Читать книгу Хроники карантина - Татьяна Демьяненко - Страница 9

День 9

Оглавление

Тринадцатого апреля объявлена премьера сериала: «Зулейха открывает глаза». По удивительному совпадению я несколько дней назад приступила к чтению книги – основы сериала, вероятнее всего успею к тринадцатому. Я читаю ее очень медленно, пропуская через себя концентрированную жизнь. А может быть «концентрационную» в данным контексте звучит точнее. Становится ли концентрационная жизнь концентрированной? Одно я знаю точно, иногда в жизни происходит нечто, что определяет ее центр, центр ее окружности. Страшно, когда таких центров несколько, и окружности даже не пересекаются. В терапии мы бережно нанизываем их на одну ось, чтобы жизненное колесо могло продолжать осязаемое движение. Хотя даже когда мы не движемся по дороге жизни, то мы плывем по ее реке.

Мы все в одной лодке. Закрываемые границы, отрезаемые друг от друга страны и люди только усиливают это ощущение. Сопричастности, объединенности. Говорящие на разных языках, еще не научившиеся говорить, утратившие речь и глухонемые от рождения. Отрицающие и паникующие. Стремительно беднеющие и столь же стремительно обогащающиеся. Грешные и добродетельные. Жестокие и милосердные. Экстраверы и интроверты. Утратившие привычный образ жизни и закрепившиеся в нем. Растерянные и уверенные. Пышущие здоровьем и хилые.

Как мы оказались в этом ковчеге, не будучи парными? Ведомые микроскопическим Ноем-Хароном. И нет иной земли обетованной, кроме днища. И нет иных небес, кроме человечности. Никто не погибнет, никто не спасется. Каждый из нас продолжить жить, и иной жизни ни у кого из нас не будет. Кому-то взгрустнется или посчастливится, а скорее все это сразу, обнаружить себя здесь, в своей единственной неповторимой жизни, в которой все мы связаны по факту вступления на палубу, в которой мы все плывем в одном направлении на разных кораблях – одном корабле.

Когда о карантине ходили лишь слухи, сопровождающиеся многочисленным комментариями о том, что уж в нашей стране все будет иначе, первая категория людей, о которой я затревожилась – это собаки и их владельцы, мне и в голову не могло прийти, что именно по отношению к ним будут введены послабления, узнав о которых я вздохнула одновременно с облегчением и сожалением о том, что Фокс не дожил до этих дней.

Фокс, наша такса, точнее такс, оказался той главой моей жизни, предсказать которую было совершенно немыслимо. В моей семье не было собак. Совсем. Дедушка считал, что «когда три бабы в доме, то собаки не надо», но, кажется, попросту боялся их. Поэтому их дом был редчайшим местом в станице, из-за забора которого отсутствовал лай, во всяком случае собачий. В квартирах, а тем более, таких крошечных в те времена никому не приходило в голову заводить собак, поэтому родители держали котов, которых я неизменно притаскивала в дом, несмотря на все мамины протесты.

Когда мне было около восьми лет (возможно и больше, но в такие моменты резко регрессируешь) меня окружила стая бродячих собак. Все закончилось благополучно, их разогнал случайный прохожий, но ужас при виде собачьих контуров поселился во мне надолго. Моя сестра, напротив, с раннего детства была помешана на собаках всех мастей и размеров. Псы увязывались за ней, сопровождали до квартиры и ложились у двери, охранять ее от врагов. Пару таких собак пристроила мама, оказавшись в заложниках у тяги к животным своих дочерей.

Я совершенно не помню, как возникла идея завести собаку. Помню лишь, как реализовала это решение, обещая будущему еще тогда мужу в ответ на его согласие полный уход за псом и вечное рабство во всех его тайных пожеланиях. Надо ли говорить о том, что я нарушила оба этих обещания.

Тогда мы снимали квартиру, еще еще меньше той, из детства Думаю, что меня отговаривали все, но это лишь усиливало мою решимость. Вот так в нашем доме появился Фокс, крошечный щенок таксы, помещавшийся на ладошке и пахнувший материнским молоком. Первую же ночь он провел в нашей кровати и поселился там навсегда. Лишь последние пару месяцев перед смертью, будучи слепым, глухим и ослабевшим настолько, что не мог с нее даже спуститься (забирался туда он последний год, скуля рядом с ней и ожидая, пока чьи-то руки его потащат вверх), он покинул свое любимое местечко. Тогда он вновь стал пахнуть, как щенок. Время словно собралось в кольцо для него, а мне остались воспоминания о самом удивительном существе в моей жизни.

Индивидуальными особенностями этого пса (я буду кратка здесь в описании видовых свойствах такс, могу лишь посоветовать вам завести их, если вам надоели полы, двери, обувь, мебель, а у вас не поднимается рука поменять их на что-то новенькое, впрочем к новенькому вы просто перестанете успевать привыкать, если решитесь на эту чудесную породу) были его крайнее дружелюбие к незнакомцам, как приходящим в дом, так и встреченным на улице (исключение при этом составляли две категории – некоторые пожилые люди и пьяные, всем своим видом он демонстрировал, что разорвет их на части, если мы только дадим ему волю) вкупе с серьезной агрессией в адрес своих хозяев: у каждого из нас сохранилась метка от его зубов. Я убеждена, что он считал нас с мужем низшими существами, приставленными к нему, чтобы его жизнь была полна вкусностей, развлечений, а также, чтобы мы согревали его телами в запоздалый отопительный сезон. И он был абсолютно прав.

Здесь я приведу лишь одну историю, во многом отражающую всю последующую жизнь с ним. Я была беременна, а значит, ему было два года. К тому моменту он привык, что когда я дома (я работала по сменному графику два – два), то нахожусь в его полном распоряжении и обязана по первому требованию выходить с ним по нужде. Для этого были заготовлены разные виды скулежа: от выдерживаемого мной, хотя и с усилием, до вынуждающего подчиняться немедленно. Так как при нашем с мужем отсутствии на работе, он ни разу не сделал ни одной лужи, то физические возможности терпеть у него присутствовали. Когда я была дома, он требовал прогулки каждые два часа и получал, как вы уже поняли, их в полной мере. А сейчас я ждала ребенка и мне (это не-воз-мож-но!) требовалось его переучить.

В первый год своей жизни, когда он начал уничтожать квартиру, прорыв в новом раскладном кресле нору и разрыв линолеум на кухне, тем самым приведя к «выбирай, или я или он» от мужа, я отвоевала собаку, обещав нанять ему инструктора. У нас не было машины и денег на такси. Не знаю, каким чудом мне удалось договориться с инструктором о выездах на дом. К счастью, рядом с домом был огромный стадион – по совместительству площадка для обучения собак. К его приходу Фокса надо было довести до той степени голода, чтобы он подчинялся. Выпрашивая еду, он использовал свою беспроигрышную систему скуления. Первым сдался муж после нескольких бессонных ночей и совершенно ни к чему не приводящих занятий. Фокс остался дома, идея дрессировки была пересмотрена.

Вот эту собаку мне нужно было научить терпеть молча. В его поведении была удивительная особенность: звуки появлялись, стоило мне присесть или прилечь, в общем, начать бездельничать. Когда я спала или была занята делом, он стойко молчал. Помню, стоящую себя у гладильной доски с секундомером. Я десятый, а после – сотый раз переглаживала распашонки, некогда служившие мне самой, изображая деятельность для моей собаки, и ежедневно выходя с ним на прогулку на десять минут позже, чем накануне. Однажды первая прогулка совпала с приходом с работы мужа. Это была победа.

Помню, как он встречал меня с роддома, как вылизывал мои пальцы и скакал вокруг меня, словно меня окружила целая орава. Как насторожился, услышав звуки из кроватки. Как визжал и просился туда, страстно желая познакомиться. Как вводила новые правила нахождения его в кровати – в ногах, и помню, что они работали, но разбираю фотографии, и он лежит на подушке прямо рядом с дочерью. Только недавно, уже после его смерти, муж признался, что строго поговорил с псом после появления дочери. Сказал, что если он тронет ее хоть раз, то вылетит отсюда. В этом ли было дело или в чуткости к детям, но к Полине он никогда не прикасался зубами, чего нельзя сказать о ее игрушках: вовремя не убранные были найдены с отверстиями вместо глаз и носов и напоминали персонажей фильмов ужаса.

Подрастая, Полина придумала Этикетку – персонажа, который был точной копией Фокса, но которого она, в отличие от нашего пса дико боялась, наделяя присутствием Этикетки темные комнаты. Наверное, именно так появляется и страх Бабы Яги, как вытесненный ужас матери. Или бабушки. Сейчас она ничего не помнит об Этикетке.

Он прожил непомерно долгую по собачьим меркам, но горько короткую по человеческим, жизнь – 15,5 лет. Он похоронен год назад в февральском лесу, благоухающем ароматом цикламенов, поляны которых растапливают заиндевелый лес после недолговечной кубанской зимы. Теперь там его самая надежная нора.

Главы ненаписанной мной книге о Фоксе, но оставленные летописью его жизни:

– Фокс и гнездо, вырытое в кресле

– Фокс, банковская карта и пуговицы рубашки

– Фокс и овцы

– Фокс и охотничья маскировка (преимущественно с помощью остро пахнущих субстанций)

– Фокс и рыбалка

– Фокс, ежик и едва спасенная рука хозяйки.

– Фокс и путешествия

– Особые приметы Фокса: лысый хвост и порванное ухо.

– Фокс и угрызения совести

Хроники карантина

Подняться наверх