Читать книгу Второе пророчество - Татьяна Устименко - Страница 3

За окном непрерывно моросил мелкий нудный дождик, изредка перемежавшийся крупными, неряшливо скомканными снежинками. Нависшие над городом тучи опустились совсем низко, своими серыми, распухшими от влаги брюхами почти касаясь острого шпиля нарядной ратуши да грузно шоркая по облицованным стеклом многоэтажным небоскребам, заполонившим деловую часть старинной Вены. Но зато здесь, в тихом респектабельном квартале, словно встарь застроенном одноэтажными особнячками эпохи барокко, разыгравшаяся непогода не выглядела чем-то отталкивающим, образуя естественный симбиоз с намокшим от дождя кленовым парком. Посыпанная гравием дорожка петляла между голых стволов деревьев, уводя прочь от кованой чугунной ограды и заканчиваясь у высокого крыльца, примыкающего к ухоженному, довольно безликому зданию, сложенному из белого кирпича. Вполне приемлемое сочетание педантичной, повсеместно распространенной классики и удобных нововведений в виде пластиковых стеклопакетов да прочной металлочерепицы. Дом как дом, каких в округе уж если не сотня, то десяток-другой точно наберется. Увидишь такой в первый раз и равнодушно пройдешь мимо, даже не задержав на нем беглого взгляда. В расположенном справа архиве считали, будто бело кирпичный скромник принадлежит какой-то частной благотворительной организации, а в примостившейся по левую руку крохотной типографии полагали – в доме за оградой находится тайное представительство некоей захудалой и никому не интересной секты. Однако ни та ни другая версия не имели ничего общего с объективной действительностью, как обычно своей неправдоподобной затейливостью намного превосходящей любую, пусть самую сумасбродную выдумку…

Стоящий у окна мужчина нетерпеливо побарабанил пальцами по толстому пуленепробиваемому стеклу, сердито наблюдая за ползущей по небу тучей и мысленно желая ей напороться на одно из высоченных офисных зданий.

«Хотел бы я видеть, как лопнет твоя омерзительная, нашпигованная снегом туша,– злорадно подумал он,– и он по самые крыши завалит этот чертов город, всю эту чертову страну, не знающую, что такое настоящее тепло и солнце!» Проклинающий непогоду господин абсолютно не выносил зимнюю Вену, впрочем, как и всю Австрию, без исключения. Адольф фон Крюгер, штурмбаннфюрер СС, предпочитал солнечную Аргентину.

Герр Крюгер раздраженно опустил непроницаемые тканевые жалюзи, надежно изолировавшие его от унылого зрелища лишенных листвы кленов, и, держа спину так прямо, словно он проглотил ручку от швабры[4], хотя данное сравнение ни в коей мере не показалось бы ему оскорбительным, уселся в выдвинутое из-за письменного стола кресло. Он окинул критическим взором все окружающие его предметы: чопорные шкафы, стеллажи и тумбочки, выполненные в тяжеловесном викторианском стиле, столь милом сердцу любого педанта и зануды,– и остался доволен. Царивший в кабинете идеальный порядок немного успокоил герра штурмбаннфюрера, направляя его мысли в привычное русло жесткой дисциплины и дотошной исполнительности, свойственных лишь истинному арийцу. Со стены напротив, точно глаза в глаза, на герра Крюгера взирал его знаменитый тезка, носивший куда менее благозвучную фамилию – Шикльгрубер, которого, впрочем, весь мир знал как Адольфа Гитлера. Герр штурмбаннфюрер благоговел перед своим кумиром, в глубине души даже самому себе не осмеливаясь признаться в том, что его фамилия звучала куда благороднее и уж точно имела ничуть не меньшее право стать настолько же легендарной. Ну или почти настолько же…

Крюгер стремился походить на фюрера и в большом, и в малом. Он придерживался старомодной прически с челкой набок, прилизанной ко лбу столь плотно, что она казалась нарисованной, и ежедневно тщательно подстригал усики хорошо узнаваемой формы, боясь даже на миллиметр отступить от желаемого идеала. Не имея возможности постоянно носить форменный мундир своей дивизии, он демонстративно предпочитал костюмы военного образца, со строгими пиджаками, сильно смахивающими на китель, благо в этом сезоне стиль «милитари» снова вознесся на самый пик моды. Он обладал ярко выраженным нордическим характером, нередко проявляя ничем не обоснованную склонность к спонтанной агрессии и насилию, и, выражаясь конкретнее, являлся законченным отморозком – жестоким и беспринципным. Он происходил из семьи чистокровных арийцев, в настоящее время проживающих в Аргентине, и воспитывался в традициях нацизма, с молоком матери впитав заветы Третьего рейха: «Дело Гитлера не умрет никогда!» К тридцати семи годам герр Крюгер сделал неплохую карьеру, числясь в составе элитной дивизии «Тотенкопф»[5].

О, с какой огромной неохотой расставался штурмбаннфюрер с милой его сердцу Аргентиной, обрекая себя на хронические насморки и хрипы в горле, немедленно поразившие по прибытии в Вену привыкший к теплому климату организм. Впрочем, это было сущим пустяком по сравнению с тем, для чего герр Крюгер прибыл в столицу Австрии. Он был направлен в Вену для выполнения исключительно важной и чрезвычайно тайной миссии – он работал на будущее. Фанатично верящий, что его историческая родина, некогда побежденная и поставленная на колени, возродится и достигнет небывалого могущества, Адольф из Аргентины был чрезвычайно честолюбив, а потому и способен на все. Да ради возможности хотя бы на шаг приблизиться к величию своего кумира – Гитлера – он ни перед чем не остановится…

Адольф Гитлер, незаконнорожденный сын сапожника и крестьянки, самостоятельно взошедший на самый верх иерархической лестницы, вверг не только свою страну, но и большую часть мира в пучину войны, ставшей самой кровавой за всю историю человеческой цивилизации и унесшей миллионы жизней. Однако было бы неправильным полагать, что история заботливо выпестованной им нацистской Германии закончилась в мае тысяча девятьсот сорок пятого года, перечеркнутая красным флагом, водруженным красноармейцами над полуразрушенным куполом рейхстага. Увы, это не так… Сейчас, в году две тысячи девятом, к великому сожалению, идеи Гитлера обрели последователей и продолжают жить, сменив лишь географическое местоположение, но отнюдь не цели и сущность…

Тот пистолетный выстрел, что прогремел в подземном бункере под рейхсканцелярией и чрезвычайно удачно лег в основу хрестоматийной версии смерти Адольфа Гитлера и Евы Браун,– был ли он правдой?

Официальная, общепринятая версия самоубийства фюрера полностью устраивала правящую мировую элиту. Алчный Адольф, мечтавший установить «новый порядок» во всей Европе, но поверженный Красной армией и вступившими позднее в войну союзниками, мешал всем… Но разве, понимая всю безвыходность положения Германии к концу войны, столь хитрый стратег, как Гитлер, не позаботился бы о создании запасной базы и организации своего убедительного исчезновения? Существует версия, что первого мая тысяча девятьсот сорок пятого года на одном из участков фронта неожиданно прорвалась группа немецких танков, на огромной скорости двигавшаяся на северо-запад. В рядах колонны было замечено несколько мощных гражданских автомобилей. После прорыва эти машины сразу же покинули колонну и исчезли в неизвестном направлении. Согласно агентурным данным в этих автомобилях находились Гитлер и его приближенные.

Доказано, что экспертиза останков Гитлера и Евы Браун, найденных в обугленной яме, проводилась крайне неряшливо. Несколько лет спустя на основании ее материалов американские исследователи установили факт подлога. Основным доказательством «подлинности» обгорелых останков фюрера и его супруги служили зубные протезы и пломбы. По данным американцев, в ротовую полость останков Евы Браун советскими спецслужбами были вложены золотые мосты, изготовленные по ее заказу, но, как выяснилось позже, никогда не использованные подругой Гитлера при жизни. Похожую махинацию проделали и с черепом «самого Гитлера». Экспертиза опознания подтверждалась личным дантистом и зубным техником фюрера. Оба медика попали в руки агентов Смерша[6] и писали свои признания под их диктовку, свидетельствуя подлинность обнаруженных челюстных фрагментов. Подложные останки Гитлера и Евы Браун спешно захоронили в тайном месте под Лейпцигом сразу же по окончании «успешного» опознания обгорелых костей, а затем, в тысяча девятьсот семьдесят втором году, их выкопали и сожгли повторно, развеяв прах по ветру. Спрашивается, зачем это сделали? Не потому ли, что в те годы наука при помощи генетического анализа уже могла дать вполне точный ответ, чьи именно кости выдавались в свое время за останки Гитлера? Словом, никаких серьезных доказательств подлинности останков фюрера и его подруги, кроме протоколов и донесений смершевцев от мая сорок пятого года, не было и в помине…

Напрашивающиеся выводы слишком очевидны: мировая история подобна двуликому богу Янусу, имеющему две опровергающие друг друга стороны. Первая доступна всем и каждому, а вот вторая, тайная, открывается лишь избранным, вплотную подошедшим к постижению загадочных жизненных фактов, сокрытых в глубине веков.

Патриотические мысли, в последнее время все чаще посещавшие честолюбивого герра Крюгера, заставили его покинуть рабочее кресло и подойти к дальней стене кабинета. Сдвинув неприметную декоративную панель, за коей обнаружилась дверка стального сейфа, штурмбаннфюрер набрал шестизначный код, кроме него самого известный лишь беззаветно преданной делу рейха ассистентке. Он повернул ручку и открыл вместительное хранилище, помимо денег и документов скрывающее еще нечто, заботливо упакованное в темный пластиковый футляр с застежкой. Адольф фон Крюгер извлек футляр из сейфа, вынул из него парадный мундир темно-синего сукна и разложил на столе, стараясь не помять и обращаясь с ним предельно аккуратно. Он восхищенно провел ладонью по шелковистому материалу, чистейшему мериносу без примеси всякой плебейской синтетики, глубоко вздохнув при виде нарукавной ленточки с вышитым на ней девизом СС: «Честь моя зовется верность». Лацканы мундира украшали черные бархатные петлицы с двойными серебряными руническими молниями и четырьмя звездочками по углам – знак присвоенного воинского звания.

Темно-синий и серебряный – церемониальные цвета нынешней главной базы, тайного оплота неонацистов, именуемой Новый Швабеленд. Адольф, не принадлежавший к первому поколению покинувших Германию немцев, лишь родившийся в Аргентине, пока еще не удостоился чести попасть на главную базу, но поддерживал с ней постоянную связь. И сейчас он находился в Вене именно по заданию АНШ – Армии Нового Швабеленда. Чванливо поглаживая безупречно пошитый китель, штурмбаннфюрер ощущал, что сим нехитрым действием он приобщается к мировой истории, сейчас вершимой через него и посредством его целенаправленных усилий. Порученная ему миссия имела чрезвычайную важность для всей планеты! И кто знает, каких высот он еще сможет достичь!

Не удержавшись, фон Крюгер надел высокую офицерскую фуражку, предварительно полюбовавшись гербом, выполненным в форме распахнувшего крылья имперского орла, несущего в когтях лавровый венок. В центре венка находился полярный медведь со свастикой на спине. Крюгер надменно хмыкнул, представив себе изумление, которое постигло бы любого непосвященного, узревшего на гербе рейха белого медведя… Белый медведь! Впрочем…

– Тсс! – Мужчина заговорщицки приложил палец к губам, не доверяя даже стенам собственного офиса, ибо в этом изображении и крылась величайшая тайна Нового Швабеленда, состоявшая в том, что…

В двери кабинета вежливо постучались.

– Айн момент! – мгновенно откликнулся штурмбаннфюрер, педантично запечатывая мундир обратно в футляр и убирая его в сейф. Он пригладил челку ладонью и невозмутимо уселся в кресло, постаравшись придать себе донельзя начальственный вид:

– Входите, фрейлейн Ган!

Створка двери из натурального ореха медленно отворилась…

Шагнувшая на порог женщина обладала весьма неординарной внешностью, не только ничуть не уступающей тщательно продуманному облику своего босса, а наоборот, выгодно с ней контрастирующей, в чем, кстати, не было ничего удивительного. Как известно – противоположности притягиваются. Чистокровная австриячка, фрейлейн Ган звалась непритязательным именем Марча, на первый взгляд избитым до банальности. Но так обстояло лишь именно на первый взгляд. Благодаря своему высокому росту Марча возвышалась над герром Крюгером на целых две ладони и изначально производила впечатление дамы до крайности ленивой и даже сонной. День-деньской посиживая за установленным в приемной компьютером, белобрысая австриячка медлительно тыкала пальцем в кнопки клавиатуры или же, почти не поднимая припухших век, окаймленных светлыми, какими-то телячьими ресницами, тягуче отвечала по телефону. Она оказалась далеко не самым образцовым секретарем, но штурмбаннфюрер ценил свою ассистентку за совсем другие качества – редкостные, а возможно, и уникальные. Он отлично понимал: женщины, подобные Марче Ган, похожи на бесценные произведения искусства, ибо они существуют в единственном экземпляре и ценятся на вес золота.

Глядя на эту рослую, жилистую девицу, не блещущую ни пышным бюстом, ни тонкой талией, на ее мускулистые икры в форме бутылок, никто бы даже и не заподозрил в ней опытнейшего киллера и великолепного телохранителя по прозвищу Белая Кобра. Но, обычно апатичная ко всему на свете, в минуту опасности Марча преображалась кардинально, превращаясь в идеальное орудие убийства – гибкое, ловкое, непредсказуемое. Она в совершенстве владела смертельными приемами рукопашного боя, стреляла из всех видов оружия, фехтовала, метала ножи и, при необходимости, запросто ломала шеи внушительным мордоворотам из элитных спецвойск. А посему, имея за спиной столь непревзойденного бойца, герр Крюгер имел все основания не опасаться за сохранность своей жизни, доверяя Марче, будто самому себе. А временами – и гораздо больше.

Вторым по значимости занятием, после убийств конечно, способным без остатка завладевать вниманием Марчи Ган, был секс. Безмерно боготворя Адольфа фон Крюгера, она всецело принадлежала ему душой и телом, пользуясь любой подвернувшейся оказией, способной упрочить их и без того близкие отношения. Она питала надежду, что когда-нибудь штурмбаннфюрер сделает ей предложение руки и сердца, ну а до той вожделенной поры просто выполняла все порученные ей задания, и, нужно признать, выполняла их блестяще. Вполне удовлетворенный собачьей привязанностью этой опасной ассистентки, штурмбаннфюрер иногда допускал ее до своего тела, справедливо признавая – в постели Марча творила настоящие чудеса, доставляя ему немало удовольствия. И все-таки она была явно не в его вкусе. К счастью, виртуозно обведенная вокруг пальца, фрейлейн Ган даже и отдаленно не догадывалась о своем плачевном положении. Адольф придерживался очень мудрого правила: спишь с коброй – умей сцеживать ее яд. И пока он вполне успешно справлялся с сей щекотливой проблемой...

Хмурый взгляд герра Крюгера оценивающе скользнул по прямоугольной фигуре фрейлейн Ган, подмечая и ее демократичную юбку до середины колена, и не слишком элегантные туфли на удобном низком каблуке. Неустойчивые шпильки Марча не носила никогда, как не обладала она и броской сексуальностью, столь ценимой герром Адольфом в других женщинах. Наверное, из протеста, в его памяти сразу же всплыло сладостное видение прелестных барышень, подвизавшихся в известном стрип-баре «Три поцелуя», но усилием воли штурмбаннфюрер отогнал неуместные сейчас фантазии и встретил свою ассистентку сугубо по-деловому:

– Что у нас там?

– Почта,– четко отрапортовала дисциплинированная помощница,– под грифом «Строгая секретность». Пришла минуту назад…

– С того самого адреса? – недоверчиво приподнял бровь герр Адольф.

Марча вымуштрованно кивнула.

Фон Крюгер вздрогнул и развернул положенную перед ним компьютерную распечатку… Спустя мгновение он задумчиво откинулся на спинку кресла и жестом указал ассистентке на стул, предлагая присесть.

– Что вы знаете о России и населяющих ее дикарях, Марча?

Фрейлейн Ган приподняла припухшие веки, под которыми внезапно блеснули светло-серые водянистые, но отнюдь не пустые глаза, смотревшие цепко и испытующе. О-о-о, в некоторых вопросах Марча заметно превосходила своего не слишком-то умного патрона.

– Если в Европе алкоголь – приправа к жизни, то в России – он лекарство от нее.

Герр Крюгер еле удержался от ироничной улыбки:

– И этому вас учили в школе разведки? Хотя да, культура употребления спиртных напитков способна сказать о многом… Что-то еще?

– Как и у традиционного инструмента – балалайки, в душе простого русского мужика натянуты только три струны: патриотизм, пофигизм и алкоголизм.

– А у русских женщин, Марча? В чем состоит их слабость?

Наемница насмешливо фыркнула и склонила к плечу коротко остриженную беловолосую голову. «Адольф не разбирается в женщинах?» – это случайное открытие стало для нее чем-то новеньким. А впрочем, он ведь никогда не принадлежал к числу выдающихся интеллектуалов и не являлся мозговым центром их опасного дуэта.

– Мужчины! – категорично объявила она.– Любую женщину можно поймать на мужчину или – на мужчине...

– Похоже, тут этот номер не пройдет, хотя вариант неплох.– Герр штурмбаннфюрер недовольно постучал пальцем по листку с текстом.– Придумайте что-нибудь другое, Марча.

– Любопытство,– вслух рассмеялась фрейлейн Ган.– Все женщины любопытны словно кошки…

– Замечательно! – Герр Адольф ослабил узел галстука и позволил себе принять чуть более непринужденную позу.– Вы незаменимы, Марча. У меня возник оригинальный план. Пошлите шифрованные сообщения всем нашим агентам, операция «Ведьма» начнется завтра!

– Главная база дала сигнал? – уточнила ассистентка.

– И оперативные данные,– подтвердил фон Крюгер.

– А мы примем в этой операции непосредственное участие? – продолжала допытываться Марча, проявляя непростительную назойливость, идущую вразрез со строгой служебной субординацией, и намеренно выделяя интонацией слово «мы».

– Я – да! – подначивающе усмехнулся штурмбаннфюрер, желая узнать, какие методы воздействия способна применить его сообразительная помощница, дабы добиться желанного итога.

– Возьмите меня с собой! – жарко шепнула Марча, придвигаясь совсем близко и опуская руку на колено штурмбаннфюрера.– Я пригожусь… – Женские пальцы настойчиво ползли вверх, нахально пользуясь предоставленной им свободой…

«Каждая женщина, как и Моника Левински, мечтает подержать в руках… э-э-э, ну это самое – интимный президентский рычаг управления мировой политикой! – насмешливо подумал Адольф, наблюдая за Марчей, торопливо снимавшей юбку и колготки.– Вот оно пресловутое любопытство в действии. – Подкинутая фрейлейн Ган идея обретала кровь и плоть и уже казалась штурмбаннфюреру его собственной.– Ради удовлетворения терзающей их слабости женщины готовы на все…» – Но тут наемница уселась на стол, и, склонившись над ее распаленным желанием телом, штурмбаннфюрер временно отрешился от всех насущных деловых проблем...

Марча заслужила поощрение…