Читать книгу Вологжанка - Татьяна Боровенская - Страница 3

^{Поставьте памятник деревне}

^{На Красной площади в Москве,}

^{Там будут старые деревья,}

^{Там будут яблоки в траве.}

^{И покосившаяся хата}

^{(Из стихотворения Николая Мельникова.)}

Небольшая деревенька примостилась одним боком к самому лесу, который тянулся сплошной разноцветной, немного мрачноватой стеной далеко за горизонт, а другим упиралась в тихую речку с песчаным плёсом и мельницей. Огромные сосны с тонкими верхушками, с красноватыми стволами и озорными раскидистыми шапками веток выделялись среди желтоватых берёз и зеленых елей.

Деревня Свистуниха, затерянная в глухом вологодском краю просыпалась, лишь едва наступал рассвет. Осень, несмотря на начало сентября, уже нетерпеливо проявляла себя холодным пронизывающим ветром.

Крики горластых петухов будили всю округу, следом за ними слышалось из сараев нетерпеливое мычание и хрюканье разной живности.

В избе Никоновых первой встала хозяйка, подошла к огромной русской печи, которая была ещё тёплая и занялась ухватами, горшками, квашней и самой печкой. Невестка тоже проснулась в углу избы за своей занавеской, и слышалось, как ребёнок причмокивал молоко из её груди. Младшие дети тихо посапывали на полатях, досматривая сны.

Мужчины, трое сыновей хозяйки и муж собрались на сенокос. Глава семейства, седой, кряжистый, с чуть сгорбленной спиной и мускулистыми руками, лет шестидесяти, тихо произнёс:

– Мы ненадолго, осень хорошая выдалась, вот и покосим немного. Сейчас сухо, день год кормит. А вы тут пока с едой управляйтесь. Божатка скоро придёт на подмогу. К обеду жениха ждите, я как раз верусь, да и отпразднуем свадебку. Поговори ещё раз с Анной, а то характерная она, как бы чего не выкинула.

Мужчины быстро собрались и вышли.

Анна слезла с тёплой печи, взяла железный корчик с изогнутой ручкой на ведре и выпила воды, затем причесалась, глянула в осколок зеркальца и подошла к матери помочь в хозяйских заботах.

– Аня! В обед сваты приедут, приготовь праздничное, парчовое платье! Сразу и свадьбу справим, мы с отцом решили, время сейчас тяжёлое, чего тянуть, – повелительно сказала мать.

Дочка заволновалась и, посмотрев на неё серыми красивыми глазами полными слёз, воскликнула:

– Умоляю, не отдавайте за вдовца. Он же старый, ему сорок один год, а мне двадцать два. Дети у него, годик да шесть – второй. Его жена умерла при родах, а если он богом «меченый»? Вы же знаете, я Ваню люблю, он с отцом разговаривал, почему тот отказал?

– Замолчи, вздумала родителям перечить! Нищий он, да к рюмке любит приложиться. А Николай хоть и вдовец, но работящий, не пьющий, хозяйство у него знатное и смолокурня ещё, дом новый большой выстроил, грамотный и серьёзный человек. И где это видано, чтоб девки выбирали? Меня отдали замуж родители, сильно не спрашивали, вот и семья у нас хорошая, не бедствуем.

Понизив голос, Ефросинья зашептала снова:

– А время сейчас лихое – 1925 год. Царя-батюшку скинули, а антихрист Ленин, немецкий шпион, слава богу, помер, только земля не приняла. Говорят, его гроб в каменный дом поставили, мавзолей называется. Тяжёлые годины нас ожидают. Большаки душили продразвёрстками, помнишь голод в 1918году? Еле выжили, белый мох драли в лесу да с мукой мешали, животы от голода пухли. Они не смотрели, что у меня пятеро детишек в доме, даже подушки забрали. Сейчас вроде послабление от власти вышло и работников можно нанимать, земли-то у нас хватает, её ведь тоже надо обработать! Полдеревни от голода разбежалось или умерло за эти годы. Что дальше будет? Страшно подумать!

Она погладила дочку по спине, прибавив:

– Николай не дерётся, не обидит, а то, что строгий, хорошо. Ты своевольная очень, а дурь в голове быстро пройдёт, как своих детей заимеешь. Главное, здоровьем тебя бог не обидел. Ты работница хорошая, а нам спокойно на душе, что ты в добрых руках. Потом спасибо скажешь! В крестьянской жизни порядок надо соблюдать, иначе быть беде.

– Матушка, милая, пожалейте! – Воскликнула девушка.

Ефросинья топнула ногой и, оттолкнув её, гневно возразила:

– А принесёшь в подоле? Кроме тебя ещё четверо. Отец на работе надрывается. Троим братьям нужно земли оставить, чтобы они хозяйством обзавелись, да детишек кормили, а у твоего Ивана десять соток на пятерых. Как жить станете? Значит, часть земли у братьев забрать?

Это была дородная светловолосая женщина, полногрудая с широкими скулами. Маленькие, немного раскосые глаза, небольшой чуть вздёрнутый нос, и крупные губы украшали её миловидное лицо.

– Бери коромысло, да натаскай воды в чугун, запарь овса для лошадей! – Приказала она властно.

Анна вышла во двор.

Осеннее яркое солнце затопило заплаканные глаза и осветило её стройную фигуру с пышной грудью и тонкой талией. Поздняя, необычно тёплая пора стояла в этом северном крае. Лес вдали зеленел, но уже подёрнулся многоцветьем. Особенно берёзы постарались одарить напоследок ярко-жёлтым цветом листьев, как бы прощаясь с тёплым солнышком и подготавливаясь к северной колючей зиме.

Деревня запаслась вволю ягодами. Люди насушили малины, черники, грибов засолили, как водится, запаслись мукой да картошкой на зиму, наквасили капусты.

Девушка грустно шла к колодцу, вспоминая своего милого.

«Убегу с ним, куда он скажет», – решила Аня.

Иван уже поджидал её с ведром у колодца. Статный парень, кареглазый и темноволосый, первый плясун на посиделках очень нравился Анне, ни одна девка по нём «сохла» в деревне.

– Ванечка, сегодня жених со сватами за мной приедут. Родители спешат замуж отдать. Что же будет? Конец нашей любви? – Грустно спросила девушка.

– Надо подумать, ты спрячься в овине от него, а я вечером проберусь, как обычно, там и поговорим, решим нашу судьбу, – ответил он, глядя на неё растерянно и ласково.

– Ой, моя, крёстная Божатка, подходит, до вечера! – С испугом воскликнула Аня.

Иван взял своё ведро и быстро ушёл в сторону.

– Анютка, опять с Ванькой воловодишься? Мы с матерью уже пива наварили в горшках глиняных в печке, еды припасли, столы на свадьбу приготовили. Подумай хорошенько, где жить будете? У вас полный дом, и у него в хатёнке битком. Ну, поживёте в брошенной избе. Вон их, сколько заколоченных стоит. А как хозяева найдутся? К матери вернёшься да не одна, а втроём, дело молодое. В овин уйдёте? Там зимой холодно, на севере живём. А в нём нужно лён сушить, да зерно обмолачивать, не для этого его построили, – наставляла её крёстная Ольга.

Девушка виновато опустила глаза, и слёзы опять покатились по скуластому лицу.

– Сердцу не прикажешь, – тихо произнесла она.

– Ничего, девка, не печалься, все мы такие были, да родителей затем послушали. Мы же о счастье твоём думаем. А это муж работящий, достаток в доме и дети здоровые, да чтоб семью любил. Николай Крючков, аж с деревни Иваново за тобой едет, как увидел тебя тогда в селе Покров ездили, пять лет назад к родственникам нашим, помнишь? Так забыть и не может. Его мать заставила на Евдокие жениться, он не хотел, но не смог ей отказать. Теперь сам выбрал. О нём люди отзываются с почтением. Бери коромысло да пойдём, ещё много надо сделать дома, яйца сварить в самоваре, да картошкой пора заняться. Я матери пришла помогать, а ты иди за скотиной поухаживай. Вот и ладно будет.

Аня, накормив животных, вернулась в избу.

Девушка подошла к сундуку и достала праздничное парчовое платье, вспомнив о том, что раньше он еле закрывался. Как много хранилось в нём нарядов и шуб! Теперь сундук едва был заполнен до половины, три сарафана да четыре платья, ещё на дне лежала старая шубейка.

Вспомнила, как горько плакала мать, когда один солдат из продотряда в 1919 году забирал тулупы, шубы и платья. Ефросинья спросила не выдержав:

– А наряды девичьи, зачем вам? Что для Красной армии тоже нужно?

Мужик зыркнул на неё глазами и прошипел:

– Ты что против Советской власти? А ну замолчь! А то живо в лагере окажешься на лесозаготовке. Вы кулаки, а в списках середняков числитесь, по-родственному видать!

Анна оделась и причесалась. Маленькая, ладная, девушка глянула на себя в зеркальце. Небольшие скулы и немного раскосые, сейчас грустные глаза, маленький курносый нос, унаследовала она по женской линии.

Отец всегда подшучивал:

– И какой татаро-монгол догнал вашу предку?

Мать добродушно смеялась и отвечала:

– Об этом никто не ведает, да и не было их здесь, русичи мы.

Выставив на столы самое лучшее угощение, что имелось в доме, родители вышли встречать жениха.

Анна, в сильном волнении, спряталась в угол за пёстрой занавеской. Она видела недавно Николая на сговоре, когда мужчина приезжал к отцу просить отдать дочку в жёны. Мужчина не был ей противен, но сердце тосковало о милом Ванечке.

Николай, коренастый, широкоплечий, русоволосый смотрел на неё тогда ласково и прятал улыбку в усы. Девушка засмущалась и убежала.

Родители и гости шумно вошли в избу. Позвали Аню и усадили за стол с женихом. Мужчина с любовью смотрел на невесту. Её щеки горели огнём, и глаз девушка не поднимала, теребя длинную густую косу. Довольные родители желали молодым счастья, наливая гостям пива и подвигая закуски.

На столе в изобилии расставили солёные грибы, плошки с квашеной капустой, варёные яйца, в чугунах картошка с мясом из баранины. Рядом лежали лук, чеснок, хлеб. Шаньги, рыбники, сметанники, хворост, плюшки, лепёшка с яйцом, ягодник с решёткой и другие пироги, которые занимали половину стола.

Вечерело. Анна поднялась.

– Куда ты? – Тревожно спросила мать.

– Надо мне, – опустив глаза, ответила дочка.

Убедившись, что во дворе никого нет, она быстро пробежала в овин и спряталась наверху. Через минут десять раздался шум чьих-то шагов.

– Анюта! Ты здесь? – Услышала она голос Вани.

– Да, – отозвалась девушка, – залезай по лестнице наверх.

Иван пробрался к ней, и они крепко обнялись.

– Милая, ты, моя! Ваша семья свадьбу празднует. Я отцу своему заикнулся, что тебя приведу, так он за мной с палкой кинулся. Еле убежал. Нету нам с тобой дороги. Девушка тихо роняла слёзы, опустив печально руки на колени.

– Не пойду отсюда никуда, – вдруг решительно сказала она, – а ты прощай, не судьба нам видать.

Поздно вечером хватились невесты и послали братьев Василия и Еремея на поиски. Заглянули в дом к Ивану, он сидел за столом и пил чай. Василий, старший брат Анны пригрозил ему:

– Смотри, Ванька, если твоих рук дело, пришибу, не дам позорить нашу семью!

– Не за что, не виноват перед вами ни в чём, – ответил он хмуро.

Наступила ночь, и братья вернулись ни с чем. Николай сидел, как в «воду опущенный».

– Не уеду без моей невесты. Буду ждать, пускай сама откажет, – упрямо сказал он.

Его оставили ночевать в избе на соломенном матрасе. Младшие дети брата Василия забрались на печку и затихли. Родители ушли на свою половину дома, старший сын с женой в дальний угол за занавеской.

Утром мать вошла в овин и крикнула:

– Анютка, знаю что здесь, выходи! Если не хочешь замуж за Николая, иди, сама ему скажи, неволить не станем.

Девушка спустилась к ней. Они обнялись и поплакали вместе.

– Пойдём, доченька, неужто мы враги? Сама решай свою судьбу.

– А Николай, уехал? – Спросила девушка.

– Нет, упёрся: «Не уеду без моей невесты, пусть сама откажет», с характером человек. А, может, так сильно любит тебя?

Они вошли в избу. Николай сидел рядом с отцом и братьями за столом.

Анна поклонились им, затем сказала:

– Простите, не пойду против воли родительской. Я согласна, бери меня Николай замуж, если не передумал.

– Вот и ладно, подумать, иногда тоже полезно, – обрадованно воскликнул отец и налил всем пива.

Николай радостно «засветился», взял из угла комнаты свой тулуп, подошёл к Анне, завернул её в него, взял на руки и вышел во двор. Он, посадив девушку в выездную, праздничную коляску, подвёл коня, впряг, потом поклонился родителям, попрощался и молодые уехали.

Анюта оглянулась. Мать долго стояла и крестила их вслед

Первое время она часто навещала родителей. Николай понимал, жалел и любил Анну всей душой. Тяжело привыкать к другому дому и строгой свекрови Александре, по прозвищу Писариха, так как её бывший муж умел писать и читать. Он давно умер, но прозвище так за ней и осталось. Свекровь заправляла всем в доме. Физически крепкая, среднего роста, трудолюбивая и быстрая, Писариха сама много работала по хозяйству и других заставляла. Она недавно снова стала вдовой, в свои шестьдесят пять лет, после очередного «домовика», мужчины, которого приняла в дом три года назад.

Александра сказала с тревогой:

– Анюта, пожар в Покрове бушует уже неделю. Не могут остановить. Наша деревня находится в десяти километрах, неужели до нас дойдёт?

– Не беспокойтесь, соседка сказала, что вчера священники сделали обход Покрова с иконами, может, обойдётся.

На следующий день семья ждала известий.

Николай поехал продать двух овец, да картошки, которая хорошо уродилась в этом году, и он скоро должен был вернуться.

Женщины взяли ушат и пошли в колодец за водой. Он представлял собой длинную прочную палку, где посередине на цепи висела маленькая бочка, в которую помещалось два ведра воды. Хозяйство и семья требовали бесконечного физического труда с раннего утра до поздней ночи. Только вечерами при лучине можно было отдохнуть за прялкой. Анна не жаловалась, так как с детства привыкла к работе, помогая в доме, на огороде и ухаживая за животными.

С пяти лет мать учила её прясть лён или шерсть, вязать на спицах, а с семи лет она нянчила своих младших братьев и сестёр, да помогала готовить еду. В каждой семье было пять, шесть, иногда и больше детей, и все имели свои обязанности по дому и по хозяйству. Это был естественный, необходимый ритм жизни русских крестьян. Анюта помнила время, когда с матерью ходила на подёнщину, и нужно было сначала отработать на господском поле, а затем на своей земле.

Отец Анны, как и все крестьяне, просил у приказчика зерна на посев, так как своего не хватало. Обычно брали десять вёдер пшеницы, но отдавали тридцать. Были и такие кто долг не возвращал, их били батогами на скотном дворе.

Анютке было лет пять, и она хорошо запомнила, когда родители обсуждали, наказание Ивана, жившего в конце деревни, пьяницу и лентяя, который не смог вернуть зерно приказчику осенью.

Наконец, муж вернулся, заехав во двор на телеге. Анна бросилась ему помогать.

– Не спеши, я сам тяжёлое возьму, не тронь, побереги себя! – Ласково сказал Николай.

– Что же с пожаром в Покрове? – Спросила она.

Подошла Александра и с тревогой ждала ответа.

– Слава богу, председатель их разрешил молебен провести. Потушили, как только попы обход сделали, так и погасло помаленьку. Старики говорят, что пожар неспроста, быть голоду и лихому времени! – Ответил Николай.

– Да они правильно говорят, каждый день отдай в колхоз с одной коровы по ведру молока, яиц, а куры через день несутся. А если не в колхозе состоишь, так и зерна и сена, чего только не придумали. Где это видано? Спину гнём с утра до вечера, а новая власть одно заседает, о мировом коммунизме мечтают да ездят, как татары, дань с домов собирают! – Гневным голосом проговорила мать.

Павлин, сводный брат Николая, худой, темноволосый, с красным носом в форме капли, длинными жилистыми руками, помогал по хозяйству и выполнял наравне с ним всю крестьянскую работу. Он, трудолюбивый и спокойный по характеру, долгими зимними вечерами чинил упряжь. По осени, Павлин обмолачивал с братом собранное зерно в овине по-старому: они били его палками с цепью на конце, потом отряхивали, снопы складывали, а зерно бережно собирали.

Весной вместе с Николаем пахали поле, а летом заготавливали сено. Дрова рубили зимой, иногда по колено в снегу, затем складывали на санки и вывозили из леса к избе.

Главной страстью Павлина была охота, которая заполняла всё свободное время. Редкий день он возвращался с пустыми руками из леса, а чаще приносил птицу, иногда лис или зайцев. Один изъян у него был, любил выпить. Из-за этого и жил бобылём.

Со временем Аня открыла в муже ласкового, доброго человека и привязалась к нему всем сердцем.

Часто, ранним утром он говорил ей:

– Ты поспи ещё, я сам в печку дров подброшу.

Она полюбила его, расцвела бабьем счастьем и была довольна жизнью.

У Анны, через год, как и положено, родился ребёнок. Решили отпраздновать такое событие. Николай не помнил себя от радости. Даже Александра «оттаяла» и выставила на стол несколько бутылей самогона. У Павлина засверкали глаза.

– Вот это верно. Наследник родился, да такой крепыш, надо как полагается отметить, чтобы жизнь задалась, – сказал брат с довольной улыбкой, потирая руки.

Приехала семья Анны, чтобы поздравить с первенцем. Одарили нехитрыми гостинцами и сели за стол.

– Какое же имя сыну выбрали? Димитрий, как водится для первого мальчика? – Поинтересовалась Ефросинья. – Этот святой был покровителем нашего Вологодского края.

– Муж назвал Василием, – ответила дочь, со счастливой улыбкой, – когда священник в Замошье крестил, даже не пискнул, значит кормильцем и добрым хозяином вырастит. Батюшка окрестил тайно на дому, если большевики узнают, быть беде. В соседнем селе Никольское священника заживо в землю закопали, за то, что он молебен об упокоении царя Николая отслужил. Все церкви закрыли ироды. А нашу маленькую, по бревнам Колька Пименов растащил, потом волокушу привязал и завалил. Так через полгода, сам под ней и умер. Заснул пьяный на краю делянки, вот и расплата! Плакаты повесили: «Религия – опиум для народа, смерть попам». А кому они мешали? Как тяжело или беда случится, куда идешь? В церковь!

Раздался стук колотушки в ворота.

Они услышали, как кто-то крикнул:

– Вечером на собрание!

Мужчины заговорили о колхозе.

– Как у вас, сильно загоняют в это коллективное хозяйство? – Спросил отец Анны, Василий.

– Сил нет, душат. Не вступишь, коня и корову отдай. А у меня одна рабочая лошадь, другая выездная. Сами хорошо управляемся, не нужен нам колхоз! Они хотят весь уклад в деревне уничтожить. Как хорошо мы жили, всё свое имели, без колхоза прекрасно обходились. Меня к середнякам приписали. Спасибо Федорёнок, брат двоюродный – председатель, а то бы раскулачили. Ленивый мужик и балабол, известный на всю деревню, а теперь Фёдор Владимирович. Правда, пока, не шибко жмёт, но сказал, лошадь и корову приведи послезавтра. А как я на выездной работать в поле буду? Обещали трактором огороды вспахать. А когда он будет? Неизвестно. Одно заседают каждый вечер: стол красной матерей накроют, лампу трехлинейную зажгут и болтают невесть что, но больше о мировой революции на всём земном шаре. Важные стали, председатель, да секретарь его Максимёнок, – посетовал Николай.

– У нас такая же картина. Мои земли, сколько предки наживали? Отрезали полоску земли под огород, чтобы совсем с голоду не померли. Пригрозили – не отдашь колхозу лошадь и корову, раскулачим! А на такую большую семью из девяти человек одной коровы и лошади будет мало. Как выживем? Один бог знает! Соседскую семью арестовали вместе с детьми за то, что засомневались, хороша ли советская власть для крестьянина? Красный террор повсюду! – Горько посетовал дед Василий.

– А ну их! Расскажи лучше Василий, как ты медведя напугал, – перебил его Павлин.

Все заулыбались и приготовились слушать главу семейства в очередной раз.

Дед Вася вытер рукой усы, хмыкнул и начал рассказ:

– Решил я сходить за грибами и ягодами, полянку подметил, как с охоты возвращался. Лес за моим домом не так далеко. Взял корзину и пошёл. Набрал всего, вдруг слышу, в малиннике ветки сильно трещат. Сразу понял, что медведь кормится! Начал от него уходить. Я же, конечно, без ружья.

Аня спросила:

– Да как же ты без ружья в лес пошёл?

– Вот глупая баба! С ним, он бы меня разорвал. Зверь порох чует, если без собак, да прозевал, живым не уйдёшь!

– А-а, – протянула дочка.

– Ну, так вот, иду, он за мной, не отстает. Уже чувствую, сейчас догонит. Смотрю, поперёк дороги стволы деревьев поваленные лежат. Я забрался, снял штаны и опорожнился, и пердёж на меня напал, прямо как из пушки! Видно, от страха. Медведь вышел и остановился, потом понюхал, заревел и морду отвернул, чуть не плюнул, да назад ушёл.

Громовой хохот стоял несколько минут.

– Ай да дед, уморил! Таки плюнул? – Проговорил Павлин, подливая себе самогон.

Потом спросил брата:

– Николай, ты царю служил в первую мировую, а как же вы с немцами замирились?

Брат расправил усы и сказал:

– Сидим в окопах, на линии фронта, вдруг слышим, с немецкой стороны кричат: «Иван, рус, цап-цап на хаус», – и флагом белым машут, вот тогда мы и поняли, что конец войне!

Он погрустнел при этих воспоминаниях.

– Неделями сидели в окопах под холодным дождём, в жидкой грязи. Вши заедали, хорошо, что здоровьем бог не обидел, да закалка северная помогла.

Через минуту встряхнулся и произнёс:

– Ну да ладно о ней, войне проклятой, давайте нового человека в этом мире встречать, сына моего Василия Николаевича!

Наполнив чарочки, выпили за здоровье первенца. Незаметно спустился вечер. Родственники Анны собрались назад в деревню, благо Свистуниха находилась в четырнадцати километрах.

– Что-то не видно Павлина, уже два часа прошло, как он из-за стола вышел, – забеспокоилась Александра и послала брата его поискать.

Николай вышел во двор. Небо заволокло тучами. Холодный, северный ветер обдавал своим ледяным дыханием, как бы предупреждая о скором приближении суровой зимы

Из-за угла овина виднелись ноги в сапогах. Он подбежал и увидел брата, лежащего на боку. Николай перевернул его и понял, что Павлин мёртв.

Горько заплакала Александра, узнав о смерти сына.

«Не заладится у внука жизнь, раз такое случилось», – подумала она.

Схоронив Павлина на деревенском кладбище, погоревали, и жизнь пошла по-старому.

Идеи коллективного хозяйства набирали силу. У Николая пригрозили забрать всю скотину, если не вступит добровольно в колхоз. Любитель лошадей, он видел как плохо и голодно их содержали. Ему предложили место конюха. Представить его любимого, выездного коня, которого он вырастил сам в колхозных работах, с разбитыми копытами, растёртой кожей до крови, не мог.

«Лучше утоплю в болоте, а им не отдам! Всё равно, потом сдадут на мясозаготовки, как замучают животину», – решил Николай.

Председатель предупредил:

– Я тебя по-родственному зову в колхоз. Мы получили строгое предписание, кто не вступит, того раскулачивать, выселять из дома и отправлять в район, как врага народа, а там разговор короткий, в тюрьму, а потом в лагерь, а куда, уж как повезёт. Могут и в Сибирь отослать. Ты это семье хочешь устроить?

– Да уж, пофартило тебе! Живёшь в бывшем доме купца, которого ты раскулачил, а он сам из крестьян здешних, и нам работу подбрасывал, не «живоглот», его люди уважали. А теперь все тебя боятся. Может, и мне к вам с Максименком в подручные пойти? – Горько пошутил его брат.

– Поговори у меня! За такие шутки, сам знаешь, что полагается. Контра, ты! Подручные у палача, а мы служим трудовому народу и родной коммунистической партии.

Годы шли.

У Анны родилась дочь Райка.

И в будущем, каждые следующие два года, рождались по ребёнку: Надежда, Ольга, Валя и Владимир.

Дед Вася подшучивал:

– Ну и плодовитая ты, Анна, словно крольчиха!

Волей-неволей пришлось Николаю вступить в колхоз на должность конюха, голодно и тяжело жилось, несмотря на беспрестанную работу с рассветом и до самой ночи. Он работал в колхозе и на конюшне, и дома. Хороший плотник, построивший сам свой дом, он, как мог, ремонтировал крышу, стены конюшни, жалея лошадей.

Райка подросла, и повсюду сопровождала отца. Ехал ли он в большую деревню Замошье, или с поручением в другое село, зная, что отец обязательно купит пряник любимой дочурке, похожей на мать. Она была тут как тут, быстрая, сметливая, боевая.

Однажды Николай продал воз сена в Покрове и, вернувшись, потихоньку позвал жену в овчарню. Когда она пришла, муж вынул из-за пазухи полуботинки на каблучке.

– Вот примерь, Анютка, должны быть впору, а то давно уж тебе подарков не делал, – сказал он ласково.

Женщина расцвела, поблагодарила мужа и быстро надела один сапожок, но тут вошла мать. Она выхватила второй сапог из рук Анны и начала бить Николая по спине, приговаривая:

– Ах ты, сатана, чего удумал! Есть что зимой будете? Запасов нет никаких!

Анюта убежала стремглав наверх в овчарню по лестнице в одном сапожке, где обычно сушили лён.

В доме Александра так и осталась за главную хозяйку. Долго ещё вспоминали об этой истории Аня и Николай и смеялись вместе над её побегом в одном сапоге.

В памяти Райки осталось много воспоминаний из детства. Однажды девочка пошла в овчарню, где отец сушил лён. Он должен был всю ночь подбрасывать дрова в печку, что находилась внизу. А наверху, над ней, на полатях разложили лён для просушки. Вся крестьянская одежда была льняной. Анна пряла по вечерам, зажигая лучину, которую вставляла в светец, потом на ткацком станке готовила материал, из которого шила одежду. Зимой на снегу материал нужно было выбелить.

Приятно было сидеть Райке и смотреть на огонёк в печке рядом с отцом, и слушать его нехитрые сказки. Он запёк яблоки в печке. Большой урожай собрали с восьми деревьев в этом году, хоть яблоки и были мелкие. Предыдущая зима была снежная, но не слишком суровая, вот яблони и одарили, так что Николаю пришлось ветки подпирать палками, чтобы не переломились.

Положив ей в подол печёные яблочки, он велел дочке идти в дом.

Наступил вечер.

В это время корова Красуля зашла во двор. Почуяв запах вкусных яблок, корова подхватила рогами Райкин подол платья, девочка повисла головою вниз.

Она закричала.

Корова, испугавшись, выбежала на улицу и помчалась по деревне. Райка от испуга замолчала. Красуля потихоньку успокоилась и вернулась во двор, стряхнув ребёнка с рогов на крыльцо дома.

Отец прибежал следом, взял плачущую девочку на руки и занёс в дом.

– Что случилось? – Воскликнула Анна.

– Слава богу, обошлось, платье крепкое было. Но, надо забить Красулю, не дело, что она вытворила.

– А как же без молока? Что же есть будем? Корова наша кормилица! Мы за счёт неё и выживаем. От колхоза только палочки-трудодни на бумаге отмечают, иногда дадут немного зерна, чтоб вообще с голода не умерли! Хорошо, хоть огород выручает, за счет картошки и спасаемся, да грибы с ягодами помогают. Забрали в колхоз коров, лошадей и овец. Надо было уже и кур им отдать, да всем в гроб лечь, – горько причитала Анна.

– Придумаем что-нибудь, главное Рая жива. А что если следующий раз на рога не за платье кого-нибудь поднимет. Нельзя её оставлять. Помнишь, Полю не уберегли, когда мы только поженились? Два годика ей было. Мать оставила её со старшей сестрой Александрой на десять минут. Как Полюшка сама во двор вышла? А тут чан с кипятком. Детей беречь нужно, это главное богатство в жизни! Купим другую корову, не тревожься, – сказал Николай.

Анна взяла на руки дочку, заплакала и села на лавку, поглаживая испуганного ребёнка по спине.

По ночам холодный, злой ветер всё чаще прилетал из седой Арктики, словно посланник с напоминанием о предстоящей суровой зиме, но осенняя пора никак не хотела уходить.

Хороша вологодская осень! Яркими разноцветными пятнами разукрасила лес. Анна шла по просеке и невольно любовалась золотым убранством берёз.

«Необычные среди всех, – подумала она, – красивые, что с наступлением весны в кудрявом, зелёном наряде, словно девушки с серёжками веселят взор, что осенью, в серые, сумрачные дни, как будто дарят ещё солнышко золотыми листьями. Да и зимой, хороши деревья! Не сливаются с белоснежным покровом. Ярко пестрят их чёрные отметины на стволах. Ветер, как бы не старался, не сломать ему берёзку, сильное дерево. Только гнётся ниже к земле, а стоит. Настоящий символ Руси. Жизнь нас бьёт, а мы держимся»!

Женщина набрала на болоте клюквы полную корзину и пошла домой. Чем дальше от него, тем гуще становился лес и мощнее деревья. Пройти пешком для неё десять километров, обычное дело. Если и болела иногда, лежать было для Анюты невозможно, привычное к работе тело требовало физической нагрузки.

Анна пришла домой, и следом заехал дед Вася.

– Здорово живёте, – сказал он весело, – дровишек продал, думаю, заеду внуков посмотрю.

Дед достал из-за пазухи тряпицу развернул и раздал печенье, которое испекла бабушка подбежавшей детворе. Хитрая Райка, любимица деда напросилась в гости.

– Поедем, только ненадолго, а то, кто матери по хозяйству помогать будет? Опять Васятка?

– А я, бабуле грибы чистить буду и за малыми братьями посмотрю, а тятя меня, потом, обратно заберет, – быстро нашлась, что ответить девочка.

– Ох и шустра! Будет с тебя толк, – улыбнулся дед.

Нравилось Райке гостить у бабушки. Добрая, подвижная, она всегда находила минуту, чтобы приласкать внучку. Вечерами на печке с двоюродными младшими братишками, девочка наблюдала, как бабушка мешала тесто на утро. Часто готовила она и рыбную начинку, благо речка Сямжена была недалеко. Все любили её рыбники и пироги с грибами, но особенно, ягодники с черникой или с яблоками. Их делали не часто, дорогой был сахар, и баба Шура старалась припрятать его к праздникам или особым случаям.

Закончив дела по хозяйству, бабушка брала спицы, садилась на лавку около печки и начинала рассказывать свои сказки о хозяине леса – медведе или про Ивана-царевича. Райка садилась рядом, и вязала наряды для тряпичной куклы. Младшие ребятишки лежали на тёплой русской печке и посепенно засыпали под ласковый бабушкин голос.

На смену серым безрадостным дням, постепенно приходила зима с обильными снегами и метелями. Земля застыла, будто уснула, укрывшись белой пушистой шубой.

Любят русские люди снег и прекрасно приспособились к холодам с вьюжной зимой. Умеют они тепло и удобно одеваться. Валенки, тулуп, шапки из меха и пуховые платки хорошо защищали от мороза и любой непогоды. На смену телеге появились сани. Тепло и уютно домашним животным в овине, обмазанном глиной. А в лютую стужу, подбросит дровишек хозяин в печку, где лён сушил, да побольше сена и холод не страшен.

Появилось больше времени зимой для отдыха. Молодежь всё чаще собиралась в избе на посиделки по вечерам. Девчата прядут лён или шерсть, некоторые вяжут, а ребята играют на тальянке да пляшут. Так подбирались пары. Присматривались мужчины, какая из девушек лучшая мастерица, подходят, вызывают на танец, пританцовывая: «Задушевный, мой товарищ, выходи на парочку». Если парень девушке нравился, она соглашалась потанцевать.

Хозяин избы выставлял угощение. Обычно это были овсеники-булки, шанежки, чулпан – пирог из овсяного теста. А из напитков, квас в глиняных горшках расставляли на столе в изобилии. Уважали вологодские хозяйки толокно из овса, за что в соседних краях их называли толоконниками.

Порой молодёжь приходила на посиделки из близлежащих деревень. Райка, в этот вечер, увязалась за старшей сестрой и, забравшись на печку с другими детьми, наблюдала за всеми. Сестра связала несколько пар носков за вечер, одни из них подарила Егору, высокому симпатичному парню, который приехал из деревни Починково. Голосистые девушки затягивали то одну, то другую песню.

Когда наступила поздняя ночь и местные разошлись по своим домам, приезжие девушки и парни расстелили тулупы на полу и улеглись спать. Долго ещё слышался смех да шуточки, но постепенно все засыпали: хозяйские дети и девчата на огромной печке, где можно было уложить до восьми человек, а сами хозяева за льняной занавеской в углу на кровати.

Всю ночь сильная вьюга металась по деревне. Завалила дома и дороги снегом. Утром дед Вася выглянул в окно. Солнышко светило ласково, и сосульки заплакали редкими морозными слезами.

– Успокоилась непогода, – сказал он довольным голосом, – как хорошо, что я вернулся вчера к вечеру. Два дня по лесу бегал на лыжах. Не отказало моё охотничье чутье.

Баба Шура поставила на стол пироги с грибами да овсяный кисель, семья собрались за столом. Взрослые его подсолили, а внучатам насыпали немного сахара и наполнили кружки молоком.

– Вчера на охоте, как я зайцев набил, возвращаясь, наткнулся на берлогу с медведем, – произнёс глава семейства.

Сыновья Василий, Еремей и Павел отложили еду и внимательно на него посмотрели и приготовились слушать дальше. Мужчины были страстными охотниками.

– Бегу я на лыжах, – начал дед расказывать, – вижу, моя лайка что-то странно ведёт себя: хвост поджимает и тихо повизгивает, ко мне жмётся. Думаю не дело это. Ружьё приготовил и осматриваюсь. Глядь, вдалеке над снежной горкой, тоненькая струйка пара поднимается. А, думаю, вот в чём дело! Медведь в берлоге спит. Сбегайте-ка сынки за Евлампием и Семёном, ну и кто из мужиков ещё пойдёт, да Миколку Крючкова надо позвать, он на медведя сколько раз ходил, человек опытный. Завалим косолапого зверя. Голодно стало совсем. Советы скоро и охотиться в лесу запретят, лесник должен приехать. А так до весны дотянем.

Вечером мужики собрались, и дед распределил места на охоте:

– Я, Николай и Евлампий – стрелки. Мои два старших сына и Семён – на подмоге с ружьями, в случае чего. Как утром придём, я вас расставлю, чтоб друг друга не перестреляли. Павлушку гоставим недалеко с санями, возьму ещё слегу да оглоблю попрочнее, потревожим ими в берлоге медведя. Плохо, что снег не улежался, как следует, рыхлый он, ну да ладно наши короткие и широкие лыжи помогут. Ты Евлампий возьми своего волкодава, я Лыска да лайку. Три собаки думаю, хватит. Давайте решим, чья первая травить зверя пойдет.

Евлампий сказал:

– Я пошлю мою собаку в берлогу. Карько сильный и злой, хорошо обучен, не подведёт. А как мишка вылезет, в три пули его уложим. Если что и ребята стрельнут из подмоги.

– Договорились, до утра. Ты, Миколка, оставайся у нас, если хошь, рано пойдём в лес, чего мотаться, – предложил дед Василий.

– Нет, я Анютку не предупредил, волноваться будет, мы рядом живём, четырнадцать километров не проблема, дорогу укатали, вернусь вовремя.

– Добро, – согласился дед.

Рано утром отправились на охоту. У кромки леса оставили младшего сына Павла с санями. Охотники углубились в лес.

– Ты Василий и рогатину с собой захватил, неужто с ней на медведя охотиться собрался? Я думал, всё-таки с ружьём сподручнее. Или может опять, как прежде тебя вперёд послать, возле берлоги облегчишься и духом своим от овсяного киселя из спячки его разбудишь и с места стронишь? – Подмигнув остальным, спросил Евлампий.

Мужики задавили смех, чуть хохотнув, а Василий ответил, не смутившись:

– Пошути пока. Мы вологодские толокном испокон века выживаем и овёс всему голова. А эту рогатину ещё отец мой с собой брал, когда ходил на медведя, она ружью не помеха. А что если заклинит? На охоте, тем более на хозяина леса, каждая секунда дорога, ни одну жизнь рогатина спасла. Мужчины замолчали.

Василий бежал на лыжах первым. Несмотря на возраст и беспрерывную, тяжёлую, физическую работу по хозяйству, это был ещё крепкий и сильный мужчина. Пробежав, километра два по лесу, тропами, известными только ему, дед остановился и сделал знак.

Распределив стрелков и помощников в десяти метрах от берлоги и спросив о готовности, он дал команду Евлампию раскопать лаз в берлогу. Тот, положив рядом оглоблю и ружьё, сделал подкоп короткой лопатой, затем сунул туда слегу и пошевелил. Послышалось глухое, сердитое рычание.

Хозяин собаки скомандовал:

– А ту его, вперёд Карько!

Евлампий быстро отошёл чуть дальше.

Собака яростно бросилась в прокопанный ход. Через минуту, она с визгом выскочила обратно с израненной шеей, сбив Евлампия с ног, который упал в глубокий снег, кобель помчался в сторону Василия.

Следом выскочил огромный медведь и, не обращая внимания на барахтающегося в снегу человека, бросился за собакой. Дед Василий выстрелили ему в грудь, медведь присел, затем поднялся и тяжело пошёл на него снова.

Прозвучали ещё выстрелы других охотников, дед ловко выхватил рогатину и приготовился к нападению, но тут медведь рухнул рядом.

Едва заехали во двор к деду Василию на санях с тушей медведя, как тут же следом торопливо вошёл председатель колхоза.

– Ты что же, Василий, сотворил?

– А ничего, вот только медведя завалили. Что с тобой Степан?

– Знаешь, что охота разрешена летом и осенью, а сейчас уже наступила зима, а потом на это Советской властью надо иметь разрешение. Из района предписание пришло, что лесник назначен. Всё принадлежит новой власти и трудовому народу и лес, и зверье. Ты расхититель государственного богатства. Хочешь, что бы и я тоже под суд загремел? А если чекисты приедут? Сейчас белофинны зашевелились, а ты одно по лесу шастаешь.

– Вот те на! Раньше помещик всем владел, нельзя было в лесу промышлять, теперь Советская власть. Я не пойму, изменения в нашей крестьянской жизни? А то, что мы в колхозе шапку зерна на мою огромную семью получили, тебя не волнует? Как до весны доживём? Землю моих предков вы забрали, работаю я в колхозе за пятерых, а получил за одного, – сказал возмущенно дед.

– Кулацкие замашки брось! Хоть ты и друг моего отца и на охоте жизнь ему спас, я не посмотрю на прошдые заслуги! Дели медведя на всех. Вон сколько несчастных живёт в деревне, бабы да дети малые, гражданская война село ополовинила. Ты знаешь, что неурожай был. Не только у нас, голод по всей стране.

Дед засопел и ответил:

– А когда моя семья с голоду подыхать будет, твоя власть поможет? Ладно, поделим, но охотникам больше оставим, мы жизнью рисковали. Ты, вот, не пошёл с нами, а всем предлагали поучаствовать.

Председатель обрадованно произнёс:

– Вот и хорошо, а если проверяющий товарищ приедет, скажем, за дровами пошли и необходимая самооборона. Сейчас, ты же знаешь, что творится, за колосок, сорванный на колхозном поле, да одну картофелину – сажают в тюрьму. Поосторожней с высказываниями дед, мой тебе совет по дружбе! Вокруг лагеря с колючей проволокой переполнены врагами народа. Я тоже каждый день по краю хожу и завишу от настроения старших товарищей по партии. Устал мотаться в район, ругают без конца, на чём свет стоит. Меня первого посадят. Вот плюну на всё и в город с семьёй подамся на завод, а вы как хотите!

– Лады, – сказал Василий, – мы, не жадные, поделимся.

– Добро, – произнёс успокоенный Степан и вышел.

Суровая зима не хотела уходить, несмотря на начало марта. Припасы еды таяли с каждым днем. Анна с тревогой думала:

«Как мы дотянем до нового урожая»?

Николай с раннего утра до самого позднего вечера пропадал то в колхозной конюшне, то по другим работам, где требовались мужские руки. Боли в пояснице мучили его. Спасался только тем, что залезет в русскую печку, распарится, да отхлещет спину берёзовым веником, боль и отпускала. Во многих северных регионах России русскую печь использовали вместо бани.

Это было сердце дома и самая важная его часть. Для купания в печи после топки удаляли угли и золу, внутри подметали, клали солому или коврик из камыша, сверху их накрывали половичком, а то и просто сверху настилали душистого сена.

Любитель попариться отец, залезал в печь головой вперёд, там разворачивался и садился на солому. Ему подавали тазик с водой и веник, закрывали заслонку. Кирпичи в печи были горячими, от них исходил сухой жар. Парясь и похлёстывая себя берёзовым веником, он погружался в приятную атмосферу. Топку в русской печи делали такой вместительной, что два человека могли свободно сидеть, не доставая головой свода. А стенки находились на таком расстоянии, что можно было, смело хлопать себя веником. В печи распаривались, намыливались, поливая себя тёплой водой из ковшика в печке, где стоял чугун с горячей водой и ушат с холодной, а выливать нужно было в шайку, так и мылись испокон веку.

На следующий день, Анюта договорилась с соседкой Галей сходить в Шуйское за рыбой за пятнадцать километров. Тепло одевшись и взяв саночки, женщины отправились в путь. Соседка согласилась с просьбами десятилетней дочери взять её собой.

Анна ругала Галину:

– Зачем потакаешь? Силёнок у неё может не хватить. Нам надо туда пятнадцать километров пройти, но и обратно столько же! Сейчас зима, а ну, мороз сильный ударит? Вас ждать не буду, и волки очень лютуют, особенно по ночам, поэтому засветло надо вернуться.

– Ничего, я уж согласилась. А с ней мы рыбы больше притащим для семьи. Она старшая и приучена много работать и помогать. Убеждала её бросить затею, а она упёрлась, пойду с вами и всё!

– Как хотите, но я против того, чтобы дочку мучить.

Галя улыбнулась:

– Ничего, потихоньку, как-нибудь дойдём.

Они вышли из дома рано утром и направились в сторону Шуйской пристани. Дочка Оля радовалась и шла первая по дороге, показывая, какая она сильная.

Анна говорила:

– Не спеши, надо экономить силы, обратный путь будет сложный – самим идти, да тяжёлую рыбу тащить.

Перед селом Шуйское присели отдохнуть, избы уже виднелись вдали. Подойдя к ближайшему дому, попросились обогреться. Хозяева поставили самовар, и они выпили чаю, перекусив своими лепёшками.

Женщины удачно купили хорошей рыбы, увязали её на санках и поспешили в обратный путь, чтобы успеть до темноты.

Мороз усилился. Анна шла впереди, а Галя с дочкой начали отставать.

– Прибавляйте ходу, а то ночью волки нас загрызут, да, похоже, метель поднимается нешуточная!

– Ох, зачем мы набрали с дочкой столько рыбы? Вижу, устала она очень, бедняжка.

– Ну, давайте чуток посидим и снова пойдём, предложила Анна.

Отдохнув минут десять, снова отправились в путь. Поднялся сильный ледяной ветер, который усложнял их продвижение. С большим трудом, женщины и девочка уже прошли третью часть пути, но начало быстро смеркаться.

– Ты иди Анна вперёд. Мы с дочкой посидим, не так далеко осталось до нашей деревни. Совсем замучилась Оля, и почему я тебя не послушала?

– Хорошо! Только долго не сидите, а то замёрзните, посмотри, метель усиливается!

Анна пошла вперёд. Прошёл час, Гали с дочкой всё не было. Женщина повернула назад. Она уже не чувствовала рук и сознание было затуманено от усталости. Вскоре увидела вдалеке две сидящие фигурки на снегу, когда Аня подошла ближе, поняла, что они мертвы. Слёз не было, только огромное чувство отчаяния овладело ею. Женщина поняла, что тоже замёрзнет, если не будет идти вперёд.

Анюта направилась к деревне, изнемогая от усталости. Метель бушевала и бросалась большими пригоршнями снега. Женщина твердила про себя одно слово: «идти», упрямо передвигая ноги, которые не хотели слушаться.

Наконец, показалась первая, крайняя изба, Анна постучала, хозяин вышел и помог ей зайти внутрь.

– Ой, Аня! Совсем ты заледенела! Иди быстрее к печке и снимай одежду.

– Там Галя с дочкой в часе ходьбы, замёрзли, мёртвые они, – прошептала она непослушными губами.

Хозяйка всплеснула руками

– Ах, несчастье! Зачем же она дочку взяла? Ты попей горячего чаю, и ягоды вот кушай, я сейчас сына старшего пошлю за Николаем. Метель страшная началась, ну и погода, не повезло.