Читать книгу Ах! Женщины! Женщины!!! Роман - Татьяна Брицун, Татьяна Ивановна Брицун - Страница 10
Глава восьмая
ОглавлениеИнночка собиралась в очередную поездку в Польшу почти на неделю.
Володя теперь подъезжал к её дому на автобусе и забирал её товар накануне поездки, а она приходила к отправлению автобуса как белый человек: налегке, спокойно и без суматохи. Володя поужинал с ними, но не остался посидеть, поговорить, автобус нужно было отогнать на охраняемую стоянку.
– До завтра, любимый, – сказала счастливая Инна.
Володя шепнул на ушко:
– До завтра, люблю тебя, – и побежал по ступеням вниз.
Инна смотрела вслед и думала, какая она счастливая.
– Тьфу-тьфу, – сказал внутренний голос.
– И нечего тьфукать, – ответила Инна. – Счастливая!
За эти годы они уже стали такими родными с Володей, она знала все его привычки и характер изучила досконально, он, конечно, был немного нервным, иногда вспыхивал, как костёр, и начинал что-то выговаривать ей резко, особенно когда на рынке ей начинал оказывать повышенное внимание какой-нибудь поляк, но она сразу успокаивала Володю:
– Ну что ты, что ты, дорогой, нервничаешь? Я же люблю только тебя, и я только твоя, ну перестань, это же просто покупатель.
– Ага, покупатель! – не унимался Владимир. – Я вижу, чего он покупать собрался, у порядочной женщины поляки по часу не стоят.
А Инна нежно отвечала с улыбкой:
– Ну успокойся, и по часу никто и не стоит, что же, им на украинскую жиночку и посмотреть нельзя?
– Нельзя! – резко отвечал Володя и уходил в автобус. – Я бы им всем морды набил, – хорохорился он, да в полицию сдадут, а за границей нельзя туда попадать, не выберешься.
Инна смотрела ласково ему вслед и говорила про себя:
– Иди, иди, ревнивец, сотрясай воздух.
Она боялась мужской ревности, помня первого мужа, но в душе ей было приятно. Уже прошло три года, как они условно вместе, но он почему-то не настаивал, чтобы жить одной семьёй, она понимала, что жилья нет, у неё одна комната, правда, большая, но дети, а у него сестра с ребёнком и мама, так что всё ясно.
Да и, по сути, они две недели в месяц жили вместе в поездке в одном номере, вот и было ощущение семьи, но материально он никогда ей не помогал, только на дни рождения подарочки мелкие дарил ей, детям и Раисе. «Ну что же, – успокаивала себя Инна, – я даже торговлей, наверное, больше зарабатываю, чем он, и у него мама и сестра с ребёнком на шее.
– Ладно, не будем про это думать: хорошо, пока хорошо, – сказала она себе и успокоилась. – Но будь по-другому, я, конечно, ребёночка бы ему родила, ребёнка своего у него нет, а жаль! Главное, что я счастливая, – опять напомнила она сама себе, успокаивая все доводы.
– Тьфу-тьфу-тьфу, – прошептал тихо внутренний голос,
– Да заткнись ты уже, – ответила ему машинально Инна и, улыбнувшись в зеркало, проходя мимо зеркальной витрины, сверкнула своими бирюзовыми глазами и, послав себе воздушный поцелуй, заспешила на работу.
У них с Наташей был теперь свой ларёк, они продавали в Польше свой нехитрый товар, а потом на вырученные деньги закупали польскую одежду, косметику и продавали в России, дела шли прекрасно, они стали по очереди ездить: почти неделю в месяц Инна колесила по рынкам Польши, а неделю с другой группой стала ездить Наташа. Так как нанятый продавец попался на махинациях, они теперь по очереди работали в магазине на свою фирму. Тяжеловато, а что поделаешь? Деньги так просто не даются.
На следующее утро Инна взяла такси и приехала на стоянку автобуса к девяти утра, все пассажиры уже были на месте, Инна приехала последней, Володя сидел уже за рулём автобуса и заполнял какие-то свои бумаги.
Он повернул голову, почувствовав взгляд Инночки, и, как обычно, при виде её вылез из-за руля, стал спускаться по ступенькам вниз, но вдруг застыл на месте и, попятившись назад, быстро закрыл двери автобуса.
Инна как раз махала на ходу ему рукой и что-то говорила. Она не обратила внимания на двух женщин и ребёнка, стоящих за углом соседнего дома, и, когда Володя захлопнул двери автобуса у неё перед носом, она опешила, но поняла, что он смотрел куда-то поверх её головы. Но не успела она развернуться и посмотреть, что происходит за её спиной, как кто-то вцепился ей сзади в волосы и стал пихать её коленями в спину, мотать её головой из стороны в сторону, вырывая ей волосы с криком:
– Ах ты, сука поганая, я тебе покажу, как чужих мужей соблазнять, я тебе патлы твои повырываю, я тебе, гадюка, глаза твои бесстыжие выколю, – и продолжал колотить её изо всех сил во все места.
От неожиданности и боли Инна растерялась и никак не могла вырваться из этих цепких лап, с трудом ей удалось на секунду поднять голову, посмотреть на Володю, он сидел за стеклом белый, но двери не открывал и не спешил к ней на помощь! Это было настолько ужасно для неё, потому что она не понимала, кто и за что её бьёт. Крик отчаянья вырвался из её груди, как будто кто-то резал ей сердце заживо, от этого крика в автобусе все как очнулись, и двое мужчин вскочили со своих мест, подбежали к водителю, сами нажали на кнопку двери и, выскочив из автобуса, принялись с матюками отдирать тётку, вцепившуюся в Инну, и в ту же секунду откуда-то выскочила другая пожилая тётка и стала с причитаниями кричать:
– Что ж вы проститутку защищаете?! Убить вас мало!
Но тут и женщины из автобуса высыпали гурьбой и оттеснили обидчиц.
Инна была вся в крови, клок волос висел на боку, вырванный заживо из кожи головы, кровь заливала ей лицо, кто-то вызвал милицию и скорую помощь, вскоре вой сирены отрезвил всех. Пожилая тётка, поставив руки в бока, кричала:
– Ах ты, сын, и паскудник, хорошо, соседка увидала, как ты, выродок, целуешь всяких сучек на улице, я тебе покажу, дома жена с ребёнком, а он сучек всяких муслякает да деньгами за разврат снабжает. А эта бесстыжая, чтоб всё твоё племя передохло, ишь, губы раскатала, да я тебя в землю закопаю, сунься только ещё хоть раз к моему сыну, только сунься, всех прокляну до седьмого колена, кровавыми слезами будешь харкать и соплями, попомнишь ты меня, сука немытая!.. – Казалось, этот поток брани не кончится никогда. – Ишь! Дитя без отца захотела оставить, прибью суку и сына прибью!!!
В это время подъехала скорая, Инну завели в машину и увезли. Подъехала милиция, но тут Володя вылез из-за сидения, где он прятался, и пошёл спасать свою мать и жену, так как это была его семья и он врал Инне всё время, что одинок!
Люди стали требовать, чтобы жену его арестовали, так как она нанесла Инне тяжкие побои, но, узнав, в чём дело, милиционеры заскучали и, сказав: «Сами пусть разбираются, где чей муж, дело-то житейское», – быстро уехали.
Руководитель группы собрал всех у автобуса и спросил:
– Ну что, едем? Или отложим на завтра?
Но люди есть люди, своя рубашка ближе к телу, и они почти в один голос прокричали:
– Едем! Сами пусть разбираются, это дело не наше.
– Владимир, ты как? – спросил руководитель.
– Я за, – пряча глаза вниз, пробормотал водитель и пошёл садиться за руль.
Все быстро уселись, сказав хором:
– С Богом!
Автобус тронулся с места и быстро поехал по накатанной дороге, увозя с собой товар Инны и все её надежды на счастливое будущее.
Жена Володи погрозила ему кулаком на прощание, крикнув вслед: «Убью, гадина!!!» – выругалась матом и, сказав свекрови: «Пойдёмте, мама», – взяла за руку всхлипывающую напуганную дочь и потащила её к автомобилю, сама села за руль, и они спокойно поехали домой с чувством выполненного долга и правого дела.
Володя ехал по ночной трассе на довольно большой скорости, мелькали огни придорожных фонарей, слёзы заливали его глаза и текли, умывая щёки. Он периодически утирал их рукавом свитера, но они всё текли и текли. Володя никак не мог справиться со своим душевным волнением, ужас содеянного им поступка – не мужчины, а рохли – предстал сейчас перед ним во всей красе, и он понимал, что простить это невозможно.
Он потерял своё счастье навсегда, так как никогда не посмеет ослушаться своей матери, которая имела на него какое-то магическое влияние с самого рождения, он ей подчинялся беспрекословно и всегда смотрел на неё как кролик на удава! Она его растила одна и контролировала каждый его шаг с детства, он привык и знал, что слово «мама» – не пустой звук, а самый важный закон, она его растила сама и женила сама, просто привела в один прекрасный день ему жену Надьку-крановщицу и сказала:
– Сын, вот тебе жена, живите дружно, детей рожайте и меня почитайте! Давай иди сюда, познакомься, обними и поцелуй свою жену, спать вместе сегодня ляжете, проверю, девка ли она, как утверждает, и, если девка, завтра в ЗАГС пойдём, всё ясно?!
И Володя, которому нравилась на работе совсем другая девушка, безропотно ответил:
– Да, мама!
– Ну, раз ясно, идите спать в твою комнату. Да простынь мне утром отдашь, понял аль нет?! – угрожающе спросила она.
– Да, мама! – ответил как робот Владимир и пошёл выполнять указание своей матери.
Отца он своего никогда не видел, а на его вопросы мать отвечала однозначно:
– На что он тебе сдался? Нет его и не будет никогда, помер он, тебя такой ответ устраивает?
– Да, мама! – отвечал Володя и больше не смел спрашивать ни о чём, хотя ему очень хотелось узнать об отце хоть самую малость.
В школе он учился хорошо и хотел поступить в военное училище, но мать даже от армии его откосила и учиться не позволила дальше.
– Иди работай, водители везде нужны, я тебя кормить больше не собираюсь, настало время, ты мой сын, и теперь ты должен меня кормить, понятно?
– Да, мама! – ответил безропотно Володя и ушёл в свою комнату, поняв, что ни в армию, ни в училище он никогда не попадёт, а будет крутить баранку автомобиля всю жизнь, на этом и успокоился.
Невеста оказалась девственницей, и через неделю состоялась свадьба, на которой было пять человек: родители невесты, невеста, Володя и его мать, посидели дома у них, поели, выпили и пошли спать, платья и фаты у невесты не было, так как решили, раз они уже переспали, нечего и деньги тратить. Кольцо купили только невесте, так как водителю по технике безопасности нельзя носить обручальное кольцо, что Володю очень устраивало.
Вскоре невеста оказалась беременной, и Володя понял, что никогда и ни за что он не расстанется с этой тёткой, как он про себя называл жену, потому что с первой минуты проникся такой нежностью к своей доченьке Тонечке, что знал: её он ни за что не покинет. Он отдавал ей всю свою нерастраченную любовь, и дочка тоже нежно любила и жалела отца, а больше его в этой жизни никто не жалел.
И сейчас, оказавшись в такой ситуации, когда он полюбил, он не мог заступится за Инну, потому что тогда бы его разлучили навсегда с Тонечкой, а этого он бы не пережил.
Ему хотелось врезаться в какую-нибудь гранитную стену, чтобы сразу и навсегда пропасть из этого ужасного для него мира, но он знал, что никогда так не сделает из-за своего ребёнка, никогда!
Перед ним извивалась ночная дорога, освещенная жёлтыми глазами фонарей, а он твердил про себя как заклинание, чувствуя себя самым ничтожным человеком на земле:
– Прощай, любимая моя, прощай и прости, если сможешь. Прощай, любимая, прощай!
Инночка пребывала в полном ощущении какого-то беспроглядного ужаса! Что с ней такое случилось, она не понимала, как это и за что её так унизили? А главное, поведение любимого не поддавалось никакому анализу.
Что это было? Этого человека она не знала, это какой-то перерожденец закрыл перед ней двери автобуса, не захотел её спасти от своей, как оказалось, жены,
– Подлый врун и трус, трус, трус, – твердила она без остановки, – лгун и трус! Разрази его гром! Имея семью, позволял себе столько лет обманывать и обнадеживать женщину на счастье, взяв всё у неё: любовь, нежность, доверие, ласку. И не дал ничего взамен, имя ему – ничтожество низкое и коварное! – твердила она без остановки.
Ей нужно было выговорится, она была так избита, что лицо было синее, и спина, и руки, и ноги, что не знала, как появится домой, когда её выпишут, она позвонила Наташе, та примчалась как скорая помощь, ахала и причитала вокруг неё, возмущалась поведению Володи, но ничего поделать не могла, не могла – и всё тут!
Инна просто не знала, как дальше жить, всё рухнуло: и бизнес, и любовь, да и просто вся жизнь!
А самое главное, он просто растоптал её душу, она плакала кровью, и перекрывалось дыхание, ей временами казалось, что сердце сейчас, вот сию минуту, перестанет стучать и умрёт вместе с её душой…
***
Моя душа – как кукла из фарфора.
Вы карандашиком, она звенит.
Когда прижали, глухо она стонет.
Вы завели – танцуя, говорит.
Когда подвесите её на нитках,
Марионеткой станет, всё твердя:
– Не дёргайте, пожалуйста, так больно.
Я из фарфора, очень я хрупка.
Будь осторожен, сердце из фарфора
Не соберёшь, не склеишь никогда.
И разлетятся по миру осколки.
И крик повиснет, словно пелена.
А если с нежностью её на руки,
Погладите с любовью, не шутя.
Она ответит трепетно и сразу
И зазвенит: «Я ваша навсегда!!!»
Моя… душа!!!