Читать книгу Мой дом на Урале - Татьяна Нелюбина - Страница 4

6 июля 1980

Таня, через каких-то знакомых, и мама, как она говорит, по «своим каналам», сделали всё возможное и невозможное, чтобы меня положили в московскую клинику на операцию. Я прошла все обследования и еду с Таней. Я боюсь. А вдруг, глаза уже не открою? Откажусь. Не знаю, сколько мне ещё осталось, но хоть так, а поживу. Нет, нельзя забывать лето 74-ого, нельзя об этом забывать. А вдруг, вдруг всё будет хорошо, и я стану здоровой?

1 августа 1980

Полежала я в клинике. Страхи оказались напрасными – там такая очередь, аж до 1982 года. Возвращаемся домой. Таня убивается: может, надо было заплатить? Как, сколько, кому? Тошниловка.

3 сентября 1980

Странно. Столько мыслей, а пытаюсь сказать, и ничего не…

13 сентября 1980

Почему меня снова потянуло писать? Всё равно я разучилась излагать свои мысли. А чувства, наверное, никогда не поддадутся чёткой формулировке. Ишь как запутано! Сама не пойму после, что хотела сказать. Раскопала я тут старые письма, и вдруг мне стало интересно. Я ведь не любила Сашу, я это сразу знала, просто хотела любить. Или потом была любовь? Но врала я вдохновенно. Сама себе. Верила?

Сейчас ни во что не верю. Попробую всё-таки членораздельно объяснить. Сашу я смогла бы полюбить и очень сильно. Мне даже казалось, что люблю. Но, видимо, он был прав, говоря мне: «Сидишь здесь одна…» Тогда я обиделась. А сейчас понимаю, что он своим этим необычным чутьем уловил смысл происходящего: первый мотив – одиночество. Он был искренен со мной. «Ты мне так понравилась, я хочу тебя». А я? Поздно поняла. Даже точнее, сразу не поняла, а потом уже было поздно.

Слава богу, золотоволосый подвернулся, помог. Помог понять, что я всё-таки женщина в первую очередь. Господи, что я несу. Ничего не понять. А в голове так всё стройно. До тех пор, пока не начну писать. Мысли тут же путаются, сбиваются, каждая хочет поскорей выйти, а вдруг про неё забудут.

Так сильно, точнее так остро, как той осенью с Сашей, я, наверное, никогда не переживала, да и не буду переживать. Сейчас могу смело сказать, что знай я сразу про его жену, этого бы не случилось. А то ведь у меня вера была – великое дело. Правда, он меня из глубокой спячки вытащил. Видимо, зря. Потом вдруг Женя. Я ведь с тоски готова была и его полюбить. Правда, тешу себя надеждой, что не будь Саши, я бы никогда до такого не дошла. И с Игорем ничего не было бы. Ведь к нему я заходила «по-соседски» (а были, были грешные мысли), ну, а вчера вот оказалась рядом с Ф. Ф. Уважение к нему удерживает от банального изложения.

Попробую по-другому.

Когда это было? Наверное, в 1976 году. Да, в 1976-м. Семинар. Какой-то неуклюжий, неухоженный мужчина в мятом костюме, перепачкан мелом. Женя делал доклад не помню о чём, помню по Натансону. Потом этот мужчина говорит, что решил сменить тему семинара. Предложил доклад Ире. Она кучу отговорок сразу. Он предлагает, а группа ропщет. Он вдруг:

«А вы не можете?»

Я не сразу поняла, что он ко мне обращается. Мне вдруг стало его жалко, ну, думаю, ещё и я откажусь, согласилась. Такая-то книжка, такой-то раздел. А мне разбираться некогда, то одно (беготня по врачам), то другое (сдача, пересдача и досдача зачётов). Раз доклад сорвала. Второй раз. Он не выдержал, отпустил группу, а меня оставил. Стоит у доски, объясняет. Теорема Таубера. Сейчас вот ничего не помню. Обратная теореме Абеля, только с дополнительными условиями. Рассказал в «интегралах». Предложил:

«Попробуйте сами с суммами».

И на следующем занятии у меня от зубов всё отскакивало.

«Хорошо, – говорит. – Только в одном месте вы говорите min, а почему?»

Я ответила.

«У меня к вам, Надя, ещё один вопрос. Вам кто-нибудь помогал или вы сами?»

«Но ведь вы мне та-а-ак всё объяснили…»

«Понятно. Садитесь».

Дальше на его занятиях я просто присутствовала (надеясь на «автомат»).

А Ф. Ф. оказался человеком беспокойным, о чём-то спрашивал группу, теребил. Меня не трогал. Потом у меня случился день рождения, и я собиралась в часовой перерыв к Тане за подарками. А он хотел семинар без перерыва провести. Я сбежала. Староста мне после сказал, что Ф. Ф. спрашивал фамилию девушки, делавшей первый доклад. Всё, думаю, «автомат» накрылся, заставит зачёт сдавать, придётся готовиться. Но сдала всё-таки. Он расписался в зачётке и спросил:

«Вы уже взяли курсовую работу?»

«Нет».

«Когда у вас кончатся каникулы, ко мне подойдите, но не затягивайте. Мне понравилось, как вы работаете».

«А мне понравилось, как вы объясняете».

Я не сказала ему, что ухожу в академку. А он затребовал меня к себе в ИММ[7] – на практику. Об этом мне декан сообщил – потом уже, следующей осенью.

И вот я снова на третьем курсе. Прошло больше года, мы занимались уже в другом помещении, на Тургенева. Я встречаю его на лестнице, и он меня узнаёт, спрашивает про дела. Я говорю, что вновь попала на третий курс, он временно теряет ко мне интерес.

А потом четвертый курс. Я снова встречаю его, говорю:

«Как жаль, что вы у нас ничего не читаете. Не повезло нам».

У меня ещё хорошее настроение, на политэкономию я только собираюсь, вчера у меня был день рождения. Мы поговорили в коридоре, и я забралась в какую-то аудиторию, сижу, готовлюсь. Ох уж эта наука политэкономия. Кому она нужна? Только не мне. Он заходит:

«Если вам нужна моя помощь, я там, на кафедре».

И всё.

Во втором семестре я дождалась, когда он начал читать лекции у заочников, и подошла к нему. Очень мило сообщила, что у него сделаю курсовую в срок, а у других не сделаю. По-моему, от такого заявления он даже потерял на какое-то мгновение дар речи.

«Вы что же, считаете, что я за вас буду работать?»

«Нет, просто у вас я буду работать».

Но он, наверное, так и не понял моей мысли.

А какое было время. После, точнее сейчас уже, он скажет мне, что не заметил, что я болею. Не знаю, может быть, хотел успокоить, а, может, в самом деле, не заметил. Я готовилась к каждой пятнице, даже отговорка для друзей появилась:

«Не могу, у меня завтра – Ф. Ф.».

Пятница – праздник. Даже смешно, что я могла ходить в универ как на праздник. Я на всё стала смотреть по-другому. Конечно, Ф. Ф. – увлечённый человек, но ведь у нас никто не увлёкся. А мне вдруг стало интересно. Я почувствовала к чему-то интерес! Это я? А он говорил:

«Мне нравится, как вы работаете».

Потом:

«Мне нравится, что вы работаете».

А прошлой осенью попросил меня:

«Расскажите о себе».

Мечтательно произнёс:

«Пять детей…»

Дал мне задание.

А мне некогда, у меня любовь.

…как функций от степеней m₁-m_n-

и через V(f_l) число переменных z₁…z_n, входящих в f_l не ниже, чем в 1 степени. Тогда очевидно, что…

Странно. Я ни разу не думала о любви, а помню все его интонации, все слова. Если начать писать, то места не хватит. Но я помню. И, главное, что я его совсем не боялась. Это настолько умный человек, что… В общем, слов нет для описания всех его достоинств. Почему-то я даже не думала, что у него помимо меня куча учеников-учениц, что все они тоже видят в нём все его достоинства, что он со всеми так разговаривает, что они все в него влюблены, как и я. Я даже о жене его ни разу не подумала. Пока мне однажды не сказали что-то вроде такого:

«Зайди к нему домой, заодно с женой познакомишься».

Почему это было так больно слышать? Тогда я впервые как-то осознала что ли, что у него жена, что я у него не одна, что он так со всеми. Какой это был удар. Я даже на какое-то время всё забросила.

А потом поняла, что не могу уже без этого всего. Без его объяснений очевидных вещей, но зато как объясняет! Без его вопросов: «А чему вы улыбаетесь? Я говорю смешные вещи?» (Как можно! Даже подумать об этом – кощунство!) Без его улыбки. И я уже заранее знала, что он скажет, вернее, как он скажет, все интонации. «Надя, ну что вы? Ведь это так просто». И всё становилось просто. Он приходил ко мне во сне, и я рассказывала ему (во сне) о своей неудавшейся жизни, советовалась с ним.

А как он меня отчитал однажды! Попробовал бы кто-нибудь другой так со мной разговаривать. Я ведь не стала бы слушать.

Господи, это нельзя назвать любовью, это не любовь.

Но почему так отчетливо всё это помнится, и почему я сейчас вот пишу о нём, вспоминаю его, и столько радости.

Наверное, я сама наделила его кучей достоинств. Но ведь это прекрасно, что есть вот такой очень хороший человек на свете и что мне посчастливилось с ним встретиться. И теперь я знаю, как себя вести. Я знаю, что из-за вчерашнего ничего не изменилось, ничего не случилось. Просто мой идеальный человек – всё же человек, и у него какие-то проблемы есть, неурядицы, приоткрылся такой какой-то другой человек. Не учитель, а именно человек. Он увидел во мне женщину, как и другие. (А чем он отличается от прочих мужчин?) Ну и что? Всё нормально, всё закономерно. И не надо ничего выдумывать. Пора примириться с мыслью, что я женщина, что у мужчин вызываю желание. И это надо воспринимать не как трагедию, а думать как о высочайшем счастье, что всё это произошло. Именно со мной. Судьбу благодарить.

А ласку, причитающуюся ему, и ту нежность, которую я к нему испытываю, он, даст бог, ещё получит.

29 сентября 1980

У него на шее родинки, созвездие. Куча седых волос. А грудь мохнатая.

По моим подсчётам сегодня он должен выйти на работу. Вспомнит меня?

Я не сошла с ума. Мне очень грустно. Впереди – пустота. Никто больше жизни учить не будет. Никто – это он, он не будет. Попросить у него сейчас помощи? Но это смешно. Я уверена, что найду себе работу. А, может, попросить?

Меня пугает мысль о том, что надо куда-то идти, что-то объяснять.

Я на него сейчас как-то по-другому смотрю. То есть я, конечно, на него не смотрю. Пришла к нему студенточка, он её в койку. И что я переживала? Да он уже и думать обо мне забыл, если вообще думал.

1 октября 1980

Я понимаю, что испытывала к Ф. Ф. чувство глубочайшей благодарности, помимо всего прочего. За всё то, что он сделал для меня. И ведь даже понял, как со мной надо обращаться. Сначала пытался заставить меня что-то сделать:

«Пока не сделаете, не уйдете, у меня времени много».

А у меня-то его ещё больше. А потом:

«Надя, я вас прошу – пишите».

Неужели не повторится такое никогда. Порой даже страшно. Он мне пригрозил:

«Если вы не будете этим заниматься, я отдам вашу задачу кому-нибудь».

«Не отдавайте, мне так не хочется с вами расставаться».

«А что если я как-нибудь приду к тебе в гости?»

«Почему бы нет?»

А сейчас думаю, какие к чёрту гости.

6 октября 1980

Завтра праздник – день конституции. Я имею право на труд.

В пятницу была в универе. Вползаю на шестой этаж. Ф. Ф.

– Здравствуйте, Надя.

– Здравствуйте!

– У меня вот лекция была.

– Я знаю.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да!

– Я очень рад, что ты… Я очень рад, что ты улыбаешься.

Зашли на кафедру. Он к столу садится. Мне на стул показывает:

– Прошу. Доставайте, что у вас там есть.

– Ничего. Я просто так пришла.

Костюм тот же, свитер, волосы, кажется, подкрасил, седины не видно, загоревший, чуть похудевший. А я боюсь смотреть ему в глаза.

Уже расставаясь:

– Вы как-то говорили… – боюсь поднять глаза. – В общем, приходите как-нибудь ко мне в гости.

– Как-нибудь приду. Ты на выходные домой уезжаешь?

– Нет.

– Как-нибудь зайду.

– И меня не будет дома.

– Ну и что, приду ещё раз.

– Так неинтересно.

– Кому?

– Мне.

– Я приду.

– До свидания.

И что пристала к человеку? Не до меня ему, не до меня.

– Подожди. Если тебе надо будет, я поговорю насчёт работы, и ставка, думаю, найдется.

– Нет, Фёдор Фёдорович, спасибо.

У него куча проблем, а тут ещё я.

– До свидания.

– До свидания.

Разошлись.

12 октября 1980

Я работаю. Точнее ещё нет, но в пятницу там уже была. Ужасно. Ужасно. И ещё раз ужасно.

Скучаю по Ф. Ф. И знаю, что сказка кончилась. Очередная сказка. Ничего не скажу. Жаль. А вообще-то всё сказано. Правда, мысленно, но всё сказано. И всё кончено.

18 октября 1980

Неделю работала. Точнее, неделю мучилась. Задания нет. Сижу читаю. В шесть утра встаю. В семь уже еду. Грустно. В понедельник позвонила Ф.Ф. Сообщила, что работаю, поблагодарила за помощь. Он обрадовался. Мой телефон записал. Я чуть не спросила:

«Зачем он вам?»

Во вторник видела Лилю. Оказывается, она работает нынче в отделе теории приближения функций. У него! Я немного расстроилась, точнее, сначала это было буквально ударом для меня, а сейчас только как факт отображаю.

Мне Ф. Ф. так не хватает сейчас. Наверное, пройдет скоро. По ночам я с ним уже не разговариваю. Видимо, всё сказала. Сегодня он снился мне в моём городе. Господи! Как я устала.

«Тебе надо отдохнуть. Иди сюда».

«Не пойду».

«Иди».

«Не надо».

«Я обижусь».

«Не обижайтесь».

«Ложись сюда».

Голову ему под мышку. Мохнатый. Проснулась. Он улыбается.

От счастья или смущения?

25 октября 1980

Отработала две недели. Примерно во вторник должна приехать Таня. В этот вторник хотела позвонить Лиле и машинально набрала не её номер, а его.

– Как у вас дела, Фёдор Фёдорович?

– Хорошо, а у тебя?

– Тоже хорошо, спасибо.

В общем, поговорили.

– Звони.

– До свидания.

И началась снова бессонница и снова он. Потом чуточку простыла, слабость, спать хочется. Сплю, но снова он. А сегодня даже снилась его жена.

Когда это пройдет? Я устала.

«Как-нибудь зайду» – это значит, не зайдёт никогда. Или так примерно через год, когда кончится осень, кончится зима и станет светлей.

4 ноября 1980

В пятницу получила первую получку. Бешеные деньги – 106 рэ 73 коп. Купила ему медвежонка. Попросила Лилю передать. Вчера весь день как на иголках. А сегодня оказалось, что он будет на работе только после праздников.

Как я по нему соскучилась!

«Надя, только не пропадайте».

А сам взял и пропал.

10 ноября 1980

Господи, как плохо. Почему его нет? Рассердился? Я прямо болею от того, что его нет, голоса его не слышала почти что месяц. За уши от телефона себя оттаскиваю. Даже позвонила. Но взял трубку кто-то из его домашних, позвать не решилась.

Мне кажется, я доставляю ему одни огорчения. Это по неопытности, ну, по глупости что ли, в общем не со зла.

23 ноября 1980

Звонила ему. Он трубку взял. Я растерялась и промолчала. Всю ночь мучилась. Снова позвонила, и так мы с ним хорошо поговорили. Я пригласила его в гости 23-го. А в четверг перед субботой (моим днём рождения) позвонила, он сказал, что если сможет, то придёт. Я поняла, что это вежливая форма отказа. Но всё равно сегодня весь день надеялась. Он, естественно, не пришёл. Вот и всё, мой милый, мой хороший. Больше я, конечно же, не позвоню. Всё ведь ясно. А я-то размечталась.

«Фёдор Фёдорович! Можно сделать Вам подарок с первой получки? Вспоминайте свою нерадивую ученицу. Мне сейчас очень не хватает Вас, Ваших слов: Надя, только не пропадайте».

Дурацкое письмишко, знаю. Он на него не ответил.

«Я ещё не научился читать твои мысли».

«И не научитесь. Для этого нужно с человеком общаться».

«Я как-нибудь позвоню тебе на работу».

«Ну что вы, камни с неба посыпятся».

«Тебе что, нельзя звонить?»

«Почему же, можно».

Кошмар, кошмар. Я подхожу к нему, он отходит. Протягиваю руки – отводит. Прячется от меня.

«Я старый, усталый человек».

Дорогой мой старый усталый человек, знал бы ты, как я устала от этой жизни.

16 декабря 1980

Соскучилась? Не знаю. Как-то вечером позвонила, голос послушала. Неприлично, конечно. А видеть не хочу больше. Разговаривать не о чем. Зачем я вообще к нему привязалась?

«Надя, что бы ни случилось, с тобой – математика останется».

А я не о математике, дорогой Ф. Ф., я в тебя влюблена.

«Но жизнь, Надя, жизнь… Тебе нравится жизнь?»

«Честно?» (Всё равно не поверит). «Нет». (Что хорошего я видела в жизни!)

«Мне тоже не нравится, но у меня есть интересная работа».

«У вас ещё есть семья, какие-то обязанности».

«Да!»

Приехал такой злой тогда, отчитал меня по полной:

«У меня неприятности, а тут ещё ты. Ты всё хочешь сделать по-своему. Тебе надо было родиться мужчиной».

Стоило ли ехать за тридевять земель, чтобы сказать мне всё это.

14 февраля 1981

Да, ничего не было. Уже всё проходит? Сегодня спросила Лилю, как он там поживает.

– Ничего.

– Всё цветёт?

– Цветёт.

– Не распустился.

– Нет, ничего.

Цветёт и цветёт, да всё никак не распустится.

Не надо о нём.

Завтра, то бишь в понедельник пойду на работу. Почти два месяца отсутствовала. Главное – дожить до весны, до тёплой погоды. Там будет легче.

21 февраля 1981

Даже можно сказать, 22-ое. Около двух часов. Не спится, грустно.

Вообще жить грустно. Вспомню иногда о Ф. Ф., становится ещё грустней. Придумываю себе жизнь.

6 марта 1981

Я снова расклеилась и очень не хочу на больничный, надеюсь, что за выходные немножко оклемаюсь.

На работе мы сегодня собрались «полным составом» – 4 человека, а то всю неделю нас было двое, Манников на ЭВМ, а я с расчётами в комнате.

Манников заказал пирожные, всякие маленькие, вкусненькие. Пришёл руководитель с утра, Николай Филиппович, поздравил, ручки пожал, открыточку притащил. А в 12 часов нам было велено собраться наверху, там все мужчины отдела должны были поздравить всех женщин. Мы, конечно, опоздали. Приходим, а там аплодисменты и все выходят. Там тоже давали торты, и мы отправились к постановщикам «пить чай». Не удалось мне посмотреть на своего любимого электронщика. Говорят, там мужчины при костюмах, при галстуках. А на меня Манников в один далеко не прекрасный день так накричал, что мне до сих пор обидно. Я, конечно, не подала виду, хорошо, что я сижу ко всем спиной. По спине не видно ни обиды, ни радости. Вот и спрашивай после этого что-нибудь. Лучше уж Николай Филиппович, он накричит, но потом подойдёт, поможет. А Манникову лучше под дурной настрой не попадаться, а хороший у него бывает редко. Вот так. Все мысли о работе? Да нет. По ночам вижу Ф. Ф. Снова. А голоса не слышала сто лет. Скучаю. Но… Память хорошая, слишком отчетливо всё помню. Грустно. Грустно.

31 мая 1981

Завтра начинается лето.

А мы не видели весны.

Писала в другую тетрадочку, не могла найти эту, а сейчас вдруг нашла эту, а где та – ума не приложу. Почему-то вдруг снова вспоминаю Ф.Ф.

24 октября 1981

Снова работаю после отпуска. Уже 2 недели работаю. Не видела дорогого Ф. Ф. с самого лета. И всё думала, что он придёт. И вот странно мне. Столько времени прошло, столько у меня новых знакомых, многое изменилось, сама я изменилась, но осталось, осталось… Дорогой мой, мне так хочется сказать тебе, что я не забыла тебя. Ты так ворвался в мою жизнь (или я в твою?), что не могу я выкинуть тебя из головы. Но и не могу уже просто так позвонить даже на работу, прийти в универ. В одном совершенно дурацком фильме прозвучала единственная здравая мысль: делиться радостью с близкими людьми – не велика заслуга, надо делить горе. Столько всего было за этот год, я живу своей жизнью. Ты где-то очень далеко. Я тебя придумала. Зачем? Зачем? И неужели это было: ты совсем близко и у тебя счастливое лицо?

Неужели он совсем не вспоминает обо мне.

31 октября 1981

Жизнь пошла наперекосяк. Как-то всё не то. И всё не так. Ничего не могу с собой поделать. Звоню – не могу на него попасть, а он, говорят, вовсю цветёт. Но не в нём дело, не в нём. Бешусь. Через 3 недели день рождения. Надо же – целый год прошёл.

Смотрела «Маленькие комедии большого дома» по телевизору. На «Пой, ласточка, пой» разревелась.

15 ноября 1981

Через неделю день рождения. А я сижу на больничном с 4 ноября. Везёт. И почему-то мне совсем не хочется на работу, совсем по ней не соскучилась. Столько дел дома и ничего не сделала. Спала. А сегодня не могла уснуть до пяти утра. Но проснулась полдесятого. Завтра с утра в больницу. Хочу поспать нормально. Милый мой, родной мой… Зачем? Зачем? Я тогда думала, что поступи я иначе, тебе было бы хуже. Но неужели так велика моя вина? Разве только я виновата. Я могу согласиться, что в основном на мне этот груз, но как, как… Ведь сама бы я не решилась, ты меня позвал. Или ты тоже казнишь себя? Но за что? Почему так всё случилось? У тебя была счастливая улыбка. Я помню это.

4 декабря 1981

Господи! До чего же я по нему скучаю. Как-то на работе забывается, там свои дела, заботы, притупляется всё. А потом тоска. Впереди суббота, воскресенье, так ждала, а сижу вот дома, столько дел, а у меня руки опускаются. Не могу ничего делать, и все мысли только о нём. Как он там? Что он там? Почему не вспоминает обо мне? Разве так можно?

11 марта 1981.

Ну и что? Прошло уже полтора года с тех пор.

Наш Николай Филиппович чем-то напоминает мне Ф.Ф. Хотя совершенно непонятно, чем именно. Разве что обручальным кольцом. Я люблю ходить на ЭВМ, потому что он всё время там. Что-то копается, диски тащит, проволочки, отвёрточки, одним словом – электронщик.

Я в понедельник (пришли мы на ЭВМ, а нам её ещё не дали) стояла в дверях, вперилась в него как-то даже не задумываясь, а он заметил. Я сообразила не сразу, отвела глаза, а потом уже даже боялась смотреть в его сторону. Подумает, какая наглая девица. Как и Ф. Ф. Сходство тогда будет полным.

Ах, Ф. Ф. Ужасно хочется позвонить. Сходить в универ что ли. Здравствуйте. Здравствуй. Куда ты пропала? Но ведь не спросит. Люди странные. Мне было плохо. Мука. Я с трудом дозвонилась ему: «Я приду?» Ему некогда. Всё. Потом он звонит:

– Куда ты пропала?

А я не пропала. Если человеку не до тебя, зачем досаждать.

– Не звони мне ни домой, ни на работу.

Это он погорячился. Про работу не надо было говорить. Но он сказал. И я прекрасно понимаю, что он не хотел сказать мне и что, если я позвоню, то скорей услышу его тёплый, со скрытой радостью голос (как мне всё время казалось), но я боюсь, я ужасно боюсь, что у него будет плохое настроение, и боюсь, что если даже он ничем мне не покажет, подумает: ну вот, снова она.

Живи спокойно, дорогой Ф.Ф. Нет, не живи, живите. Я вас не потревожу больше, как бы мне ни хотелось вас видеть, слышать. Даже сильнее – слышать, чем видеть. Не могу забыть, не могу, не могу, не могу.

13 марта 1981

Куда я дела свою тетрадь? Нашла эту, с конспектами. Число увеличивается, найти самое маленькое. Наша классная называла своего мужа по имени-отчеству и на «вы», он был зав. гороно и старше её. Мы хихикали, а как она называет его в интимной жизни?

Я смогла выдавить из себя «ты, Фёдор». А как называет его жена? Федечка. Федюшка. Федорчик. Федорик.

Я придумала ему много ласковых имён. Осталось одно, короткое: Фед. Интересно, он вспоминает меня? Иногда мне кажется, что не может не вспоминать, а потом думаю, что забыл.

Простейшая иллюстрация метода конечных элементов (МКЭ).

Будет 1 Мая, надо будет пойти на демонстрацию. Встретимся. По крайней мере, я посмотрю на него. Не знаю даже, хочу или не хочу. Так, наверное, придумываю себе всё это, голову занять нечем.

Также, из определения меры через логарифмы…

Следовательно, из (4)… и, в силу (5)…. (I).

Неравенство в обратном направлении… почти тривиально. Вам всё понятно, Надя? Только не пропадайте, Надя.

«Вы не забыли про меня, Фёдор Фёдорович?»

«Этот вопрос звучит как-то двусмысленно, я не знаю, что и подумать».

Меня прямо бросило в жар.

«Ну что вы меня в краску вгоняете? Я ничего не хотела этим сказать».

«Я так понимаю: меня приглашают в гости?»

«Да».

Но настроение уже не то. Разговаривать даже не хочется. А тут ещё начинаются разногласия.

«Когда вам удобно, Фёдор Фёдорович?»

«Я думаю, в первой половине дня».

Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро? Вообще-то я люблю спать в первой половине дня.

(Потом он скажет: «Я говорю, в первой половине дня, ты говоришь, нет». Я этого не говорила!)

Я предлагаю:

«Тогда, может быть, в субботу?»

«На субботу у меня другие планы».

«Жаль».

«Ну ладно, я не могу обещать на сто процентов, но если смогу, то приду».

«Ладно. До свидания». (Всё понятно, не придёт).

Пришёл. И разозлился. Наверное, ожидал увидеть совершенно раздавленное существо. А здесь – цветы, стол к чаю накрыт, и я – сияю.

Чего он мне только ни наговорил. Фу. Фёдор. Нет, Фед.

– Я всё прекрасно понимаю, – говорю.

– Ничего ты не понимаешь.

Сам ты ничего не понимаешь. Я в тебе силы черпала, наверное, права не имела, хотела и на сей раз почерпнуть, а ты последние отнял. И надежду отнял.

– А я вчера, сразу после твоего звонка, к тебе на такси приехал. Я думал, ты из дома звонила.

– Я не думала, что вы приедете.

Он сразу зло:

– Я тоже не думал, что ты так поступишь.

Что бы я ни начинала говорить, он сразу меня обрывал. Или отвечал так, что у меня отпадала всякая охота разговаривать.

– Я пошёл. Обещай мне, что с тобой ничего не случится.

– То, что могло случиться, уже случилось. А если и случится, вам-то какое дело?

(Я не извинилась, хотя выпад очень резкий, тут же это поняла, замолчала).

– Обещай, что ты ляжешь спать.

– Лягу. (Зачем обещать, я так устала, я так хочу спать, согреться, что у меня одна мысль – скорей бы в постель).

– Почему бы тебе не уехать к маме?

– Мне мамы и здесь хватает. Все нервы измотала. (Спохватилась. Замолчала).

– Не понял?

– Ну, это так – семейное.

– Я и хочу знать.

Захотел. Только что отругал, как мог, отбил всю охоту разговаривать. А тут нате…

– Ну почему ты молчишь? Я ещё не научился читать твои мысли.

– И не научитесь.

– Почему?

– Для этого надо с человеком общаться.

Он что-то ещё говорил.

– Конечно, нам бы с тобой сейчас сходить куда-нибудь в кино, но мне надо на семинар.

Смешной человек, кино – это было бы нелогично после такого разговора. Да и кому нужно это кино.

Я очень виновата перед тобой, Фёдор. Нет, перед вами, Фёдор Фёдорович. Я виновата прежде всего в том, что не смогла вам объяснить ничего, сама вас разозлила, обрубила все концы. Это к лучшему. Жаль только, что у него осталось обо мне плохое впечатление. Плохое-неплохое, но не такое.

Я тоже разозлилась.

Я – человек, а не расшалившаяся кошка. Моя – и то вон шипит на меня изредка.

Что он себе позволяет?

В моём доме?

– Давай будем слушаться меня.

Будем слушаться вас в вашем доме, дабы не обидеть хозяина, и будем слушаться вас в моём доме, чтобы оказать честь гостю.

– Ты всегда всё делаешь по-своему.

Я чуть не бросила ему: да, конечно, и в постель к вам я залезла против вашей воли, сделала по-своему.

Господи, что я снова взвилась? Обидно, ах, как обидно.

20 марта 1981

Сегодня была в гостях Лиля.

– Как там, – спрашиваю, – Фёдор Фёдорович поживает?

– Ничего. Мы с ним вместе стояли за огурцами.

– Ну, и как огурцы?

– Хорошие. Не горькие. Голос у него звонкий. Весна, что ли, так на него действует?

– Наверное, потому, что я не звоню.

Вот видите, Фёдор Фёдорович, вы цветёте. «Ты хорошо выглядишь». – «Спасибо. Вы тоже».

А сейчас? Вы цветёте. Я хирею. Безобразие. Я не знаю, чего больше хочу. Видеть его или не видеть. Но многое отдала бы за его голос: «Вы не пропадайте, Надя».

«Какая ты маленькая».

«Неопытная?»

«Ты молодая, красивая».

Чудак.

«Девчонка совсем. Поцелуй меня».

«Я не умею».

11 апреля 1981

Завтра у Тани день рождения. Сижу думаю, где бы взять денег на телеграмму. Хотела сходить к соседям, но кто-то лежит пьяный в подъезде. А по радио – Поль Мориа. Какая прелесть! Должна приехать Лиля, но её пока нет. Настроение – лирическое. Только вот кошка, дрянцо, умудрилась опрокинуть проигрыватель, и он вышел из строя, а я бы с таким удовольствием послушала пластинки.

В понедельник – на работу. Первые три дня я готова была на стены лезть со скуки, мне казалось, что я уже не три дня, а три недели на больничном. В тот понедельник мне дали больничный до самой пятницы, и я, счастливая, уехала домой к родителям, взяв животное – кошку эту. И там так расслабилась, что когда мне вчера предложили ещё неделю больничного, я чуть не согласилась, но вовремя спохватилась.

Теперь вот завтра – последний день отдыха и – на работу без продыха до конца квартала. Ужас! Но, наверное, летом будет легче.

14 мая 1981

Встретила его на прошлой неделе. У меня ведь по дороге нигде нет хозяйственных, а уж ежели я села в транспорт, то не выйду. Это так, лирическое отступление. И пошла я с нашей сотрудницей, она живёт возле ОДО[8]. Нюх потеряла. Подумала, что очень мала вероятность встречи. Тем не менее встретились.

– Ну как работа?

– Спасибо. Хорошо.

И в таком же духе.

25 мая 1981

Наш Николай Филиппович подстригся. Как мальчишка. Ходила к нему на ЭВМ.

– Надежда! Кто тебя учил так писать?

– Что?

– На машине.

– В универе научили, – и пошла.

– Ты уже уходишь?

– Да, иду принимать к сведению ваши замечания.

Встал. Взял мою программу, точнее, листинг, начал объяснять. Руку поставил, я у него под рукой оказалась, он высокий. Приятно, чёрт побери.

В прошлую субботу, поздно вечером, раздался звонок. Игорь. Я похихикала: «Какой ты красивый». И ещё хотела спросить, чем он как раз занимается, но постеснялась. А потом оказалось, что он один был, то бишь без семьи. Сказал бы, зачем ко мне пришёл. Я бы, может, по-соседски и приласкала его, хи, хи.

7 июня 1981

Вчера выдали Лилю замуж. А позавчера я, идя на работу, решила позвонить. В обед, когда никого не будет. Набрала номер. «Алло. Алло. Перезвоните, вас неслышно». Слабо услышать, когда молчат. Но вдруг вздохнула глубоко и перезвонила:

– Здравствуйте, Фёдор Фёдорович.

– Здрав… Надя?!

– Да.

Сколько радости в голосе.

– Что-нибудь случилось?

– Нет. Ничего не случилось. Я просто очень соскучилась.

Господи, как мы хорошо разговаривали.

– А я как-то к тебе заходил, мне открыла какая-то женщина.

– Так это вы были? А мама мне так объяснила, что я никак не могла понять.

В общем, всё было прекрасно, никакого намёка на прежнее.

А потом вдруг под конец:

– Мы как-то не очень хорошо поговорили в последний раз.

– Да.

– Наверное, это я виноват.

– Нет, ничего.

– А что твоя мама про меня сказала?

– Что, к сожалению, как вас зовут, не запомнила. Сказала, что заходил молодой человек. В чём-то сером. Свитер чёрный. Нос длинный. Но стройней, чем наш папа. Точно без очков. И точно, что темноволосый.

– Значит, – смеётся, – есть кто-то светлый и в очках?

– Нет. Что вы.

– Оказывается, я – «молодой человек», – он порадовался.

Маме моей тоже комплимент сделал.

Фёдор Фёдорович, милый, хороший.

У тебя было такое счастливое лицо, дорогой мой человек. Я сказала: «Не надо». Повторил таким глухим голосом: «Не надо». А потом: «Как настроение?» – «Знаете, когда как». – «У меня почему-то тоже».

А эти родинки на шее. И сам мягонький, мохнатый.

Всё готова забыть, простить.

– Мы сошли с ума.

– Почему?

– Я твой учитель, ты моя ученица.

– Я уже не ваша ученица.

– Сумасшедшая.

А голос счастливый.

Наверное, он думает, что я очень наглая. Вот и сейчас полгода пропадала, а потом вдруг соскучилась.

Но мне так захотелось его голос услышать.

Обещал позвонить и навестить.

13 июня 1981

Суббота! Рабочая неделя закончилась. Ужасная неделя.

Но наш Манников изменяется на глазах. Во вторник даже поинтересовался, где я живу. Сказал, что сам жил на Веере два года назад и всё время опаздывал. В среду я предложила принести ему щётку и крем:

– Хоть ботинки почистите.

– Только попробуй.

– А что будет?

– Я вообще-то человек рисковый.

На следующий день он пришёл в джинсах и мытых ботинках. Эти его джинсики произвели фурор. На весь отдел. И отдел постановки ходил к нам смотреть.

«Я принесу вам щётку и крем?»

«Не надо. А то поссоримся».

Не стала спрашивать, в чём это выразится.

15 июня 1981

Родной мой, как ты живёшь? Сегодня у тебя был экзамен. А последний – 20-го, кажется. 20-е – это суббота.

Я вдруг поняла, что совсем не хочу тебя в гости. Что будет? Я не знаю, что говорить тебе. Тебе ведь совсем неинтересно слушать мою болтовню.

Хочется прислониться к нему, залезть под мышку, хочется, чтобы он погладил меня по голове, сказал что-нибудь хорошее. А то ведь опять я буду смотреть на него влюблёнными глазами, тянуться к нему, а он будет шарахаться от меня, вздрагивать. Это ведь неинтересно. Руки, я не помню, какие они у него. Большие, а на ощупь? Тёплые? Мягкие?

А ведь он ласкал меня. Сам большой. Рожица счастливая. Сбила меня с толку эта рожица.

«Вы мне скажите, Надя, что вы хотите: заниматься математикой или родить 10 детей?»

«А если я скажу, что хочу 10 детей, чем вы мне сможете помочь?»

«Ну…»

Смутился, взял фотографию, видимо, своего курса, показал двух девушек: одну, видимо, любил, а другая сказала, что хочет детей.

Она-то и стала его женой. У них два ребёнка.

Иначе, чем «она» он её не называет.

Был как расшалившийся мальчишка. Рубашка выбилась из брюк. Тащил какие-то книги. Показывал фотографии, диплом, аттестат, свидетельства всякие.

«Как вы будете домой добираться? Я провожу вас на такси, здесь совсем рядом стоянка. Нет, мы вызовем такси по телефону. Нет. Я вас никуда не отпущу, будете спать в той комнате».

Господи, я не могла ему слова сказать. Разве я думала, что это так кончится?

«Вы чай будете пить? Я несу. Вы так и будете спать в платье? Вы уже спите? Нет? К вам можно? Мне кажется, что у вас здесь лучше».

«Что вы этим хотите сказать? Предлагаете поменяться комнатами?»

«Предлагаю вам пойти сюда». А рожица светится, и глаза блестят. Я уже сижу на диване.

Платье слетает мгновенно. И уже «ты». «Какая-то у тебя застёжка хитрая».

«Не умеешь расстёгивать?»

И лифчик уже через голову снят. Трусики уже где-то на коленках, высвобождаюсь сама.

А тело у него большое и волосатое.

20 июня 1981

Сегодня суббота. Прибираюсь. Отдых.

В четверг зашли с сотрудницей в «Грампластинки», а там он.

– Здравствуйте, Фёдор Фёдорович!

Он мне почему-то тоже:

– Здравствуйте, Надежда. Вы опять с работы и опять здесь.

Поговорили немножко.

– Вы извините, Фёдор Фёдорович, меня ждут.

И совсем нестрашно. Даже про гости не заикнулась.

Прогресс?

Ночью мне снился Незнакомый мужчина. Снилось, что было что-то хорошее. Он говорит: «Надежда» и прижимает к груди мою голову. А я почему-то чего-то стеснялась что ли, отстраняюсь. Он обижается. Потом где-то лежит, рядом лежит, под одеялом. Я за волосы его ерошу, он недоволен. Беру за руку, впереди лес, веду туда. «Куда?» – «В лес. Что ли не любишь лес?» – «Очень люблю». И он уже доволен, и мы уже идём по дороге, а впереди изумительный лес, из детства, из семидесятки.[9]

29 июня 1981

Наш Манников мне нравится всё больше и больше. Вчера он на ЭВМ посадил меня около себя:

– Я посмотрел твою программу.

– Где вы её посмотрели? – я покраснела как рак. – Это нехорошо.

– Случайно. Здесь валялась. Совершенно случайно. Зачем ты открываешь файл по этой системе?

– Я? Нет. Я открываю его как последовательный. Вы что-то перепутали. Вот посмотрите.

– Учишь вас учишь, а вы ничего знать не хотите.

– Да вы что. Я как губочка всё впитываю.

Пообщались. А сегодня я попросила посмотреть его программы. Он показал. Объяснял. Я никак не могла одного места понять, он, наверное, здорово посмеялся про себя, но я сразу сказала, что у меня бывает такое, я тупею очень резко. Он несколько раз объяснял. Но ничего, благосклонно, здорово не ругался.

Вечером за мной зашла Таня. Всё посмотрела. Её потрясли размеры нашей ЭВМ. Я ей составила синусоиды благоприятных и неблагоприятных для творчества и любви периодов. Она удивилась:

– Всё совпадает!

Таня разводится с Серёжей. У неё сейчас трудное время.

8 августа 1981

Наконец-то суббота! Вчера Манников довёл меня до слёз. Потом извинялся:

– Надя, извини ради бога.

Покраснел как свекла.

Сегодня звонил Женя, он, оказывается, всю неделю звонил, не мог дозвониться. Может, и Ф.Ф. звонил, не мог дозвониться? Позвоню сама. А что я ему скажу? Что у меня лимон высох? Который его к чаю дожидается.

4 сентября 1981

Много же времени прошло. Ф. Ф. давно вернулся из отпуска. Я не звоню. Тоже скоро в отпуск уйду. Теперь я человек независимый. На работе, кроме любимого электронщика, появился любимый начальник ЭВМ. Почему я его раньше не замечала? Сейчас мы друг другу светимся. Ах, как мне нравится, когда он рядом сидит. Большой. Улыбается. Нравится мне его на «вы» называть. Выговаривать: «Владимир Германович». А он сбивается с «ты» на «вы». Но теперь, наверное, уже чётко знает, что мы с ним на «вы». Девочки, операторы, с ним по-простому. Ещё у нас есть наладчики. Я покривлю душой, если скажу, что мне наш наладчик Паша не нравится. Нравится, только у него какой-то очень тяжёлый взгляд. Но в более тесном кругу, когда праздновали день рождения Тамары, он оказался гораздо приятнее.

Я чувствую себя сейчас вообще (без комплексов) привлекательной. Хотя никого не привлекаю. Говорю Паше:

– Наверное, мы вам очень надоели, и вы не хотите нас видеть (ЭВМ весь день барахлила).

– Нет. Наоборот. Очень хочу.

– Кстати, мы так и не познакомились. Меня зовут Надя.

– А меня Паша.

– Я почему-то так и подумала.

– Почему?

– Вас зовут «П. И. Леонов». Я и прикинула, какое есть имя на буковку П. Ну не Панкрат же. И почему-то не Петя.

13 сентября 1981

Итак, я в отпуске. В заслуженном, заработанном.

До свидания, любимый начальник машины, до свидания, любимый оператор Манников, до свидания, любимый наладчик Паша, до свидания, любимый электронщик Николай Филипыч, очень похожий на Ф. Ф. Ой, как подумаю, что целый месяц мне не будет улыбаться начальник машины… грустно становится.

Да, год назад я вышла в жизнь. Как много я узнала. Как много изменилось.

И всё совсем не так, как хотелось бы. Но никакой трагедии в этом нет. Живу без его поддержки. Так ли она мне нужна оказалась? Нет. Только в начале было тяжело. Мне нравится на работе. Люблю ходить на машину. Люблю видеть там высокую фигуру начальника, его большие глаза, которые, наверное, всё-таки подмигивают мне.

Люблю хмурого Манникова. Не могу сказать, что люблю работу, но люблю бывать на работе, видеть своих сотрудников. Лену Огневу. А уж Владимир Германович – какая лапушка, даже вообразить трудно. И самое главное достоинство мужчин с работы, что это всё сотрудники мои, что быть ничего не может.