Читать книгу Другая земля. Лесовичка - Татьяна Миронова - Страница 2

Золотисто-рыжее жирное солнце растаяло за темной линией горизонта, оставив после себя на некоторое время отзвуки шумного дня. Желтовато-синие облака, сопровождавшие многовековую традицию заката, стали пурпурного оттенка и вскоре потемнели. Закатными яркими красками, которые бывают лишь в середине сентября, светило как бы кричало, боролось за свое место на небосклоне со своим главным врагом – ночью. И крик этот выражался в красках, цветовую гамму которых пытался передать каждый из художников империи Ардимален.

Но уже по заученному веками сценарию явления природы сменяли друг друга. Осенний сумрак накрыл город, заставив его полностью раствориться в вечерней мгле. Паутина ярких серебристых звезд замерцала на небе, тщетно пытаясь осветить землю.

Вот уже долгое время жители города Долгата, поднимая голову, наблюдали за необычным цветом неба. Серовато-рыжее, цвета весенней грязи, оно давно перестало быть иссиня-черным, каким его помнили предки.

– Не к добру, – перешептывались старики, суеверно плюя через правое плечо.

– Главное – чтобы не было войны, – вторили им шепотом матери и жены.

– Зато светло, – пожимали плечами юноши и девушки.

Разговоры эти поддерживали немногие. Многие долгатцы предпочитали молчать, смиренно выполняли свои обязанности, пытаясь разнообразить свою жизнь вполне мирскими радостями.

Место общения и проведения досуга среди простого населения обычно сводились к посиделкам за кружкой эля в питейном заведении. Таверны и кабаки закрывались ровно в девять вечера. Засидевшиеся до назначенного времени постояльцы выпроваживались на улицу тут же, как часы пробивали девять раз. Своеобразная борьба с пьянством, показательные меры правительства были введены достаточно давно, в то самое время, когда трон Империи занял он, Мэйтанус.

Старший сын из династии Кайренов, Мэйтанус Гэллен возлюбленный сын Всевышнего, божественный дар для империи Ардимален. История династии насчитывает несколько веков, и в каждом из этих веков представитель славной династии оставлял яркий свет, был символом своей эпохи. Теперь Мэйтанус, правивший Империей уже десять лет, собственноручно контролировал всё, вплоть до личной жизни своих подданных.Законодательно власть его распространилась на весь континент Ардимален. Не учитывались ни географическая специфика региона, ни этнические особенности. Все ардималенцы были равны перед императором, и лишь от него зависели судьба, жизнь и благополучие жителей. Абсолютная, полная, беспрекословная императорская монархия. Такая тактика правления была вынужденной. Континент Ардимален, чье название переводится с древних языков, как «Другая земля», была населена людьми, и только ими. Никаких других рас и подвидов не существовало. Кентавры, эльфы, гномы, вампиры, великаны, нимфы – обычно ими пугали маленьких капризных детей. До определенного времени малыши верили в существование таких существ, но с возрастом забывали о наличии внеардималенских существ, углубившись во взрослую жизнь. Научно доказывались факты отсутствия каких-либо следов пребывания внеардималенских цивилизаций. А всё сверхъестественное объяснялось законами природы и способностями людей.

Но и среди людей были те, которые могли подчинить себе природу и вмешаться в ее естественный цикл. Таких людей было немного, но все же они существовали. В силу своих особенностей простые люди называли их по-разному: колдуны, шаманы, знахари. Их уважали и боялись, ценили, но обходили стороной их дома. Родиться со сверхъестественными способностями означало – стать слугой, другом и братом стихий. Разумеется, каждый из шаманов, знахарей, ведьм, колдунов был на учете у императора Мэйтануса. Возлюбленное дитя Всевышнего, как он сам себя называл, Мэйтанус пытался вмешаться и в природу стихий.

В этот осенний вечерний час, император Мэйтанус находился в своем рабочем кабинете резиденции Эланвирт. Как и многие из его предков он предпочитал работать в поздние часы, когда все мирные жители готовились ко сну, благодарили судьбу и правителя за прожитый день. Каждый из жителей континента знал, что император заботится о них, ежеминутно улучшает качество жизни, стараясь продлить ее, делая для этого всё возможное.

Мэйтанус отложил от себя лист пергамента, с начертанными на нем цифрами. На секунду император перевел взгляд на темно-синий сюртук, оглядев манжеты белой сорочки. Воротник сорочки в порыве гнева выбился из лацканов сюртука.

Вытянув вперед длинные ноги, обутые в мягкие кожаные ботинки, он, наконец, произнес:

– Вижу, что низкие показатели рентабельности, дикий спад производства, уменьшение темпов экономического роста Вашего герцогства, Вас нисколько не волнует! В Ваших глазах я не вижу даже раскаяния! Полная безучастность к происходящему! Вам есть, что на это сказать, Генрих?

Мэйтанус впился тяжелым взглядом в фигуру мужчины, стоящую околостола. Большие черные глаза мужчины прищурились, словно он мысленно высасывал оправдание из собеседника, хотя сам прекрасно знал, каким образом тот будет оправдываться. Темные волосы были тщательно зачесаны назад, а несколько прядей спадали на плечи. Крылья прямого носа императора в данный момент расширялись и сужались с завидной частотой. Губы достаточно правильной, идеальной формы поминутно сжимались в тонкую нить, снова раскрывались от порыва гнева, обнажая ровные белые зубы. Широкие черные брови двигались по мере увеличения недовольства императора, придавая всему лицу законченность, являясь неотъемлемой частью всего образа.

– Вам известно всё, Ваше Величество. В очередной раз оправдываться я не буду, знаю, что это бесполезно. Я докладывал Вам, почему в моих землях неурожаи и засуха. И эта проблема сугубо климатическая. Еще весной я говорил Вам, что столь богатого урожая в Винансене не будет. И эта вина не моя и не Ваших подданных.

Собеседник Мэйтануса, стоявший в нескольких шагах от рабочего стола не шевелясь, позволил себе чуть повысить голос, чувствуя свою силу даже перед лицом императора. Средних лет мужчина, почти ровесник императору, он чуть прищурил глаза, цвета небесной синевы, от чего в уголках глаз появилась сеточка морщин. Непроизвольно изогнулась и широкая светлая бровь. Генрих поднял подбородок, словно не желая мириться с неприятностями на своих землях. Проведя задумчиво по коротким темно-русым волосам рукой, он снова взглянул на императора, когда тот заговорил.

– Вам доверили Винансен, – напомнил Мэйтанус, – земли, которые всегда отличались плодородием, которые кормили практически всю империю ни одно десятилетие. А теперь Вы, Генрих, докладываете мне, что климат поменялся. Везде остался прежним, с небольшими отклонениями от нормы, а в Винансене он, видите ли, катастрофически изменился. Быть такого не может! Может, дело не в климате, а? Может, дело в руководителе, в Вас?

Мэйтанус повышал голос с каждым заданным вопросом, все более и более закипал, глядя на собеседника. Генрих молчал, поджав губы. Он опустил взгляд, словно рассматривал паркетный пол, выложенный затейливым рисунком из нескольких пород дерева. Когда вопрос завис в воздухе, мужчина очнулся и потер пальцем кончик широкого носа.

– Ваше Величество во многом право. Я не сомневаюсь в мудрости своего правителя, и не имею права просить о снисхождении. Ведь мудрейший Возлюбленный Всевышнего назначил меня, скромного военачальника, генерала Вашей армии на пост наместника Винансена, сельское хозяйство поднимать. Из военной службы Вы определили меня на гражданскую. Чем Вы сами руководствовались, о, мудрейший? – уголки губ нервно задергались. Генрих прекрасно понимал, что рискует жизнью, произнося такие слова вслух.

Однако Мэйтанус встал со стула, обитого зеленым сукном, и подошел к окну. Прищурил темные глаза, он повернулся к Генриху спиной и произнес.

– Вы талантливый военачальник, Генрих. А талантливые люди талантливы во всем. Я полагал, что вы справитесь с поставленной задачей, и не будете ломать систему, выстроенную за многие годы. Кажется, я ошибся в вас.

– Какое взыскание Вы на меня наложите, мой повелитель? – послышался ровный, лишенный теперь всяких лишних эмоций голос. Обреченный, но все еще спокойный.

– Мне надо подумать, – ответил император и повернулся лицом к собеседнику, – скажите, Генрих, в силе ваше предложение о проведении традиционной охоты в Винансене? Кажется, месяц назад вы первый настаивали на этом.

Генрих пытался прочитать во взгляде императора хоть какую-нибудь эмоцию, но не смог. Что в мыслях у Мэйтануса было известно только ему. Вопрос снова завис в воздухе, а Генрих снова провел по волосам рукой.

– Разумеется, сир. Через неделю состоится королевская охота. Я с нетерпением буду ждать дорогих мне гостей. С нетерпением будет ждать дорогих гостей и моя супруга Эйлин. Давненько она не показывалась в свете, посвятив себя дому. Итак, мой повелитель, добро пожаловать в Винансен.

Генрих натянуто улыбнулся, заметив, как Мэйтанус изогнул правую бровь. Кажется, он напомнил императору о своей супруге не случайно. Разговоры о супруге Генриха были настолько животрепещущими среди придворных, что лишь ленивый не говорил о необъяснимом затворничестве красавицы Эйлинв имении мужа, Лаэрго.

– Вот и отлично, тогда мы обсудим сложившуюся ситуацию на месте. Я вас больше не задерживаю, Генрих.

Мэйтанус кивнул и проследил за тем, как Генрих взял кожаную папку и церемониально поклонился. Мэйтанус пристально наблюдал за Генрихом, затем отвернулся к окну, когда тот скрылся за дверьми. Император глубоко вздохнул и продолжал созерцать звездное небо в окне, высотой от пола до потолка.

Тишина, которая наступила после ухода Генриха из кабинета, заставила Мэйтануса немного успокоиться. Еще минуту назад император кричал и возмущался, и вот теперь все стихло. Тишина давила на уши. Освещенный лампами и свечами кабинет казался темным и неуютным, холодным и маленьким.

– М-да, надо поменять цвет стен, синий меня утомил, – тихо проговорил словно Мэйтанус, барабаня пальцами по стеклу.

Взгляд его упал на отпечатки пальцев, которых на окне осталось слишком много. Раздумывая над очередным проектом, император имел привычку барабанить по любой поверхности, поэтому ногти его были всегда тщательно подстрижены.

– Да и выговор лакеям надо сделать, плохо убирают, – добавил он, напряженно вглядываясь в темноту. Он прислушался, словно ожидая услышать нечто такое, что может вернуть его из задумчивости. Спустя минуту до ушей Мэйтануса донесся тихий скрип, который бывает у межкомнатных дверей. Неприметная дверь в углу, скрытая гобеленом с изображением цветов, открылась, запустив в кабинет мужчину. При свете свечей черная высокая фигура выглядела скорее устрашающе, чем внушительно. Возможно потому, что одет он был в длиннополый камзол из черного сукна, под которым была заметна черная бархатная туника, подпоясанная тёмно-коричневым тонким ремешком. Темно-синие брюки были заправлены в сапоги, словно мужчина только что вернулся с улицы и теперь имеет к императору срочное и неотложное дело. На шее у мужчины висело несколько амулетов: небольшой белый клык, выкованная из железа витиеватая буква, очень похожая на «М», еще пара камней, вероятно защищающие от негативного воздействия. При свечах черты его лица осветились, теперь можно было разглядеть пришельца, так бесцеремонно нарушившего уединение императора. Черты лица человека в черном были схожи с императорскими. Но все отличались большей тонкостью. Правильной формы губы его были плотно сомкнуты, отчего казались тонкими. Прямой нос, широкие скулы, черные миндалевидные глаза, широкие темные брови. Весь образ вошедшего мужчины не мог быть незамеченным, такое лицо нельзя было не запомнить, увидев однажды, хотя бы мельком.Черные волосы его были перехвачены на затылке темной лентой. Мужчина вместо приветствия лишь склонил голову на бок, не произнося ни слова.

– Ты все слышал? – обернувшись к вошедшему мужчине в черном, произнес Мэйтанус.

– Разумеется, – кивнул мужчина, подойдя ближе.

Человек в черном провел пальцами по столу, близ которого еще несколько минут назад стоял Генрих. Потер кончики большого и указательного пальца друг о друга и понюхал.

– Неужели он оставил после себя запах, шаман? – спросил Мэйтанус, следя за действием мужчины.

– Конечно, и для этого не обязательно наносить на себя капли духов. Я знаю, чем пахнет вор, – проговорил тихо мужчина, не глядя на императора.

– Лиам, – назвал Мэйтанус человека по имени, – второстепенный запах вора – возмездие. Ты ведь этого хотел?

– Реган желал возмездия, – покачал головой мужчина, – у младшего сына династии, у Регана Сайнола Кайрена однажды украли невесту. Шаману Лиаму не следует копаться в чужом прошлом.

– Сколько лет прошло, а ты так и не успокоился,– отозвался после недолгого молчания Мэйтанус, – и даже после того, как принял силу. И после того, как сам женился и твоя супруга подарила династии принца Корригана.

– Ценой своей жизни, – продолжил мужчина в черном, – поэтому Лиам – плата за этот дар.

Он отбросил все протокольные условности и сел в ближайшее кресло, и воззрился на Мэйтануса. Это был разговор неофициальный, родственный, по душам, который необходим был им обоим.

– Я желаю восстановить справедливость, возлюбленный брат мой, – чуть расслабленно проговорил Мэйтанус, – неужели ты не желаешь вернуть прежнюю любовь? Генрих обречен, жизнь его отсчитывает последние часы. Он слаб, чтобы бороться против меня и системы. После того, как Генрих уйдет в мир предков, ты сможешь вернуть свою любовь, которая принадлежит тебе по праву! Одно слово только, Реган!

Глаза Мэйтануса заблестели, словно он предвкушал охоту с риском.

– Какая выгода тебе от его ухода? – сложив домиком пальцы, спросил Реган.

– Мне нужен свой человек в Винансене. Отправить в отставку Генриха слишком просто, – объяснил Мэйтанус, – подумай, Реган. Эйлин будет твоей, как ты об этом и мечтал.

– А как быть с детьми Генриха? Кажется, у него тоже есть маленькая дочь? Неужели отправится вслед за своим папашей? – поднял бровь Реган, глядя на старшего брата,– Мэй, это слишком большая жертва. Даже предки ее не примут. Хочешь почувствовать на себе силу их проклятия?

Мэйтанус закрыл глаза, расслабившись в кресле. Он барабанил по подлокотнику, усиленно соображая, решая судьбу ни в чем не повинного ребенка.

– Дочь Генриха должна исчезнуть, и упоминаться лишь в прошедшем времени. Ардимален велик. Неужели в нем не найдется место маленькой девочке, дочери Эйлин? Надеюсь, ты меня правильно понял?

Мэйтанус поднял бровь и пристально вгляделся в лицо Регана. Мужчина в черном выдержал взгляд собеседника. Глубоко выдохнул и так же утонул в мягком кресле, положив правую ногу на левое колено.

– Кажется, ежегодная королевская охота устраивается во владениях Генриха? С удовольствием поохочусь в этих краях, – ответил Реган, закрыв глаза.

– Твое присутствие на охоте будет необходимым, – кивнул Мэйтанус, – кто-то должен задабривать духов леса, в котором мы принесем кровавую жертву своих прихотям.

Шаман встал с кресла и поклонился императору.

– Мне пора, Ваше императорское величество. Надеюсь увидеть Вас завтра в добром здравии. Да помогут духи нам в этом.

– И тебе помогут твои духи, – скривил подобие улыбки Мэйтанус.

Шаман Лиам покинул кабинет императора так же тихо, как и проник сюда, через дверь, украшенную гобеленом.

Лиам шагал через залы и комнаты дворца, словно тень. Изящная потолочная лепнина, белая и позолоченная, картины на стенах, известных придворных художников, наборный паркет из дорогих пород дерева, выполненный лучшими мастерами империи Ардимален, это нисколько не интересовало мужчину. Спустившись на пару этажей, он оказался в комнате, больше напоминающей молельню, нежели жилое помещение. Комната, украшенная яркими пейзажными росписями, без каких-либо образов Всевышнего, с небольшими синими колоннами. По периметру была уставлена деревянными скамьями, покрытыми темным сукном. Пол был выложен светлым камнем, покрыт шерстяным ковром, вышитым яркими узорами. Освещалась комната свечами, расставленными по периметру, в чугунных канделябрах или стояли в нишах, закрепленных собственным воском.

Такова была комната, в которой Лиам нашел, наконец, покой. В молельне его уже ожидали. Тщедушный молодой человек, обладавший широким большим носом, зелеными, как молодая поросль, глазами, толстыми губами, узкими скулами, волосы его были коротко подстрижены так, что цвета было не разобрать. Он рассматривал пейзаж на одной из картин, украшавших молельню. Одет он был в простое платье, которое носили студенты – серый камзол и темные брюки. Резко повернувшись, услышав шаги шамана, он за секунду задержал дыхание. То ли от страха, то ли от неожиданности.

– Мой господин, – преклонил молодой человек колено, с благоговением принял руку шамана для поцелуя, – я здесь, чтобы служить Вам!

Позволив поцеловать свои пальцы, без особого удовольствия, кстати, Лиам сел на ближайшую скамейку, позволив студенту стоять в своем присутствии. Лиам говорил тихо, глядя в глаза посетителю.

– Гершик, ты явно не рассчитал свои силы на последнем празднике. Пришлось мне лично объяснять государственным слугам государя мотивы, побудившие тебя говорить непристойности об императорской семье. Кто называл императора кровавым разбойником?

– Я каюсь в своих словах, Лиам! – повысил голос Гершик, подняв глаза на шамана, отчего лицо его исказилось в неподдельном мучительном раскаянии, – Я клянусь, что не давал себе отчет в словах и мысли мои расступились, как только я позволил себе выпить лишнего. Прошу простить меня! Вы ведь не доложите об этом императору? У меня на руках младшая сестра и больная мать. Не оставьте семью без кормильца! Прошу Вас о снисхождении и вверяю Вам свою судьбу.

Молодой человек сцепил пальцы в молитве и закрыл глаза, ожидая решения шамана.

– Не должно раскаявшемуся отроку стоять на коленях, – проговорил тихо Лиам, осторожно дотронувшись до плеча студента. Как только юноша поднялся с колен, Лиам посмотрел в глаза его и произнес:

– Огненная вода превращает человека в свинью и без помощи духов, заставляя грешить намеренно. Послужи на пользу нашему императору, и твои грехи я отпущу. Хочешь побывать на настоящей императорской охоте? По глазам вижу, что желание перебарывает здравый смысл.Так вот, один выстрел заставит всех говорить о тебе, ты прославишься и решишь многие проблемы. За это я одарю тебя, а твоя матушка получит хорошую прибавку к пенсиону, сестрицу твою я удачно выдам замуж. Что скажешь?– Гершик любит мать и сестру, но не настолько любовь к ним сильнее здравого смысла, – поднял глаза молодой человек на шамана, – ценой жизни моей моя сестра удачно выйдет замуж?– Это охота, мальчик мой, – одними губами улыбнулся шаман, – зверя всякого много в лесу Винансена. Даже император рискует своей жизнью, начав охоту.

– Я согласен, – кивнул юноша, протягивая руку шаману.

– Приглашение на императорскую охоту я пришлю тебе завтра утром. Не промахнись, Гершик, – произнес растянуто Лиам.

– Постараюсь, – прошептал юноша, пожав руку Лиама.

Гершик покинул молельню, двигаясь спиной к выходу, наблюдая, как шаман следит за ним и его попытками выбраться из душной комнаты. Оставшись в одиночестве, Лиам дотронулся до белого клыка, висевшего на шнурке, задумчиво на него посмотрел. Большим пальцем он аккуратно отвинтил верхнюю часть клыка и высыпал из полости небольшое количество желтого порошка себе на запястье. Закрутив крышку, Лиам лизнул порошок с запястья и шумно проглотил. Мужчина закрыл глаза и шумно выдохнул. Лиамобвел черными глазами молельню и взмахнул рукой. Вмиг подул легкий теплый ветерок, которого хватило, чтобы задуть все свечи. Оставшись в темноте, шаман покинул помещение так же тихо и незаметно, как и прибыл сюда.

Молодой человек, склонил голову над листом пергамента и старательно выводил слова. Почерк был изумительным, аккуратным и ровным, словно он всю свою недолгую жизнь только этим и занимался. При свете желтой лампы, стоящей на письменном столе, молодой человек щурил глаза каждый раз, когда начинал писать предложение. Подняв голову, он долгое время смотрел на лампу, сдавая глазам отдохнуть от долгого напряжения. При свете лампы цвет глаз молодого человека казался темно-синим, но при дневном освещении были серыми, как море в непогоду. Прямые пепельно-русые волосы его были перехвачены на затылке белой лентой, несколько прядей спадали на высокий лоб. Молодой человек, что-то прошептал губами, поднося гусиное перо к кончику прямого правильного носа, и снова углубился в письмо.

Одет он был в белую рубашку, ворот был расстегнут так, что обнажалась рельефная ключица, темные бриджи, белые чулки, которые сковывали атлетически вылепленные ноги, а обут в кожаные башмаки с простыми железными пряжками.

Молодой человек сидел довольно просторном кабинете, стены которого были обиты деревом. Темно-синее сукно письменного стола, идеально сочеталось с обивкой мебели, расставленной в комнате. Диван, три кресла, с позолоченными ножками и подлокотниками, небольшой стол, на котором расположились несколько фужеров и графин с темной жидкостью. Два книжных шкафа, словно отражения стояли друг напротив друга, были наполнены книгами. Они лежали, стояли, поддерживали друг друга, им было тесно в этих шкафах.

Как только молодой человек услышал, как дверь из темного дерева приоткрылась, резко поднял голову, дыхание его участилось. Он отбросил перо и начал искать сюртук, висевший позади него на стуле.

– Расслабься, Алоис, это всего лишь я, работай, – улыбнулся вошедший в комнату Лиам и захлопнул за собой дверь, подойдя к столу.

Молодой человек поднял серо-голубые глаза на шамана, продолжая сжимать перо. Лиам взял несколько исписанных листов бумаги и быстро ознакомился с содержанием. Затем он вытянул листы впереди себя и долго сравнивал написанное, подняв правую бровь.

– Ты не говорил, что умеешь писать абсолютно разными почерками. Что это дар или ты в детстве подделывал документы матушки? – задал провокационный вопрос шаман, отложив листы, внимательно посмотрел на молодого человека.

– Не скрою, милорд, была попытка подделать несколько подписей, матушкиного управляющего,– улыбнулся Алоис, зажмурив глаза, чтобы немного расслабить их.

– Но несколько подписей ничто по сравнению с вашим почерком, – покачал головой Лиам, присев в кресло неподалеку от письменного стола, жестом указав молодому человеку не делать лишних протокольных движений.

– О, милорд, – протянул Алоис, – мотив, побудивший меня заняться чистописанием, прост. Когда я был маленьким, иногда проказничал так, что отец запирал меня в библиотеке на пару часов. Сначала я недвижно сидел это время, а потом освоился и предпринял попытки читать книги, сначала искал буквы, потом понимал предложения, затем и прочитывал всю книгу. После того, как я немного подрос, отец разрешил мне пользоваться его библиотекой. Я даже составил картотеку библиотеки, хотя она у отца уже была. Однажды я обнаружил книгу «Тридцать три письма к мужчинам» популярной романистки, Энрики Падд, времен молодости моего деда. Я прочитал эти письма, а потом представлял, каким почерком она могла писать эти письма друзьям, юристам, философам, соседям. Вот откуда я научился писать разными почерками.

– Неплохо, – отозвался Лиам, чуть прикрыв ребром ладони глаза, – я убедился в правильности своих суждений относительно тебя, Алоис. Я вижу в тебе большой потенциал. Секретарь – это лишь начало твоей карьеры, ведь тебе еще нет и двадцати.

Шаман встал с кресла и приблизился к письменному столу. Он смотрел на своего секретаря с нескрываемой заинтересованностью, прямо в глаза, просверливая своими черными зрачками.

– Мне говорили, что ты – хороший стрелок, прекрасно держишься в седле и готов служить императору! – тихо, но твердо проговорил Лиам, уперев руки в крышку стола.

– Я служу Вам, милорд. Перед смертью отец сказал мне, что в Ваших руках моя судьба, – покачал головоймолодой человек, смело глядя на своего господина.

– Вот и послужи, – кивнул шаман, – а пока тебе следует отдохнуть, развеяться. Скоро королевская охота предстоит. Я не люблю эти мероприятия, но, ничего не поделаешь. Надо! Поедешь со мной, – распорядился Лиам.

– Как Вам будет угодно, милорд, – ответил Алоис, отложив, наконец, перо.

– А теперь спать, юноша. Завтра новый день, придется решать новые проблемы, которые накопятся за эту ночь, – распорядился Лиам, захлопнув папку с пергаментом прямо перед носом у Алоиса.

Юноша встал со стула и накинул камзол.

– Спокойной ночи, милорд, – раскланялся Алоис и покинул кабинет, предварительно сложив аккуратно бумаги стопкой.

– Спокойной ночи, мой мальчик, – как можно мягче проговорил шаман, проследив, как дверь за секретарем закрылась. Сам же он сел к письменному столу и начал вчитываться в листы пергамента, оставленные Алоисом на столе.