Читать книгу Мир в хорошие руки - Татьяна Русуберг - Страница 9

На подходе к дому меня ждали. Факофф приклеился к стене подворотни, лениво посасывая сигарету. Рядом подпирала спинами архитектуру его свита. Их было трое… Нет, четверо. Завидев меня, маленький и лохматый высунулся из-за мускулатуры приятеля. Челюсть у Факоффа слева напоминала светофор, одновременно зажегший все три сигнала. На штаны из-под куртки неприятно свисала цепь. Остальные держали руки в карманах.

Идти через подворотню было равносильно самоубийству. Назад поворачивать – поздно и позорно. Подлецы хорошо выбрали позицию: разросшиеся на повороте кусты скрывали все безобразие, пока я не вывернул на финишную прямую метрах в десяти от приветственного комитета. Я прикинул свои опции. Глубоко вдохнул. Бок как раскаленным прутом ткнуло. Все это время я не замедлял шага и, гаденько улыбаясь, приближался к шишкарям.

Факофф выплюнул сигарету и начал отлепляться от стенки. Остальные подобрались. Сейчас! Я спокойно свернул влево и потопал по асфальтовой дорожке. Секунды текли.

– Эй! Куда, гнида?! – сзади заматерились и побежали. Я тоже побежал. Вообще-то, получается это у меня гораздо лучше, чем у Сашки. Именно поэтому мне удалось до сих пор сохранить здоровье и зубы, за исключением оставленного в школьной поликлинике. Но обычно я бегал с целыми ребрами. Обогнув 13-й дом, я отметил, что у Факоффской гвардии хватило ума разделиться и оставить Лохматого с Мускулом у моего подъезда. Значит, придется продолжить кросс. Я взял левее, нацелившись на детский сад. Факофф гаркнул сзади. Краем глаза я отметил, что Мускул с Лохматым послушались и присоединились к погоне.

Бок здорово болел, это сбивало дыхание. Мой расчет был на дыру в сетке, ограждавшей территорию детсада и выходившей за гаражи. Скопление ржавеющих монстров представляло собой лабиринт, который посещали алкаши, цыгане и прочая ненадежная публика. Там вершились великие и малые дела, только выигрывавшие от соседства с помойкой. Потерять хвост в провонявших мочой закоулках не составило бы для меня труда.

Первой дырой в блестящем плане оказалось отсутствие дыры в заборе. За пару недель, прошедших с моего последнего визита, секцию сетки успели сменить. Неужели у садика появился родитель-спонсор? Я не слишком изящно перевалил через изгородь – сказывалось ребро. Бандерлоги полезли следом, пыхтя и обижая мою маму. Я нырнул в тесный проход между гаражами, и игра в прятки началась. Факофф и Ко быстро потеряли из виду не только меня, но и друг друга. В спину мне теперь дышал один Мускул. Не слишком быстрый, зато старательный, он, казалось, нюхом меня чуял.

Наконец я рискнул: скинул рюкзак с плеч и втиснулся бочком в темную «крысиную нору» между двумя стальными коробками. Бандерлог, хрипя, как астматик, протопал мимо. Курить надо меньше! Я пролез по щели до конца, чуть не сдирая кожу с груди и плеч даже через куртку. Вот смеху будет, если застряну! То есть мне-то как раз будет не до смеху… Но все обошлось. Я вылетел, как пробка из бутылки, в следующий ряд. Стараясь дышать неглубоко, рванул по проходу, чуть не сбив с ног какого-то автомобилиста, явившегося за своей собственностью. Влетел в новую щель, пошире, которая вела к складам за магазинами и – свободе.

В светлом прямоугольнике, обозначавшем конец коридора, показалась тень. Она была крупная и четвероногая. Глаза, фосфоресцирующие, как у собаки Баскервилей, сочетались со слюнявыми обнаженными клыками. Псина, рыча, приближалась на напряженных лапах. Интересно, почему я сегодня собакам не нравлюсь? Может, пахнет от меня плохо? Я медленно попятился – бежать нельзя, а то разбудишь зверя, инстинкт то есть. Тут сзади послышался знакомый топот и сопение. Мускул! Я понял, что чувствует зажатая между ногтей вошь. Что лучше – клыки длиной с мой большой палец или кулаки величиной с футбольный мяч?

Я снова закинул рюкзак за спину и подпрыгнул. Пальцы ухватились за крышу гаража. Я подтянулся и вдернул себя наверх. Брякнулся на пузо, кусая губы и стараясь не стенать в голос. Услышал, как внизу разочарованно клацнули зубы. Мускул завизжал – тоненько, как девчонка. Ага, все-таки совсем без добычи собачка не осталась! Интересно, за что ж бандерлога укусили, что он так виртуозно взял верхнюю ноту? Я не стал терять времени и поскакал по гаражам. Очень хотелось остаться, наконец, одному, поэтому я влез по пожарной лестнице на крышу склада. Там валялся минут пять, зажимая бок, пока черные круги перед глазами не посветлели. Потом прошелся по крыше и спрыгнул на балкон офисного помещения, заставив пухлую мадам за стеклянной дверью выронить стопку бумаг и схватиться за сердце. Дальше все было просто – с балкона вел вниз железный трап.

К дому я не вернулся. Слишком велика была вероятность того, что разочарованный Факофф увел команду обратно, пасти мой подъезд. Я понимал, что еще одного забега мой бок не выдержит, поэтому решил погулять. Кончится же когда-нибудь у них терпение?

Пока я тащился через промзону с вонью от ткацкого комбината и школой-интернатом, куда неоднократно грозился сослать меня Гена, пот высох, и я начал мерзнуть. В дополнение ко всему пошел дождь – сначала почти невидимая в воздухе хмарь, потом морось. Во дворах, заваленных палой листвой, лужи покрылись серьезной рябью. Кроссовки, которые называться обувью могли только сверху по причине почти полного отсутствия подошв, свободно пропускали воду. Она скорбно хлюпала между пальцами и струйками прыскала из дырявых носов каждый раз, когда я поднимал ногу. Куртка тоже начала протекать. На спине и плечах плащевка противно клеилась к коже через мокрую от пота рубашку. Когда я вышел на Ленинский, меня уже потряхивало мелкой дрожью.

Обычно я любил шляться по проспекту и сидеть на балюстраде у метро. Пялиться на людей, спешащих по своим делам – или делающих вид, что спешат. Я развлекался, стараясь угадать, кто они и откуда, что привело их сюда и зачем, успеют ли они на автобус, встретятся ли с тем, кому назначили свидание у театральной кассы, и чем закончится эта встреча… Но сегодня мне было не до этого. Из универмага меня турнул охранник. Подземный переход под завязку забили прячущиеся от дождя в ожидании автобуса граждане. Я встал под козырек театральной кассы и дрожал там, отделенный от мира стеной воды и потоком блестящих цветных зонтиков.

– Огоньку не найдется? – товарищ по несчастью, голенастый длинноволосый тип в кожаной куртке, с надеждой взирал на меня из-под мокрой челки.

Чем-то он напоминал Сконки, и я полез в карман. Дыры мама успела зашить – видно, совесть мучила. Я протянул голенастому коробок. Он пару раз чиркнул спичкой, но закурить не получалось – в карманах у меня хлюпало так же смачно, как в кроссовках.

– Может, зажигалка есть? – извиняющимся тоном спросил он, возвращая коробок.

Я молча вытащил требуемое из кармана. Курить я по-настоящему не курил, так только, чтобы Гену позлить, да и сигарет давно не было. Но зажигалка – вещь полезная.

Голенастый довольно затянулся «Элэмом» и шмыгнул длинным носом. Видно, почувствовав себя человеком, он решил прокатиться на мой счет:

– Какой у тебя, пацан, карман удивительный, что ни попросишь, все есть. Небось, и конфеты есть?

Я снова полез в куртку. В свое время стащил у отчима пару экстрамятных леденцов «антикоп» – они любой запах отбивали, но и слезу давили гарантированно. Конфетки завалились за подкладку, мама их, видно, нашла, а выкинуть пожалела. Ни слова не говоря, я протянул голенастому две липкие бумажки. Тот ошарашено глянул на меня, но конфетки взял. Разница между ним и Сконки была в том, как пришибленно смотрели из-под челки эти мутные глаза. Парень с «Элэмом» никогда не летал.

– Ты потратил все три своих желания, – бросил я, развернулся и вышел под дождь.

Вода тут же начала заливать за воротник. Меня колотило так, что я не мог сомкнуть зубы. Хорошо бы сейчас в тепло, но домой возвращаться еще рано. Может, айкью Факоффа и Ко даже в сумме не доходит до ста, но зато терпения им не занимать. А в подворотне даже не капает. Тут взгляд мой скользнул по окнам хрущобы, в первом этаже которой размещались «Женская одежда» и «Детский мир». Я подумал о Женьке. Еще немного подумал и свернул во двор.

Последний раз я видел Додо перед летними каникулами. В июне мать отправила его к родственникам в Украину, а с сентября – в новую школу, точнее лицей для юных компьютерных гениев. Ибо таковым и был Евгений Додоркин – редкая птица, в очень средней школе 493 выделявшаяся, как легендарный дронт среди городских голубей.

Я познакомился с Женькой как раз после Вовкиного переезда. Он пришел в наш седьмой «Б» в январе – рыжий, кудрявый, конопатый, в кедах сорок второго размера, торчавших в стороны, как у лыжника, идущего коньковым ходом. Беднягу мгновенно окрестили Додо и записали в лузеры со всеми вытекающими отсюда последствиями. Спасло Женьку то, что он, по неведению или святой невинности, занял пустующее место рядом со мной. В буквальном смысле – усевшись за мою парту, и в переносном – без Вовки я тосковал, а Додо обладал житейской мудростью и терпением выслушивать мой бред, несмотря на собственное интеллектуальное превосходство. Пара «психических» доводов быстро убедила классных весельчаков оставить новенького в покое. Вскоре выяснилось, что «рыжий, рыжий, конопатый» был сослан к нам не за убийство дедушки, а за взлом внутренней сети физико-математической школы. Бывшие угнетатели внезапно запросились к Додо в друзья, но поздно. Женька давал списывать только мне, и в кои-то веки мой дневник украсили четверки по точным наукам.

Именно Додоркин приобщил меня к благам компьютеризации и Интернета, включая Mass Effect, Half Life, Assassin’s Greed и Warhammer. Одно время я уже совсем было переехал к нему, разве что ночевать не оставался. Но тут как раз произошла история с аквариумом, ее протащили на родительском собрании, и Женькина мать стала косо на меня поглядывать. Последней каплей, испортившей наши и так напряженные отношения, стал Женькин деньрожденный торт. Он мирно стоял в холодильнике, дожидаясь взрослых гостей, пока мы с именинником мочили тиранидов. На отсутствие ньюфаундленда Нюши, обычно болевшей за Женьку со своего места на полу, мы в боевом задоре внимания не обратили.

Мать Додо выставила меня за порог до прихода гостей, а на следующий день на него не пустила. Напрасно Женька пытался объяснить, что это сука Нюша открыла холодильник и сожрала торт, закусив салатом оливье. Женькина мама была убеждена, что ее кулинарные шедевры истребил я при попустительстве именинника. То, что Нюша впоследствии разоблачила свою преступную натуру, стащив из холодильника ветчину в мое отсутствие, ничего не изменило. Извиняться взрослые не любят и не умеют. Проще всего было навесить замок на дверь холодильника – от Нюши и Женькиного дома – от меня. А потом начались каникулы и Украина…

Поднимаясь на третий этаж, я ежился и встряхивался, как собака. Если Женькина мать дома, то меня, несомненно, попрут. Если дома только Додо, меня, вероятно, все равно попрут. У парня теперь новые друзья, такие же гении кибернетики, как он сам. Зачем ему нужен неприкаянный хмырь с грязными ногами, с которого еще и капает на пол? Все-таки я позвонил в дверь.

– Воу! – сказала на той стороне Нюша своим особенным, приветственным гавом. Узнала-таки, собака!

Прошла пара минут, за дверью зашебуршились, заскрежетал двойной замок. В дверном проеме возникла лохматая рыжая голова, серые глаза под припухшими веками уставились на меня:

– Псих?! Ты?!

Додо дернулся и ухватился за косяк, чтобы не упасть. Это Нюша отпихнула в сторону его ноги, требуя обзора.

– А спрашивать, кто там, тебя мама не учила? – осведомился я и поставил кроссовок на порог. – Теперь ты от меня не отделаешься.

Тут меня растерло по двери. Еще бы, на гостя бросились сразу двое – Нюша водрузила лапы на плечи и слизывала дождь с лица, а Женька боролся за остаток моего тела, хорошо хоть лизаться ему в голову не пришло. Я бы заржал, если бы в бок опять не воткнулся раскаленный вертел.

– Где ж ты пропадал? – поскуливал от радости Женька, спихивая с меня Нюшу – не очень успешно. – Позвонил бы хоть, что ли…

О том, что у него самого мой номер есть, напоминать я не стал. Вместо этого ссадил нюфу на пол и озадачил Додо вопросом:

– Пожрать есть?

– Торта нет, – отозвался Женька нашей дежурной шуткой. – Картошка сойдет?

Я кивнул и знакомой тропой попер на кухню. Там Додо рассмотрел меня как следует:

– Да с тебя течет! Давай в ванную, там полотенце и халат махровый. Шмотье свое засунь в машинку – она с сушкой. А я тут пока чайку согрею.

Я последовал Женькиным инструкциям, а Нюша – за мной. В ванную, правда, ее не пустил. Все-таки она собака женского пола. Халат оказался лохматым, розовым и, очевидно, принадлежал хозяйке квартиры. Хорошо хоть, духами от него не пахло. Все еще дрожа, я с мстительным чувством запаковался в махровые недра.

Горячий чай и картошка из микроволновки окончательно согрели покрытую пупырышками плоть и вернули благое расположение духа. Додо потащил меня в свою комнату – продемонстрировать новые игрушки и приобретенные за лето гаджеты с девайсами. Шоу сопровождалось потоком комментариев типа:

– Байки – это оч хороший отряд. Ваниль вообще самый павер реализует в байках. Атак-байки, скаут-байки оч клевые. Особо доставляет мульти-мельто-лимит. А у зеленокожих так и вообще неимоверный даккапотенциал. Правда, по деньгам выходит на 30–40 косарей. У остроухих олл-байк вообще не роляет. 4 тафнес не тру.

Я слабо прислушивался, развалившись на диване и положив босые ноги на Нюшу. Она занимала в комнатенке весь пол, так что ставить их все равно было некуда. Зато шерсть нюфы приятно грела пятки. Когда Женька прервался, чтобы набрать в легкие воздуха, я спросил:

– А это правда, что наша Вселенная не единственная?

Додо так и остался сидеть с раскрытым ртом. Пауза несколько затянулась, и я смущенно пояснил:

– Ну, говорят же вроде, что Вселенная бесконечна. Разве может быть две бесконечности?

Женька захлопнул рот, сморгнул и, всплеснув руками, торжественно произнес:

– Заговорила Валаамова ослица.

Я окрысился:

– Ты чо?! Я тебе щас дам ослицу!..

– Да это просто такое библейское выражение! – замахал на меня Додо. – Значит, случилось что-то невероятное.

– Слушай, православный, – посуровел я. – Я тебя серьезно спрашиваю, а ты…

– Я вообще атеист, – поправил Женька, – но считаю Библию шедевром мировой литературы. И я, кстати, тоже серьезно, – он укусил подушечку большого пальца – ноготь там уже был сгрызен до мяса, устремил на меня задумчивый взгляд и выдал: – Тебе, Псих, в медкабинете в последнее время ничего не кололи? Или, может, провалы в памяти мучают?

Я так и задохнулся:

– Да, меня на каникулах инопланетяне похитили. Те самые, зеленокожие с даккапотенциалом. А теперь я пришел за тобой!

Надо было видеть, как Додо подскочил в кресле:

– Я готов!

Я со стоном рухнул на диван:

– Чегой-то не пойму, кто из нас больше псих, ты или я. У тебя там в этом лицее что, совсем башню сорвало?

Женька сник. Почесал в затылке. Вздохнул. Потом процессор у него разогрелся:

– Ты про теорию суперструн слышал?

Мне даже память напрягать не надо было. Я просто помотал головой. Додо воспрянул духом. В последующие четверть часа на меня вывалилась лавина информации, поданной на столь же доступном языке, как и повествование о байках, чем бы они ни были. Из всего Женькиного словоблудия я уловил только обрывочные фразы, вроде «второй суперструнной революции», «десятимерности» и магической «М-теории». Я вытащил ногу из Нюшиной шерсти и решительно лягнул Додо в коленку. Игнорируя обиженное ой-ей, велел приятелю не выражаться и говорить нормальным русским языком. Женька задумался, бормоча:

– Ну, как бы это тебе попроще…

Наконец, он развернул ко мне монитор и полез в Интернет. Я скептически наблюдал за его возней с YouTube. Наконец, сияя, как серебряный доллар, Женька щелкнул мышкой. На экране закрутился мультик, в котором кто-то рисовал точки и черточки, пока диктор мягким голосом бубнил… о множественности вселенных! С круглыми глазами я посмотрел мультик один раз, потом отобрал у Додо мышь и снова надавил на «плей». Точки, черточки и черные человечки демонстрировали не только, что мы живем в десятимерном пространстве-времени и лишь в одной из бесконечности возможных вселенных, но и то, что путешествие между этими вселенными так же вероятно, как перемещение муравья с листка на листок. Стоило только перегнуть пространственную плоскость через высшее измерение, и…

Женька отобрал у меня мышь и пару раз махнул ладонью перед глазами.

– Псих, ау! Земля вызывает, ответьте, прием!

Я медленно отвел взгляд от экрана и облизнул пересохшие губы:

– Жень, а чего они нас в школе-то лампочки зажигать учат?

– Какие лампочки? – обеспокоился Додо. Но тут до него дошло. – А, ты имеешь в виду электромеханику? Ну, так десятимерность и М-теория – это только недоказанное предположение, даже Виттен не мог все до конца описать. А с лампочкой просто все – собрал сеть, замкнул ключ…

Я припомнил утреннее происшествие, но прерывать друга не стал. Он начал, наконец, изъясняться по-человечески.

– Да если бы с суперструнами все было ясно, думаешь, я бы тут сидел?! – тем временем разошелся Додо, широким жестом чуть не смахнув со стола монитор. – Я бы путешествовал по вселенным, или во времени, или по граням вероятности…

– А я уже побывал в другой вселенной, – ни с того ни с сего брякнул я. Конечно, тут же прикусил язык. И с чего это меня понесло? Перед Женькой, что ли, выпендриться захотелось?

Додо посмотрел на меня с жалостью:

– Ты чего, обкурился, Псих?

– Ничего я не обкурился, – признаться, скепсис юного кибернетика начинал меня доставать. – Может, эта теория М очень даже правильная. Может, кто-то уже придумал способ гнуть пространство через высшее измерение.

– Не теория М, а М-теория, – автоматически поправил Женька. – Нет, ты не обкурился, ты нанюхался. Спид, да?

– Это тебя в лицее так воспитали? – зло поинтересовался я. – Или в метро? Короче, я пошел.

Я и правда поднялся, скользя по Нюшиному мохнатому боку, и начал стягивать розовый халат. Женька испугался.

– Погоди, ну куда ты пойдешь, шмотки еще не досохли! Извини, просто… Ты ведь несерьезно с этими визуалами, да? То есть у тебя теоретический интерес, так?

Я вздохнул и запахнул халат.

– Расслабься, Жень. Чисто теоретический. Хочу соблазнить одну «студентку-комсомолку», но выстрел у меня будет только один, так что надо бить наповал. Сразить, так сказать, интеллектом.

– А-а, ну так бы с самого начала и сказал! – Додо засиял и даже руки потер от удовольствия. – А то как начал грузить… Слушай тогда… Или нет, лучше записывай, а то забудешь!

Чтобы усыпить Женькину бдительность, я принял от него толстый блокнот. Пока гуру вещал, обращаясь в основном к пожиравшей его глазами Нюше, я набрасывал карандашом всклокоченные кудри, веснушки, летающие в воздухе руки и лягушачий рот, изогнутый в форме перевернутого М. Но тут Евгений изрек нечто, заставившее кончик моего карандаша замереть, а потом лихорадочно нацарапать под портретом Додо кажущиеся бессмысленными строчки: «Мировой лист – это траектория струны. Наблюдатель попадает на лист со строго откалиброванной линейкой. Линейку ему вручают Духи. Вероятность наблюдения Духов отрицательна. Продвинутая миссия Духов – порождение Хаоса. Вершинные операторы отличаются духовыми числами».

Расстались мы друзьями. Я первый засобирался домой, вспомнив, что скоро заявится хозяйка халата, а проблем Женьке и без меня хватает. Тряпки мои были приятно теплыми от машинной сушки, зато кроссовки скорее напоминали раскисшие картонные коробки. Напялив и то и другое, я пожал Нюшину лапу и обещал не пропадать. Знал, что обещание не сдержу. Но у меня хоть останется Женькин портрет на память. И введение в «Магическую теорию».

Вниз по лестнице я шел уже на автопилоте. Голова работала на полных оборотах, переваривая вываленную информацию. Что, если волчок перегибает наше пространство-время через какое-нибудь там седьмое измерение? И я попадаю в другую вселенную, где действуют иные физические законы, делающие, например, возможной магию? Но почему именно в эту вселенную, в мир Оси? Потому что волчок – та самая строго калиброванная линейка? А я – тот самый посланный на Мировой лист наблюдатель? Но что я должен наблюдать и зачем? Если кто и мог ответить на вопрос, так это тот, кто вручил мне волчок. Дух? Ненаблюдаемый по определению – женщина в шляпе и смешной плащ-палатке? А как насчет совершенно сбрендившей Любови Генриховны, чуть не растерзавшей мне плечи в кровь за детскую игрушку? И что такое – или кто такие – вершинные операторы?

Пока я продирался через эти сверхсложные материи, ноги вынесли меня на улицу и в полусознательном состоянии повлекли по Ленинскому. Я снова начал фиксировать окружающую действительность, когда увидел дежавю. Та же стая бездомных шавок, что спугнула далматинца у школы, теперь стояла прямо посреди проспекта, перекрывая мне путь. Вокруг было полно народу, на собак удивленно оглядывались, но гнать их никто не решался. Напряженные позы, низко опущенные головы, прижатые уши и тринадцать наборов обнаженных клыков явно не располагали к крикам «пшел вон!» и маханию зонтиками.

Впрочем, псы совершенно не обращали внимания на прохожих, позволяя толпе обтекать себя. Тринадцать пар желтых глаз сфокусировались на одной-единственной персоне – на мне! Я очень медленно повернулся и спокойно пошел назад. Через пару минут нервы не выдержали. Я обернулся. Собаки неспешно трусили за мной, выстроившись клином и рассекая встречный поток пешеходов, как расческа – густые волосы. Я прибавил шагу. Псы тоже. Ротвейлер-метис бежал впереди, ловя на алый язык последние редкие капли дождя. Я свернул вправо, к синей букве «М» и входу в подземный переход. Стая последовала за мной. Неужели они спустятся в подземку?

Пару мгновений я был уверен, что отвязался от псов – из метро валила толпа народу к автобусным остановкам, и такая же толпа, спешившая от автобусов, подхватила и понесла меня вниз. Но тут сзади раздался истошный женский визг, рычание и мат: «Ах, ты, кобель …баный!» Четвероногий эскорт шел по моим следам, не смущаясь давкой и неадекватной реакцией торговцев цветами и женскими колготками, а также их покупателей.

Именно в этот момент мир начал мерцать. Как-то Сашка нагрузил меня своими впечатлениями от фантастического рассказа, в котором два параллельных мира существовали бок о бок, разделенные лишь долей мгновения. Причиной того, что люди не видели иной мир и его обитателей, было то, что параллельная реальность проявлялась как раз в те моменты, когда люди моргали… Я изо всех сил жмурился, закрывал и открывал глаза, но проклятое мерцание не проходило. В одну секунду я видел запруженный подземный переход, ларьки, мокрые зонты, попрошаек у входа в метро, гоняющего цыганят полицейского… В следующую – пустой туннель, освещенный только тусклым осенним вечером, ворохи сухих листьев и мусора под ногами и моих четвероногих преследователей, которые здесь выглядели совершенно иначе и скорее напоминали жилистых, гибких тварей из апокалиптического «Я – легенда». «Бладхаунды», – подумал я, замигал еще пуще и чуть не встретил лбом закрывающуюся стеклянную дверь подземки.

Последней моей надеждой было метро – ведь собаки не пойдут к поездам? Мерцание и попытки проморгаться жутко меня дезориентировали. Я то и дело натыкался на встречных людей, за что огреб кучу нелестных прозвищ, вроде козла, придурка и наркомана. Денег в волшебном кармане не водилось, поэтому я попросту сиганул через турникет. Проделать этот номер было не так-то легко, учитывая, что в одно мгновение я видел мигающий красным автомат, а в другое – ощетинившиеся металлом бетонные кресты, вроде противотанковых заграждений. Я поскакал вниз по лестнице, радуясь, что в реальности, которую видел в мерцании, ступеньки оказались такой же высоты. Оглянулся. Собаки, очевидно, прошли под турникетом. Во всяком случае, они трусили вслед за мной, вывалив языки. К платформе как раз подошел поезд. Я наддал. Впрыгивать в вагон было страшно – в мерцании никакого поезда, только пустой перрон и забитая металлическим ломом яма на месте путей.

Я влетел в душное нутро в последний момент – двери сошлись за спиной, чуть не зажав рюкзак. Зрение тут же стало нормальным. Напряжение отпустило так резко, что я сполз бы по стеночке на пол, если бы не невольная поддержка плеч и боков других пассажиров.

– Наркоманы… И как их милиция пускает… – донеслось до меня из-за соседних спин. Да, выглядел я, наверное, сейчас не слишком адекватно. Глянул на свое отражение в черном стекле вагонной двери. Спутанные волосы, дикие глаза, пот на лбу, впалые щеки… М-дя, типичный нарик. Ладно, хоть от собак оторвался, и мерцать перестало. Сейчас доеду до «Автово» и оттуда пешочком домой. Выйдет не дольше, чем если б с Ленинского топал. Я уже не пытался осмыслить происходящее. Кажется, я нашел истинное объяснение «М» в названии теории Виттена.

– М…дак! – пробормотал я, прижавшись потным лбом к холодной черноте стекла.