Читать книгу Дом северной стороны - Татьяна Борисова - Страница 10

Глава 8. Расставание с бабулей

В ту осень бабушка Маша часто говорила мне:

– Ох, недолго, недолго осталось. Нужно тебя всему учить, да побыстрее. Свой дом ты должен знать лучше всех.

На ночь она по-прежнему рассказывала путанные и страшные сказки о лесах и чудовищах. Показывала целые спектакли теней. Я часто спрашивал её:

– Как ты думаешь, лес ночью такой же темный, как космос? Или космос такой же темный, как лес? И как далеко можно уплыть от берега по северному морю?

Бабушка отмахивалась:

– Глупые вопросы задаешь, Борька. Лучше подумал бы, как правильно картошку сажать и помидоры выращивать. Это, я понимаю, вопросы по делу.

Я морщил нос, желая передразнить её, смеялся. Она смеялась в ответ. Дома у нас все шло к зиме. Если у меня что-то не получалось по хозяйству, бабушка заставляла учиться и переделывать всё по несколько раз. В ту осень я научился всему: мог закатывать банки, варить суп и колоть дрова. Книжки забросил, отца почти забыл. День вертелся у меня вокруг дома: помыть, почистить, набрать, прополоть. Но однажды у бабушки начала болеть голова, а она не обращала на это внимания. Врачей в деревне не было, а в городскую больницу бабуля ехать не хотела. Потом голова стала болеть все сильнее. Бабушка лежала уже целыми днями. У нее раскраснелось лицо, а затылок и лоб стали такими горячими, что на них можно было кипятить воду. Я пошел к соседям, чтобы вызвать врача по их телефону. Своего у нас не было. В больнице ответили, что приедут, как только смогут. Я ждал, постоянно смотрел в окно, но никто так и не приехал. Бабушка лежала в полузабытьи. Каждые несколько минут я мочил в холодной воде полотенце и прикладывал его к её морщинистому лбу. Она держала меня за руку. Я прислушивался к бабушкиному дыханию. С каждым вздохом оно становилось все слабее, пока не затихло совсем. В деревне сказали, что умерла от старости.

Все в моей жизни с тех пор переменилось. Сначала я думал, что меня заберет отец с тетей Леной, но они, видимо, обо мне забыли или нарочно не приезжали. В долину сложно попасть. Круглый год у вулкана густой туман, дорога бугристая, идет серпантином и кое-где обрывается.

Потом я перестал ждать. Со своим псом по кличке Узнай мы зажили в доме вдвоем. В сарае у нас обитала коза Катька. Она давала мало молока, но бабушка её любила, поэтому продать я её не мог.

Соседи иногда приходили ко мне, помогали, но все-таки я привыкал жить сам по себе, ни на кого не полагаясь.

Самым страшным временем для меня была ночь. На стенах, окнах и потолке мне все время мерещились чудовища из бабушкиных сказок. Часто до самого рассвета я сидел на подоконнике у окна. Иногда так и засыпал, а иногда не мог даже ненадолго закрыть глаза. Дед Степан из дома напротив в шесть утра выгонял свою корову на луг. Проходя мимо моего окна, он три раза стучал в окно. Этот стук успокаивал: ночь закончилась.

Однажды утром мы увидели, что родной вулкан проснулся. Из его жерла потекли тонкие ручейки раскаленной лавы. Соседи перепугались. Думали, вулкан вот-вот взорвется и всех погубит. Стали готовиться бежать.

– Борька, собирайся! – с порога кричал дед Степан. – Слышал, чего делается? Надо бежать, пока нас жаром не обдало.

– А куда мне идти, дед? – Я высунулся в окно.

– Куда, куда? В детдом, раз отец не едет. Давно уж надо было тебя туда определить. Да ты, милок, не боись. Хуже-то не будет. Там сытым, обутым ходить будешь. Может, выучишься, человеком станешь. Собирайся, вечером уходим. До города доведем, а там при людях оставим. Много вещей не набирай. Тащить тяжело.

Я кивнул, а потом, когда дед ушел, потер макушку и стал соображать. В приют мне страшно не хотелось. Надо было думать.

Я ходил по комнате взад и вперед, размахивал руками и строил в голове план. Потом стал собирать вещи. Положил в рюкзак батон хлеба, карандаши и блокнот. Следом достал из сарая велосипед, смазал ему цепь и накачал колеса. Присел на дорожку и хорошенько огляделся.

Мне показалось, что дом бабули ждет последние минуты и предвкушает, когда же здесь наступит покой. Печь как будто истаяла. Ряды дров рядом с ней, которые мы с бабушкой везли на санях той зимой, сильно поредели и стали похожи на кости древнего скелета. Свет из окон лёг полосами на пустой обеденный стол. Этот дом мне не был дорог по-настоящему, как был дорог маме и бабушке. Здесь было холодно и тоскливо. После расставания с бабулей в закутках шумел ветер. Из окон не было видно ничего, кроме полосы бесконечного леса, а в каждой вещи мне чудились бабушкины истории. Как же я хотел вернуться домой, в Москву, к людям, к её усатым троллейбусам и трамваям, к её гудящему метро и брусчатым улицам в центре! На один миг, когда дед Степан постучал в окно, я даже порадовался тому, что дом бабули может сгореть под потоком лавы. Но если я вернусь в Москву, значит, мне придется жить в детском доме? Этого нужно было избежать любой ценой.

Осталось самое сложное.

– Катька, – шепотом сказал я козе, подходя с ней к соседскому сараю. – Я тебя сейчас отведу к деду Степану, а ты молчи. Не кричи и не плачь по мне. Дед тебя не тронет. Он тебя любит и возьмет с собой.

Катька смотрела на меня тепло и спокойно. Я от души поцеловал её в розовый мокрый нос и обнял:

– Бегу, Катька, из деревни. Буду скучать.

Я не боялся вулкана. Мне надо было просто переждать немного, пока все уедут. Потом я вернусь в дом, потому что идти мне больше некуда.