Читать книгу Другая жизнь - Татьяна Васильевна Гаврилова - Страница 9

Что можно сказать о родителях, которые ищут своего ребенка? Они убиты горем? Наверно, нет. Они полны надеждой? Тоже нет. Они умирают от страха?

Если соединить это все вместе, то и получится состояние, близкое к тому, что Ирина Андреевна и Игорь испытывали в эти дни. Убитые горем родители были полны надежд, со страхом ожидая, что с их ребенком произошло непоправимое.

После ужасного понедельника Игорь нашел в себе силы выйти на работу. Они с женой не хотели, чтобы информация просочилась в прессу. Не сейчас. Зная предысторию пропажи Лены, зная ее норовистый характер, он считал разумным повременить с вынесением их беды на люди. Но напряжение было такой силы, что каждый телефонный звонок практически подбрасывал его вверх, и рука, тянувшаяся к трубке, замирала, давая время успокоиться сердцебиению и уняться одышке. Впрочем, умом он понимал, что все эти звонки касались только его работы, но когда он поднимал трубку, то сердце стучало, голос срывался, и звонившему казалось будто к телефону спешили издалека.

Поэтому, когда под вечер жена позвонила и сказала, что Лена нашлась, в первую секунду он не поверил.

Да, да, звонили из милиции и после повторного уточнения примет – роста, цвета волос, глаз и особых отметок сомнений не осталось – Леночка. Сказали с ребенком все нормально, и можно приехать за ней завтра. Ирина Андреевна хотела срочно увидеть дочь, но только завтра с утра придет бумага с точными координатами, которую она может забрать в милиции и тогда уже ехать. Иначе ребенка ей не отдадут.

Какой она будет, эта встреча?

Об этом Ирина Андреевна вспомнила сейчас, после того как и встреча состоялась, и Лена была очень странной, а тогда, в дороге, она размышляла, как могло занести ребенка так далеко…

«Конечно, у Лены были деньги, но все-таки. И почему этот город… здесь нет даже далеких родственников, а уж тем более друзей… – думала она. – Сказали, что физически она в порядке, нужно только подтверждение мамы, поскольку девочка не хочет общаться. Потом можно забирать.»

И сейчас, находясь одна, в ожидании заключительной встречи, в ожидании, когда же ей отдадут ребенка, она так и не могла понять ситуации.

«Нет, ну почему все-таки этот город? Она же никогда не была здесь, – перекручивала у себя в голове женщина. – Интересно, почему она так реагировала?» – Ирина Андреевна не сомневалась, что эмоции дочери будут непредсказуемыми, и вряд ли она будет рада появлению матери. «Но как сильно она изменилась! Почему она молчит?»

Ирина Андреевна представляла, как они едут назад, какими станут их отношения в будущем… Она мысленно обнимала свою девочку и гладила по голове. Хотя, конечно, у нее было масса вопросов. Она опять возвращалась к началу.

Первый шок случился, когда она, приехав по указанному адресу, обнаружила, что это больница, вернее Медицинский Исследовательский Институт. Вопрос «почему ее направили сюда?» крутился в ее голове, словно заезженная пластинка, все время пока она парковала машину, проходила внутрь здания, показывая внимательному охраннику заверенную бумагу, выданную ей районным отделением милиции с адресом, загадочной аббревиатурой и номером комнаты. Еще большее недоумение вызвал этаж, на который надо было подняться… Она представляла себе это по-другому. Потом случился еще один шок – Лена вела себя так странно, что казалось, она либо не простила мать, либо не узнала ее.

И вот сейчас Ирина Андреевна сидела в одиночестве и размышляла, как быть дальше.

«Может быть позвонить Игорю и вызвать его сюда? Хотя, как это может помочь? Смягчит дочь? Еще надо разобраться, где она была!» – вдруг как-то злобно подумалось ей.

И эта злоба совершенно не соответствовала эмоциям последних дней, чувствам, которые она испытывала, когда мчала сюда на машине, радужным планам, которые строила.

«Нет, надо разобраться. Надо поговорить с доктором, а то я в этой запарке даже не спросила, почему Лена здесь, чем болеет, и где ее нашли. Все случилось так быстро».

Действительно, когда Ирина Андреевна добралась до нужной комнаты на нужном этаже ее настолько переполняли эмоции, что она не стала, да и не могла, распрашивать врача, а попросила сразу же отвести к дочери.

×××××

Лена шла по коридору, размышляя о том, что теперь делать. Говорилось о маме, к которой ее ведут эти люди в белых халатах. Может быть она зря убегала? Может эта утренняя тетка и не была ее мамой, а была какой-нибудь дальней родственницей? Поэтому она ее не помнит? Может быть, она, эта родственница, повезет ее к маме? Может быть, врачи желают ей только добра и вели ее изначально… вели ее… Она не смогла придумать куда и стала думать о маме.

Мама… с ней были связаны самые теплые переживания. Причем они, эти переживания, не оформлялись в картинки, а только в ощущения и эмоции. Она точно знала, что мама ее всегда и много целовала и обнимала, и, казалось, тело помнит мамины руки, а лицо – мамины губы… Она точно знала, что мама любила гладить ее по голове… что у мамы был тихий голос, и она много смеялась… Она чувствовала, что мама была для нее не то чтобы безопасна, мама была уютна что ли. Если мама была рядом, то она ничего не боялась, а эта женщина ее испугала. Лена так и не могла вспомнить, как выглядит ее мама, но была уверена в отсутствии хотя бы минимального сходства с этой незнакомкой…

«Моя мама была такой прекрасной… – думала она с грустью. – Моя мама…»

Их путь закончился около двери, которая резко распахнулась, и туда быстро была втиснута Лена вместе с доктором, обладающим «мягким» голосом. Державшие ее руки разжались, а дверь была моментально закрыта на ключ снаружи.

«Почему нас закрыли снаружи?» – изумилась Лена, и даже хотела спросить, но не успела, потому как доктор сказал кому-то, остававшемуся в стороне от ее взгляда.

– Ну вот и ваша дочь. Прошу … – он подтолкнул Лену немного вперед, окончательно освободив ее из своих рук.

Лена сначала очень обрадовалась. «Мама!» Она вчера и сегодня мечтала увидеть маму, она так много сделала для этого. Она бежала, убегала, пряталась, чтобы маму увидеть. Ее сердце забилось в сладостном восторге и замерло от счастья, а губы уже начали расползаться в улыбке, когда она услышала знакомый и незнакомый голос одновременно.

– Лена, что такое?

Она знала совершенно точно, что этот резкий и самоуверенный голос никогда не принадлежал ее маме, а еще она знала, что он принадлежал той незнакомой женщине, которая обнимала ее сегодня в палате. И она отшатнулась. А отшатнувшись, опять попыталась бежать к двери, да была остановлена мягко и в тоже время уверенно доктором, загородившим ей дорогу.

– Ты же слышала, что дверь закрыли снаружи. Ты не сможешь убежать. Ты сможешь выйти отсюда только со своей мамой, – и он показал глазами на самозванку.

Лена молчала.

– Давай с тобою поговорим. – сказал доктор, делая знак ее «маме» не пытаться вступать в их диалог, – Давай ты расскажешь, что не так, и что случилось с тобой, когда ты ушла из дома, где ты была все это время, и почему ты не хочешь узнавать маму.

– Она не моя мама, – прошептала Лена и заплакала.

– Лена, этого не может быть. Мы провели все анализы. Мама подтвердила, что ты – ее дочь, и у нас нет оснований не верить всему этому. Возможно, что-то произошло с твоей памятью, возможно, ты помнишь, что случилось с тобой за эти несколько дней или какой-то эпизод или несколько эпизодов, не обязательно много.

– Это не моя мама, – опять сказала Лена и закрыла лицо руками.

– Хорошо, – сказал доктор, – Тогда скажи, какая твоя мама. Расскажи нам, какие у нее волосы, глаза, в каком доме вы жили. Вспомни своего папу. У тебя был папа?

– Я не знаю. – прошептала Лена и заплакала еще горше.

У нее сложилось чувство, что доктор не поверил ни одному ее слову, а распрашивает только из вежливости перед этой яркой женщиной. Почему они хотят ее отдать этой тете и не хотят найти ее маму? Хотя как найти, если она не может вспомнить ничего о себе? Как найти?

Она плакала, плакала и почти не заметила, как к ней тихо подошла женщина и приобняла за плечи. А доктор начал говорить.

– Знаешь, мы не можем понять, что с тобой случилось, и почему у тебя пропала память, но тебе придется с этим жить и привыкнуть к тому, что ты не будешь помнить ни друзей, ни родных, Мы не знаем, что за стресс вызвал амнезию, потому что физических повреждений нет, здоровье в полной норме. Что-то приключилось с тобой, после чего психика не выдержала и дала сбой. Ты, попав сюда, проспала сутки без перерыва. Ты так крепко спала, что мы смогли сделать практически все обследования, не разбудив тебя. И только с последнего ты сбежала, но оно и не было обязательным, потому что и так все ясно. У нас нет сомнений в том, что ты – Елена Головачева, а это – твоя родная мама, которая должна увезти тебя домой. Я надеюсь ты меня понимаешь. Держать тебя в клинике нет смысла, а память… – и он на какое-то время задумался, – Она восстановится… не сразу, но восстановится обязательно, и ты все вспомнишь – и подруг, и родителей. Просто прими эту ситуацию и не надо больше убегать. Лучше жить с родителями, чем в стеклянном больничном боксе госпиталя с чужими людьми.

– Да, Леночка, – сказала тоже заплакавшая «мама» – Лариса о тебе спрашивала. Да и из школы звонят, беспокоятся… Все наладится, ребенок, все у нас будет хорошо.

И это ласковое «ребенок» прозвучало до боли знакомо и заставило ее усомниться в своей безаппеляционной уверенности. «Ребенок»… А может ей не врут? Что за смысл врать ей? Вот и эта, «не ее мама», тоже рыдает… а может, она и ее мама…