Читать книгу Город - Татьяна Имайкина - Страница 4

– Что такое мультиплекс? – удивились алкаши.

– А вот что, – сказал Катулл Александрович. – Поглядите на это! – он распростёр руки. Вокруг стекляшки кипела жизнь: дети, взрослые, старики, птицы, собаки, кошки, машины, букашки – вся эта летняя городская круговерть не останавливалась ни на секунду. Повседневность во всём её многообразии плясала перед нашими алкашами; да и они сами были её частью, её точкой опоры, осью её вращения. Всё суетилось, спешило, мелькало, шумело, а наши герои созерцали это многообразие жизненных проявлений, стоя рядом со стекляшкой.

– Поняли? – спросил Катулл Александрович. – Это и есть мультиплекс. Вся наша современная жизнь. Потоки жизни, соединённые в одно целое. Разнообразие однообразия. Однообразие разнообразия. Всё это частички, которые соединяются в одну яркую мозаику бытия. И каждая частичка самоценна.

Алкаши смотрели по сторонам. Они исполнялись гордости оттого, что им предназначено стать крёстными отцами новой эпохи. За это надо было выпить.

– Ну что же! – воскликнул Михаил Иванович. – За рождение мультиплекса! Вдарим!

Надо заметить, что некоторые исследователи приписывают авторство термина «мультиплекс» уже знакомому нам марокканскому учёному Грише Батраку. Так вот, смеем утверждать, что этот термин ввёл в культурологический обиход именно Катулл Александрович, именно в Королёве и именно в обществе наших алкашей. Гриша Батрак находился в тот момент в Марокко и занимался научным анализом тротуарной рекламы, а потому не был причастен к крещению новой эпохи.

Итак, наши алкаши выпили и закусили. Катулл Александрович обвёл их взглядом и, понизив голос, спросил:

– На что вы готовы пойти ради науки?

Алкаши переглянулись. Когда Катулл Александрович впервые подошёл к ним, они сразу поняли, что это человек иных масштабов. Во взгляде Катулла Александровича алкаши увидели вселенскую мудрость, космическую назидательность и первые признаки глаукомы. Шаг Катулла Александровича отличался особой пружинистостью, которая обычно появляется у уверенных в себе людей. Бесспорно, Катулл Александрович был примечателен, и он вызывал любопытство у алкашей.

– Ради науки можно пойти на всё, – заявил Сашка.

– На преступление пойдёшь? – поддел его Михаил Иванович.

– Смотря какое, если уголовное – то вряд ли, а если политическое… – прикинул кандидат. – Политическое преступление как-то благороднее.

– Это звучит благороднее, а сидеть одинаково, – заметил Алексей Дмитриевич. – Нет, на преступление я не пойду даже ради науки.

– Ни о каком преступлении речь не идёт, – заверил их Катулл Александрович. – Я говорю о науке жизни. Готовы ли вы внести свой посильный вклад в её развитие? Готовы ли вы изменить эту жизнь? Готовы ли вы кромсать полотно нашего города и перешивать лоскутки в соответствии с придуманным узором? Готовы ли вы перекладывать стёклышки нашей мозаики, чтобы сохранить её очарование и неповторимость? Готовы ли вы бороться с энтропией городской социальной системы?

– Всегда готовы! – хором ответили алкаши.

– Прекрасно! – сказал Катулл Александрович. – Наш город – замечательное поле для позитивной деятельности. Сколько возможностей он дарит нам! Мы с вами имеем полное право на наш город. И мы это право осуществим.

– Вы планируете забастовку? – осторожно поинтересовался Пётр Петрович. – Или захват власти?

– Я не оппозиционер, – явно обиделся Катулл Александрович. – И я не собираюсь тратить своё время на бесполезные парады и словоблудие. Нет, я хочу делать настоящие добрые дела.

Зелёный заборчик в стекляшке

С этого дня Катулл Александрович стал завсегдатаем стекляшки. Рано утром он присоединялся к очереди в магазинчике, приветствовал Валентину Петровну свежей эпиграммой вроде «Несёшь прекрасный ты наряд: бутылки ставишь дружно в ряд» (добродушная Валентина Петровна неизменно краснела при очередном завуалированном, как она думала, комплименте) и выходил к зелёному заборчику. Там он проводил несколько приятных часов, обсуждая с алкашами проблемы современной жизни. Затем Катулл Александрович отправлялся в одинокую прогулку по улицам Королёва, а алкаши ещё долго стояли у стекляшки, дожидаясь вечера, чтобы разойтись по домам и выполнять обязанности обременённых семьями граждан.

Катулл Александрович любил свой город. Ему нравилось сочетание столичной загазованности основных магистралей и сельской простоты зелёных дворов и окраин. Для него Королёв представлял собой единство мегаполиса и села, городского шика и провинциальной неприхотливости. Одним словом, Королёв был символом новой эпохи, мультиплекса, которую решил воспевать Катулл Александрович.

Многие жители делят наш город на два района – Подлипки и Болшево, по названиям железнодорожных станций, стоящих на месте бывших посёлков. Подлипки считаются старой частью города, там сохранилось больше малоэтажных домов и зелёных островков, там же находится важнейший стратегический объект – ракетно-космическая корпорация «Энергия». Болшево отличается высотными домами, невероятным количеством торгово-развлекательных центров и кафе. Есть ещё Юбилейный – новообразовавшийся аппендикс Королёва, сочетающий в себе все признаки современного города-спутника. Есть посёлки, а также зона частных домов, точнее шикарных вилл, куда изредка приезжают отдохнуть анонимные толстосумы. Но Королёв Катулла Александровича был совсем другим.

Если бы Катулл Александрович нарисовал ментальную карту города, то он бы постарался изобразить монолитность древних поселений. Крупнейшие улицы города – Пионерская, проспект Королёва, проспект Космонавтов – представлялись ему широкими реками, информационными потоками, по берегам которых располагались многочисленные, конкурирующие между собой цехи. Дельты рек, эти зелёные улочки, переулки, проезды, тротуары, аллеи, пронизывали весь город, соединяя основные потоки и перемешивая их. Жители города балансировали на бессчётных островках, ныряли в ручьи асфальта, боролись с течениями, перепрыгивали с берега на берег. Всё в Королёве кипело и бурлило, и никакой другой город не мог бы так подходить Катуллу Александровичу, как этот.

Катулл Александрович полагал, что настоящую жизнь можно увидеть именно на улице. Тот факт, что значительную часть своего времени многие жители проводят в зданиях или в виртуальной реальности, расстраивал нашего городского мыслителя. Он считал, что тело человека и его непосредственное окружение можно использовать гораздо продуктивнее, чем отвлечённую работу мозга, направленную на гигабайты информации. Проведя за свою жизнь сотни тысяч часов в кабинете у компьютера, Катулл Александрович презирал подобную работу; она казалась ему миражом, зависящим от переменного настроения тока. Не будет тока – и карточный домик рухнет: цивилизация, построенная на заряженных частицах, погибнет, а человек снова останется один на один со своим окружением. В этом Катулл Александрович видел трагедию эпохи мультиплекса. Эта эпоха позволила всем людям объединиться в единой сети, но эта же эпоха превратила их многоголосье в один сплошной бесполезный шум, на фоне которого умирало всё благородное и достойное.

Но не будем забывать, что нашего Катулла Александровича отличало умение смотреть в будущее с оптимизмом. Он верил в свои силы, верил в других людей и искренне хотел им помочь. Катулл Александрович решил вывести жителей своего города из виртуального транса. У него не было чёткого плана действий, но общую линию он наметил довольно быстро.