Читать книгу Дом северной стороны - Татьяна Борисова - Страница 8

Глава 6. Гость из Москвы

Вечером воздух на улице остыл до озноба костей. Бабуля ненадолго растопила печь в кухне. Я сел рядом, на полу, и стал слушать, как трещит пылающая древесина. Тамазу бабуля выделила диван напротив того места, где я устроился. Тот благодарно кивнул, достал потрепанный кожаный кошелек и заплатил ей сразу за месяц вперед. Казалось, Тамазу было удобно везде. Даже если бы бабуля устроила его спать на полу, он бы не обиделся. На диван Тамаз положил свою одежду, компас, инструменты в черном ящике, телефон и ноутбук.

Мне хотелось лучше рассмотреть нашего с бабулей гостя. В нем было всё мистическим и непонятным. Тамаз был крепким, жилистым, мускулистым, двигался плавно и артистично, даже если не думал об этом. У него были все те же, что и тогда, в цирке, иссиня-черные брови, туго затянутая коса от затылка до колен, острый, тонкий нос, а на лбу зиял глубокий шрам. Тамаз был похож на лесного идола, над головой которого без конца летают летучие мыши и совы. Он пах горелым углем, соленым потом и дымными смолами.… Этот тяжелый дух окутал весь наш дом, как только Тамаз переступил порог. Так же пахнет забытый храм. Летом я случайно заехал в такое место, когда путешествовал по заброшенным горным деревням на велосипеде. Храм стоял на окраине. В нем каждый угол заволокло паутиной. Свет проходил через пыльные окна, как через сито. Я зашел внутрь и почувствовал именно то, что чувствовал сейчас рядом с Тамазом: густую, обволакивающую силу, заставляющую тебя остаться, окаменеть, не двигаться. Эта сила успокаивала и будоражила одновременно. Гулкий зал и круглый купол храма не выпускал меня тогда очень долго. Я рассматривал истлевшие свечи, потемневшие от времени иконы и закопченные лампады во все глаза. Рядом с Тамазом все было так же. Когда наши взгляды встречались, я хорошо различал в них бездну и отворачивался, но, когда он не смотрел на меня, я впивался в него взглядом, потому что было так интересно, что невозможно оторваться.

– Я тогда на берегу-то не расслышала. Как тебя звать? – спросила бабуля, разливая куриный суп по тарелкам.

– Тамаз, – дрессировщик хитро прищурился.

– Неужто… – Бабуля вскинула брови от неожиданности. Платок слетел с её лба.

– Да, он самый.

– А ты меня узнал что ли, поэтому к нам примазался? – Бабушка поставила руки в боки.

Тамаз улыбнулся.

– Нет. Тебя уже не узнать, баб Мань. Я и не к тебе тогда обращался.

– Ладно, – она почесала подбородок. – Чего сюда приехал?

– Погостить, – легко и спокойно ответил Тамаз, но в голосе у него был холод.

– Ага, погостить, как же. Знаю я эти ваши шаманские штучки.

– Эти ваши? – Тамаз захохотал в голос. – А уж не ваши ли?

– Тамаз, перестань, – отрезала бабуля и покосилась на меня.

Тамаз стал серьезнее.

– Я тебя не трону, баб Мань. Мне тут нужно одно дело сделать. Я письмо от отца получил.

Бабушка Маша вскинула брови:

– Жив он что ли? Тамаз сжал губы.

– Нет, погиб два года назад. Письмо только недавно пришло. Писал, что здесь у него осталось дело. Просил его сделать. Надолго не останусь. И еще…

Тамаз недолго задержал дыхание. Бабушка Маша не вытерпела:

– Чего?

– Борис – это твой внук, а значит, сын её?

Я непонимающе уставился на бабушку. Та посмотрела на меня безучастно и кивнула:

– Угу, сын.

После этих слов Тамаз резко встал, подошел ко мне, взял за лицо своими большими руками и стал вглядываться.

– Похож, – наконец, задумчиво сказал он. Его руки были горячими.

Бабушка Маша фыркнула, но ничего не сказала. Я набрал в грудь воздуха:

– Тамаз, я был на вашем представлении в цирке. Он улыбнулся:

– Понравилось?

– Не очень, – я слегка покраснел. – Непонятно, как вы дрессируете животных. В чем секрет?

Тамаз расхохотался.

– Ты думаешь, Борис, я тебе все так и расскажу? Я растерянно кивнул. Тамаз посерьезнел:

– Так, ну хорошо, – он потер тыльной стороной ладони свои колени. Глубоко вдохнул. – Хорошо, для начала я открою тебе главную тайну. Для приручения и дрессуры нужен детеныш зверя. Чтобы войти к нему в доверие, хорошо бы подарить ему лакомство, быть с ним ласковым, но не чересчур. Не нужно показывать ему свой страх, потому что тогда животное может стать надменным и непослушным. Чтобы быстро приручить зверя, его нужно часто гладить рукой по голове. Нельзя отвечать злом на его зло. Вот так. Так у меня получается работать с любым зверем.

– И не только зверем, – хмуро добавила бабуля, – со змеями та же история, правда ведь?

Тамаз улыбнулся одними только глазами, вернулся на свой диван.

– Я не работал с ними. Интересно, змея нашей общины еще жива? Отец просил отдать ей дань уважения, – он встал. – Ну что, теперь тебе все стало известно, Борис. Значит, я могу поужинать?

Я улыбнулся и кивнул.

Перед сном бабуля, как всегда, пришла рассказать мне сказку. Я её перебил:

– Не хочу сегодня твоих историй. Расскажи лучше, как ты познакомилась с Тамазом? Он знал мою маму?

Бабушка печально улыбнулась:

– Знал.

Я загорелся от любопытства:

– Расскажи.

– Это не для твоих ушей, Боря, – заворчала бабуля.

– Бабушка, пожалуйста, – сказал я ласково. Это сработало.

– Ух, негодник. Ладно, – её голос стал скрипуче напряженным. – Им было по двенадцать, когда они встретились. Тамаз жил в соседней деревне. У него были непростые родители: шаманы, страшные люди, фокусники, колдуны. Я по молодости некоторым вещам у них училась. Водила дружбу на свою голову, – бабушка вздохнула, – зря, конечно. Ну, так вот, пошли мы однажды к ним в общину. Я хотела попросить семена репки у матери Тамаза, да только в тот день ей было некогда. Да что там? Всей деревне было некогда. Тамаза тогда должны были подвесить на канатах к вершине столба и кружить до тех пор, пока он не потеряет сознание. Это у них такой обряд. Через него проходит каждый мальчик в общине. Потом Тамаза должны были сбросить с этого столба. Останется в живых и встанет на ноги? Значит, теперь он не мальчик, а мужчина. Но если не встанет, то община его не примет как равного. Не быть ему шаманом. В тот день Тамаз выдержал все испытания, кроме одного. Твоя мама видела, как его скинули с высоты столба. Он упал, остался в живых, но никак не мог подняться. Твоя мама бросилась к нему на помощь и тем самым навредила. Он поднялся, но только с её помощью, из-за чего в общину его так и не приняли. Шаманом он не стал. Но зато он полюбил твою маму.

За дверью послышался скрип.

– Тамаз, это ты? – спросила бабушка громко.

– Я, – хрипло ответил он. Но дверь не открыл, остался в постели. Бабушка продолжила уже чуть тише, но, кажется, он её тоже слушал.

– Они были, как эть самые, – бабуля покрутила пальцем у виска. – Однажды летом построили плот и уплыли на нем. Я тогда чуть не ополоумела. Думала, утопли где. Искала их три дня, а эти красавцы сбежали! Хлеб на костре жарили, чай в котелке варили, песни пели. Я тогда нашла их утром четвертого дня. Спали под деревом. Ругалась, на чем свет стоит, горло сорвала. Эх.. Но Тамаз любил маму твою очень даже. Помню, венки ей плел и таскал к нам на крыльцо. Мама их потом в косу закалывала. Все в деревне говорили, исполнится им по восемнадцать, того и гляди, поженятся. Но не поженились они. В восемнадцать мама решила ехать в Москву. Я не отговаривала. Что могла дать взамен-то? Наш дом у вулкана? Тьфу! Она решила быть к большой земле поближе, среди людей. Я в душе рада была, а Тамаз не понял. Сказал, предательница она. Община его бросила. После того, как я маму на поезд проводила, от соседей слыхала, что он бродяжничать стал, а потом следом в Москву помчался якобы за твоей мамой. Только не нашел он её. Это я точно знаю. Может, плохо искал? Кто его знает? Стал вот циркачом, а мама твоя молодец, в институт поступила, замуж вышла, тебя родила. Сердце мое за неё спокойно было. Но теперь…, – бабуля нахмурила брови, голос у неё задрожал, – нету мамы… – она на миг замерла. – А Тамаз снова тут ошивается. Интересно, что за письмо ему отец-то прислал? Их община давно сгинула.

Бабушка, тяжело кряхтя, встала:

– Вот и рассказала тебе все. Давай засыпай.

Я отвернулся к стене, но еще долго не мог уснуть, а когда все-таки сон пришел, мне приснилось, что мама сидит в бабушкином кресле и меня убаюкивает.