных штатов, которые терпели убытки из-за вынужденной политики эмбарго276. Выступая в Конгрессе, Клей заявил: «Если вчера мы боролись за торговлю, право экспортировать в Европу вест-индский кофе и сахар. Сегодня мы отстаиваем требование прямой торговли – право экспортировать наш хлопок, табак и другие продукты отечественного производства»277. Собственно, позиция президента Мэдисона и его госсекретаря Монро также склонялась к войне с Великобританией.

Дебаты на заседаниях палаты представителей ярче всего показывают весь спектр настроений, царивших в стране в связи с угрозой надвигавшейся войны. Споры и дискуссии конгрессменов отражали не только их личную позицию, но и ситуацию в штатах, которые они представляли. Кроме того о настроениях в стране свидетельствует огромный поток петиций, с рассмотрения которых чаще всего начинались заседания палаты представителей.

Заседания 11 ноября начались с представления петиций от торговцев северо-восточных штатов: Адам Сиберт (Пенсильвания) – из Филадельфии, Сэмюэль Митчилл – из Нью-Йорка, Тимоти Питкин (Коннектикут) – из Нью-Хэвена, Джосайя Квинси (Массачусетс) – из Бостона с просьбой разрешить импорт из Англии, особенно это касалось промышленного оборудования278. Петиции были переданы в Комитет по промышленности и торговле. Практически каждое заседание начиналось с подачи петиций торговцев и промышленников северо-восточных штатов, которые явно свидетельствовали о нежелании войны с Англией.

Недовольство торговцев и плантаторов было вполне объяснимо. За короткое время сократился экспорт. Рис и хлопок продавались по старым ценам 1808 г., табак не продавался вообще. «На силу следует ответить силой… мы должны бороться за свое право доставки нашей продукции на тот рынок, который нам нравится»279, – такова была реакция Н. Мэкона (Виргиния). Генри Клей на заседании первой сессии 12-го Конгресса заявил о том, «…что война с Англией станет войной завоевательной и будет вестись на суше, с тем, чтобы получить возмещение за ущерб, нанесенный Соединенным Штатам на море»280. Подобными высказываниями, широко тиражировавшимися в прессе, Г. Клею удалось пробудить «воинствующий дух» среди некоторой части торговцев портовых городов. Они, также как и южане, терпели убытки в связи с застоем в торговле с Англией и ее колониями281.

В оппозиции военному курсу республиканской партии стояла партия федералистов, концентрировавшая свои силы в штате Нью-Йорк. Проживающее здесь население этнически было достаточно разнообразным: англичане, шотландцы, ирландцы, немцы, французы, шведы, норвежцы282. Неудивительно, что идея о начале войны с Англией была им чужда. Не разделяли идеи экспансионизма и представители «старых» южных штатов. Особую позицию, враждебную администрации Мэдисона заняла Новая Англия. Не разделяли идеи экспансионизма и представители «старых» южных штатов. «Я буду голосовать за принятие законопроекта с целью активного запрещения военных действий… – заявил на заседании Дж. Пирсон из Северной Каролины, – необходимо приостановить расширение наших территорий. Чем дальше мы продвинемся, тем более велика вероятность того, что враг займет наши исконные, обособленные территории, и мы не сможем вернуться сюда…»283 Имея тесные экономически, политические и социокультурные связи с Англией, жители среднеатлантических городов не видели экономической выгоды в войне с Британской империей.

Тем не менее воинственные речи все чаще слышались в стенах палаты представителей. Конгрессмен Р. Джонсон (Кентукки) из комитета по иностранным делам предложил готовиться к войне с Великобританией, увеличить ряды милиции и продлить срок службы, пополнить запасы необходимой амуниции: «Теперь совершенно очевидно для большинства, что война с Британией неизбежна, что предсказания сохранения статус-кво не сбылись, и что ее дьявольская система толкает нас ко второй революции такой же значимой, как была первая… Глупость власти и тирания Великобритании требуют от нас отказаться от долготерпения»284. Ф. Грунди заявил от имени своих избирателей: «народ, который я представляю, не будет колебаться, какой из двух курсов политики избрать, и если мы будем вовлечены в войну, чтобы поддержать наши драгоценнейшие права и сохранить нашу независимость, я ручаюсь перед этой Палатой, что представители нации не пожалеют ни сил ни средств, чтобы вести войну эффективно. Прежде чем мы откажемся от войны, я хотел бы видеть, что Великобритания отказалась от пиратской системы официальной блокады, освободила наших захваченных моряков со своих военных кораблей, прекратила практику задержания наших торговых кораблей, отменила свои Указы тайного Совета и прекратила при каждом случае нарушать наши нейтральные права, угрожая нам как независимой нации»285. В своей речи он прямо заявлял об экспансионистских целях, вынашиваемых «военными ястребами»: «Я готов принять канадцев как братьев… Когда Луизиана будет заселена, северные штаты потеряют свое влияние, они будут этим недовольны… и тогда этот союз может оказаться под угрозой. Поэтому я думаю, что надо не только добавить обе Флориды для Юга, но и обе Канады – для Севера»286. Благодаря политической и общественной деятельности конгрессменов Ф. Грунди и Д. Севьера (Теннесси) военные настроения стали популярны на Западе. В своих пламенных речах конгрессмены обличали политику Британии. Они отстаивали честь американских моряков, становящихся жертвами пиратских захватов со стороны англичан, хотя их родной штат не имел выходов к какому-либо из океанов. Тем самым конгрессмены хотели показать на личном примере, что им не безразлична судьба страны в целом. Они призывали к единству американских штатов и всей нации перед лицом врага.

11 декабря 1812 г. выступил Ричард Джонсон (Кентукки) и предложил оккупировать Канаду, а также занять все пограничные территории, где британцы «подстрекают индейцев убивать наших сограждан, и где царит британская монополия меховой торговли»287. Весьма красноречивое выступление отражало подавляющие настроения среди конгрессменов. «Я вовсе не желаю расширить границы Соединенных Штатов путем войны, – продолжал он, – если Великобритания предоставит нам наслаждаться благами нашей независимости, но учитывая ее постоянную и неумолимую враждебность, я не хочу умереть, пока я не увижу ее выдворение из Северной Америки и ее территории включенными в состав Соединенных Штатов»288. Джонсон ссылался на принципы свободы и слова из «Декларации независимости» о стремлении к счастью, уверяя, что канадцы хотели бы избавиться от тирании Великобритании. Он уверял, что «Воды реки св. Лаврентия и Миссисипи сливаются во многих местах, Великий устроитель Вселенной сделал так, чтобы эти две реки принадлежали одному народу»289. Он также обвинял Англию в подстрекательстве индейцев, что должно было вызвать поддержку конгрессменов из западных штатов. Желая подогреть патриотические чувства, Джонсон обращался к риторике, связанной с Войной за независимость, говорил о жертвах, принесенных ради свободы и независимости США. «Если энергия Великобритании будет направлена против свободы этого счастливого и независимого народа, против моей родной страны, я не пролью и единой слезы, если этот остров погрузится в пучину»290. В выступлениях кентуккийцев Г. Клея, Р. Джонсона четко прослеживались настроения западных штатов и территорий, стремившихся к экспансии и изгнанию индейцев дальше на Запад.

В оппозиции к войне выступали «старые республиканцы», главным представителем которых был Джон Рэндольф из Виргинии. В выступлениях 10 и 16 декабря 1811 г. он осуждал политику экспансионизма. «Сэр, если будет война, то не ради защиты или охраны наших прав на море… Алчное желание захватить землю, а вовсе не защита прав на море, вот что побуждает воевать. Все время… мы слышим одно только слово – как крик козодоя, на единственной монотонной ноте: Канада! Канада! Канада! И ни полслова о Галифаксе291, который, безусловно, был бы главным объектом наших атак в войне за безопасность на море»292. Он уверял, что для морской безопасности побережья США большее значение имеют скалы Бермуд, чем все пустынное канадское побережье. Рэндольф считал, что присоединение Канады усилит позиции северных штатов. В своем выступлении он отметил опасность возникновения восстаний рабов в обстановке войны293. В выступлении представителя южных штатов четко выразилась их позиция, заключавшаяся в том, что они были заинтересованы в экспансии США в южном направлении, а не в северном.

Рэндольф весьма критически оценивал возможности американских вооруженных сил. «Наши люди, – говорил он, – будут воспринимать войну как завоевательную и иностранную, пока правительство Соединенных Штатов не выплатит им достойное вознаграждение…»294 Как политик он понимал, что в большей мере добровольцами, вступившими в армию, управляет жажда наживы. Каждый из них был уверен, что в Канаде он приобретет достаточные блага для реализации своей мечты. Тем не менее, солдаты, по мнению Рэндольфа, должны были иметь финансовые гарантии от правительства, а также «…снабжаться провизией и оружием для присоединения Канады к Штатам»295. Таким образом он считал, что северные и южные штаты должны были иметь общую позицию. Но, в сложившейся ситуации, при политической и экономической диверсификации США, добиться этого было крайне трудно: «…плантаторы Виргинии не будут голосовать за начало этой войны, войны, которая ухудшит положение их собственных дел…»296. Несомненно, Рэндольф имел в виду, что начало военных действий с целью аннексии Канады приведет к войне с Великобританией. Эта страна контролировала почти весь экспорт американского хлопка и табака – главного дохода плантаторов Юга. По сути дела плантаторов мало заботили дальнейшие перспективы развития промышленности в северных штатах и возможности открытия новых рынков сбыта промышленных товаров. Южане традиционно пользовались проверенными европейскими рынками сбыта своего сырья.

Представитель Мэриленда Роберт Райт в своем выступлении поддержал основные тезисы Рэндольфа, обратив внимание на потери, которые несет торговля США, особенно Мэриленда. «…Наиболее важное право – безопасность внешней торговли, – утверждал он. – Мы импортируем ежегодно из Вест-Индии товаров на 40 млн долл. в обмен на американские товары. Из них товаров на 30 млн долл. мы импортируем в другие страны, уплачивая пошлины государству в размере 3 процентов»297. И вместе с тем он заявил, что готов от имени своих избирателей поддержать «приготовления к войне». «Каждый дистрикт Мэриленда категорически протестует против установления любой иностранной власти… У меня нет сомнений, чтобы поддержать тех членов палаты, которые призывают “готовиться к войне”»298.

12 декабря 1811 г. выступил принадлежащий к «военным ястребам» Джон Кэлхун из Южной Каролины. В своей речи он рассуждал о непопулярности военных налогов, которые неизбежно будут введены. Серьезные опасения он высказывал по поводу возможного восстания рабов-негров299. Кэлхун жаловался также, как и другие южане-депутаты, на проблемы с торговлей хлопком, но считал, что в преддверии надвигающейся войны не следует руководствоваться меркантильными интересами. «… Я сожалею, что джентльмен из Виргинии [Рэндольф] должен описывать джентльмену с Запада [Джонсону] диспозицию войны с точки зрения цен на их пеньку, или джентльмену с Севера – с точки зрения роста цен на их говядину или пшеницу. Все это – эгоистические мотивы, и я не могу поверить, что они должны быть предметом обсуждения. Каждая секция Союза должна объединиться ради общих преимуществ, а не заниматься подсчетом предполагаемых убытков. Они (депутаты) должны понять, что интересы, честь и независимость США прямо атакованы. И они, как защитники национальных прав, должны согласиться с предложением администрации “…вооружить страну в условиях кризиса, соответствовать национальному духу и чаяниям”»300.

Основным аргументом «военных ястребов» оставалась необходимость пресечь нарушения американского нейтралитета на море. Но кроме этого «ястребы» отстаивали аннексию Канады и Флориды. Первое отвечало интересам Севера, второе – интересам Юга. Конгрессмен Джон Харпер (Нью-Гэмпшир), ссылаясь на «божественное провидение», заявлял, что США должны расширить свои границы «на юге – до Мексиканского залива и на севере – до области вечного холода». В это время Канада уже не была той малонаселенной и малоосвоенной территорией, какую она представляла собой в XVIII в. Прежняя основа канадской экономики – торговля пушниной – уже не имела первостепенного значения. Ведущими отраслями экономики стали деревообрабатывающая промышленность и судостроение. Канада была основной базой англичан на североамериканском континенте. Канадский экспорт за один только 1811 г. превысил 10 млн долл. и поэтому путем войны США имели возможность, как это подчеркивали представители северо-восточных штатов, «в короткое время вознаградить себя в десятикратном размере за ущерб, который Англия нанесла нашей торговле». Американские торговцы (особенно мехоторговцы) рассчитывали полностью взять под контроль торговые пути, пролегавшие через Великие озера. В то время канадское население не превышало полумиллиона, и она казалась самым слабым звеном Британской империи. Все это делало Канаду весьма соблазнительным приобретением для ее южных соседей.