Читать книгу Территория напряжения. Психологическая фантастика, триллер - Татьяна Степа - Страница 8

Меня ввели в кабинет директора. Не то, чтобы под руки, а пропустили вперед, слегка подпихивая сзади. Странное обращение, учитывая, что я ещё ничего не натворил, а пришел только на ознакомительную беседу.

Директор возвышался в огромном кресле, настолько высоком, что, казалось, парил где-то посередине комнаты. Колени его как раз упирались в край необъятного стола, занимающего все деревянно-желтое помещение. В этой школе вообще, в основном, все деревянное и желтое. Ретро-стиль без техники и привычного комфорта.

Я остановился сразу, как вошел, у кромки ковра, ожидая, когда со мной заговорят. Тучный мужчина в кресле окинул меня взглядом. Я его тоже. Наверное, это выглядело вызывающе. Он ухмыльнулся и кивнул на стул сбоку.

Приглашение присесть я принял. Приходилось теперь поворачивать шею, чтобы смотреть на него. А он не спешил начать разговор. Вскоре мне надоело играть в «гляделки», и я уставился в зеркало, которое висело напротив.

Совсем недавно Светка из моего девятого «А» сказала, что у меня красивая прическа. Учитывая, что я особо не причесывался, мне было интересно узнать, чем же? Волосы за лето слегка выгорели, а поскольку я не постригся, на ушах круглились легкие завитки. Мне по барабану, но если красиво, пока так похожу.

Директор, наконец, поднялся с кресла, – теперь он стоял ко мне спиной, поправляя что-то в настенных часах. Я перевел взгляд на него. Видимо, решил, раз я на него не смотрю, то и он мне покажет свой игнор. Чего звал тогда?

Я упёрся взглядом ему в спину, в его поблескивающий пиджак из тонкой ткани. Форсит. Это он любит. Все костюмы блестят – он их меняет почти каждый день – ни одного нормального. Сплошные блики. Я только прикрыл глаза, как тут же раздался грубый окрик:

– Не спать, Удалов! А ну встать.

Я неохотно сполз со стула и вытянулся по стойке смирно.

– То-то же, а то ляг мне еще тут. Короче, на тебе два штрафных балла. Когда успел, удивляюсь, только четверть началась? За тобой две отработки. Сегодня красишь сарай, завтра дежуришь по кухне.

– Завтра же семиклассники?

– Ну и что? Тебе какая разница. Дежуришь с ними. Я лично проверю. Свободен.

Я направился к двери. Директор снова развалился в своем кресле. Лично он проверит, посмотрим. Надоело здесь. Угораздило же попасть…

Началось всё с экскурсии. Даже не помню какой. Мама каждые две недели усаживала меня в электробус, и мы отправлялись на осмотры достопримечательностей. Она осматривала, а я слонялся неподалеку, делая вид, что мне тоже очень интересно. Если о чем-то спрашивали, я многозначительно склонял голову – то ли да, то ли нет, а вообще, старался ни с кем не общаться.

С кем она там познакомилась, с кем договорилась – не знаю. Только через несколько дней меня без разговоров перевели в этот непонятный интернат за городом, «в тихой лесной зоне со свежим воздухом». Мне, в общем-то, было всё равно. Я не люблю ни с кем спорить, что-то доказывать и, вообще, разговаривать не люблю. К чему разговоры, когда никому ни до кого, по большому счету, дела нет.

Мама говорит, что я слишком всё обобщаю. Что я неправильно мыслю и делаю не те выводы. Я и перестал говорить. И с ней, и с другими. Отцу, когда он приезжал, просто отвечал «да» или «нет». Он как раз ведет беседы именно в этом русле. Можно не напрягаться и просто вставлять эти да—нет. Я знаю, что они считают меня заторможенным, и мне сейчас по барабану.

В общем, это была еще та школа. Специализированная, для трудных, неуспевающих. Обставленная в стиле прошлого века классная комната напоминала бы ретро-стиль, если бы не чрезмерная ее отполированность. Я видел такие шкафы и столы у друга деда, добротные, сколоченные из досок, что-то мы даже чинили, здесь же была какая-то имитация. А имитация под что-то у меня сразу вызывает недоверие. Мой пластиковый шкаф-трансформер дома гораздо удобнее.

Вечером, когда я докрашивал сарай, отрабатывая штраф, ко мне подошел парень из восьмого класса. Их там всего-то пять человек, и физкультура у нас проходит совместно, так что, – мы заочно знакомы. Он остановился, проследил взглядом за линией масляной краски и спросил:

– Ты завтра с Семечками дежуришь?

– С кем? – не понял я.

– Ну, с этими, с семиклассниками. Мы их так называем, – он слегка улыбнулся.

– Да. Похоже так.

– Не повезло. Ты это… сразу сам себе работу найди – и держись в стороне. Будут провоцировать.

– Зачем?

– Так положено. Ты же новичок. А они – самый отвяз, под дудку директора пляшут. Болваны маленькие, не понимают ещё, что держаться вместе надо. Он их чем-то подкармливает. Так что, старайся не нарываться.

Кого бы предупреждал. Я давно не нарываюсь. Никуда и ничем. Парень еще потоптался рядом, сказал «пока» и отвалил. Я не понял, чего он хотел. Я уже мало кому доверял, поэтому засомневался, что он пришёл предупредить. Страху нагнать пришел, чтобы я заранее боялся, вот чего. Не дождутся.

За месяц я так ни с кем не подружился. Вернее, я дружил со всеми, если так можно назвать общение без сближения и доверия. Но слова парня принял к сведению, как непонятное и возможно опасное.

Утро было дождливое, хмурное. Меня подняли раньше всех в столовку. В коридоре уже маячили тени заспанных семиклассников. Нам отперли двери и включили свет. Это было мое первое дежурство. Со своим классом я должен дежурить только через две недели…

Интересно, заставят всю неделю драить столовку или только один день?

Крупная женщина в белом халате резким окриком подозвала всех к себе. Выдала мыло, тряпки и две швабры. Девочек провела в буфетную – сортировать салфетки и тарелки: они будут накрывать на стол. Интересное кино получается. Мы тут чернорабочая сила – тряпками махать, а девчонки – салфеточки перебирать. Недолго думая, я схватил тряпку с посудиной и моющее средство. Сказали мыть стены. Вроде, генеральная уборка.

По-моему мнению, вечером это было бы удобнее. Но моего мнения здесь никто не спрашивает, поэтому я мою стены возле окна: там их меньше.

Швабры так и остались нетронутыми. Все разбрелись и терли тряпками стены, мыть пол никто не хотел. В дверях показывались вновь прибывшие. Как я понял, последним достаются швабры. Наконец, раздав всем инвентарь, женщина вышла.

Розовощекий крепыш, почти с меня ростом, тут же бросил тряпку и сел на стол. Остальные последовали его примеру. Чтобы не выглядеть болваном, я тоже перестал тереть стену и просто прислонился к подоконнику.

– А ты кто? – спросил розовощекий, засовывая в рот конфету.

– Из девятого.

– А почему с нами?

– Штрафные баллы.

– Хм… Штрафник, значит. Тогда тебе и полы мыть. Слышь, ребят, сегодня штрафник есть, бросай швабры. Подвезло.

Я, молча, отвернулся и начал дотирать свою стену.

– Ты чего, не слышал? – гнусаво протянул розовощекий. – Бери швабру.

Сказать, чтобы я удивился – это ничего не сказать. Ни в одной школе, а их я сменил достаточно, я не видел, чтобы младшие что-то указывали старшим! Какие-то малолетки, сгрудившись в кучу, смотрели на меня, как на пыльный мешок, который можно выбить.

Пока я раздумывал, что мне делать, сзади послышались шаги и, обернувшись, я обнаружил уже всю толчею рядом с собой. Предводитель – розовощекий, все так же чавкая, нагло рассматривал меня, словно прикидывая, куда мне можно зарядить.

– Ты чего, не понял? – опять протянул крепыш, подзывая пальцем кого-то сзади.

Я не стал дожидаться.

– Так, ребятня, а ну расступись, – собравшись, как хищник в западне, я делал вид, что меня нисколько не беспокоит их окружение. Хотя немного кружилась голова, и предательски слабели ноги. От страха я обычно становлюсь бледным, но действую четко и спокойно.

Я сказал все ровным тоном, – они не шелохнулись, и все также задиристо смотрели на меня. Придется напором.

– Да дайте пройти, чего встали, как на празднике!

Один вопросительно повернулся к розовощекому. Я напирал спокойно и с виду дружелюбно. Встретив стаю собак, нельзя показывать, что тебе не по себе, а держать их волей, не позволяя кинуться.

– Давай, давай. Подвинься, – я уж слегка наглел.

– Идёшь пол мыть? – недоверчиво спросил кто-то.

– Ага, – лениво протянул я.

Они расступились. Я скинул тряпку в посудину и, прошествовав под их взглядами, поставил ее на стол у двери. Потом развернулся, помахал им ручкой и вышел. Невольная улыбка растянула мои губы, и я хмыкнул. Вот дураки. Меня отметили, что я приходил. Свое дело я сделал, так что, аривидерчи, амигос. Один день выигран.

Но не тут-то было. Эти поганцы сказали, что я ушел сразу же и ничего не сделал. Мне не засчитали штрафное дежурство и велели прийти еще раз. Весь день я натыкался на смурные лица Семечек.

Наверное, придется завтра махать шваброй. Почему бы им не взять робота-мойщика? Везде его сейчас применяют.

Я даже подумал, – может, подойти к этой женщине и попросить её сделать что-нибудь вечером одному, без этих… Но как-то не решился. Значит, придется весь час до завтрака сидеть там с ними. Стены мы уже вымыли, что будет на этот раз?

А на этот раз были только швабры – мыли пол, оказывается, каждый день, еще столы и стулья. Я не торопился на дежурство, специально оттягивал. Они уже вовсю драили, когда я появился в дверях. Я посмотрел на эту трудовую вахту, и мне расхотелось туда идти. В голове мелькнула шальная мысль – а что будет, если я прокачу дежурство и все? Мне даже стало приятно от такой наглости. Либо предложу докрасить еще один забор, имею же я право выбрать посильную работу? Могу даже нарисовать чего-нибудь, если очень надо.

Я развернулся и пошел досыпать. Завалившись в постель, я тут же заснул, правда, с легкой тревогой, но такой, не назойливой. Мне было даже интересно. В конце концов, они могут меня ставить на дежурство хоть каждую неделю. И тогда придется сторожить, чтобы я не сбежал. Тогда кто-то должен все время там быть. Эта идея мне понравилась, и больше я ни о чем не думал.

День мне опять не засчитали и назначили на следующий. Следующим днем была пятница, и я вовсе не пошел, сказав будившему меня человеку, что подвернул ногу и никак не могу.

И вот, после уроков, я опять стоял в приемной директора. Разговор был короткий – меня просто не отпустили домой на выходные. Неожиданно. Директор что-то говорил про уважение.

Когда народ погрузился в автобус и выехал из нашей «зоны отдыха», я прошелся вдоль решетчатого забора и свернул за сарай, еще поблескивающий свежей краской серо-зеленого цвета. За сараем на сваленных мешках сидел знакомый восьмиклассник. Я примостился рядом. Он косо взглянул на меня и ничего не сказал.

Земля была рыхлая, рассыпчатая. Я приметил палку, дотянулся до нее и, переломив наискось, заострившимся концом начал рисовать линии.

– Сколько человек осталось, знаешь? – спросил, чуть погодя, восьмиклассник.

– Не-а. А обычно как?

– Да, когда как… Человек десять, не больше. Тебя как зовут-то?

– Семен.

– А меня Стас. Надул Семечек, а, Семен? – и он засмеялся.

Я тоже улыбнулся, удивившись, откуда он знает.

– Да-а, наверное, не знаю. Странные они. Волчата.

– Во-во. Как будто из тюрьмы только вышли. Самое интересное, что так они не полезут. Только всей стаей.

– Я заметил. В коридоре некоторые даже глаза отводят.

– Во-во. Но ты не расслабляйся. Подляну кинут какую-нибудь. Розаня на это мастер.

Я сразу понял, о ком он. Да и как тут не понять. Розовощекая предводила команды была слишком на виду.

– Тебя поэтому домой не отпустили? – спросил Стас.

– Именно. А тебя? – впервые мне было интересно узнать, что происходит с другим человеком. И еще мне хотелось понять, почему он меня предупредил.

– Да, меня вообще не выпускают, – ответил Стас спокойно, разминая затекшие ноги.

– Как это? – удивился я.

– Да так. Штрафов много, – Стас довольно ухмыльнулся.

– И что? – такой поворот дела меня озадачил.

– И домой ни-ни.

– А что родичам говорят? – не поверил, обдумывая как мне быть с этим дежурством.

– А чего им говорить, дополнительные занятия. Я же двоечник. Типа, занимаются. На каникулы все равно отпустят, куда денутся.

Стасу, похоже, было все равно. Но мне – не очень.

– Понятно, – протянул я и замолк.

Мне стало не по себе. Это что же получается, я так месяцами могу здесь сидеть, если не закрою свои штрафные баллы? Настроение упало. Здесь я его как-то особенно чувствовал. Если раньше мне все было ровно фиолетово, то теперь меня бросало то вниз, то вверх, я только виду не подавал.

Из приятного было: Светка, полдник из оладий с джемом (почти как у деда) и то, что моя кровать стояла у окна, и я иногда мог читать при свете луны. Даже фонаря не надо. Аккуратно мне так светило на подушку. Наверное, поэтому там никто не спал, – хлипкие занавески висели, как тряпочки, ровно до половины.

Я посмотрел на Стаса. Наверное, я давно так долго ни с кем не разговаривал. Может быть, от этого чувствовал какую-то назойливость, что ли, со своей стороны. Мне не хотелось, чтобы он подумал, что я за него цепляюсь. Поэтому я постарался спросить как можно равнодушнее.

– А чем вы занимаетесь здесь в выходные?

– Да-а, кто чем, – так же прохладно и туманно ответил он, как будто почувствовал смену настроения и тоже отгородился.

Я не понял и пока отошел, чтобы все обдумать. Решил, что надо присмотреть сначала. У них уже, может быть, своя компания, решил я, и посвящать меня в свои дела они вряд ли станут, тем более вот так, сразу. Ну и плевать. Почитаю чего-нибудь.

– Ну ладно, я пошёл, – кивнул я, уходя, и он поднял руку в знак прощания.

Я оставил Стаса сидеть за сараем и направился к входу в наше гостеприимное серое здание. Ко мне сразу подскочила какая-то женщина и сказала, что нужно позвонить родителям, предупредить, что я остался. Мобильники мы сдавали в камеру хранения, для порядка, поэтому звонить приходилось оттуда.

Ячейки, как в бассейне, закрывались цифровым кодом. Четыре цифры – шкаф открыт. Можно было бы сделать по отпечаткам пальцев, но, видимо, Грум тратиться совсем не хотел, а эту рухлядь свезли с какого-нибудь древнего завода.

Я полазил в своих вещах, посмотреть, что могло бы мне пригодиться. Дверь в камеру хранения открывали два раза в день на два часа. Но сейчас выходной, и время допуска к личному имуществу сместили до обеда. Охранник маячил рядом, поглядывая на всякий случай.

Охранников у нас было два. Один – на дверях школы, другой – в здании. Он обходил этажи, крутился возле туалетов, а на его поясе болталась дубинка. Настоящая. Мне не нравился ни тот, ни другой.

Я позвонил маме, сказал, что меня оставили на дополнительные занятия, и сунул телефон обратно в сумку. Браслет тоже положил, зачем он мне тут, только лишние взгляды привлекает. Взял с собой электронную книгу, куда давно скачал Конан Дойля, Эдгара По и Пола Экманна, про то, как распознать лжеца. Услышал как-то, заинтересовался. Теперь почитаю. И свою любимую книгу – «Гражданин Галактики» Хайнлайна – я закачал дважды в разных шрифтах.

Чем раньше написана книга, тем она понятнее. Это какой-то парадокс, ведь должно быть наоборот. Поэтому и дед меня дома учил по потрепанным изданиям столетней давности, потому что не мог понять, о чем я спрашиваю. Там не так быстро перескакивала информация, как будто в рекламном ролике, чтобы быстрее забросить ее в мозг в нужную ячейку. А ты спокойно обдумывал то, что узнавал, и информация упорядочивалась. Так мне казалось, во всяком случае.

Здесь была старая библиотека, но так себе, хранилище старья. Книжки с желтыми листами рассыпались на глазах, страницы путались, а в некоторых так просто торчали огрызки. Я пока выбрал две более-менее приличные на вид, которые ещё держались крепко. Не очень интересные, просто, чтобы хоть что-то полистать. Одна – про поездку на Мадагаскар, другая – про строительство и ландшафтный дизайн. Дед приучил разглядывать старые книги, как нечто очень ценное. Может, найду что.

Близилось время обеда, и надо быстрее спрятать всё под подушку. Я ещё не до конца уяснил, насколько можно доверять здешней публике.