Читать книгу Концепт «райская птица» в традиционной культуре восточнославянских народов - Татьяна Авдеева - Страница 2

Глава 1. Концепт «райская птица» в контексте динамики традиционных орнитоморфных представлений
§1. Орнитоморфный архетип в системе мифологического способа освоения мира

Оглавление

Современная цивилизация в своем развитии подошла к рубежу, предполагающему модификацию имеющихся моделей культурной самоорганизации, однако будущее развития культуры неопределенно, а имеющиеся феномены не подходят к условиям современного существования. Высокая коммуникативность, глобализация культурного пространства, плюрализация культурных кодов и языков приводят к тому, что человек оказывается вне своей принадлежности к родному этносу, контуры которого «размываются» все больше; поэтому вопрос «утраты» идентичности становится важной темой теоретических и эмпирических исследований3.

Восточнославянская идентичность базируется на традиционных ценностях. Анализ феномена архетипа птицы и концепта «райская птица» как аксиологических составляющих способа мышления и видения окружающего мира восточными славянами подтверждает целостность их этнокультурного единства, социокультурной динамике которого сопутствует эволюция исторических форм.

Основная проблема современной действительности – отсутствие системного символико-смыслового поля. Феномен теории архетипа в рамках понятий о материальном однообразии мира нашёл свою рациональную интерпретацию. Всякая культура эволюционирует в ходе коллективного освоения реального мира, и во всякой культуре имеются одинаковые символы, обозначающие главные составляющие бытия человека (здоровье и болезнь, смерть и жизнь, слабость и сила и т.д.). Именно архетипы – бессознательные образы, передающиеся на генетическом уровне, простые и понятные, обобщающие переживания и жизненный опыт прошлых поколений, сформированные под влиянием исторических, природных и политических факторов, – достигают сознания человека в форме символов и делают всякую цивилизацию и культуру неповторимой и самобытной.

Три идейные доминанты, связанные с территориально-природными особенностями, обнаруживаются в пространстве русского архетипа: Творение, Воитель (Пастух/Пастырь), Исток (Хаос/Вода)4. Главными образами в культурном русском архетипе выступают дефиниции Героя, Женщины и Вождя5. Русским архетипам древности соответствуют 12 персонажей: Царь, Левша, Мать (Мачеха), Кощей, Богатырь, Золотая рыбка, Василиса Прекрасная, Солдат, Дурак, Черт, Баба-яга и Иван-Царевич6. В украинских и белорусских исследованиях архетипические образы не противоречат русской традиции и повторяются.

В пространстве культуры восточнославянских народов «животные» архетипы древности нашли свое отражение в народных сказках. Известны и изучены архетипы Медведя, Волка, Зайца, Лисы, Рыбы, Змея, исследованы архетипические «растительные» образы Дерева и Цветка. Однако нет исследований о значимости архетипов животных в современном мире. Отсутствуют характеристики «животных» образов, с помощью которых человек впервые попытался осмыслить и объяснить окружающую действительность, а ведь в этом списке птица – первая.

Роль птиц значительна в жизни природы, которая обусловливает их отрицательное и положительное многообразное значение для человека. Динамика формирования орнитоморфного архетипа и генезиса концепта «райская птица» менялась в свете транформации первой и самой устойчивой модели мироздания – Мирового древа, представляющего собой универсальную концепцию и являющегося частью нашего мировоззрения и бытия. В многообразии своих культурно-исторических вариантов, таких как «гора мировая», «ось мира» или «мировой столп», Мировое древо сводит воедино бинарные, общие и смысловые противопоставления.

Древо, посаженное в центре Вселенной, стало наиболее известной разновидностью осевого центра, обеспечивающего связь неба и земли. Три уровня Мирового древа (листва, ствол и корни) не разделяются на царства7. Так подтверждается мысль о том, что архаичное сознание воспринимало лишь два мира – земной (реально существующий) и божественный (иной, невидимый). Для людей древности жизненной потребностью было поддерживать и ощущать связь между этими мирами, поэтому отношение к птице, способной подняться до кроны Мирового древа, сложилось в самые первые века существования человека как форма привыкания к окружающей действительности.

Русская сказка «Петух и жерновки» (в украинском варианте «Кочеток золотой гребенёк»)8, по мнению Б.А. Рыбакова, имеет архаичный сюжет. Старик, забравшись по огромному дереву на небо (в рай), находит там петушка с золотым гребешком, который оказывается хранителем «голубых, золотых» небесных жерновков, способных изготавливать еду, чтобы кормить старика со старухой. Интересно, что есть и другой вариант текста (Воронежская область), когда жерновцы попадают к деду из нижнего мира (ада)9, что также является доказательством неразличимости понятий ада и рая в славянском язычестве.

Могучий дуб в сказке произрастает из стебля желудя и существует в трех разных измерениях (низ, середина и верх). Это дерево служит старику лестницей в небо либо под землю, соответственно, условно может быть обозначено как Мировое древо; здесь петушок – символ птицы, сохраняющей вселенский порядок.

Сакральный смысл птицы открывается и в поздней украинской сказке «Про півника», когда, наклевавшись проса, петух начинает расти: сначала до скамейки, потом до потолка, затем сквозь крышу до неба, где встречается с Богом10.

Социум – всегда отчужденная часть человеческого мира – требует от человека усилий для адаптации в мире природы. Миф – древнейшая семиотическая система, с помощью которой осуществлялась социальная коммуникация. Мифы выражали глубину человеческой души – все естественные и мифологизированные процессы (зима и лето, дождь, снег, новолуние и пр.) являлись не только аллегориями природных явлений, но представлялись символическими выражениями душевной бессознательной внутренней драмы11.

Древняя мысль воспринимала противоположности как взаимодополняющиеся сущности, находящиеся в напряженных, динамических отношениях, в отличие от современного мышления, когда вводится идея выбора, следовательно, бинарности. Этот свойственный древним способ восприятия реальности (логика амбивалентности) позволял передавать смысл видимого и невидимого через слова и звуки повседневного языка, при этом герой (или предмет) существовал в различных семантических сферах одновременно, так как был обращен одной стороной к «чужому» миру, а другой – к «своему». Границы между мирами перекрывались или, наоборот, открывались, допуская человека в недоступную для него область сакрального.

Изначально птица соединялась с небом, но связанная с трансцендентностью, она была амбивалента по своей натуре. Дохристианские представления о неразличении ада и рая, равнопознаваемые человеком, отразились в древнерусских и старославянских словах «род», «рай», «рожьство», «рожение», «родьство» и «преисподняя»12, словом «ирий» («ирье», «вырий», «вырей», «вырай») назывался весь потусторонний мир.

Вряд ли отождествление птицы с небесными явлениями было плодом вольной игры ума или воображения, скорее строгим выводом, предопределяющимся убежденностью в единстве Вселенной и в жесткой обусловленности всего происходящего. Птицы были тотемами некоторых восточнославянских племен, о чем свидетельствуют различные головные уборы и части одежды орнитоморфной направленности, имевшие место в обиходе восточных славян. Они представлялись символами и классификаторами божественной сущности неба, жизни, солнца, ветра, грома, пророчества, восхождения или вдохновения, поэтому их систематизация, охватывающая как реально существующие, так и фантастические виды птиц, подчиняется внутреннему закону мифологического сознания и значительно отличается от естественнонаучной классификации.

В мифологии народов мира обожествление птицы известно с эпохи раннего палеолита. На территории России – в Сибири и на Урале – обнаружены схематические изображения птиц, выполненные на скалах и камнях, ведь в период архаики даже птичий след считался оберегом. Птица как существо близкое к реальной человеческой жизни представлена на первых изображениях наскальной живописи, фиксирующих переживания людей и события их жизни. Статуэтки хищных птиц, выполненные из кости мамонта и раскрашенные пышным геометрическим узором, обнаружены на Украине (Мезина, Черниговская область). В Восточной Сибири (Мальта и Буреть на Ангаре) найдены скульптурные «костёнки» птиц с массивной головой и вытянутой вперёд длинной шеей (очевидно, лебеди или гагары). Украшения в виде птичьих лапок или следов часто встречаются на древней посуде, нередко эти символические изображения водоплавающих птиц выполнены на фоне воды13. Орнитоморфные изображения, связанные с развитием мифологических представлений о природных стихиях (земле, воздухе и воде), явились базовой основой мифов о творении.

Птицы, умело находившие дороги к предметам своих полетов, обладали сложнейшими штампами родовой памяти14, возможно, по этой причине народное сознание изначально приписало им божественную суть и космические функции. От птиц неотделимы представления о небе, воздушной стихии и сияющем солнце. Миграции птиц отразились как во множестве религиозных обрядов, ритуалов, верований и поверий, так и в повседневной жизни. Связь птиц со сменой времен года широко отражена в восточнославянском фольклоре: «Птицы как листья: посидят, посидят, а осенью полетят»; «унес жаворонок теплое лето». Птицеволхование у славян было одним из мифологических догматов. Люди верили в «птичий (чаще вороний) грай», а полёт, поведение и пение птиц рассматривались как знаки, исполненные глубокого смысла; через птиц пересылались вести к родным и друзьям15.

Связанные с началом весны, птицы – универсальный мотив, соединившийся у славян с представлением об ирии. Птица весною – существо священное, магический провозвестник, заявляющий о своем прибытии чириканьем и пением16. Восточные славяне звали весну песнями: куликов и жаворонков, выпеченных из теста, дети привязывали нитками к шестам, чтобы те, раскачиваясь от ветра, казались летящими: «Кулик летел из-за моря. / Кулик принес девять замков. / Замыкай зиму, кулик! / Отпирай вясну…» (Россия, Курская обл.). «Ой, вылынь, вылынь, гоголю! Вынеси с собою лето, вынеси летечко, лето и зеленее житечко…» (Украина).

«Благослови Боже, вясну кликац, / Зиму провожац… / Вылеци сизая галочка. / Замкни холодную зимоньку…» (Белоруссия). Так постепенно птица приобрела функцию посредника, связывая трансцендентность (мир потусторонний) с реальностью (мир земной).

Понятие «архетип», подробно разработанное К.Г. Юнгом, рассматривается как основа модели человеческого поведения и определённый способ видения мира, духовно объединяющий людей. Архетипы – это «коллективное бессознательное» содержимое, изменяющееся под влиянием сознания индивидуального, становясь воспринятым и осознанным. В архетипах отразилась ментальность народа, под которой понимается уровень общественного мышления, когда мысль едина с эмоциями, привычками и приёмами сознания.

Архетип воздействует на чувства через эмоции, придающие ему трепетность, динамизм и значимость. Проявляясь в повседневной жизни людей, архетипы выполняли функции моделей поведения и познания, сказываясь на адаптации человека к окружающему миру. Они обнаруживались в процессе формирования суждений вокруг одной главной идеи, могли отличаться деталями, но основная мысль в их основе была неизменна. Как выражения архаики архетипы пробуждались на «плоскости» сознания в форме различных глубинных первообразов, воспринимались человеком интуитивно, принципиально сопротивляясь мышлению. Архетипы невозможно было адекватно выразить в языке или дискурсивно осмыслить, но они поддавались описанию и интерпретации, поэтому стали первоосновой для формирования образов, представлений и стереотипов, возникающих в человеческом сознании в процессе социализации.

Мир со своими взаимосвязями, ассоциациями, уровнями и специфическими представлениями описывался символами17, поэтому огромную смысловую емкость имело символическое измерение культуры. Окружающее пространство, с которым человек себя идентифицировал, осознавалось и оценивалось через систему символов, выступающих как средство образного и эстетического отражения смысла. Языковая и ритуальная символика являлись обязательными составляющими символического пространства социума.

В формировании архетипического символа задействован механизм реорганизации энергии, необходимой для разумного функционирования души18. Этот символ обладал неиссякающим внутренним содержанием и воздействующей на мир силой19; его энергия приближала человека к трансцендентному, соответственно, корректировала психический процесс личности, ограждая душевное равновесие от негативных проявлений окружающего мира.

В народных сказках именно птица переносит героя на землю из подземного царства, обозначающего трансцендентную запредельность, нередко описанного как бездонная яма, что еще раз подтверждает неразличимость понятий рая и ада в славянском фольклоре. Почему главный герой почти всегда выбирает путь, лежащий в нижний (загробный) мир, а птицы так стремятся в ирий? Глубина мира – бездна (то, что осталось от хаоса) – неистощимый источник энергии, питающей мироздание20. Мифологические животные, среди которых птица, часто маркируют места своего проживания и выступают в качестве «сторожей» «глубинных» границ заданного пространства21.

Архетип – фаза становления души и сознания. Содержательную характеристику он получает только тогда, когда проникает в сознание и заполняется «материалом осознанного опыта». Функционально архетипы рассматриваются как начальные формы привыкания людей к окружающей действительности, поэтому они могут изучаться путем реконструкции воздействия на их формирование этой действительности (культурной, социальной, религиозной, политической и т.п.). Тогда процесс мифотворчества представляется как «невольные высказывания [человека] о душевных бессознательных происшествиях» на языке объектов видимого мира22.

Архетип птицы, связанный с бесконечной многозначностью и глубиной птичьего образа, отличает трансцендентность и одухотворённость. Он основывается на общем представлении о птице как о божественном существе, сотворившем мироздание. Эта идея определила впоследствии ход формирования других архетипических смыслов, связанных с бытовой и обрядовой жизнью людей. «Откуда что взялось?» – этот вопрос был важен для людей с самых первых времён существования. Птица, как никакое другое существо, близкая к небу и человеку, была понятна людям в той мере, чтобы они могли найти необходимые  ответы.

Мифологический символизм стал основанием орнитоморфного архетипа, функциональная суть которого раскрылась через символ. Обожествление птицы получило широкое распространение в космогонических мифах, которые сложились ещё в первую эпоху каменного века, в момент завершения эпохи палеолита (примерно 11 тысяч лет назад). Космогонический миф – безупречная модель для всего многообразия творческих проявлений – имеет исключительное значение для понимания значимости архетипа птицы в культурном развитии.

Мировое яйцо и птица-творец – взаимопроникающие архетипические символы, воспроизводящие космогоническую версию народов мира. Мифы о Мировом яйце распространены повсеместно и известны с глубокой древности, их суть состоит в том, что мир мыслится возникшим из Мирового яйца, снесённого божественной птицей, либо существующего изначально, но это яйцо появилось не ради себя самого, оно – рождающее средоточие полного многообразия Вселенной и первооснова всего сущего.

Понятия древнего человека о сотворении мира аналогичны его суждениям о зачатии и рождении человека или животного – мир не создавался, а вылупился из яйца23. Первопричина почитания яйца запечатлелась в воображении древних философов в образе загадочной птицы, всегда невидимой, опускающей это яйцо в хаос, где оно преобразовывалось во Вселенную. Такого рода представления существовали уже в эпоху охотников (примерно 100 тысяч лет назад). В этих легендах луна, солнце и небо идентифицировались с яйцами, снесенными огромной птицей. Многие племена имели для яйца и небесных светил единое название, а понятия яйца и луны использовали, чтобы обозначить круг; этим фактом объясняется почитание яйца и устоявшийся миф о нем как основе творения мира.

В большинстве древних мировых религий Мировое яйцо, как некий эмбрион Вселенной и её первичное состояние, символизировало хаос – «бесформенное состояние вещества в яйце», содержащее «умопостигаемую глубину жизни-в-себе»24. Яйцо олицетворяло собой начало и тайну бытия. Процесс последовательного развития зародыша, которого никто не видел, внутри закрытой от всего внешнего скорлупы, дальнейшее развитие этого зародыша в живое существо, разбивающее оболочку и являющееся для внешнего мира, изначально воспринималось как чудо. Такой процесс считался самозарождающимся, а существо, в нем созревшее, как само себя сотворившее.

Символика яйца определяется его природными свойствами. Значимые признаки выявляются по магическим действиям с яйцом, ритуальным приговорам и загадкам о его овальной форме, цвете желтка и скорлупы, способности катиться, хрупкости внешней оболочки и наполненности непонятным (скрытым от взгляда) содержимым. В загадках восточных славян отмечаются особые качества яйца как объекта творения: форма, непроницаемость, вместимость, двусоставность содержимого. «В одной квашне два притвора (теста)» (рус.). «У вадной кадочки два тестца – одно хорошо, но другое лучше» (рус.). «Полна бочечка вина – ни окошечка, ни дна» (укр., чернигов). «У беленькой бочачки два разные вина» (укр). «В одной стеклянке болтается, а никак не смешается» (бел., брест.)25.

Мифологический комплекс обожествления яйца и птицы возник задолго до доместикации в период собирательства готовых видов пищи (ранний палеолит), среди которых присутствовали яйца птиц и пресмыкающихся. Существование древних мифов о птицах в эпоху неолита доказывают археологические раскопки. Виды водоплавающих птиц (вероятно, уток), рядом с которыми изображены яйца (район Онежского озера), представлены на фотографиях петроглифов А.А. Формозова26; похоже, что здесь показан сюжет творения, сходный с событиями, описанными в карело-финском эпосе «Калевала». Золотое яйцо как символ творения присутствует в восточнославянских вариантах сказки «Курочка Ряба». Аналогичные истории имеются и у других народов.

В славянских преданиях и сказках индоевропейский базовый миф о сотворении мироздания из яйца находит свое подтверждение и может быть реконструирован на основе фольклорных образов. В славянской мифологии всё мироустройство заключалось в яйце, а три его составляющих (скорлупа, белок и желток) отождествлялись с трехчастностью мира. «По всему земля и небо подобны яйцу: белок аки вода, желток аки земля, скорлупа аки небо, плева аки облаца», – писал христианин Иоанн Дамаскин (VIII в. н.э.)27.

Архаическая модель мира реконструируется с помощью сказки. Первым и основным аргументом в пользу того, что у сюжета яйца древнее мифологическое происхождение, следует считать, описываемые в сказках, отчетливые космологические картины: изображение различных миров, а также связей между ними через путешествия главных героев. В таких сказках тридесятое царство бывает как подземным, так и небесным, а проводы героя напоминают путешествия в нижний или верхний мир28.

Нередко в сказках иное царство существует на границе миров. Так, в русской северной сказке «Вехорь Вехоревич» избушка на курьих ножках, сворачивающаяся в яйцо, – символ таинственного царства, где прячется царевна. Избушка на курьих ножках, по устоявшемуся в традиции народной культуры мнению, – это граница между живыми и мертвыми29. Предания о яйце, внутри которого находится организованное пространство, сохраняются в разных вариантах русской сказки «Три царства…». В украинской сказке птица-царь владеет золотым яйцом, где сберегается «царствечко»: «ярмарка такая, что Боже храни»30. Яйцо сохраняет в себе несметные богатства в украинской сказке «Яйце-райце»31.

Бросание яиц в недрах тридесятого царства, их последующее развертывание в особые царства, а затем обратное свертывание в яйца – это бытовая интерпретация космогонического мифа, которая толкуется как указание на то, что все части Вселенной формировались из хаоса. Понятия золотого и серебряного царства применимы к обозначению солнца и луны, которые рассматриваются как небесное (солнце) и подземное (луна, месяц) царства, что подтверждает русская загадка (Псковская область, XIX в.), где яйцо представляется шаром: «Я шар нашел, разбил его, / Увидел серебро и злато»32. Место пребывания яйца – вода; шире – стихия подземного царства, связанная с первозданным хаотическим началом, ещё не организованная по принципам гармонии, но уже введенная во Вселенную. Этот мотив – отражение исходной ситуации, предшествующей сотворению мира, когда хаос представлялся первозданным океаном с плавающим по нему яйцом; отсюда – известные в ряде традиций представления о яйцеобразной форме хаоса33.

Главную культурную семантику яйца, связанную с бинарной позицией жизнь/смерть определяет мотив преодолевания смерти с помощью яйца, в котором заключена жизнь, что отражается в ряде загадок с отгадками «яйцо» или «наседка с яйцом»: «Белое, круглое, долго лежало, вдруг затрещало, неживое живым стало» (рус). «Мертвое родит живое, а живое родит мертвое» (рус.). «Два раза родицца, один раз умирае» (укр., Полесье)34.

В восточнославянских сказках распространен мотив яйца, которое утка роняет в воду. В русской сказке Кощей Бессмертный представляется народным воображением в облике скелета, что подчеркивает его несомненную связь с миром мертвых35. Он сохраняет свою смерть в волшебном яйце, которое находится в сундуке с зайцем, «в зайце утка, в утке яйцо, в яйце иголка». Яйцо, воплощающее силу и душу Кощея, заключает в себе тайну бессмертия. Кощеева смерть хранится в сундуке, который герой вытаскивает из-под земли, утка уносит яйцо в небо, а потом оно снова падает вниз на дно Мирового океана. Волшебные животные в мифологическом представлении идентичны трем областям вертикального деления мирового пространства – земле, воде и небу. Животные помогают герою обрести Кощееву смерть, а птица (утка) – главная участница творения Вселенной – хранительница волшебного яйца, в котором смерть Кощея, следовательно, и его рождение тоже. Варианты сказок про яйцо, которое утка роняет в воду, представлены также в украинской сказке «Про Кощія безсмертного, Iвана-царевича та Булат-молодця» и в белорусской сказке «Про Ивана Даргана»36.

Сказочный мотив смерти Кощея в яйце соотносится с комплексом архаических представлений о Мировом яйце в качестве источника творящей силы. В различных вариациях сказки герой раскалывает яйцо, стукнув им в лоб или грудь Кощея, бросив яйцо ему в рот (мяло) либо в огонь37. Начало творения в мифах начинается с раскалывания яйца не случайно. В белорусской сказке «Марья-краса»38 яйцо – символ кощеевой смерти – разбиваясь, взвивается к небу высоким пламенем с сильным громом и молниями, что, по смыслу, сопоставимо с творением Вселенной. По сюжету сказки гибель Кощея убирает препятствия для свадьбы героя и героини, чтобы они вступили в брак – новый «сотворенный» этап жизни. В этом и состоит символическая идея творения жизни через яйцо, ведь в обыденной жизни традиционный брак – это продолжение рода и человеческого существования.

Идея пробуждения природы и творения жизни через яйцо прослеживается и в других восточнославянских сказках с мифологической подоплекой. Среди восточных славян широко известен сюжет про утку, несущую золотые яйца; вариант: одно серебряное, другое – золотое. В русской северной сказке «Иван меньшой – разумом большой» из яиц, найденных стариком в лесу, на свет появляются сыны-богатыри. Мальчики-сыночки выводятся из яиц чудесной птицы в сказках сюжетного типа «Белая уточка»39 и «Волшебница и золотая утка»40; так яйцо даёт толчок новой жизни.

Мысль о творящей роли птицы, снесшей Мировое яйцо, в славянских преданиях подтверждается многократно. Нередко в роли творящей птицы выступает курица, известная славянским народам уже в начале нашей эры. В бытовой жизни славян курица – популярная птица, несущая яйца и способствующая благополучию семьи, что объясняется хозяйственными заботами, среди которых птицеводство занимало не последнее место. Будучи объектом многих предохранительных и продуцирующих обрядов, в вербальных преданиях и мифологических рассказах курица обладала функциями, среди которых присутствовала космогоническая идея.

Известная сказка «Курочка Ряба» – редуцированный вариант мифа о Мировом яйце из осколков которого появляется целый мир41. В.Я. Пропп относил «Курочку Рябу» к кумулятивным сказкам, где речь идет «о нагромождении, в котором состоит весь их интерес и всё их содержание». Ничтожные события, стоящие в начале такой сказки, влекут чудовищные последствия в её конце42. Украинская сказка «Курка рябушечка» и белорусская байка про «Зылатоя яйцо и курычку рабушку»43 повторяют сюжет «Курочки Рябы». В одном из вариантов украинской сказки про «Курку рябушечку» даётся объяснение ужасным последствиям разбитого яйца: «то была первая курица и первое на свете яичко», вероятно, то самое, от которого «всё и началось»44. Подчеркивается творческая, созидательная роль яйца, и подтверждается идея В.Я. Проппа о сочетании ничтожных событий с невообразимыми последствиями.

В русских загадках котелок в печи зовется черной курицей на золотых яйцах, а сковорода, поставленная на горячие угли, называется курочкой на золотых яичках45. Почему яйцо в народной сказке – золотое? В славянском фольклоре золотой цвет имеет двойственное значение и связан с потусторонним миром. Всё золотое относится к другому царству, обозначенному в сказках «как тридесятое». Золото – символ иного света; в поверьях поморов представления о царстве мёртвых связывались с горами, деревьями, плодами и домами сплошь из золота46.

Золотое (творящее) яйцо в сказках, с одной стороны, ритуально предшествует браку (нередко, это свадебное яйцо): «Серебряным яйцом похристосуйся с князем и с княгинею, но золотым – с кем тебе век жить». С другой стороны, золото – собственность нечистой силы и принадлежность смерти, ведь оно приходит из подземного мира мертвых. Это суждение подтверждается в белорусской сказке «О бедном и богатом братьях, волшебной курице, скатерти и дудочке», где чудесную черную курицу, несущую золото, дарит герою черт из преисподней47.

В мифах о творении, наряду с курицей, нередко как птица-демиург выступает утка. Связь этих птиц подчеркивает русская загадка про утку с пестрым, как у курицы, опереньем: «Пёстрая крякушка, ловит лягушек». В серии русских сказок «Про утку с золотыми яйцами» утка приносит своему хозяину огромное богатство. Однако в других вариантах золотые яйца несет курица, а не утка, соответственно, она же выступает дарительницей богатства хозяину; таким образом удостоверяется тождественность образов курицы и утки.

В народном высказывании: «Курица как Парашка в белой рубашке» подчеркивается амбивалентность птицы, так как белый цвет – символ перехода из одного жизненного состояния в другой48. Описанные цвета, охватывающие оттенки мироздания и состоящие из бинарных оппозиций, являются крайними точками одной смысловой линии. Соответственно народному мышлению, противоречивая курица, связанная с потусторонним миром, – это символ небесного и земного начала. В сказке про курицу Рябу до появления яйца у бабки с дедом ничего не было, но Вселенная до творения тоже была пуста. Золотое куриное яйцо заключает в себе смерть одного и рождение другого мира, а курочка Ряба – это символ мироздания – «птица-земля», дарующая «яйцо-солнце».

В более поздних вариантах сказок курочка Ряба обещает снести другое яйцо, но уже не золотое, а простое. Золотой цвет яйца в теме творения хоть и важен, так как сразу открывает нам его назначение, но все же принципиального значения не имеет. В разных вариантах сказок яйцо, снесенное курицей, «востро, пестро, мудрено, костяно», да и сама курочка Ряба имеет пестрое оперенье49, скорее всего, заимствованное из песенной поэтики.

Ряба – курица, в облачении которой сохраняются, как минимум, два цвета: темный и светлый. «Жилеточка нетканая / Шапочка алая / Кафтанчик рябенький», «Перышки рябеньки, головка гладенька», – так описывают рябую курицу народные загадки. Пестрый, рябой, пегий – цвета неизобразимые, определенного тона не имеющие, – это цвета некоего первоначала жизни, дающего исток всем другим цветам. Пестрый цвет не может не быть рябым, поэтому статус рябых персонажей русского фольклора символизирует переход из одного мира в другой. В русской деревенской частушке слышится отголосок древнего жертвоприношения: «Приходи, милок, – зарежу курицу, / В сарай потом пойдем, но не на улицу». Куриная ритуальная смерть означала конец существования некоего мифологического мира, бывшего когда-то в древности, что удостоверяет избушка Бабы-Яги, стоящая на куриных ножках, где Яга – проводник в загробный мир. Русская пословица «Умерла та курица, что несла татарам золотые яйца» в буквальном смысле констатирует конец прежних счастливых времен.

Землю со дна первичного океана в славянских космогонических мифах о творении космоса из хаоса приносит птица-демиург (или её дуальный партнёр), которую можно рассматривать как мифологическую репрезентацию архетипа Великой Матери. В мифах о мироздании птица-несушка (или птица-ныряльщица) выполняет творящую функцию как материнскую. Она всегда женского рода, что дает основания связывать её с Великой Богиней, воплощающей женское творческое начало, важнейший атрибут которого – плодовитость50. Ролевой образ богини-матери – Великой Богини – это ещё и бессознательная стратегия самореализации субъекта в культуре, которая проявляется как его поведенческий неосознаваемый императив51.

Идея ныряния в мифах о творении возникла в азиатской среде, откуда впоследствии распространилась в Европу и Америку52. Разные птицы, часто не соответствующие своему реальному облику, в исходных мифах народов мира ныряли за землей, но добыть эту землю удавалось немногим. Даже самая маленькая птичка могла добиться успеха, благодаря только своим способностям. Вид птицы в древнем мифе о добывании земли принципиального значения не имел.

В славянских легендах в образе птиц, ныряющих на дно Мирового океана, нередко выступают водоплавающие птицы (далее птицы группы «утка»). Гоголь – птичка породы нырковых из семейства утиных – часто называется просто уткой и является обязательным участником творения мира в легендах от средневековых сочинений до мифов финно-угорских народностей Северо-Западной России. Б.А. Рыбаков описал пару золотых колтов из киевского клада XII в. с изображением гоголя, у которого черная головка, белое оперенье, а в клюве зажат малюсенький шарик. На обратной стороне колтов изображен зигзаг, символизирующий воду, – налицо картина творения мира, но Б.А. Рыбаков замечает, что украшения с космогоническим гоголем, вероятно принадлежащие к владимиро-суздальской традиции, единичны53. Изображение акта творения в виде стилизованного образа утки нередко встречается на многочисленных древних орнаментах и узорах белокаменных соборов Древней Руси, к примеру, на Дмитриевском соборе во Владимире (XII в.) и Георгиевском храме в Юрьеве- Польском (XIII в.).

Под влиянием мировых религий древний смысл мифов о творении меняется. Мотив противопоставления Бога и Дьявола становится частью мифа о ныряющей птице. В Восточной Европе миф о птице-ныряльщице распространился в упрощенном виде – существует две разноцветные птицы, в которых перевоплощаются Дьявол или Бог. По сюжету более поздней славянской легенды, всю землю сотворили два гоголя – белый и черный54. В восточнославянской среде этот миф подвергся переосмыслению в духе идей о Дьяволе как творце вещественного мира. В роли добытчика земли и ныряльщика здесь закрепляется не Бог, а Дьявол, а водоплавающая птица в большинстве случаев исчезает из мифов. Такие легенды были широко распространены среди русского населения, особенно на Севере.

Вопрос о происхождении восточнославянских дуалистических легенд творения мироздания подробно исследовала В.С. Кузнецова, выделив два варианта рождения сюжета: северорусский (северный), к которому относятся и белорусские, и украинский (южный)55 тексты. По основной схеме северного типа на морское дно за землей ныряет Дьявол, посланный Богом в облике птицы или в антропоморфном виде. Оба демиурга самостоятельно принимают участие в творении суши, иногда вместе. Бог создает гладкую землю, Дьявол же из утаённой земли лепит на ней «неудобья». По основной схеме южного типа за землей на дно моря ныряет Дьявол в антропоморфном облике, но Бог «заснуваў свiт», усыпив Дьявола на время творения. В южной версии орнитоморфные облики демиургов полностью утрачиваются, поэтому северный вариант легенды представляется более архаичным. Если считать орнитоморфный миф, объясняющий творение Вселенной наиболее древним, то птицы группы «утка» в сюжете с водоплавающей птицей- ныряльщицей – преобладающий детерминант; именно поэтому водоплавающие птицы в восточнославянской фольклорной традиции играют исключительную роль. Различные номинации восточнославянского орнамента одежды и быта связаны со словами «утка» и «лебедь»56. Утка (лебедь) и селезень (гусь) нередко выступают в образах невесты и жениха, являющихся символами новой семьи, главный смысл которой – зарождение другой жизни, что также не противоречит восприятию этих птиц как творящих.

Амбивалентность водоплавающих (творящих) птиц подтверждается большим количеством восточнославянских фольклорных источников. Птицы группы «утка» способны предстать не только светлыми и божественными (неслучайно «гусиной» называли белорусы дорогу в царство ирия), но и обличьями тьмы, в случае, если утку связывают с нечистой силой. На Украине (Волынская обл.) сохранились предания об утке в образе черта. Былички Восточной Сибири рассказывают о кикиморе в облике утки. В Тульской и Харьковской областях известны поверья о водяном, имеющем образ селезня. В Белоруссии (Витебская обл.) сохранилось поверье о душе утопленника, которая существует в образе синей утки, а водяной способен крякать по-утиному57. В русской сказке «Свинка золотая щетинка, утка золотые перышки и золотогривый конь» «заветная» золотая утка – дар отца-покойника58, что свидетельствует о её связи с нижним миром. Так снова подтверждается неразличимость славянами видимого (реального) мира и невидимого (потустороннего).

С древнейшими преданиями согласовано название сборника восточнославянских духовных народных стихов XV-XVII вв. «Голубиная книга». Эти легенды, смешавшись с христианскими воззрениями, приписали голубям творение мира, указывая на прадерево, где селится голубь59. В украинской колядке описываются два голубя, творящие Вселенную из мелкого песка и синих камешков, принесенных со дна моря: «Втоды не було ни неба, ни земли / Ни неба, ни земли, ним сине море, / А посеред моря та два дубойки / Упали-сели два глубойци…». Или: «Ляцєў Галубок ўроніў Жалудок… / Посеред Двора Широкаго…»60. Как видно, голубок роняет желудь, из которого прорастает Мировое Древо, – символ Вселенной. Голубки, изображенные по обе стороны Мирового Древа в образах творящих птиц, нередко присутствуют на украинских и белорусских вышивках, но птицей-демиургом голубь становится редко61.

В современной науке архетип выступает как инструмент исследования закономерностей исторического развития, приобретая статус метатеоретической категории, служащей источником ранее не известных знаний о культуре. Насущное рассмотрение архетипа даёт основания квалифицировать его как культурфилософскую универсалию. В восточнославянской культуре образ птицы определённо сливался с обликом Великой богини-матери – прародительницы всего сущего, а парящая в небе птица ассоциировалась у людей древности с природными стихиями, вызывающими страх и почтительное восхищение.

Смыслы орнитоморфного архетипа в народной культуре могут быть выделены по степени их востребованности до Крещения Руси:

1. Птица, стоящая у истоков творения.

2. Птица как посредник между мирами.

3. Птица как оберег.

4. Птица как провидица.

Оформившись однажды, архетип продолжает становление в своих инвариантах, всё глубже прорастая в семантическое поле культуры. Архетипический орнитоморфный смысл – представление о птице как о творящем мироздание существе – со временем модифицируется, что приводит к новому осмыслению восприятия её архетипа. Восточнославянский концепт «райская птица», «рожденный» в период перемены религии, повлекшей за собой трансформацию смысловых определений архетипа птицы, призван был, в первую очередь, скорректировать коммуникативную практику между людьми в иной общественной ситуации.

3

Малыгина И.В. Этнокультурная идентичность: онтология, морфология, динамика: дис. д-ра филос. наук. – М., 2005. – С. 4, 8, 12; Малыгина И.В. Этнокультурная идентичность: структура и исторические формы // Вестник Москов. гос. ун-та культуры и искусств, 2005. – № 2. – С. 16-18.

4

Щепановская Е.М. Архетипы России // Альманах «Архетипические исследования» / Межд. ун-т фундам. Обучения (МУФО). – URL: http://www.kafedramtai.ru/almanac/almanac-1/concept/177-2010-05-10-13-18-36

5

Пивнева Н.С. Архетипические образы в русской культуре: дис      канд. филос. наук. – Ростов н/Д, 2003. – С. 17.

6

Чернышов А.В. Архетипы древности в русской культурной традиции // Социология. Психология. Философия: вестн. Нижегород. ун-та им. Н.И. Лобачевского, 2010. – № 1. – С. 351.

7

Benoist L. Signes, symboles et mythes. – Paris: PUF, 2009. – P. 58.

8

Афанасьев А.Н. Народные русские сказки: полн. изд. в одном томе. – М.: Альфа-Книга, 2010. – С. 389-390; Восточнославянские волшебные сказки / пер. с укр. и белорус. яз. Т.В. Зуевой, Б.П. Кирдана; сост., подгот. текстов, вступ. ст., коммент., словарь Т.В. Зуевой. – М.: Просвещение, 1992. – С. 410-411; Рыбаков Б.А. Язычество древних славян / АН СССР; Ин-т археологии. – М.: Наука, 1994. – С. 257.

9

Афанасьев А.Н. Русский народ. Сказания, легенды и притчи: полн. иллюстр. энциклоп. / ред. О.В. Татаринова. – М.: Эксмо, 2005. – С. 301.

10

Казки про тварин: українська народна творчість. – Київ: Наукова думка, 1976. – С. 37.

11

Юнг К.Г. Архетип и символ / сост. и вступ. ст. А.М. Руткевича. – М.: Ренессанс, 1991. – С. 239.

12

Уваров А.С. Христианская символика: символика древнехрист. периода: в 2 ч. – М.: Типография Г. Лисснера и Д. Собко, 1908. – Ч. 1. – С. 144.

13

Всемирная история: в 10 т. / АН СССР; Ин-т истории и др.; гл. ред. Е.М. Жуков. – М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1955. – Т. 1. – С. 67.

14

Лихачёв Д.С. Земля родная. – М.: Просвещение, 1983. – С. 57.

15

Борейко В.Е., Грищенко В.Н. Экологические традиции, поверья, религиозные воззрения славянских и других народов. – Киев, 1999. – Т. 2: птицы. – С. 6.

16

Аничков Е.В. Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян: в 2 ч. – СПб.: Типогр. Имп. Акад. Наук, 1903. – Вып. 1. – С. 96.

17

Lardreau G. Symbolisme // Encyclopédie philosophique universelle philosophiques: dictionnaire / dir.: A. Jacob. – Paris: PUF, 1990. – Vol. 2. – P. 2519.

18

Юнг К.Г. Архетип и символ / сост. и вступ. ст. А.М. Руткевича. – М.: Ренессанс, 1991. – С. 96.

19

Lévy-Valensi E.A. La nature de la penseé inconsciente. – Paris: Jean-Pierre Delarge, 1978. – P. 113.

20

Евзлин М. Космология и ритуал / предисл. В.Н. Топорова. – М.: РАДИКС, 1993. – С. 100.

21

Неклюдов С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов // Фольклор и этнография: у этногр. истоков фолькл. сюжетов и образов: сб. науч. тр. / под ред. Б.Н. Путилова. – Л.: Наука, 1984. – С. 224.

22

Аверинцев С.С. Собрание сочинений: в 4-х т. / под. ред. Н.П. Аверинцевой и К.Б. Сигова. – Киев: Дух і Літера, 2006. – Т. 4: София-Логос. Словарь. – С. 69.

23

Серяков М.Л. «Голубиная книга» – священное сказание русского народа. – М.: Алетейа, 2001. – С. 10, 16.

24

Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. – М.: Наука, 1976. – С. 37; Лосев А.Ф. Форма – Стиль – Выражение /сост. А.А. Тахо-Годи; общ. ред. А.А. Тахо-Годи, И.И. Маханьков. – М.: Мысль, 1995. – С. 316.

25

Виноградова Л.Н. «Родила Оленька ребенка, без рук, без ног – одна головенка»: яйцо в славянской мифологии и магии // Славяноведение, 2011. – №6. – С. 36.

26

Формозов А.А. Памятники первобытного искусства на территории СССР. – М.: Наука, 1980. – С. 64, 67.

27

Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: опыт сравн. изуч. слав. представл. и верован. в связи с мифол. сказан. др. родств. народов: в 3-х т. – М.: Совр. писатель, 1995. – Т.1. – С. 147.

28

Топоров В.Н. К реконструкции мифа о мировом яйце: на мат. рус. сказок // Труды по знаковым системам: учен. зап. Тартус. гос. ун-та / отв. ред. Ю.М. Лотман. – Тарту, 1967. – Т. 3. – Вып. №198. – С. 85, 88.

29

Старины и сказки в записях О.Э. Озаровской / вступ. ст. Т.Г. Ивановой. – М.: ОГИ, 2009. – С. 264-265.

30

Русская мифология / ред-сост. Е.Л. Мадлевская. – СПб.: Эксмо, Мидгард, 2005. – С. 17-18.

31

Дунаєвська Л.Ф. Українська народна казка. – Київ: Вища школа, 1987. – С. 47.

32

Загадки русского народа: сб. загадок, вопросов, притч и задач / сост. Д.Н. Садовников. – СПб.: Типография Н.А. Лебедева, 1876. – С. 67.

33

Топоров В.Н. К реконструкции мифа о мировом яйце: на мат. рус. сказок // Труды по знаковым системам: учен. зап. Тартус. гос. ун-та / отв. ред. Ю.М. Лотман. – Тарту, 1967. – Т. 3. – Вып. № 198. – С. 93.

34

Виноградова Л.Н. «Родила Оленька ребенка, без рук, без ног – одна головенка»: яйцо в славянской мифологии и магии // Славяноведение, 2011. – №6. – С. 34.

35

Костомаров М.I. Слов’янська мiфологiя / упоряд., примiт. I.П. Бетко, А.М. Полотай; вступна ст. М.Т. Яценко. – Київ: Либiдь, 1994. – С. 231

36

Козак мамарига: українські народні казки. / літ. обробка Н. Забіли. – Киiв: Веселка, 1974. – С. 155-163; Белорусские народные сказки / сост. Л.У. Звонарёва; В.М. Конон; вступл. В.М. Конона. – М.: Худож. лит., 1993. – С. 132-142.

37

Русская мифология / ред-сост. Е.Л. Мадлевская. – СПб.: Эксмо, Мидгард, 2005. – С. 487.

38

Белорусские народные сказки / сост. Л.У. Звонарёва; В.М. Конон; вступл. В.М. Конона. – М.: Худож. лит., 1993. – С. 90-97.

39

Афанасьев А.Н. Народные русские сказки: полн. изд. в одном томе. – М.: Альфа-Книга, 2010. – С. 605-606; 621-623.

40

Русские народные сказки: в 3 т. / сост., вступ. ст., подгот. текстов и комент. Ю.Г. Круглова. – М.: Сов. Россия, 1992. – Т. 1. – С. 287-291.

41

Топоров В.Н. К реконструкции мифа о мировом яйце: на мат. рус. сказок // Труды по знаковым системам: учен. зап. Тартус. гос. ун-та / отв. ред. Ю.М. Лотман. – Тарту, 1967. – Т. 3. – Вып. №198. – С. 95.

42

Пропп В.Я. Русская сказка. – Л.: ЛГУ, 1984. – С. 295.

43

Могилевская Старина: сб. ст. «Могилевскихъ Губернскихъ ведомостей» / под. ред. Е.Р. Романова. – Могилев: Типог. губерн. правления, 1902-1903. – Вып. III. – С. 84-85.

44

Казки про тварин: українська народна творчість. – Київ: Наукова думка, 1976. – С. 23-27.

45

Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: опыт сравн. изуч. слав. представл. и верован. в связи с мифол. сказан. др. родств. народов: в 3-х т. – М.: Совр. писатель, 1995. – Т.1. – С. 169.

46

Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. – Л.: ЛГУ, 1986. – С. 284; Потебня А.А. Символ и миф в народной культуре / сост., подг. текстов, ст. и коммент. А.Л. Топоркова. – М.: Лабиринт, 2000. – С. 31.

47

Восточнославянские волшебные сказки / пер. с укр. и белорус. яз. Т.В. Зуевой, Б.П. Кирдана; сост., подгот. текстов, вступ. ст., коммент., словарь Т.В. Зуевой. – М.: Просвещение, 1992. – С. 29-32.

48

Плуцер-Сарно А.Ю. Курочка Ряба, рыбка Пеструшка и черти полосатые: символика пестрого в русском фольклоре // Словарно-энциклопедический сайт. – URL: http://plutser.ru/articles/ryaboy

49

Афанасьев А.Н. Народные русские сказки: полн. изд. в одном томе. – М.: Альфа-Книга, 2010. – С. 79-80, 277, 411-415.

50

Дорошин Б.А. Архетипический образ птицы-демиурга в мифологических представлениях финно-угров Поволжья: некоторые антропокосмические аспекты. // Социосфера, 2010. – № 4. – URL: http://psyjournals.ru/sociosphera/2010/n4/35948_full.shtml

51

Пелипенко А.А. Архетип // Культурология: энциклопедия: в 2 т. / гл. ред., авт. проекта С.Я. Левит. – М.: РОССПЭН, 2007. – Т.1. – С. 125.

52

Золотарев А.М. Родовой строй и первобытная мифология. – М.: Наука, 1964. – С. 280.

53

Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси / АН СССР; Ин-т археологии. – М.: Наука, 1987. – C. 589.

54

Вышегородских Н.В. Птицы в народном фольклоре, мифах и легендах. – Орел, 2008. – С. 8.

55

Кузнецова В.С. Дуалистические легенды о сотворении мира в восточнославянской фольклорной традиции / отв. ред. С.Ю. Неклюдов. – Новосибирск: СО РАН: ОИГГМ, 1998. – С. 135.

56

Бернштам Т.А. Орнитоморфная символика у восточных славян // Сов. этнография, 1982. – №1. – С. 32.

57

Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. – М.: Индрик, 1997. – С. 667-671.

58

Афанасьев А.Н. Народные русские сказки: полн. изд. в одном томе. – М.: Альфа-Книга, 2010. – С. 369-373.

59

Борейко В.Е., Грищенко В.Н. Экологические традиции, поверья, религиозные воззрения славянских и других народов. – Киев, 1999. – Т. 2: птицы. – С. 21.

60

Староукраїнські релігійні роздуми про Бога. – Київ-Харків: Видавництво Павутинонька, 2004. – С. 257.

61

Кузнецова В.С. Дуалистические легенды о сотворении мира в восточнославянской фольклорной традиции / отв. ред. С.Ю. Неклюдов. – Новосибирск: СО РАН: ОИГГМ, 1998. – С. 61; Приложение: ил. №13-5; ил. №23-3.

Концепт «райская птица» в традиционной культуре восточнославянских народов

Подняться наверх