Читать книгу Хроники карантина - Татьяна Демьяненко - Страница 11

Вчера в тихой гавани моего некогда насильственного, а ныне добровольного заточения, возникло тревожное поветрие – с понедельника ожидается послабление ограничений. Собралась на работу мама, стал веселее голос мужа, оживились уставшие от домовщины комментаторы новостей. Заволновалась ровная водная гладь, пошла трещинами, закачалась, укачивая мое спокойствие. Того и гляди начнут накатывать волны, приглашая на главную сцену девятый вал.

Будучи так близко к «продаже козы», к возвращению свободы, я вновь попадаю в замешательство. Мне снова нужно время – впускать в себя свободу маленькими порциями, словно выходя из голодовки. Самое опасное – оказаться перед обилием пищи, будучи истощенным от голода и привыкнув существовать на хлебе и воде. Самое опасное – обрести вспышку энергии, все еще стоя на краю обрыва депрессивной ямы. Самое опасное – утратить свои цепи и обнаружить, что они были тем единственным, что даровало безмятежность.

Все только начинается, а я вновь и вновь учусь жить в столь непостоянной реальности. И все же есть земная твердь под моими ногами, даже если это водная гладь. И все же вокруг достаточно воздуха, даже если мои легкие устали дышать.

Я не загоняла себя перед карантином, и мне не от чего было отдыхать. Мой темп работы и отдыха не изменился, пусть даже оказался наполнен иным содержанием. Несмотря на внешние обстоятельства, даже в этой тихой гавани, продолжалась глубоководная, скрытая от посторонних глаз, но от этого не становящаяся менее волнительной, жизнь. Внешние волны бессильны перед ней. Ее не разметать и подземным толчкам.

Даже если я здесь, лесная грибница выпускает наверх своих соглядатаев. Даже если я здесь, в речном песке копошатся чайки. Торжествуют словно опоенные валерианой коты. Белки в клочковатой одеже, смеясь, пружинят по трамплинам ветвей. Жизнь меняет форму, отвечая на сумму векторов всех действующих сил – видимых и невидимых. Жизнь продолжается, даже если я останусь здесь навсегда.

Ежегодные летние каникулы у бабушки – без лучшей подруги, детских книг, школьных учебников – время, соединенное с летним зноем, и кончавшееся с каждым приходом учебного года, невероятным образом переместилось в зарождающуюся весну. Как узнать, когда пора выходить, когда утрачены привычные ориентиры? Что станет внутренним разрешением и внутренним запретом? Точно не распоряжения властей.

Тают электронные страницы «Зулейхи….». Время, о котором я знаю лишь по рассказам бабушки. Время, в котором несмотря на коллективизацию, голод, войну, репрессии, послевоенную разруху продолжалась жизнь. Бабушкин отец пропал без вести в самом начале войны. Все четверо его дочерей выжили, получили хорошее образование, вырастили детей и внуков. Трое бабушкиных дядьев, вернувшиеся живые из ада с множеством наград, не оставили никого после себя.

О судьбе бабушкиного отца, моего прадеда узнали не так давно. Он погиб в концлагере. Живы три его дочери, восемь внуков, одиннадцать правнуков, четверо (а может уже и больше) праправнуков. Жизнь продолжается.

Жизнь наращивает свою мощь в трудные годы, словно весенняя река, питаемая тающими снегами. Жизнь мельчает в изобилии. Жизнь защищается коркой льда от разрушительного мороза, не прекращаясь в глубине.

Чем дольше длится карантин, тем явственнее я вижу скрытое в своих глубинах. Тем больше воздуха могут запасти мои легкие, тем глубже я могу нырнуть за жемчугом, пусть даже раз за разом добываю лишь песок. Жемчуг начинается с песчинки.

Карантин отменили, но моей деятельности пока нет в списке разрешенных с понедельника. Обращение губернатора практически не содержит конкретики, кроме той, что по городу теперь можно передвигаться на машине, а за город по-прежнему нельзя. Жду разъяснений. Зато появилось объяснение о введении карантина, адресованное президенту. Как я и думала связано это с тем, что на выходной неделе люди из очага массово рванули на Кубань. Ну что ж, я хотя бы могу прослеживать их логику, это сохраняет совершенно дурацкое в этой ситуации ощущение контроля.

Сегодня пасмурно, я поздно встала и мне тяжело писать. Я люблю, когда дождливо и тепло. В такие дни я могу гулять особенно долго: вокруг много людей с зонтами, каждый словно в домике. Дистанция, очерченная площадью зонта. Когда я гляжу на мир с балкона в солнечные дни, то вижу людей под зонтами, но без зонтов. И лишь выгуливаемых собак не трогает невидимый дождь.